Противоположности

Картер сжал челюсть, расширяя ноздри от раздражённого дыхания, которое могла так запросто вызвать только она. Упрямая до невозможности. Он просто переживал за неё. Неужели не понимала? Он не знал, что мог выкинуть тот ублюдок. А Николь способна своим языком нажить не меньшие проблемы, в которые обычно вляпывался он сам. Сломал бы руку любому, кто бы осмелился хотя бы приподнять на неё, но не простил бы себе, если бы не успел предотвратить. Он схватил её за предплечье, подтягивая к себе.

– Идиотка, – процедил Нэт сквозь зубы, не способный отвести глаз с её губ, уже давно мечтая ощутить их вкус. – Ты…

– Нэйтен, тебя и на пять минут оставить нельзя, – Скот первый вышел из дверей заднего хода.

Нэйт отступил дальше от Николь.

Тайлер разминал кулаки, выходя следом. Весь его вид выражал, что готовился, как обычно, без разбору врезать кулаком, но порыв был сдержан и теперь оставалось только размять затёкшие мышцы рук. Маркус, удерживая косуху друга в руках, вышел с Винсентом, пока маленькая фигурка девушки с короткой стрижкой выглядывала из-за их спин и, удостоверившись в спокойствии, выбежала вперёд.

– Нэйтен, всё в порядке? Нигде не болит? – звучал тонкий голос Мэй. Нэйтен молча посмотрел на слабо знакомую девушку. Знал только то, что она вечно ошивалась подле Николь.

– Мы всё поняли по твоей косухе, – Марк всучил ему куртку, пока Тайлер доставал сигарету, поджигая кончик, вдохнув никотин поглубже в лёгкие.

– Ну и где этот ублюдок? – Скот демонстративно засучил рукава, показывая желание навалять кому-нибудь, и осмотрелся вокруг. Его показушность забавляла.

Маркус наблюдал за хлопотавшей маленькой девчушкой, предлагавшей заклеить царапины Нэйта пластырем, но тот только бросал взгляд на другую, на ту, которая не отвечала даже улыбкой на бросающие в данный момент шутки Скота. Он знал её лишь отстранённо и лишь благодаря Нэйтену. Примерная девушка, которой не свойственно общаться с «плохими мальчиками», возможно, именно этим не давала покоя лучшему другу, а возможно, или сказать точнее, скрывала нечто иное, что смог разглядеть только Картер. Даже сейчас она вела внутреннюю борьбу между собой, и еле заметная складочка между бровями её выдавала. Босая нога брезгливо приподнималась, стоило немного встретиться с камушками на покрытии, и она её ставила на вторую, выдерживая баланс, слегка покачиваясь, насколько позволяла высота каблука. Весь этот вид вызывал улыбку, но не насмешки, а скорее, забавы. Обычно таких сразу хотелось прижать к себе и нежно целовать в макушку. Заметив пару от туфли недалеко от мусорного бака, он отошёл приподнять находку, предполагая возможные причины ей оказаться тут, и, выставив уже примерную теорию, подошёл к хозяйке, опустившись перед ней на колено.

– Ты ведь Николь Тёрнер? – задал он вопрос с улыбкой, одновременно скользнув кончиками пальцев по щиколотке, придерживая ногу удивлённой девушки, надев туфлю и подметив небольшую мозоль. – Я Маркус Пэрри, – продолжил, встав в полный рост. – Кажется, туфелька впору Золушке.

– Спасибо, – Тёрнер улыбнулась в благодарность.

«Хорошенький», – пронеслось в её голове, и смысла нет врать. Зато теперь понимала фишку этого парня – обаяние. И им он так же умело пользовался, как Николь своим «вторым лицом».

– Смею предположить, что без твоего вмешательства тут было бы худо, – говорил он именно так, когда человек абсолютно уверен в верности своих суждений, и при этом вгонял её в замешательство. Попалась? Выдала себя? И что теперь делать?

