Вифлеемская Звезда

–Зачем тебе зажигалка? – спросил Сергей.

Брат, несколько загнанный врасплох от такого вопроса, не нашёлся на лучший ответ чем:

– Нитки, торчащие с одежды, убирает хорошо.

Тут бы всё и кончилось, если бы Сергей не нахлобучился и не выдал:

–А зачем тебе тогда пачка сигарет?

–Ты рылся в моём рюкзаке? – в недоумении от такого странного наезда был старший.

–Он у тебя как мусор лежал, всё его содержимое было видно. Ты что, куришь!? – возмущался праведным гневом младший.

Константин с досады не хотел ничего говорить.

– Это же вредно! – злился Сергей.

– Да не верещи ты, тише. Ну да, курю чуть-чуть. И что? Моё дело.

– Помнишь, что мама говорила и папа насчёт курения? Как ты вообще к этой гадости потянулся, раньше же не курил!

–Какая тебе разница вообще, ну, с Машей познакомился, она курила, я заодно решил попробовать.

– Зачем?

– Тебе так не объяснишь, не пробуй, если не хочешь, но оно как бы успокаивает, немного уносит над проблемами. Смягчает боль, если очень плохо. Даёт выпустить пар в двух смыслах.

– Бросай пока не поздно.

– Ещё чего, буду я Машку бросать, только потому, что мой брат-проповедник недоволен. – злился уже не на шутку Константин.

– Да не её, а курить бросай, и ей скажи, это портит лёгкие, увеличивает шанс онкологии и плохо влияет на самочувствие. Уменьшает мозговую активность и имеет неприятный запах. Вызывает гниение зубов и пародонтоз. Там же на упаковках прямо нарисовано, что может стать. Неужели непонятно, что это вред для организма?

– Вот, может, без твоего авторитетного мнения разберёмся.

– Я не дам тебе погубить себя. Отдай зажигалку и сигареты. Или я маме всё расскажу, с ней поговоришь.

Костя встал и был в бешенстве, а Сергей сидел с лицом монаха-мудреца и требовал своё. Константин выбрал спокойствие в доме, и не сказав не слова, всучил брату зажигалку и пачку сигарет. Взял свой не то гольф, не то свитер, и накалённый ушёл на кухню.

Нравоучение брата сработало как по нотам, но Сергей всё равно был недоволен. Он почему-то думал, что Константин будет благоразумнее и на весомые аргументы так яростно реагировать не будет. Сидел как вкопанный, прислушивался к голосам из кухни. Теперь он думал: “Надо избавиться от этого, но не сейчас, а то мама заметит сигареты в мусорном ведре, лучше я пока что их спрячу, а потом сам выкину.” Сергей сеганул через детскую на балкон и заныкал вредоносные сигареты под ковром, чтобы подальше от глаз. Он не корил себя, так как поступал правильно.

Время прошло быстро и вот Машу и Константина все провожали. Старший брат был похож на медведя в своих одеяниях, на нём точно была треть гардероба, а его девушка ничего так, в шапочке, шарфике. Сергей стоял с угрюмой рожей где-то поодаль, чтобы не подходить близко, и смотрел на Машу.

“Неужели она тоже?” – думал он и уже разглядывал крошки на полу. Двери закрылись, ушли. Квартира вернулась к своим обыденным делам. Алёна Витальевна смотрела телевизор, Елена играла с гусями (плюшевыми), а Сергей изучал список песен, которые можно сыграть по имеющимся в арсенале аккордам. Но никто тогда предвидеть «Великий перелом» не мог. А он был. Он случился. Так бывает.

Бывает…

IV

Бог есть любовь.

