Шкатулка королевы

Глава 4. Грандиозный сюрприз

Март 1661 г. Кале. Трактир «Под знаком солнца»

– Итак, что нового слышно о наших старых друзьях? – деловито покручивая кончик уса, поинтересовался д’Эльбёф.

– О друзьях? – по выражению лица генерала было видно, что он далёк от того, чтобы причислять заговорщиков к своим друзьям, и не принял вопрос мушкетёра за шутку.

– Я имею в виду одного барона из Соединённых провинций и его английского приятеля, – ленивым жестом поправив манжету на левом рукаве, пояснил сержант.

– Да. Я понимаю, о ком вы говорите, – на минуту де Руже погрузился в размышления, сосредоточенно изучая разложенную на столе карту Кале и его окрестностей.

– Так что же? Они предприняли сколько-нибудь решительные шаги? Как по мне, то герцог де Креки и маркиз де Френ изрядно преувеличивают опасность, связанную с этими господами. После громкого фиаско в Лондоне голландцы вряд ли будут готовы так скоро предпринять серьёзные шаги. Скорее всего, они скроются в подвале какого-нибудь заброшенного сарая на окраинах Кале и затаятся, как крысы. Оттуда они будут следить за нами, тогда как мы будем заняты их поисками.

– Это вам известно наверняка?

Несмотря на значительную разницу в годах, де Руже сурово посмотрел на собеседника, будто бы перед ним был всего лишь проштрафившийся кадет, а не сержант первой роты королевских мушкетёров, чин которого в армейском полку приравнивался к капитанскому.

– Не совсем. Эти выводы я сделал из донесений моих ребят, которые ведут наблюдение за этой парочкой.

– Эти данные и выводы, сделанные на их основе, неверны, – холодно отрезал де Руже и грифелем обвёл на карте маленькую точку в бухте, справа от обозначений портовых укреплений Кале.

– Как это следует понимать? – вспыхнул д’Эльбёф. – За ними следят день и ночь! Мои люди не просто так просиживают штаны в том захудалом кабачке за портовыми складами. И доложу я вам, это далеко не самое лучшее заведение во всём городе. Там подают прокисшее вино, а на закуску – плесневелый хлеб и сухой окорок, как минимум трижды переживший собственный век!

– И тем не менее ваши выводы ошибочны, – невозмутимо повторил де Руже, аккуратно ведя пунктирную линию от точки, обозначенной им в бухте, в открытое море, а оттуда к порту Кале.

– Что это? – спросил д'Эльбёф, заинтересовано рассматривая получившуюся схему манёвра. – Чьи это планы? Ваши? Зачем они? Насколько мне известно, англичане готовят к выходу из Дувра целую эскадру во главе с флагманским кораблём «Повелитель морей», – и он принялся загибать пальцы на правой руке, – линейный корабль первого ранга, плюс два корабля второго ранга – это в качестве эскорта. А кроме военных кораблей они зафрахтовали ещё три торговых судна для перевозки приданого принцессы. Ещё пару судов в качестве почётного эскорта с нашей стороны добавить, и будет полный парад! Но, если без шуток, то я не слышал, чтобы от господина кардинала поступали какие-либо распоряжения. Что же касается адмирала…

– Вы правы, сударь! – прервал его герцог, отложив грифель в сторону. – У англичан достаточно кораблей, и дополнительное сопровождение им не понадобится. Мы не ведём сейчас открытой войны ни с кем, равно как и они.

Сказав это, де Руже скрестил руки на груди и прошёлся вдоль и поперёк по комнате.

– Эта линия показывает предполагаемый маршрут брандеров, – произнёс он после некоторого молчания, и от услышанного лицо его собеседника вытянулось в удивлении. Пожалуй, это был тот уникальный случай, когда у находчивого мушкетёра не оказалось ни одной шутки наготове.

– Да, вы правы в отношении того, что ни Вандермеер, ни лорд Эссекс так и не покидали окраины города. Видимо, они предпочли отсиживаться в том трактире, который получил столь нелестный отзыв от вас. И всё же, дорогой шевалье, дело обстоит не совсем так, как это кажется на первый взгляд.

– Что вы этим хотите сказать? Они, что же, сидя в замшелом кабачке, планируют напасть на англичан, чтобы помешать их кораблям подойти к берегам Франции?