Приоткрывающиеся губы не издали ни звука, чтобы в итоге просто смущённые глаза опустились на асфальт, Николь просто ковыряла носком туфель один из камешков, возможно, один из тех, который старался оставить вмятинку на ступне. Истинная растерянность была воспринята как должное, прибавляя плюсик в списке её милых черт, выводя аккуратную курсивную галочку в пункте «скромность». Опять засчитано, а значит, игра продолжалась.

Нэйтен не сводил косого взгляда, направленного из-под ресниц, подмечая любые действия друга и Николь. Резкое неприятное чувство кольнуло глубоко, безжалостно и навязчиво. Её улыбка ещё куда ни шло, но этот взгляд, он не был фальшью, и это он точно знал. Он знал. Только он знал её настоящую, досконально изучив от корки до корки строптивость, и данная искренность рядом с лучшим другом вызывало нервные сжимания внутренностей, подобно судорогам. Ревность – это она, это её почерк. Уж если эта дамочка появилась, будьте уверены, так просто она не отпустит. Она будет пощипывать вас, постоянно усиливая нажим, за самые трепетные ниточки до тех пор, пока действия не вызовут стон отчаянья, а когда насладится этим звуком, достанет острую бритвочку, делая маленькие надрезы, улыбаясь безумству и скручиванию, кому наносит муки, сводя его с ума. Знакомая венка пульсировала, спускаясь к шее, выдавая первые признаки «пощипывания», и он отвернулся в сторону, сжимая и разжимая сведённую челюсть.

– Скот, – выдернул хохочущего друга в сторону. Ему просто нужно было выплеснуть пар. Решение на фоне ревности не самое верное, но действенное. Принятое назло – глупо, но вынужденно, – я согласен участвовать, – теперь плевать, как оно могло обернуться, её взгляд долго будет резать воспоминание, невинно при этом взмахивая ресницами.

* * *

Тихие дни перед выходными больше настораживали, чем успокаивали. Постоянные разговоры Мэй Хэйз, словно девушка зачитывала мантру о выдавшейся возможности поговорить с, о Боже, самим Нэйтеном Картером, уже вызывало желание встряхнуть голову, чтобы вытошнило всю ненужную информацию. Настораживало совершенно иное, а именно странное молчание «огромной любви» подруги. Пока трусики Мэй намокали от его вида, он проходил мимо Николь, а по возможности удалялся вовсе. Нет той игры в гляделки, ехидного вздёргивания бровью и периодических цепляний с колкими словами в его стиле. Игнор – так можно объяснить подобные действия. Возможно, стоило бы расслабиться, но Ники, наоборот, присматривалась, выискивая подвох странного для него поведения. Затишье перед бурей? Может, мозги вправили или, наконец, дошёл весь смысл слов, что высказывала ему ранее? Что в нём изменилось? И какова причина? Долго копаться она не стала, да и зачем. Ей глубоко плевать на него и его хрен пойми какие мысли. Просто немного непривычно.

Обещанный отдых с родителями на выходных и аромат лимонного пирога уже пропитал стены и мебель в доме, пуская слюни домочадцев. Для Николь это словно унестись на просторы воспоминаний детства, когда мама так же хлопотала на кухне, а она бегала за ней хвостиком, внимательно наблюдая за действиями, пытаясь разузнать секрет непревзойдённого вкуса. Ведь она была полностью уверена, что мама явно добавляла пыльцу феи или мелко истолчённые тайные приправы, собранные гномиками. Детство ушло, но вкус всё такой же восхитительный, и она уже понимала наивные фантазии, теперь просто помогая нарезать ингредиенты на кухне.