1-е послание Иоанна 4:8

Крики посреди ночи. Он сразу же встрепенулся под одеялом и начал не на шутку пугаться. “Что это за звуки?” – проносилось в голове Колязина, была похоже на завывание. Вопль повторился, он прижался к стене. “Это чьё-то стенание. Призрак?” – мало ли что мелькало в тот момент. Проснулась и Елена, она, ничего не сказав, начала трепетать и плакать, послышался грохот и раздался неистово заунывный плач. Сергею показалось, что этот вой доноситься из зала. Он не сразу решился пойти, мало ли что? Да и себе дороже. Он слушал то плач сестры, то леденящие душу стенание, содрогался, и уже чуть ли не начал встречать ангелов, как среди пронзительного вопля раздались невнятные слова. Речь. До боли знакомая. Тут Сергей насторожился, он не хотел, боялся, что его опасения подтвердятся. В струе душераздирающих звуков он сумел выловить тот, который так был не желаем сейчас.

Это были вопли матери.

Сергей мгновенно вскочил с кровати и стремглав понёсся к двери, не замечая кромешной темноты.

Зал. Она там. Вой стал громче. У входа Сергей сбавил ход и в предчувствии недоброго заглянул внутрь, но там такая же смольная тьма. Лишь одинокий фонарь подъезда противоположного дома просачивался своим холодно-медовым светом сквозь жалюзи и тюлевые занавески. На полу что-то шевелилось, рядом валялся перевёрнутый телефон, который по периметру обзавёлся голубоватой коронкой прямоугольной формы. Там в стенаниях лежала Алёна Витальевна. Сын замер и снова его насквозь пробил отчаянный крик. “Что же, как же?” – только обрывки, и ничего дельного не мог выдать сейчас его мозг. Он подошёл ближе и стал от тихого к громкому повторять:

–Мама, мама. Что случилось? Мама! Что с тобой!? Мама!! МАМА!!!

Никакого ответа и в следующем неистовом порыве Колязин едва лишь догадался броситься к стене, и комната озарилась светом.

На полу в согнутой позе, как солдат, корчащийся от боли, распласталась Алёна Витальевна. О! Страшна была её гримаса, сын даже попятился назад от увиденного ужаса. На месте глаз текло что-то мокрое, растянутый рот изображал что-то наподобие улыбки, но эта улыбка была настолько мерзкой и отталкивающей, что хотелось выключить свет. Такой свою мать Сергей ещё никогда не видел. Она громко хлюпала и ревела, беззвучно открывая рот, и только после нескольких конвульсивных попыток, оттуда вылетал гробовой рёв. Сергей сел на колени возле матери и в отчаянии принялся повторять то же, что и в прошлый раз. Он боялся к ней прикоснуться, она закрыла лицо руками. Сергей заметил лежащий на полу телефон и поднял его, экран был разбит. Пятнадцать минут шестого. Принятый вызов, всего три с половиной минуты с неизвестного номера. Абсолютная непонятность и смятение.

Вдруг Алёна Витальевна подорвалась с места, забрала у сына свой телефон и ринулась в прихожую, не переставая выть. Сергей очень напуган, он даже не знал, что и думать. Сын вышел за ней, та судорожно надевала зимнюю куртку, сумка уже при ней.

– Мама, что случилось?

Она хлюпала и поэтому ничего сказать не могла. Тряслась вся, еле засунула в сапог ногу. Чуть поутихла и сказала сыну:

– Покормишь Лену. – потом опять зарыдала и ничего было не разобрать.

Открыла дверь и без прощаний убежала, оставив дверь нараспашку открытой. Сергей посмотрел ей вслед и ничего понять не мог.

Закрылся, потом стал сидеть на кухне, слышал плач из детской. “Что произошло? Что случилось? Покормить Ленку? Сколько недосказанности. Мда.” Сидел в темноте, вскоре в квартире стало совсем тихо, только гудел холодильник. У Сергея слипались глаза, и он пошёл спать.