– Да, – коротко ответил де Руже и вернулся к столу, чтобы указать ещё на одну точку на карте. – Вот здесь. В Малой гавани стоят несколько голландских шлюпов, которые были задержаны офицерами таможни. Им не разрешено принимать на борт грузы, а кроме того, им закрыт вход в гавань. Однако они вольны уйти в море, если они того пожелают, так как им не запрещено покинуть Кале.

– И всё-таки они стоят там, – медленно проговорил д'Эльбёф, осознав, наконец, в чём заключался смысл сказанного.

– Да. Причём от моих наблюдателей пришла весточка о том, что они тайком приняли на борт груз. По десять бочек на каждый из шлюпов. Что это? Бочки с солониной? Провиант для выхода в море? Или что-либо похуже? Нечто более разрушительное?

– Мерзавцы, – прошептал д'Эльбёф, сжав кулаки. – Мы должны немедленно арестовать их!

– Так мы и поступим. Но нас должна беспокоить не столько чудовищность их планов, сколько достоверность этих сведений, – проговорил Арман, потирая подбородок. – Уж больно легко всё это раскрылось. Слишком просто для такого прожжённого и ловкого интригана, как Вандермеер. К тому же ему наверняка известно в точности, какими силами располагают англичане. Лорд Суррей при всей его предусмотрительности не сумел бы скрыть масштабы приготовлений. И при всём моём уважении к королю Англии, он не только не стал скрывать планы выхода эскадры из Дувра, но, наверняка намерен провести там же и прощальную церемонию с максимальной помпезностью. Понимаете, речь идёт о долгих и дорогостоящих приготовлениях, на которые только слепой и глухой не обратили бы внимания.

Чувствуя почти неодолимое желание крушить всё вокруг себя, д’Эльбёф встал из-за стола и зашагал по комнате:

– Значит, с одной стороны у нас английская эскадра, которая при полном параде и под фанфары выходит из Дувра, а с другой – голландцы без особых ухищрений готовят диверсию, будто и не надеясь на осязаемый результат?

– Не совсем, – возразил де Руже, но пояснить свою мысль он не успел, так как в разговор вступил лейтенант д’Артаньян, до того времени хранивший суровое молчание:

– Так и что же за всем этим стоит? Говорите, герцог! Уж вы-то наверняка знаете больше того, о чём рассказали.

– И да и нет, – ответил де Руже. – Пока что я не располагаю достоверными сведениями. Это всего-навсего предположения. Я склонен считать, что вся эта затея не более, чем дымовая завеса, предназначенная для того, чтобы отвлечь внимание от других замыслов Вандермеера. А, может быть, и не только его, а кого-то другого. Того, кто обладает воображением, ещё более жестоким и изощрённым. И в то же время, нельзя исключать того, что они и в самом деле намерены нанести удар по одному из английских кораблей.

– Вот как? – сдвинув густые брови к переносице, д'Артаньян сурово смотрел в лицо генерала.

– Да, – не теряя хладнокровия, ответил тот, – пока мы будем заняты обезвреживанием брандеров и поиском заговорщиков здесь, в Кале, они успеют подготовить нечто более действенное в другом месте. Быть может, в Париже. Или даже в королевской резиденции во время проведения свадебных торжеств. Я уже известил об этом Королевский Совет. Вопрос вот в чём: насколько серьёзно мы расцениваем такую вероятность?

– Ну, скажем так, то, что эти мерзавцы не ограничатся лишь мелкими пакостями в Кале, мы предполагали ещё до отъезда посольской свиты в Лондон, – подтвердил лейтенант.

Он подошёл к столу и склонился над картой, некоторое время изучая нанесённые генералом пунктирные линии. Затем он обратил взгляд на де Руже и спросил:

– Стало быть, они могут подбросить нам соломенное пугало? А основной удар придётся на… Хм… Так Париж или Фонтенбло?

– Всё зависит от их настоящей цели, – произнёс де Руже. – Пока они стремились устроить максимальную шумиху с целью раздуть скандал и сорвать переговоры о заключении брака. Позволят они себе перейти черту или нет – вот этого я не стану предполагать без веских на то оснований. Но может статься, что их интересует нечто другое. Скажем, уничтожение чего-то. Или попытка выкрасть, но при этом сокрыв следы похищения с помощью пожара, вызванного взрывом брандера, – эти слова Арман прошептал настолько тихо, что его собеседникам могло показаться, будто бы это страшное предположение только послышалось им.

– Ясно, – вымолвил после продолжительной паузы лейтенант и выпрямился, расправляя на груди кожаные ремни и перевязь. – Итак! Каков наш план?

