Шкатулка королевы

– Столь суровые меры предосторожности для переписки с простым пажом! – не удержался от ремарки дю Плесси-Бельер.

– То-то и оно! Но слухи о том, что Рене Гонди был не простым пажом королевы, время от времени всплывают из небытия, – тут Мазарини иронично подмигнул озадаченному собеседнику, – я не склонен доверять им, и всё же…

– И всё же? – Франсуа-Анри смотрел в глаза кардинала, взгляд которого прояснился настолько, что можно было обмануться, предположив, что ему стало значительно лучше.

– И всё же, – тихо произнёс кардинал, – велика вероятность того, что всего одна неосторожная фраза в письме Марии Медичи или Рене Гонди к ней может скомпрометировать одного, а то и сразу трёх европейских государей.

– Это слишком серьёзно! Неужели она могла быть настолько…

Франсуа-Анри не договорил до конца, но Мазарини, поняв его мысль, утвердительно кивнул и прошептал:

– Любовь способна ослепить и лишить рассудка даже самых достойных из нас. А Мария Медичи отличалась импульсивностью и безрассудством. Какими могут быть письма, которые она писала человеку, которому всецело доверяла и кого, возможно, любила? Любила она Гонди, как друга или более того, гадать не стану, – кардинал развёл руками в неопределённом жесте, который мог подразумевать самый широкий спектр предположений.

– Но разве она не опасалась, что её письма могли перехватить шпионы? Ведь у неё было предостаточно врагов!

– В том-то и дело, что все письма доставляли ей в шкатулке с секретным замком. И хранили их в двух таких же шкатулках!

– Подумать только… Ни Ришелье, ни король ничего не знали об этой истории! – невольно восхитился Франсуа-Анри.

– Даже я ничего не знал об этом, – карие глаза Мазарини хитро блеснули, – Рене Гонди написал завещание, указав меня в качестве наследника одной из тех шкатулок. Незадолго до своей смерти он послал её мне. Поломав голову над шифром, я наконец получил ключ к разгадке и для другой посылки, которую я получил от поверенного семейства Гонди, – кардинал указал на небольшой ящик на столе у изголовья постели, – это личные бумаги Рене Гонди. Среди них – дневник. Из его записей я и узнал о тайной переписке с Марией Медичи, а также о существовании архива, разделённого на две части. Одну из шкатулок с письмами вместе с аметистовым перстнем королева передала на хранение младшей дочери Генриетте-Марии, которая стала королевой Англии. Возможно, что она привезёт эту шкатулку с собой, когда прибудет во Францию на свадьбу своей дочери с герцогом Орлеанским. Это более чем вероятно, на мой взгляд. Вторая шкатулка затерялась в одном из поместий, принадлежавших семье Гонди. Вы должны отыскать обе эти шкатулки. Сожгите их! Уничтожьте! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы хотя бы одно письмо из этой переписки попало в неверные руки! Ни один из трёх монархов, которые являются внуками королевы Марии Медичи, не должен оказаться во власти шантажиста. Я настоятельно не желаю, чтобы Людовик получил этот архив и воспользовался им. Это навредит всем. Катастрофа будет неизбежной, а её последствия навредят и самому Людовику.

В комнате повисло тягостное молчание. Пока дю Плесси-Бельер переваривал услышанное, кардинал закрыл глаза и погрузился в размышления. Казалось, будто бы он уснул, но вдруг его плечи вздрогнули, он приподнял дрожащую руку и заговорил:

– Я хочу, чтобы вы поклялись мне, маршал! Вы должны дать слово, что вы приложите все силы для того, чтобы отыскать и уничтожить весь архив Марии Медичи.

– Я клянусь, – твёрдо пообещал Франсуа-Анри, не дав никаких других заверений.

И снова воцарилось продолжительное молчание.

Как это ни странно, но несмотря на то, что все окна были заперты и завешаны плотными гардинами, в комнате кардинала не было душно. Проведя там более получаса, Франсуа-Анри так и не почувствовал удушливых запахов лекарств или самой болезни. Он даже перестал осознавать, что находился рядом с человеком, чьи дни уже сочтены.