Расставленный в гостиной стол с белоснежной скатертью и аккуратно расставленные приборы, ожидали застолья. Для Николь это большая редкость, позволяя себе расслабиться полностью, искренне улыбаясь папе, когда он трепал её макушку, как маленькой девочке. Или когда приобнимала мать, заглядывая через плечо, когда она нарезала очередную порцию овощей, чтобы утащить кусочек и услышать недовольно-довольное бурчание в стиле «нечего кусочничать, нормально за столом поешь». Она была самой собой, не той чёрствой и огрызающейся Николь Тёрнер, а спокойной и умиротворённой. Любить родителей – высшая ценность, что имела на данный момент.

Поставив очередную миску салата на стол, она возвращалась обратно помогать маме. По пути приложила недавно порезанный палец к губам и облизала проступившие капельки крови. Звонок в дверь вынудил её остановиться. Разве они кого-то ещё ждали?

Николь отстранила руку от губ, выкрикивая, что откроет, дёрнула ручку двери, а увидев гостя, расширила глаза, пытаясь резко захлопнуть дверь, но не успела. Рука перехватила дверь, не дав ей захлопнутся. Знакомая ухмылку сверкала в проёме. Былые тихие денёчки испарились. Николь прикусила до боли внутреннюю сторону щеки.

– Сюрприз, – поиграл бровями Нэйтен с самым непринуждённым видом.

«Продолжим игру, Николь Тёрнер?»

Глава 5

Раздражение щекотало нервы слишком острым для пера краем. Что вы знаете о ненависти? Это что-то липкое и холодное. То, что тянуло свои лапки к самым важным артериям, перекрывая кислород, постоянно придушившая и лишь изредка давая возможность вдохнуть, словно играло с тобой, как с самой любимой игрушкой. Ненависть не женского рода, это именно «оно», то, чему нельзя дать точного объяснения или понятия – это совершенно непредсказуемое существо, заселившееся в душе. Оно выбирало правило игры, оно решало, как себя вести. Как этим управлять? Никак.

– Пошёл вон, – выдрессированным спокойным тон отчеканила Ники. Её взгляд с руки, запрещающей хлопнуть дверью прямо перед её владельцем, проскользнул к ехидному выражению Картера. О чём он только думал? Она уже давно утеряла попытки понять, а копнуть глубже брезгливо и хлопотно.

– Я тоже рад тебя видеть, – сарказм, долбаный едкий сарказм. Картер словно чиркнул спичкой внутри неё, дожидаясь сладкого момента, когда этот упрямый фитилёк вспыхнет, разрушая её внутреннюю сдержанность. Он пойдёт на таран. У каждого есть слабые места, а фальшь – лишь глупая иллюзия. – Николь Тёрнер, – протянул он слова, распаляя зарождающийся огонёк, сверкнувший в глазах, – как невежливо было с твоей стороны «забыть» меня пригласить.

– Тебя здесь никто не ждёт, – отпустила Николь ручку двери.

– А пожалуй, все, кроме одной змеи, брызжущей ядом, – играл он. Мстил и наслаждался.

– Твои зубы, Картер, скоро перестанут иметь ровный счёт, – приняла она вызов, затачивая коготки. Не броситься на него прямо сейчас помогала натренированная годами сдержанность.

Засранец продолжал наступление, шагая всё ближе, оказываясь на пороге, прямо напротив, позволяя глазам непозволительно проникнуть вглубь неё, словно выискивая остатки не почерствевшей души. Он выше ростом, но она подняла голову, приподнимая горделивый носик, как и тогда, в детстве, при первой встрече. Ему хотелось невольно улыбнуться на этот жест, но сейчас не тот случай. Противостояние полов однако.

– Тебе не запугать меня, мелкая, – снова ухмыльнулся Нэйт, а она сжала зубы, неприятно скрипнув эмалью. – Запомни, Николь, – наклонился к женскому уху, щекоча мочку дыханием, – я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь.

– Нэйтен? – женский голос, принадлежавший матери Ники, прервал их. – Рада, что ты всё-таки пришёл. Что же ты стоишь, проходи, мы тебя уже ждём, – миссис Тёрнер добродушно поманила гостя за собой, немного не понимая, почему дочь держала его на пороге.