– Брандеры необходимо обезвредить ещё до того, как они покинут Малую гавань. Но так, чтобы Вандермеер узнал об этом как можно позже. Пусть он думает, будто бы мы клюнули на эту наживку с порохом. А нам только и останется, что наблюдать за тем, как будут развиваться события здесь, в Кале.

– А может… – в чёрных глазах д'Артаньяна блеснули огоньки, напомнившие о дьявольской хитрости гасконца. – Преподнесём небольшой сюрприз? Для всех! И для англичан, и для голландцев. А также и для горожан Кале. Пусть одни думают, что им оказан дружеский приём, а другие – будто бы их гнусные планы удались… Почти удались.

– Но, господин лейтенант, вы же не предлагаете позволить им взорвать те чёртовы брандеры прямо в гавани? Так мы рискуем потерять все корабли, стоящие на рейде! – воскликнул д'Эльбёф, впервые в жизни позволив себе усомниться в целесообразности затеи своего командира.

– Зачем же! Они выйдут из Малой гавани, уверенные в том, что трюмы набиты порохом, и попытаются взорвать их. А вот тогда-то и станет ясно, как далеко готовы зайти эти негодяи. Но вместо пороха… – на смуглом лице гасконца заиграла улыбка, и он весело подмигнул герцогу, – мы позволим им взорвать…

– Понимаю! – прервал его Арман и помахал рукой, предлагая не оглашать этот план загодя даже в их тесном кругу. – Не могу поручиться за то, что нас не подслушивают даже здесь, – пояснил он приглушённым шёпотом, – пусть ваши люди сегодня же ночью захватят причал в Малой гавани и задержат всех, кого обнаружат там. Всех до единого! Французов, англичан, испанцев, голландцев – всех под арест!

– Но это же много народу! – протянул д'Эльбёф. – А если они окажут сопротивление? Да мы получим настоящий бунт в канун прибытия кортежа принцессы!

– Нет! Бунта не будет, если ваши люди сумеют провести всё максимально быстро, а главное, вежливо, – возразил де Руже, – пусть выставят кордоны на подступах к порту со стороны Малой гавани. Это небольшой участок, и для оцепления не понадобится много людей. Привлечём городскую стражу! И одну роту пехотного полка маркиза де Полиньяка.

– Это сложно проделать незаметно. Заговорщики разгадают эти манёвры в два счёта! – упорствовал д’Эльбёф.

– Пустое! – де Руже свернул карту и сунул её в кожаную тубу. – Кто угодно скажет вам, что в канун прибытия такого количества важных особ, необходимо усилить охрану порядка и установить комендантский час. Выставление дополнительной охраны порта, набережной и улиц, ведущих к губернаторскому дворцу – вот как это будет выглядеть.

– Так-так, а под шумок они захватят те шлюпы с пороховым запасом, – потёр руки д'Артаньян. – Знаете, я даже сам возьмусь за это дело! Пора тряхнуть стариной! К тому же у меня есть свои счёты с бароном. Вандермеер, наверняка, видит меня в ночных кошмарах. Ну да и я не успел ещё забыть его прощальный подарок.

– Стало быть, мы берёмся за это дело? – подытожил д'Эльбёф. – Тогда я отправляюсь на наши квартиры. Я отдам приказ, чтобы мушкетёры были готовы к вечеру.

– К ночи, мой дорогой сержант, – поправил его де Руже. – Всё необходимо провести максимально быстро и тихо. А главное, так, чтобы у заговорщиков не оставалось времени на то, чтобы изменить свои планы. Всех, кого ваши люди встретят на причале или в шлюпах, необходимо посадить под арест там же – в Малой гавани. Никто не должен ускользнуть! Иначе они предупредят Вандермеера загодя, и все наши приготовления пойдут прахом.

– Там, кажется, есть склады, – д’Эльбёф посмотрел на карту. – Но барон… Он наверняка наблюдает за происходящим издали. Разве нет?

– Вероятно. Но что он может увидеть издали? То же, что и все: оцепление солдатами порта Кале накануне прибытия английской королевы и принцессы. Да, про аресты он узнает. Но уже будет поздно менять что-либо. Склады можно реквизировать именем короля. Я напишу приказ губернатору Кале. Он должен отрядить людей из таможенной службы порта и моряков, чтобы те заняли шлюпы и вывели их из бухты. А по прибытии англичан, – тут генерал посмотрел на д'Артаньяна и впервые улыбнулся, – вот тогда-то Франция даст салют в честь прибытия её высочества. И это салют запомнят все!