И в то же время ощущалось незримое присутствие границы между жизнью и смертью, которую видел перед собой кардинал. Это сквозило в его словах и особенно во взглядах, которые он обращал к нему время от времени, пока оба хранили молчание. А кроме того, маркиз чувствовал скрытую силу и превосходство, с которым Мазарини смотрел в будущее. Как будто кардинал был уверен в том, что и после его смерти всё будет происходить так, как он планировал задолго до того. Может быть, в том-то и было дело – он знал наперёд, что успел предпринять все необходимые шаги, чтобы повлиять на исход событий, которые произойдут в отдалённом будущем?

– Плесси-Бельер! Вы ещё здесь? – тихо позвал Мазарини после очередной затянувшейся паузы.

– Да, Монсеньор! – откликнулся Франсуа-Анри.

– И, значит, вы готовы принять моё второе поручение к вам? – кардинал пошарил рукой по одеялу, словно искал что-то.

– Я готов, Монсеньор!

– Это хорошо. Дело о шкатулках, оно хоть и является крайне деликатным и важным, не потребует от вас много времени и сил. Вы справитесь. А если вы примете моё второе поручение, то вам помогут. Понимаете ли, эти два моих поручения взаимосвязаны.

– Понимаю, – этот ответ Франсуа-Анри дал машинально, тогда как на самом деле он не видел никакой связи между секретным поручением отыскать, а точнее, выкрасть шкатулки, в которых хранится архив с письмами почившей королевы, и чем-либо ещё.

– Нет. Пока что вы озадачены и спрашиваете себя: а что ещё потребует от вас неугомонный старик? – усмехнулся кардинал. – Но, несмотря ни на что, вы дали мне слово, и я высоко ценю это. Вы всегда поступали сообразно моим советам, маркиз, и я знаю, что причиной такой лояльности была ваша преданность королю. Поверьте, я также сильно люблю Его величество. Для меня он не только король Франции, он – мой крестник. И будьте уверены, маркиз, у меня и в мыслях нет поручить вам что-то, что могло бы навредить Людовику.

– Я всецело уверен в этом, – глухо проговорил Франсуа-Анри, отчасти досадуя на то, что откровенность кардинала задела его.

– Позвоните в колокольчик! – потребовал Мазарини и слабым жестом приподнял руку, указав на серебряный колокольчик. – Да, вот этот! Он маленький, но самый звонкий.

На зов явился всё тот же слуга, который встретил Франсуа-Анри возле садовой калитки.

– Витторио! Подойди ко мне, – кардинал заговорил на языке, который своим напевным звучанием напомнил маркизу хорошо знакомые ему ломбардский и савойский диалекты итальянского.

– Этот человек – маршал дю Плесси-Бельер, – Мазарини указал на Франсуа-Анри, и тот заметил, как в глазах слуги мелькнул интерес к его персоне, – я передаю ему все дела в Тайном совете. Ты знаешь, кому ты должен сообщить о принятом мною решении. Теперь все мои клиенты должны выказать уважение маршалу. Он станет новым патроном после меня. Такова моя воля, Витторио!

– Но как же молодой синьор Фелипе?

Протест, прозвучавший в этом коротком восклицании, заставил Франсуа-Анри насторожиться, однако Мазарини остался непреклонен. Он многозначительно посмотрел в глаза слуги и с той же твёрдостью повторил сказанное:

– Такова моя воля! Что касается Фелипе, то он слишком юн. И он предпочёл оставаться таковым. А нам нужен человек, готовый вершить дела. И, Витторио! Перед тобой сын Жака де Руже.

– Но это не герцог де Руже! Он не старший сын маршала!

– Да, он – маркиз, а не герцог. Но он – маршал! – отметая все возражения, кардинал нетерпеливо взмахнул рукой. – Он служил королю под моим патронажем. После меня новым патроном будет он. Я так решил, Витторио. Передай это всем! Моё кольцо будет принадлежать ему.

Мазарини взглянул на дю Плесси-Бельера. Было очевидно, что, даже поняв их разговор, маркиз лишь отчасти догадывался, о чём шла речь. Протянув к нему руку, кардинал снова заговорил по-французски:

– Примите от меня эту печатку.

Трясущейся рукой он снял с безымянного пальца правой руки кольцо, и свет горящей свечи блеснул в отражении печатки с выгравированным на ней изображением трёх бегущих ног.

– С этой минуты мой перстень принадлежит вам, а с ним и решающий голос в Тайном совете. Вы наверняка догадывались о том, что большинство сведений я получаю не от моих шпионов из канцелярии и не через парижскую полицию. А, может быть, вы догадались и о том, кто и как выполняет мои поручения.

– Да, – Франсуа-Анри кивнул ему в знак того, что понял смысл происходящего.