Проснулся в десять. Воскресенье же. Елена сидела на своей кроватке и играла в гусей. Сергей что-то совсем ничего не понимал. Спросонья, почесав лоб, он встал и вышел на кухню, решил позвонить маме. Гудки. Он ожидал, что ответа не будет, но он последовал:

– Да, Серёжа? – голос Алёны Витальевны был тихий и заплаканный.

– Мам, объясни, где ты, что вообще происходит?

Слышно было как мама опять стала хлюпать.

–Я-я потом скажу. Покорми Леночку пожалуйста. – зарыдала и отключилась.

Сплошные непонятки. Сергей нагрел каши и разложил по порциям. Сел. Догадался позвонить отцу. Тот ответил, но сказал тоже, что потом всё объяснят, а сейчас пусть не отвлекает, не до него сейчас. “Нет, так нет” – подумал Колязин и позвал Елену завтракать.

Не успел Сергей сделать ничего вещественного, как был уже час дня. Со стороны входной двери наконец-таки послышались звуки входящего в замок ключа. В квартиру вошла Алёна Витальевна. Вид у неё был очень встрёпанный и неестественный, красные пятна вокруг глаз и тяжёлое дыхание. Елена сразу же бросилась обниматься. Мать не наклонилась и почти не отреагировала, стояла молча. Долго. Сергей тоже стоял в прихожей. Тоже молчал. Ждал.

Алёна Витальевна набиралась мужества, зажмурила глаза и снова начала плакать, а хриплый её голос донёс до детей весть:

– Костя погиб…

Маленькая Лена заверещала на всю квартиру и сильнее вцепилась в маму, они обе стали плакать.

Сергей Колязин был как в омуте. Он не понимал толком, что сейчас услышал. Он насупился. Спросил:

–Как умер? Костя? Мам, это же бред какой-то? Это как же?

Ему не ответили. Он опустился и сел на холодный пол. “Стоп, как это? Умер. Нет, не может такого быть. Вчера же живой был, ходил, смеялся. А на гитаре меня учить? Так он же студент. Сколько ему, всего девятнадцать. Умер. С чего бы умер?” Тут он мгновенно обратился к матери:

– Мам, а чего это он умер?

Плач. Слёзы.

Сергей совсем омрачнел. Совсем сник. Ему было стыдно, хотя он и сам не понимал за что. Прошло много времени, прежде чем всё объяснилось, собралось из осколков и приобрело целостную картину.

Зато вечерние новости пролили свет на происшествие довольно быстро:

–… Сегодня ночью в промежутке от четырёх двадцати до четырёх двадцати пяти на дороге между … и …произошло ЧП. Водитель белого автомобиля … не смог справится с управлением в сложной ситуации, и машина вылетела на скорости в кювет и перевернулась. По данным с места происшествия в автомобиле находилось четверо, три парня и одна девушка. Два летальных исхода, двое находятся в больнице. Для большей информации обратимся к нашему корреспонденту с места событий, Виктору Магутько.