– Грандиозно, ваша светлость! Браво! Не будь всё настолько серьёзно и рискованно, то я бы заподозрил, что в вас говорит настоящий романтик, – заметил лейтенант, закручивая кончик чёрного уса.

– Отнюдь!

Ответ де Руже был слишком резок, а интонации чересчур суровы, чтобы ввести в заблуждение этого прожжённого хитреца, но д'Артаньян предпочёл не высказывать вслух то, что он думает об истинных мотивах молодого генерала.

– Итак, план ясен! Время действовать! – объявил лейтенант и уже с порога, прежде чем закрыть дверь, протянул де Руже руку для прощального пожатия:

– Поступайте сообразно ситуации, мой дорогой герцог! Кале полностью в вашем распоряжении. А мои мушкетёры сделают в Малой гавани всё, что необходимо. Его величество дал нам с вами полный карт-бланш.

Глава 5. Утро ясное

Март 1661 г. Трактир «Под знаком солнца» в Кале

После качки на шхуне, которая с риском уйти на дно ныряла в каждую встречную волну, а затем после вояжа в тряской карете, колёса которой то проваливались в глубокие рытвины, то наскакивали на камни, у Леона не проходило ощущение, что земля уходит у него из-под ног. Несмотря на долгий и крепкий сон, в голове не стихал шум волн, разбивающихся о борт корабля, и грохот колёс несущейся с адской скоростью кареты.

Ранним утром неизвестного ему дня недели нетвёрдой походкой Данжюс обнаружил себя бредущим по тёмному узкому коридору. Для надёжности он опирался рукой о стену, и то и дело, вместо грубо отёсанных досок, его пальцы касались железных дверных ручек.

Скользкие от постоянной сырости и отдающие прохладцей, они напоминали о том, что, хотя, согласно календарю, была уже вторая неделя марта, весеннее солнце ещё не успело прогреть захваченные плесенью стены старого трактира с претенциозным названием «Под знаком солнца». Выцветшая от старости вывеска с громким скрипом раскачивалась при малейшем дуновении ветра, обещая путникам уютное тепло и свет. На деле же на всех трёх этажах этого ветхого строения царил холод, и сквозняки задували сквозь щели в стенах, вот уже сотню лет не знавших штукатурки, а всюду в углах и на потолках привольно разрасталась плесень.

Прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за наглухо закрытых дверей, Леон тщетно пытался определить комнату, в которой поселились де Руже и Лауделл.

Герцог выбрал для себя и виконта, временно исполняющего обязанности его секретаря, воистину королевские хоромы в сравнении с остальными комнатами, которые сдавались в наём. Кроме двух настоящих кроватей, там был широкий стол и пара крепких на вид стульев, а в дополнение к ним несколько табуретов для ожидаемых гостей.

Данжюсу и д’Эстену пришлось довольствоваться комнатой с куда более скромной обстановкой, состоящей из одной кровати и высокого сундука, который служил ему и ящиком для багажа, и постелью. Вся роскошь их комнаты состояла в просторном угловом окне с видом на площадь перед собором и на одну из главных улиц Кале, ведущую от набережной до дворца губернатора. Д'Эстен специально выбрал эту комнату из-за окна, так как намеревался вести наблюдение за улицей, по которой должен будет проехать почётный кортеж принцессы Генриетты. Леон догадался об этом с его же слов, когда виконт отдавал распоряжения явившемуся на рассвете первого дня офицеру охраны порта. Полагая, что Данжюс крепко спит, д’Эстен и не подумал о том, чтобы говорить потише. Впрочем, лишние знания не слишком обременяли привыкшего проявлять беспечность во всём Данжюса, да и к тому же после двухдневного сна его больше всего интересовал завтрак и ознакомительная прогулка по городу.