Ему было известно, что все бывшие маркитанты и отставные ветераны Пьемонтского полка, которым вплоть до своей гибели в битве под Кремоной командовал его отец, на самом деле были тесно связаны с куда более сложной и серьёзной организацией. Все те люди выполняли разного рода поручения, исходившие от кого-то, кто всегда оставался в тени. Кроме того, они наблюдали за тем, что происходило в Париже и во Франции, а также в итальянских княжествах и за их пределами, и по первому же требованию доставляли маркизу важные сведения. Но делали они это отнюдь не из личного расположения к нему и не в память о его погибшем отце, маршале де Руже. Все те люди подчинялись человеку, в руках у которого была неограниченная власть во Франции и далеко за её пределами, тому, кто был неизвестен за пределами тесного круга посвящённых лиц и возглавлял так называемый Тайный совет.

– Теперь вы примете все мои дела, – прошептал Мазарини. – Я присматривался к вам ещё задолго до того, как вы попали в свиту короля. Ваше назначение маршалом двора было испытанием для вас. Я хотел увидеть, каков вы в деле. Вы понимаете?

– Я догадывался, – неуверенно ответил Франсуа-Анри.

Да и мог ли он быть уверенным в чём-либо происходящем в его жизни, если только что узнал о том, что его покойный отец состоял в Тайном совете, о чём не ведал ни он, ни его старший брат Арман, унаследовавший титул герцога де Руже?

– Я знаю, о чём вы сейчас думаете, – свистящий шёпот был сигналом приближающегося приступа кашля, и Мазарини поднял руку, указывая на стакан. – Витторио, принеси мне моё лекарство! Мне нужен мой отвар.

Мысленно сжавшись в ожидании нестерпимого для его слуха сухого кашля, который, должно быть, до крови раздирал лёгкие кардинала, дю Плесси-Бельер посмотрел в другую сторону, чтобы его взгляд не выдал жалость и одолевающее его желание поскорее удалиться. Но стоило слуге скрыться за дверью, как он услышал голос Мазарини, заговорившего с ним неожиданно громко и внятно, будто никакого приступа не было и в помине:

– Я поручил вам две важные миссии, маркиз. И, согласившись выполнить их, вы подтвердили, что достойны помощи, которую в моих силах оказать вам. Это и есть наследство, которое я решил оставить именно вам. Но у меня есть одно условие. Точнее, ещё одна просьба. Мольба, если хотите!

– Монсеньор! Вам стоит лишь сказать!

В порыве чувств маркиз вскочил со стула, чтобы преклонить колено, но властным движением руки Мазарини остановил его:

– Я знаю. Знаю обо всём. Но вернёмся к делу, мой дорогой. Это касается семьи. Я позаботился о будущем Филиппа-Жюля, моего единственного племянника. Я оставил ему солидное наследство вместе с титулом герцога де Невера и чином капитан-лейтенанта роты королевских мушкетеров, которые я выхлопотал у короля. Я успел выдать замуж всех племянниц, выделив для каждой из них дополнительную сумму сверх приданного, которое было оговорено их брачными контрактами. И эти суммы удвоятся, поскольку сегодня Его величество объявил об отказе принять от меня два миллиона ливров в качестве наследства.

Так вот что имел в виду Людовик, когда заявил королеве-матери о том, что уже принял решение!

Дю Плесси-Бельер посмотрел на дверь в приёмную, а потом на кардинала.

Морщинки над переносицей и поперечные бороздки на лбу у Мазарини стали ещё глубже, а во взгляде блестящих карих глаз сквозила невыразимая тоска.

– Я был для них больше, чем дядя. Все они дороги мне, как родные дети. К сожалению, скоро они совсем осиротеют. Конечно же, я сумел обеспечить их так, чтобы они были независимы и не страдали от жизненных невзгод. И всё же я прошу вас, дю Плесси-Бельер, оказать им протекцию. Когда вы будете заправлять всеми делами Тайного совета и будете утверждать все его решения, я прошу вас об этой услуге. Я прошу присмотреть за моей семьёй. И помочь, если кому-то из них потребуется поддержка.

– Непременно, Монсеньор! – без раздумий ответил Франсуа-Анри.

– Король милостив, – не позволяя прерывать себя, продолжал кардинал, – и я знаю, что в глубине души он всё ещё любит её. Но ни он, и никто вообще в нашем бренном мире не властен ни над обстоятельствами, ни тем более над временем. Может случиться, что даже любви и дружеского расположения Людовика окажется недостаточно. Вы понимаете, о ком я говорю?