– Я Виктор Магутько, и сейчас мы находимся на месте происшествия автодорожной катастрофы. Как уже было отмечено, белый автомобиль … выехал в кювет и перевернулся. На дороге гололёд. За рулём автомобиля находился молодой студент Константин Колязин, только недавно получивший водительские права, в машине также находились его сверстники и друзья. По рассказу одного из пострадавших, компания возвращалась после ночных катаний на горных лыжах. Хозяин автомобиля, ныне погибший, Михаил Свиридов, во время культурного отдыха немного приложился к спиртному, из-за чего сесть за руль он не смог. Чтобы не нарушать закон, компания решила назначить водителем неопытного Константина Колязина, который не употреблял алкогольные напитки во время ночных катаний. Он долго сопротивлялся, но всё же поддался на уговоры друзей. В результате чего оказался водителем. На двадцать четвёртом километре от … произошла трагедия. По показаниям ехавшей в автомобиле девушки, Марии Аврамеевой, на соседней встречной полосе ехала фура (дорога двухполосная с прерывистой линией разметки). За лесным изгибом водитель чёрного седана, ехавший за фурой, не мог видеть белого …, где за рулём был Константин Колязин. Чёрный седан пошёл на обгон фуры, выехав на встречную, но не рассчитал возможности, так как напротив него показался другой автомобиль. По словам очевидцы, седан не пытался сбавить скорости, а только поднажимал, чтобы совершить обгон. В автомобиле компании началась паника. Константин стал сбрасывать скорость. По словам девушки, так же поступил и водитель фуры, чтобы дать седану себя обогнать, но внезапно, чёрный автомобиль тоже начал сбрасывать скорость, в надежде, что успеет перестроиться за фуру, так и не совершив обгон. Так как обе машины, идущие напротив белого …, сбавляли скорость, то седан не успевал совершить рискованный манёвр. Времени на раздумия уже не оставалось, так могло совершиться лобовое столкновение. Перепуганный Константин выкрутил руль вправо, чтобы аварии не произошло. Водителю седана повезло и белый … не задел его автомобиль. Константину и компании повезло куда меньше: их машину занесло на обочину почти перпендикулярно дороге и резкая смена скользкого льда на шершавый снег привели к тому, что на скорости она перевернулась, падая в кювет. Трое из четырёх человек в автомобиле были не пристёгнуты, если бы элементарные правила безопасности на дорогах соблюдали все члены группы, такой масштабной трагедии можно было бы избежать. Мужчины, сидящие на передних сиденьях, столкнулись с лобовым стеклом. Водитель сломал шею и от удара, произошло кровоизлияние в мозг, студент скончался на месте. Аналогичным образом погиб его сосед. Третий на данный момент находится в реанимации. Наименее пострадала девушка Мария, так как была пристёгнута, она и вызвала спасателей. Водитель чёрного седана скрылся с места происшествия. Специалисты уже связываются с водителем фуры, чтобы узнать номер экстремального ездока, конечно же, чтобы привлечь к ответственности. Наша команда передаёт соболезнования родственникам пострадавших. Корреспондент Виктор Магутько, у нас всё.

– Мороз и холод стал пособником не только автодорожной катастрофы, но ещё и злостным виновником множественных падений людей в городах. Сегодня утром, выходя их своей загородной трёхэтажной усадьбы, депутат … поскользнулся на крыльце собственной недвижимости и разбил нос, из-за чего не смог попасть на важное совещание по решению…

Сергей посмотрел на Алёну Витальевну, она за семиминутный репортаж уже впала в истерику. Сын выключил телевизор и обнял её. Она плакала и шептала: “О, Господи. Господи, такого молодого, за что же? За что? Такой красивенький был, такой молод-дой, хорош-шенький, только жить начал? О, Господи. За что? Никогда никому ничего плохого не делал? Его за что?”

Она плакала. Мать и Отец лишились сына. Мария лишилась потенциального мужа и детей. Елена и Сергей лишились брата.

Сергей долга молча смотрел и думал над мамиными словами, он недоумевал, досада жгла его изнутри. Вдруг он спросил:

– Мама, а мы же ходили в церковь и молились Богу, чтобы у нас всё было хорошо. Почему это произошло?

Алёна Витальевна не сразу ответила, она закрыла лицо ладонями и проскулила хриплым голосом:

– Не знаю, сынок, не знаю.

Сын озлобился. Он был недоволен. Хотя “недоволен”, это скорее литота3. Он был в ярости на случившееся.

– Мам, а это же Бог контролирует всё в нашей жизни? Почему тогда вот так?

Мама набралась сил, чтобы сказать:

– Не знаю я, одному Богу всё известно. Но… – и тут она опять мямлить стала. – Он нашего Костечку к себе забрал. М-моего мальчика. Солнышко моё. К-как же я без м-моего ненаглядненького. П-первенца моего. Кровинушку. Такого молодого, такого хорошего… Ой не могу, за что, за что!? Как жить теперь без него?