Наскоро умывшись и надев единственную свежую перемену белья из того, что нашлось в саквояже, наспех собранном перед побегом из Лондона, Данжюс облачился в изрядно запылённый и потёртый дорожный костюм. Отправляясь на поиски герцога де Руже, он хотел предложить немедленно заняться совместными поисками решения проблемы утоления голода. А уж после, на сытый желудок можно подумать и о других насущных вопросах: об обновлении гардероба, коль скоро им придётся провести в Кале целых две недели, и об отправке поручительного письма в парижскую контору мэтра Дангре – адвоката, который вёл все финансовые дела семейства де Салюст Данжюсов и родного дяди Леона, маркиза де Сент-Амана. Пополнение кошелька, изрядно оскудевшего за время путешествия в Лондон, было особенно важным делом в свете прибытия в Кале придворной молодёжи – настоящих повес и щёголей, в компании которых спартанский образ жизни, который вёл генерал де Руже, был не в почёте. А для того, чтобы Леон мог убедительно сыграть порученную ему роль бездельника и бонвивана, даже в провинциальном Кале достаток звонкой монеты был необходимым условием. Кроме того юному графу требовалось подыскать для себя и для герцога толкового слугу до той поры, пока из Англии не вернутся их камердинеры, которые остались там вместе со всем их багажом на попечении мажордома герцога де Креки. Словом, Данжюса ждали важные и неотложные дела!

– Эй, смотри, куда прёшь!

Грубый оклик и тычок в плечо нисколько и не оскорбили его, но и не обрадовали. Это убедило Данжюса в том, что небрежно наброшенный на плечи дорожный камзол выглядел настолько поношенным, что со спины никто не признал бы в нём дворянина, который не обязан уступать дорогу никому, кроме самого короля и принцев крови.

Обернувшись, Данжюс безо всякой злобы посмотрел в лицо невежды, который упал бы, если бы не успел прислониться к дверному косяку, и сонно взирал на мир из-под полуприкрытых век. Он уже задремал в ожидании, когда случайно оказавшийся у него на пути человек пропустит его, и, судя по размеренному дыханию, самостоятельно разойтись в узком коридоре с шедшим ему навстречу Данжюсом он был не в состоянии. Да и вообще, стоило лишь повнимательнее присмотреться к тому, как этот молодец едва держался на ногах, то вывод напрашивался сам собой: он был мертвецки пьян!

– Сударь, – одного вежливого слова было достаточно, и Леон благоразумно отступил, уступая дорогу, чтобы не начинать утро со ссоры с незнакомцем, к тому же изрядно выпившим.

Однако же, тот не спешил продолжить свой путь.

– Провалиться мне на месте! – воскликнул он, подавшись вперёд и выдохнув на Леона облачко крепкого амбре, и сделал неуклюжую попытку выпрямиться.

Неплотно запертая дверь, на которую он опирался, поддалась напору. Жалобный скрип ржавых петель не предвещал ничего хорошего. Страх оконфузиться в компании с пьяным невеждой заставил Леона окончательно стряхнуть с себя сон. Он действовал с молниеносной быстротой: схватил утреннего бузотёра за плечо и притянул к себе. Свободной рукой он хотел закрыть наполовину открытую дверь, когда в свете утреннего солнца успел разглядеть лицо незнакомца.

– Эффиа? Что вы здесь делаете?

Встреча с другом обрадовала Леона, но всё же ему пришлось отвернуться, чтобы вдохнуть свежего воздуха, чистого от винных паров.

– Данжюс! Вы-то какими судьбами здесь оказались? Только не говорите, что король Карл отказался выдать свою сестру замуж за нашего герцога! Ведь посольство герцога де Креки не вернулось с пустыми руками?! – приступ икоты помешал маркизу озвучить вертевшуюся у него на языке неприличную шутку о почтенном дипломате.

Леон поспешно отодвинул его подальше от двери, за которой уже были слышны шаркающие шаги и недовольная брань.

– Где ваша комната, Антуан? – шёпотом спросил он, торопясь увести разомлевшего д’Эффиа подальше от двери разбуженного их вознёй постояльца.

– Если бы я мог… – протянул маркиз, икнул и уткнулся лицом в воротник рубашки Данжюса. – Если бы…

– Господин маркиз! Это вы? Ну наконец-то! – послышался взволнованный голос из комнаты, в которую д’Эффиа едва не ввалился.

В следующий миг в дверном проёме показалась мужская голова со всклоченной шевелюрой на макушке:

– Сюда! Входите в комнату, милостивый сударь, пока вы не переполошили весь трактир.

Леон провёл, а точнее, подтащил маркиза к двери и втолкнул его вовнутрь, после чего и сам вошёл в небольшую, но довольно светлую комнату, всё свободное пространство которой занимали сундуки, ящики и дорожные кофры.

– Куда вы меня привели? Это же мой гардероб! – возмутился д’Эффиа, и тут же умолк, с удивлением глядя на молодую особу, которая второпях собирала в пучок волосы, прежде чем спрятать их под широким белым чепцом.