Нэйтен оторвал взгляд от своей жертвы и улыбнулся женщине, которая всегда действительно искренна с ним и принимала его даже после детских проделок. Вообще, странное сочетание, слишком дружные семьи и совершенно не воспринимающие друг друга дети. В «Ромео и Джульетте» всё совершенно наоборот. Нэйт и Николь сами выстроили жизнь и отношения между собой, а теперь питались плодами того, что взрастили. Горько, неприятно, муторно, но селяви. Смириться или попытаться исправить – решал только человек, а пока они противоречивы и скалились друг на друга.

– Спасибо, что пригласили. Рад вас видеть, миссис Тёрнер, – сделал он шаг навстречу зовущей его женщине, но маленькая ладошка перехватила запястье.

– Ты не посмеешь, – произнесено одними губами еле уловимым шёпотом. – Скажи, что тебе надо уходить.

– Упс. Уже посмел, – тот же тембр, тот же голосовой диапазон, но добавил чуток больше издёвки, вынимая руку.

– Гад, – тихо выругалась Ники, прикрывая дверь.

Семейный день, трепетно ожидаемый Николь, наталкивал на мысли, когда всё это кончится и можно будет прикурить сигарету. Ведь не хотелось курить ровно до тех пор, пока, сидя рядом, их колени не соприкоснулись.

К чертям нервы! К чертям покой!

Коленка под столом начала подёргиваться, видя счастливые лица родителей напротив. Они действительно рады видеть Нэйтен, судя по тому, как отец долго не выпускал его руку из рукопожатий и прихваливал, насколько стала крепка рука парня. А мать светилась, когда он позволил потрепать свои щёки и улыбнулся от заявления откормить его худое тельце. Родители любили сына лучших друзей, но, кажется, чем сильнее, тем больше Николь не воспринимала его. Каждое его движение как личное отрицание. Он демон раздражения. ЕЁ ДЕМОН.

Прибор девушки чуть сильнее скрипел о поверхность тарелки, пытаясь создавать видимость приёма пищи. Приятное времяпровождение с семьёй с треском разрушено. Картер бросал косые взгляды, которые она ловила все до единого и на каждый мысленно вонзала вилку в зрачок синих глаз.

– Жалко, что твои родители работают сегодня, было бы здорово собраться так, как раньше, – голос миссис Тёрнер звучал с ностальгией, осматривая уже повзрослевших детей, и чуть не задержалась на дочери. – Не правда ли, Ники?

Пока листик салата казался чем-то вроде произведения искусства, до девушки не сразу дошло, что обращались к ней. Нэйтен под столом толкнул её ногу, и она оторвала взгляд от тарелки, ловя материнский вопрос:

– А-а, д-да, да, здорово, – произнесла, скорее, на автомате, не задумываясь. Картер настырно ловил её взгляд. Не знал, зачем, но неприятно ощутила странное волнение. Да что ему нужно?

– А ты почему, Нэйтен, стал к нам так редко заглядывать? Вы с Ники так хорошо дружили, а сейчас практически не видитесь, – вопросы матери ставили в тупик обоих.

– Просто у Нэйтена столько «важных» дел, удивляюсь, как он выкроил время, чтобы посетить нас, – прищурилась Тёрнер, и сарказм резанула по нервам Картера, но натянул ответную улыбочку, чуть обнажая зубы.

– Да нет, просто Николь у нас такой пример для подражания, каждый доклад как научное исследование, так что рядом с ней боишься упасть лицом в грязь. Мы отличаемся подходами.