– Мама, а зачем Бог его у нас забрал!? Как он это допустил!? – злился всё неистовее и неистовее сын.

Она долго-долго рыдала, с минуты три, наверное. А потом хрипцой выговаривала:

– Он всем ру-ко-водит. К себе за-брал. На то во-ля Гос-подня. Ты же сам зна-ешь.

– А зачем, что он ему сделал, что он его забрал!? Ты что ему сделала!? За что!?

Та еле выдавила из себя:

–Не ху-ли сынок, на всё воля Го-спо-дня.

У Сергея болела голова и наворачивались слёзы. Он встал на середину зала и посмотрел на маму. Такого просто не могло быть, кто-то должен ответить за случившееся.

“На то воля Господня? На то воля Господня!? Всю жизнь живёт по Богу, по его слову, молиться, каждую неделю в церковь ходит, встаёт с утренней молитвой, а ложиться с вечерней. Пост соблюдает, на исповеди ходит, за всё хорошее Его хвалит и благодарит. Себя ужмёт, но последнюю копейку на благое дело пустит. Старушкам у входа в церковь помогает, по всем храмам страны паломничество совершает. Не грешит почти, смиренно тянет свой крест. Верит. Надеется и верит, что добрый Создатель смилуется и поможет. Простая и не гордая, чем может, как может старается угодить и жить по его правилам. А Он, Всевышний, всемогущий, творец, чистая доброта в первозданном виде, ничего для него не преграда… Вывести отступников-евреев из плена в землю обетованную значит он может. А за все старания матери, значит, горе такое, как смерть родного сына, отвести не получилось…Проверка на веру, да?”

Он вышел из комнаты и пошёл в детскую. Там на своей кроватке лежала Лена и смотрела пустым взглядом в никуда. Сергей тонул в злобе, он не понимал, где справедливость. Чтобы не тревожить сестру он вышел на холодный балкон. Он встал напротив окна, опёр локти на подоконник и закрыл глаза, ибо из них вот-вот начнут вырываться слёзы.

“Да, брат – дурак, ремень не пристегнул, но почему Он не мог просто отвести это от него или хотя бы сделать аварию не со смертельным исходом. Всю жизнь терпишь, корпишь, стараешься, потому что веришь в Него, в его спасение и доброту, просишь у Всемогущего помощи, но вместо того, чтобы облегчить участь, он проверяет на прочность веру моей Матери. Проверяет через боль. Если Он всемогущий, то как, как Он это допустил? Страдание… Боль…” Он буравил слезящимися глазами небо. Пустое зимнее небо, серое и непритягательное, как грязный снег.

Он хотел теперь спросить у самого Бога, взять ответ за произошедшее, в безумном гневе он начал гневно шептать, обращаясь куда-то наверх.

– Ответь за это!? За что!? Зачем!? Ты этого хочешь!? Видеть боль и страдание!? Где твоя божья благодать и непорочность!? Смотришь, как твои же дети страдают!? Эта такая твоя проверка!? Тебе нравиться видеть нашу боль!? Ты для этого допустил смерть моего брата!? Посмотреть, как мать будет оплакивать его труп!? Это очень по-божески. ОЧЕНЬ! Зачем ты создал страдания!? Не дьявол, он слабее тебя! А ТЫ! ТЫ!! ТЫ!!! ТЫ!!!! ТЫ!!!!! Ты ничего с ним не сделал, а знаешь почему!? Потому что так интереснее! Куда интереснее видеть, как мелкие букашки преодолевают препятствия, чем мир во всём мире! Тебе это как кинцо под пивцо, тебе нет до нас дела! Главный добродетель никогда не будет истязать своих созданий, чтобы проверить их веру в себя любимого на прочность! Где справедливость!? Где!?