– А вот тебя я помню, – проговорил Антуан и, повернувшись к Данжюсу, хихикнул, снова дохнув ему в лицо винными парами, – а я-то никак не мог вспомнить, где же я оставил её.

– Да здесь же и оставили, сударь, – холодно ответила молодая особа, без посторонней помощи ловко управляясь со шнуровкой на корсаже платья, – вы сказали, что вам не хватило вина, и ушли.

– Хм, значит, и правда, не хватило, – как будто соглашаясь с ней, кивнул д’Эффиа. – А я заплатил тебе?

– Вы отдали ей пару серебряных монет ещё внизу, прежде чем привести сюда, ваше сиятельство, – строгим тоном напомнил ему камердинер и надменным жестом красноречиво указал ночной гостье на дверь, – а вот отчего это вашей милости вздумалось пожаловать сюда, вместо того, чтобы вернуться к себе в комнату – этого я знать не могу.

– М-да, – ещё раз кивнул Эффиа. – И я не могу. Ладно. Проводи красотку вниз и заплати ей ещё столько же. И чтобы никому… – он помахал руками по сторонам, стремясь пояснить свой приказ.

Неприличная для человека из высшего света пьяная речь и икота не смутили ночную гостью, но и не обрадовали. Она резко подняла с пола шерстяную накидку, набросила её на плечи и, горделиво вздёрнув остренький подбородок, с достоинством светской куртизанки прошла к двери. Камердинер и не собирался останавливать её, но д’Эффиа строго посмотрел на него и указал на стол, на краю которого сиротливо лежал тощий кошелёк.

– Заплати! – коротко приказал он слуге, а сам пошатываясь протиснулся между сундуками к приоткрытой двери и вышел в смежную комнату.

Остановившись на пороге, Данжюс с улыбкой посмотрел на то, как Антуан с протяжным вздохом свалился на постель и тут же уткнулся лицом в смятую подушку.

Когда дверь гардеробной захлопнулась за спиной у ночной гостьи, д’Эффиа приподнялся на локте и крикнул камердинеру:

– Принеси нам поесть, что ли! И бутылочку вина захвати!

– Куда вам ещё вина! – недовольно проворчал тот.

– А это дело! Несите-ка сразу и вино, и завтрак, любезный! – подсказал ему Данжюс и вошёл в комнату д’Эффиа.

Осмотревшись, он сел на табурет, стоящий у окна, сквозь мутное стекло которого пробивались лучи утреннего солнца.

– Я чертовски голоден! Аж нутро жжёт, – заговорил д’Эффиа. – А ещё меня напоили каким-то дурным пойлом, от которого голова кружится, а в ушах такой звон, точно ударили в набат со всех колоколен.

– Я вас очень понимаю, дружище! – с сочувствием кивнул Данжюс, которого не перестало мутить после перенесённой им морской качки.

В дверь нерешительно поскреблись.

Д«Эффиа оторвался от подушки, поднял голову и выкрикнул:

– Войдите!

На пороге возник камердинер, и не один. Позади него стоял трактирный слуга, в руках у которого была огромная корзина с несколькими бутылками вина, большой головой сыра, ветчиной и булочками, которые источали аромат корицы и топлёного масла. Быстро расчистив стол в центре комнаты, камердинер повесил на спинку стула плащ и шляпу, задвинул под кровать нуждающиеся в чистке сапоги с потускневшей позолотой на пряжках и шпорах.

– Через полчаса загляни ещё раз, милейший! – скомандовал он слуге. – Принесёшь тех мочёных яблок, которыми так хвалится хозяйка трактира, и груши в меду. Может быть, господа соизволят пожелать ещё чего-нибудь к завтраку – окорока или жаркого?

Не привыкший к столь обильным заказам в столь ранний час, слуга с сомнением посмотрел на молодых людей, один из которых занимал табурет возле окна, а второй – разворошённую постель. Оба выглядели неважно, как после изрядной попойки, но были одеты гораздо приличнее и дороже, нежели обычные постояльцы этого скромного заведения. И всё же намётанный глаз кухонного слуги не разглядел в сухощавых юнцах, далеко не богатырского сложения ничего такого, что подтвердило бы наличие столь непомерного аппетита.

Выпроводив удивлённо пялящегося на молодых господ слугу за дверь, камердинер сам расставил принесённую снедь на столе, пока д’Эффиа старательно протирал сонные глаза, пытаясь прийти в себя.