Скрипучее чувство, как от несмазанного косяка, терзало внутренности, ощущая Нэйтена с его язвительностью рядом. Слишком близко, слишком напряжённо, слишком в стиле Нэйта Картера. Тяжёлое дыхание Николь уже слабо помогало, а пускать в ход уничтожающий взгляд опасно, и он это знал. Пользовался моментом. Её нога незаметно, но больно опустилась на его ступню, сильнее придавливая к полу. Он едва заметно дёрнулся, но не подал виду, только в глазах блеснул азарт «ну я тебе потом покажу». Не с той решил поиграть. Она та, кто будет пытать, мучить, уничтожать…

Остаток вечера даже прошёл в спокойствии, позволив Николь хотя бы немного, но расслабиться. Непринуждённые отстранённые разговоры на общие темы можно стерпеть, даже прокусанный язык, дабы не выбросить колкость. Пускай родители пообщаются с гостем.

Николь отправила мать отдыхать, взяв заботы по уборке на себя. Грязные тарелки она опустила в мойку, а руками упёрлась в холодный край раковины, набирая побольше воздуха в лёгкие. Тело ломило, словно она таскала мешки с цементом. Сколько сил уходит держаться. Это он виноват! Всегда твердила и будет утверждать. Ведь всегда проще обвинить кого-то, чем попытаться понять себя. Но он же провоцировал.

Несколько прядок из хвоста выбились, спадая на лицо, щекоча ресницы. Ники не спешила их убирать, пускай хоть немного отвлекут от мыслей, раздражая уже другие рецепторы.

– Тебе помочь? – скрипучий низкий голос звучал совсем рядом, практически пуская прохладное дыхание в затылок, вызвав порыв мурашек по телу.

Николь резко развернулась, но поняла, что тут же оказалась в плену, прижимаясь поясницей к раковине. Он захватил незаметно, пока блуждала на своей волне, и теперь его руки расставлены по краям стола, пока глаза приковывали к месту. Она устала. Что ещё ему надо?

– Не нуждаюсь в твоей помощи, лучше оставь меня, – холодный её взгляд огревал, но не горячо, а словно ментально, отодвигая как можно дальше от себя.

– Сколько можно? Даже в такой мелочи ты отталкиваешь. Невозможно, Николь, всю жизнь будешь одиночкой – завоешь от терзаний и самообмана.

Близко, очень, и он не отводил взгляд. Он пытался пробиться сквозь кокон, но она не слышала его. Никогда не слышала. Или она просто боялась услышать и согласиться с правотой, принять обстоятельства, о которых и сама знала.

– Будь добр, отстань от меня, – её губы подёргивались, видя, как необъяснимая его улыбка, совсем даже не лукавая, не язвительная, но и спокойствием не отдавала, скорее, уставшая, касалась его губ, а голова опускалась, отрицательно покачиваясь, пока не поднял её обратно. Картер обжигал, заставляя нервно сглотнуть. Снова он скользнул взглядом по контуру девичьих губ. Жестокая.

– Ты всегда так делаешь, когда тебе страшно. Прячешь свой страх за нападением и резкими словами. Но, – он внимательно изучал черты её лица, словно каждый раз запоминал заново, боясь забыть. Это её смущало каждый раз, но он никогда не узнает. Она камень, не лёд, который мог растаять от первых лучей солнца, именно словно камень, непробиваемая и твёрдая. Закалила себя от общества, – в то же время всегда принимаешь меня.

Что он хотел сказать? Что пытался донести? И зачем? Тёрнер молча выслушала, не спуская серьёзность и даже пытаясь вдуматься. Картер имел черту порой говорить что-то странное, загадочное, известное только ему.

– Даже сейчас, если я притронусь к тебе, – правая рука парня приподнялась, потянувшись к лицу девушки, – чтобы убрать выбившую прядь, – и кончики пальцев едва коснулись щеки, захватывая мягкие волоски, бережно убирая за ухо, – ты не отстранишься и не оттолкнёшь, – словно констатировал факт, который только что произошёл.