Он опустился и в соплях упал на пол, головой ударился обо что-то твёрдое, хотя на балконе ковёр. Ему сейчас было очень плохо. Любимый Господь, в которого он с малых лет так верил и надеялся на его безграничную любовь и заботу, показал, как он любит своих детей. Сергею нужен был ответ, а кто мог выдержать его, как не вершитель судеб?

Сергей плакал. Ему стала болеть голова от удара, он приподнял ковёр и обнаружил зажигалку с мятой пачкой сигарет. Ему было больно видеть страдания матери, а особенно больно то, что с этим происшествием начал рушиться идеал Бога. Очень больно. Обрывки разговора всплывали в памяти: “…успокаивает…смягчает боль… если очень плохо…” Ему теперь было всё равно на свои же убеждения. Он робко, как бы пытаясь всё-таки остановить себя, вынул сигарету. Сразу вспомнился репортаж, брата, плачущая мать. Его крючило от душевных мук.

Он встал, стал чиркать зажигалкой. Произвести горение удалось далеко не с первого раза. Он поджёг сигарету и с тряской скорее поднёс ко рту, но не сразу понял, как оно работает.

Разобрался. Первые втяжки ему показались слишком неестественными, а потом уже ничего так. Сергей отодвинул раму, его обдало морозом с улицы. Пепел тут же стряхивал вниз. Плакал. Теперь у него нет брата. Сергей как стервятник смотрел в глухую высь. “Спасибо! Спасибо за этот мир, за эту боль, за эти страдания, спасибо, что в твоём сценарии ты угробил моего брата, да и в принципе, сколькие погибли из-за твоего божественного бездействия. Молодец! Бог есть любовь. Отлично пролюбил, всем показал пример. Теперь ясно: “создал по своему образу и подобию”, понятно, в кого мы такие. Ну что ж, спасибо!” Сигарета закончилась, а Сергею всё ещё плохо. Он достал вторую, но в этот раз обращался с ней более умело. “Мать плачет. Хорошая проверка на крепость веры, да знаешь что, я не собираюсь преклоняться и благоговеть перед тем, кто мог всё, но ни сделал ничего. Пусть другие овцы, ведомые страхом попасть в ад, боготворят тебя, но я не собираюсь хвалить и унижаться. Хватит. Я давно уже сомневался в твоей непогрешимости. А теперь ты явно показал, кто мы для тебя. Ну, надеюсь, интересное кинцо, ничего так. Создал Себе игрушек и наделил чувствами, чтобы потом испытывать их, кто там как может изголиться, веря, что Ты их спасёшь. Потешь своё безграничное эго. Хорош, конечно. Здесь два варианта: первый – Ты всемогущая сволочь, жаждущая зрелищных игрищ, поэтому допускаешь такое, и никакой Ты не спаситель; а второй – так произошло, потому что мир несправедлив, и ты ничего не мог сделать, потому что Тебя попросту нет. Вот так. В любом случае, божок мне больше не нужен”. Сергей докурил вторую сигарету, засунул руку в воротник своей верхней одежды, нащупал цепочку и потянул со всей силы. Поскольку она была дешёвой, то порвалась.

Нательный крест отправился вслед за пеплом и бычками от сигарет с восьмого этажа, как и вера в Спасителя. Сергей закрыл окно рамой и вышел из балкона. Его настроение было безобразным, но прежней ноющей до дрожи боли уже не было. Он был подавлен и разочарован, но гнев давал ему сил. Сестра лежала на кровати и была на грани провалиться в сон.

Сын прошёл в зал и обнял всё так же плачущую мать.

– Мам, я макароны приготовлю. Тебе чай сделать?

На что Алёна Витальевна ответила материнским объятием. Через минуту Сергей уже хозяйствовал на кухне.