– Понимаю, – проговорил Франсуа-Анри, чувствуя, как у него загорелось лицо при упоминании о графине де Суассон.

– Вы не должны открываться ей. Помните, теперь вы решаете дела Тайного совета. Это не позволяет вам иметь личную связь с кем-либо из тех, кто находится под вашим покровительством, – в глазах Мазарини сверкнули стальные молнии. – В своё время мне тоже пришлось отказаться от личной привязанности. Поверьте, на пороге вечности я могу, не кривя душой, признаться в этом.

– Да, – выдавил из себя Франсуа-Анри, строя догадки, что мог знать кардинал о чувствах, которые он прятал глубоко в сердце.

– Вы прекрасно зарекомендовали себя в амплуа покорителя женских сердец. Играйте эту роль и впредь. За столь ярким фасадом ваши недруги не сумеют разглядеть главного. Поэтому у них и не будет возможности нанести вам чувствительный удар. Поверьте, власть всегда сопряжена с опасностью, и мы должны неукоснительно следовать всем правилам и исполнять все возложенные на нас обязательства. Вы пришли ко мне свободным человеком, а уйдёте наделённым огромной властью. Вы найдёте новых союзников, но вместе с тем обретёте и немало врагов.

– Да. Я понимаю, – опустив голову, прошептал Франсуа-Анри.

– Ни ваши нынешние враги, ни те, которые появятся у вас в будущем, не должны узнать о моей просьбе. Вы слышите? Никто и никогда не должен узнать, как дорога вам моя племянница! Вы не должны выдать себя никому, и тем более ей!

– Но я не… – вспыхнул Франсуа-Анри в попытке опровергнуть это утверждение, но Мазарини качнул головой и поднял руку.

– Нет, не пытайтесь отрицать этого! Не лгите! Ни мне, ни себе. То, что повсюду открыто сплетничают о ваших многочисленных любовных победах, не отменяет те настоящие чувства, которые вы скрываете в своём сердце. И мне о них известно!

– Монсеньор! – в комнату вошёл Витторио.

Он принёс поднос со стаканом воды и маленькой склянкой с лекарством. Мазарини коротким жестом приказал поставить всё на стол и протянул руку к дю Плесси-Бельеру.

– Теперь прощайте, мой дорогой маркиз. Вы – достойный сын вашего отца, верный друг и защитник короля. Я прощаюсь с вами, будучи в вас абсолютно уверенным. Будьте хорошим патроном в Тайном совете и негласным опекуном моей семьи. Это всё. Эти два поручения и мою просьбу я оставляю вам в качестве наследства. Распорядитесь вашей новой властью с умом. И по сердцу.

Чувствуя себя в глубоком замешательстве от услышанного, Франсуа-Анри склонился к протянутой к нему высохшей руке и поцеловал аметист на пастырском перстне.

– Я исполню всё, что вы поручили мне, Монсеньор. Я даю вам моё слово чести. Отныне это будет делом всей моей жизни!

– Прежде всего оставайтесь верным другом и слугой короля, – напутствовал его Мазарини и уже напоследок ещё раз поднял вверх руку со словами просьбы:

– И не забудьте о тех, кого я оставляю под вашей протекцией!

– Да, Монсеньор! Я не забуду о них!

Франсуа-Анри смотрел Мазарини прямо в глаза, видя в них ту же ясность и силу ума, которые горели в его взоре и до болезни.

– Ступайте! Витторио проводит вас. Вы встретите короля на парадном крыльце у кареты. И, Плесси-Бельер! Прежде чем вы уйдёте, я хочу, чтобы вы ещё раз повторили вашу клятву в том, что вы сохраните в тайне всё, что вы услышали от меня.

– Я даю вам моё слово, Ваше высокопреосвященство, – твёрдо пообещал маркиз.

Чувствуя на себе испытующий взгляд, он крепко сжал эфес шпаги и обернулся в сторону ожидающего его у двери слуги.

– Это всё, что я хотел сказать вам, мой дорогой маркиз, – Мазарини с улыбкой удовлетворения кивнул ему. – А теперь Витторио проводит вас. После моей смерти вы будете его новым патроном. Служба у вас станет делом всей его жизни. Так, Вито?