Она раньше не замечала, но ведь, и правда, всегда его пускала в своё пространство. Его одного. Он был единственным раздражителем внутренних просторов, но также единственным, кто прикасался к ним позволительно легко. Когда-то спокойное сердце издало нервный удар. Один. Но мощный. Неожиданное действие заставило впить ногти в твёрдую железную поверхность, чуть скрипнув ими.

Нет, только опять не это, Николь больше этого не вынесет.

– Уйди, – выдавила Николь угрозу.

Отчаянные люди всегда будут барахтаться в собственной пучине эмоций. Но надетая маска скрывает многое и служит защитой, после однажды познанного чувства боли. Николь было достаточно.

– Я бы с радостью, малышка, но обещал твоему отцу сыграть с ним в нарды.

* * *

Сумерки накатывались необычно быстро, пуская пронизывающую прохладу под кофту и вынуждая поёжиться от мурашек, но девушку всё устраивало, ей комфортно, хоть и укуталась посильнее в серую толстовку. Её пальцы скользили у корней распущенных волос. Крыша дома, куда она часто незаметно прошмыгивала через чердак укрывала и давала убежище. Тихо, и здесь незаметна для окружающих. Её территория одиночества и покоя.

Николь прикрыла глаза, одновременно совершая затяжку сигареты, словно смакуя горьковатый привкус на языке, опуская его в лёгкие и выдыхая в воздух остатки, которыми можно полюбоваться, как создателем. Она нуждалась в этом – это необходимость. Зависима от маленького дымка яда. Пристрастие, которое боялась отпустить. Маленькая радость её настоящей. Капелька временного счастья. Ведь, даже несмотря на все воспоминания вечера и до сих пор присутствие Картера в их доме, на данный момент она расслаблена.

Выслушав истории матери о весёлых деньках молодости, просмотрев игру отца с Нэйтеном и каждый раз хмыкая от того, как парень специально поддавался, позволяя его обыгрывать, она наконец смогла уединиться. Нашла своё время, позволяющее скрыться без упрёков. Тем более прекрасно зная, что родители после задремлют на диване в гостиной под сериал девяностых. Крыша дома, как убежище от всего, что давило за целый день. Тонкая грань объединения души и тела – она та, кто есть. Взрывная, упрямая, хладнокровная, разрушающая свой организм никотином и собственным ядом и в то же время уставшая и опустошённая от всего этого. Николь на самом деле трусиха. Боялась принять чувства. Боялась боли. Боль – это слёзы и разрыв души, которая и так гнила, а потерять остатки равно бесчеловечности. Она кричала о помощи, но никто об этом не слышит. «Пожалуйста, кто-нибудь», – жалобный стон, вот, что скрывалось в сероватом дымке, исходившем из лёгких.

– Так и знал, что ты здесь, – его голос взбудоражил на миг, но она даже не обернулась посмотреть, как Нэйт пролез наверх. – До сих пор здесь скрываешься, когда совсем хреново.

Его плечо коснулось её.

– Если всё-то ты знаешь, зачем припёрся и бесишь сильнее? – по-прежнему не смотрела Ники на него, предпочитая сравнивать его с надоедливой мошкой.

– Сама знаешь, я тебя отвлекаю от саморазъедания, – зато он смотрел на неё, как всегда, изучающе, подметил её смешок, срывавшийся с губ. Считал его самоуверенным, но в каком-то плане так и есть. С ней нужно быть именно таким.

Николь потушила сигарету о кирпичную кладь трубы, выходившей в крыше, и сложила бычок в баночку, когда-то притащенную сюда и покоившуюся теперь, как на своём месте, именно для таких вылазок девушки. Её голова мягко опустилась на ладонь опиравшейся руки об колено, она молчала. Как-то спокойно, и даже во взгляде нет прежнего презрения. Непривычно для Нэйта, сбивало с мыслей, но ему нравился этот омут, в который Ники опустила его. Тонкий, глубокий и опасный, словно пыталась посмотреть на него по-другому, увидеть новое и прикоснуться к непозволительному. Почему она не понимала, что ей даже не надо просить? Он позволит, сам откроет и впустит – ей дозволено.