Похороны. Столько знакомых лиц, столько чёрного. Даже Елену одели в тёмно-серый сарафан, а под низ – чёрную блузку в белый мелкий горошек, чтобы потом всё равно она ходила по улице в розовой куртке. Ей было скучно, она то и дело отбивалась от матери и бегала где попало. Отец был мрачен и был похож на ворона, всё время говорил дочке уняться. Детей её возраста здесь не было.

Сергея раздражало, что проводы в последний путь стоили так немало, и этим занималась религиозная организация. Иконы, свечи, сам храм и обряды теперь казались ему каким-то хорошо взращенным надувательством. Вспоминались слова марксистов: “Религия – опиум для народа”. От прежнего благоговения не осталось и следа. Труды Зои Анатольевны и посещение воскресной школы пошли насмарку. Ему даже было лучше сходить в школу, чем торчать тут и ждать, пока всё кончится. Он долго искал среди прочих девушку Константина, но она, видимо, не пришла. Мало ли какая причина, хотя она скорее всего ещё находится в больнице.

К родителям то и дело подходили, чтобы выказать своё сочувствие. Сергея это раздражало, так как видел, что от их соболезнований матери лучше не становится. Его бесило буквально всё на этом мероприятии.

Апофеозом было водружение соснового гроба с телом Константина на двухметровую глубину. Могильщики сыпали чёрной землёй поверх крышки гроба. Сергей прохаживался по кладбищу и читал имена на надгробьях. Оценивал, в каком возрасте они покинули свет, и искал редкие имена. Нашёл Доминика, Ефросинью, Порфирью, Демьяна и Тимура. “Жили себе, что-то делали, чем-то занимались, а теперь, всё что от них осталось, это гранитная табличка над их усопшим телом с именем и годами жизни. Вот и всё. Вся тебе жизнь. Весело”, – размышлял Сергей.

Вот уж действительно весело.

V

Школа готовит нас к жизни, которой не существует.

Альбер Камю

«Да ведь школьные годы вы с теплотой будете вспоминать, как самые лучшие годы вашей жизни», – как-то сказал на одной из линеек заместитель директора Евгений Устин, и тем самым получил призовое место в номинации “самые халуйские высказывания”. Он вообще когда-нибудь учился, что такое позволяет себе ляпнуть?

Сергей пошёл в десятый класс по нескольким причинам, несмотря на то, что гимназия уже стояла ему поперёк горла. Первая, и самая весомая – это неопределённость. Сергей не знал, что ему делать и куда идти. У него не было никаких амбиций и целей, а те, что были, казались ему глупыми и приземлёнными. Людей он недолюбливал. Работать в сфере услуг или на стройках не хотел. Вторая – Алёна Витальевна считала, что для получения престижной и высокооплачиваемой профессии нужно иметь высшее образование. Третья – отсрочка от армии и будущей самостоятельной жизни. По итогу, Сергей отправился в десятый класс, который состоял из двух основных профилей и нескольких человек с дополнительными предметами.

Уже на дворе стоял самый безликий и отрешённый месяц – ноябрь. Пятнистые грабы и липы избавлялись от последних листов, те трепыхались на ветру и отправлялись гнить, потому что они больше не нужны, они теперь – обуза. Облака серо-молочного цвета нависли над городом. Морось создавала лёгкое желание уединиться дома под тёплый чай или кофе, смотря что-нибудь в наушниках, гладя толстого, как телогрейка, полосатого кота. Однако в отличии от сновавших на улице в непогоду ходоков, гимназистам моросящий дождь был не страшен, сверх того, учащихся восьмых-одиннадцатых классов позвали в актовый зал, что очень кстати теперь освобождало их от шестого урока. В частности, Сергей и его одноклассники миновали иностранный язык.

Зачем снимать гимназистов с шестого урока? Да чтобы наградить самых лучших из них за участия в исследовательских работах и олимпиадах, заодно продемонстрировать остальным, к чему бы надо стремиться. Сергей не был заинтересован в повторном приобщении к олимпиадному движению, так как сыт был по горло этой дрянью.