– Да, Монсеньор, это так! Служить моему патрону – дело чести и жизни, – дрогнувшим от волнения голосом отозвался Витторио, а его и без того смуглое лицо потемнело, сделавшись похожим на бронзовую маску.

Молниеносным движением руки он обнажил спрятанный за отворотом камзола клинок и поклонился дю Плесси-Бельеру, не отводя глаз от его лица, демонстрируя, что он безоговорочно принял его в качестве своего нового патрона и главы Тайного совета.

Глава 1. Возвращение во Францию

Март 1661 г. Гавр

Любое путешествие рано или поздно приводит путников к цели, и как бы ни хотелось оттянуть наступление этого момента, но якорь брошен, и сквозь туман на рассвете призывно мерцают огни портового города, и нет пути назад: невозможно повернуть вспять ни время, ни пройденный путь, ни беспокойную судьбу.

– Прибыли! – выкрикнул один из матросов по-французски.

Но де Руже, стоявший на навесной палубе на носу корабля, и без того уже увидел показавшиеся на горизонте огни порта.

– Якорь лёг!

Вот так. Теперь всё окончательно и бесповоротно – вот они и достигли французского берега. Для Армана это означало, что всё произошедшее между ним и Генриеттой, навсегда осталось по ту сторону пролива.

– Мы дома! – воскликнул с радостным облегчением Данжюс и указал на матросов, спускающих верёвочную лестницу для подъёма на борт корабля офицера королевской таможни. – Мы снова во Франции! Глазам своим не верю!

– И я тоже, – проговорил Арман, всё ещё погружённый в свои мысли.

Он не хотел, да и не был готов ещё отпустить воспоминания о коротком свидании с Генриеттой в саду Уайтхолла перед тем, как под покровом ночи он и его ординарец тайно покинули Лондон.

– Лейтенант Удаль, таможенная служба Его величества! – отрапортовал офицер после того, как он и сопровождающие его четыре охранника поднялись на борт.

– Капитан Фаулз, – не вынимая изо рта трубки, представился капитан, – добро пожаловать на борт моей посудины, господа! Я к вашим услугам!

Он приблизился к лейтенанту нарочито небрежной походкой. Весь его облик и тон речи свидетельствовали о том, что он всего-навсего моряк, командующий судёнышком, которое перевозит товары и пассажиров.

Однако от зорких глаз офицера таможни не укрылись ни военная выправка боцмана, наблюдающего за происходящим из-за плеча капитана, ни цепкий взгляд самого Фаулза, который явно оценивал возможность пришвартовать судно. И только ли с целью разгрузки?

– Эти господа – ваши пассажиры? – лейтенант вопросительно кивнул в сторону де Руже и Данжюса.

– Точно так, сударь, – без видимого почтения к незнакомым ему людям подтвердил Фаулз, перекатывая за щекой солидный кусок жевательного табаку.

– С кем имею честь, господа? – Удаль обратился к де Руже формально и вежливо, как обычно говорил с любым пассажиром прибывшего в порт иностранного судна.

Позволив себе тихий выдох, прежде чем ответить ему, Арман подумал о несомненной пользе путешествий инкогнито: можно не соблюдать условностей и правил, связанных с его титулом и положением. Вся процедура встречи с властями Гавра была сведена к формальному ознакомлению с его документами.

– Вот наши рекомендательные письма, – де Руже протянул Удалю сложенный втрое и перевязанный бечёвкой пергамент вместе с подорожными листами, которые были выписаны на вымышленные имена для него и Данжюса.

– Граф де Маньэглиз, – прочитал Удаль. – Это вы, сударь?

Пристальный взгляд, обращённый на него, ничуть не смутил Армана. Напротив, его охватило радостное нетерпение и желание поскорее спуститься в шлюпку и высадиться на берег, даже если ему придётся самому налечь на вёсла. Ещё несколько минут, и всё пережитое в Лондоне навсегда останется позади и, подобно силуэту корабля, стоящего на рейде, растворится в утреннем тумане! Впереди, помимо обязанностей, связанных со службой, его ждала возложенная на него Карлом миссия. И никогда больше не будет в его жизни ничего личного!

– А этот господин? – Удаль мельком взглянул на беспокойно переминающегося с ноги на ногу Данжюса и прочитал вслух имя, вписанное в документе:

– Виконт де Сенневиль. Это он и есть?

– Да, это я! – радостно откликнулся на своё новое имя Данжюс, которому также не терпелось покинуть палубу раскачивающейся на волнах шхуны и высадиться на берег, чтобы вновь почувствовать земную твердь под ногами.