– Ты странный, Нэйтен Картер. Неужели тебе не проще оставить меня? Мы слишком разные, зачем ты продолжаешь находиться рядом? Мы же абсолютные противоположности, – отняла она лицо от руки и посмотрела на темнеющие поверхности крыш соседних домов.

– Противоположности? – Нэйт словно попробовал на вкус данное слово, пытаясь подстроить под него. Его глаза смотрели теперь с Ники в одном направлении, позволяя чувствовать друг друга, а не искать подсказки в жестах. – Ты куришь, но не пьёшь, – звучало, как аргумент, резко и неожиданно.

– А ты пьёшь, но не куришь.

– Вот видишь, не такие уж мы с тобой и противоположности, – привлёк он внимание, и Тёрнер повернула голову, чтобы лучше присмотреться и дослушать мысль. – Ты называешь нас противоположностями, но не учитываешь, что каждому человеку свойственно ошибаться. Именно ошибки искривляют параллель и рано или поздно, но это приведёт к точке, в которой они пересекутся. Понимаешь, Ники?

«Услышь же меня».

Темнота добралась до их фигур, накрывая покрывалом, с единственной подсветкой в виде звёзд и фонарей улиц. Николь впервые в жизни не знала, что ответить, она просто смотрела на человека напротив долго и, кажется, не хотела отводить паршивый взгляд, который к тому же и не слушался. Её очередь изучать. Просто тишина, просто ночь, но впервые за долгое время не просто Нэйтен Картер. Это снова пугало.

Это неправильно. Скрывая лицо за прядями, дрожащие пальцы Николь то ли от холода, то ли от новых странных чувств потянулись к карману толстовки, доставая пачку сигарет. Ещё затяжку. Одну. Всего одну, чтобы прогнать эту дурноту, что успел он нагнал на неё. Впервые хотела вернуть прежнее раздражение, отогнав спокойствие рядом. Крышка упаковки откинулась, и тут же пустая коробочка смялась в женских руках. Где она, справедливость? Неужели много просила? Но нет, ни одной сигареты не завалялось. Она поджала губы от обиды.

– Ты, кажется, ментоловые предпочитаешь? – Нэйтен протянул руку со спасительной пачкой.

– Не делай вид, будто знаешь меня, – грубо прозвучало вместо «спасибо».

Мужские руки перехватили холодные женские пальцы, ещё не успевшие открыть пачку до конца. Руки Нэйтена такие же холодные, но он крепко держал хватку, возвращая её взгляд обратно, хватаясь за ниточку понимания, теперь ускользающую слишком быстро.

– Я уже говорил, что знаю. Может, хватит кусаться, Николь? За что ты так со мной? – каждое слово приближало его к растерявшейся девушке.

Почему только с ним она чувствовала себя слабой и неуверенной? Он вынуждал на это. Специально? Или играл? Но по каким правилам? Пытался выяснить? Но что?

Он рядом, и Тёрнер могла рассмотреть каждую ресничку, ощутить тепло, начавшее зарождаться от близости. Николь всегда поражалась цепкости его пальцев. Если он удерживал, то вырваться нет шансов. А чужое дыхание на губах неестественно завораживало. Нельзя такой близости допустить. Она не для них. Тёрнер всё помнила, каждую стычку, как и её бирюзовое платье, по чьей вине было открыто нижнее белье. Абсолютно всё!

«Ни черта ты, Картер, не знаешь!»

Нога Николь резко дёрнулась, ударяя по бедру парня, сталкивая его с надёжного места на уклон, с которого он с матом резко покатился вниз, не успевая зацепиться за край крыши.

Николь спокойна, она ждала.

– Твою мать, скажи, что ты знала, что здесь козырёк! – услышала разъярённый голос парня и довольно улыбнулась себе под нос.