– Так, – Удаль вернул документы де Руже и, указав на пассажиров, отдал приказ своей охране:

– Помогите этим господам спуститься в шлюпку и доставьте их на берег!

– И я, сударь! Возьмите с собой и меня! – послышался голос Лауделла, который замешкался в каюте, собирая свой нехитрый багаж. – Возьмите и меня на берег, сударь! Граф! – он обратился к де Руже по титулу, который случайно услышал всего за минуту до того. – Месье де Маньэглиз, подождите! А то я чуть было не застрял на этой посудине.

– Это ещё кто? – вместо того, чтобы справиться у молодого человека, внешний вид которого вполне свидетельствовал о том, что он состоит на службе у графа, только что предоставившего ему свои документы, Удаль с упрёком обратился к де Руже:

– Меня предупредили о прибытии двух пассажиров: вас и виконта. Кто этот человек? Он тоже путешествует с вами?

– Я нанял его на службу в Англии. Это мой секретарь, – ответил генерал и строго посмотрел на Лауделла. – Впредь не опаздывайте, сударь!

– Имя? – сухо поинтересовался лейтенант, глядя на виконта. – У вас есть при себе подорожный лист и рекомендательные письма?

– Да. А как же! От моего прежнего господина. От лорда Суррея, – суетливо похлопывая себя по бокам, ответил Роули и вытащил из-за обшлага рукава сложенный втрое лист бумаги. – А вот же он, чертяка! Всё время забываю, куда его прячу. Вот же он! Взгляните, сударь! Тут всё написано честь по чести. Всё, как полагается.

Не обращая внимания на суету англичанина, лейтенант стал внимательно вчитываться в рекомендательное письмо, в котором на английском, испанском и французском языках были подробно описаны его внешность, род занятий и занимаемое положение в обществе. На суровом лице Удаля промелькнула усмешка не то сомнения, не то иронии. От взгляда де Руже не укрылось и то, что лейтенант дважды пробежал глазами по тексту документа, будто старательно заучивая его содержание наизусть.

– Возьмите, – проговорил он, возвращая бумаги Лауделлу, и повернулся к де Руже. – Странно! Весьма! Но у меня есть приказ во всём содействовать вашей милости. Если вы готовы поручиться за этого человека, то вашего слова мне будет достаточно.

– Естественно, я ручаюсь за моего секретаря! – заявил де Руже, глядя ему прямо в лицо. – И если у вас более нет вопросов ко мне, сударь, то не будет ли вам угодно отдать приказ переправить нас вместе с багажом на берег?

– Да! Сию же минуту!

Удаль отошёл к сопровождающей его охране и отдал приказ доставить трёх пассажиров, на которых он указал взмахом руки, а также и весь их багаж на берег. После этого он отсалютовал де Руже шляпой и вернулся к капитану шхуны.

– Теперь займёмся вашим грузом и остальными пассажирами, сударь. Есть ли на борту кто-либо ещё, кроме вас и команды?

Уже спускаясь по верёвочной лесенке в шлюпку, Арман услышал, как капитан Фаулз сетовал на непогоду, ураганные ветры и шторм, которые застигли их во время перехода через пролив, тогда как оставшиеся на судне охранники таможни выкрикивали что-то из трюма корабля. Таможенный досмотр и оплата пошлин за ввозимый груз не интересовали генерала, но ему показалось странным то обстоятельство, что его и Данжюса отправили во Францию с поддельными документами, да ещё и на торговом судне, словно они были опасными беглецами, которых преследуют английские власти!

У пристани стоял неказистый экипаж, запряжённый парой гнедых лошадок. Если бы их масть и стать описывал известный при дворе остряк маркиз де Лозен, то он наверняка упомянул бы имя Росинанта – легендарного скакуна славного идальго, героя всем известного испанского романа о Дон Кихоте.

– Это они нас ждут? – с сомнением в голосе спросил Данжюс и взглядом, полным недоумения, осмотрел всю площадь в поисках другой кареты. – Я-то думал, что мы поедем верхом… Или хотя бы в более приличной на вид карете, что ли.

– Вы забыли кое о чём, дорогой Леон, – с улыбкой напомнил ему де Руже, – несмотря на то, что мы отправились в Англию в свите королевского посланника, мы возвращаемся инкогнито. А скромным, никому не известным путешественникам полагается соответствующий антураж.