Медвежий Яр

Что оставалось матери? Только смириться с решением дочери, и помочь ей пережить это горькое время в её жизни, и молиться о том, чтобы оно не затянулось надолго.

Поступив в техникум, Лиза будто воспряла. Хоть и удивлялась Екатерина Александровна, уверенная сначала, что дочь её быстро поймёт, что это ошибка, и вернётся в мастерскую, где Николай Никифорович ждал её с нетерпением. Но мало того, что Лизе учёба давалась легко, так она еще и нашла её весьма занимательной!

Время шло, Федюнька подрастал заботами всей семьи, а Лиза заканчивала учёбу. В Бобровке, на самой окраине за пилорамой тем временем появились новые здания небольшого комбината «тонкой», как говорили бобровские жители, деревообработки.

Туда и пришла Лиза со своим новым дипломом. Новый начальник комбината, Виталий Васильевич Шухрин, которого прислали из области поднимать и налаживать производство, с некоторым удивлением встретил решительную высокую женщину, заявившую ему, что она готова на любую должность. А увидев документы об образовании, он удивился во второй раз. Но решительность, блестевшая в глазах Елизаветы, и рекомендация Вячеслава Яковлева сделали своё дело, и Лизу приняли на должность техника.

Семён Валентинович Агапов – начальник цеха, куда определили Елизавету, средних лет мужчина с пышными усами, чуть желтоватыми от махорки, повёл её знакомиться с коллективом и производством. Лиза с интересом слушала его, осматривая станки, которые до этого дня она видела уже довольно много раз – на практике в техникуме, но теперь, на настоящем производстве это всё выглядело более…грандиозно что ли.

Но неожиданная встреча неприятно поразила Лизу. Шагая по цеху, она вдруг увидела женщину, в синем халате и платке, повязанном по самые глаза. Женщина сметала стружку в кучу и исподлобья поглядывала на стоявших за станками рабочих, громко переговаривающихся и смеющихся. Сама она зло возила метлой по полу и что-то бурчала себе под нос. Судя по выражению её лица, что-то не особенно доброе сходило с её уст. Это была Зинаида. Увидев Елизавету, Зина остолбенела, вытаращила глаза и на губах её так и застряли слова.

– Зинаида, познакомься, это наш новый техник, Елизавета Владимировна Голобец. Прошу любить и жаловать. А это Зинаида Анатольевна, наш уборщик помещений, – добродушно пошевелив усами, сказал Агапов.

– Да, мы уже знакомы, – Лиза кивнула Зинаиде и отвернулась, неприятно было смотреть в эти злые, полные ненависти глаза.

Вернувшись в тот день домой, Лиза подумала, может быть всё-таки зря она… Сидела бы себе сейчас в тишине пахнущей красками мастерской и слушала захватывающие рассказы Николая Никифоровича, знатока истории этого края, чуть не до самых доисторических времён. И никакой Зинаиды, ни шума станков, ни немного насмешливых взглядов мужиков за этими станками – дескать, чего это баба, и в такую профессию лезет…

Но нет, дело это решённое – Лиза тряхнула головой, отгоняя сомнения! И ни из-за какой-то там Зины, и прочих причин она не отступится. Миша бы не отступился, она точно это знает, вот и она будет работать изучать новую и интересную для неё профессию!

– Лизанька! – от входной двери раздался громкий и радостный крик Екатерины Александровны, вернувшейся из Бобровки, – Лизанька, радость то какая!

Екатерина Александровна ходила в Бобровку за какой-то своей надобностью, и вернувшись, явно принесла какую-то радостную новость. Лиза поспешила ей навстречу, попутно глянув на веранду, где дед Архип учил Федюньку заводить маленьким ключиком машинку.

– Лизанька! Я сейчас возле почты встретила Галину Кузьминичну, Наташину маму! Так она сказала, что Наташенька сегодня родила! Девочку, у обеих всё хорошо! Радость-то какая!

Лиза чуть не подпрыгнула от радости, обняла мать и рассмеялась! А уж как Наташина мать переживала за дочь, это они обе знали. Наташа носила тяжело, несколько раз лежала в больнице, но всё обошлось, и вот теперь благополучно завершилось!

Родилась Шурочка! Лиза знала, что Наташи и Юра хотели назвать дочку Александрой, а если родится сын – то Александром. Вот теперь Лиза будут собираться встречать Наташу с доченькой на выписке из роддома! Лиза улыбалась – радостные события в жизни случаются всё же чаще, чем огорчения!

Глава 9.

– И что, как ты с ней вообще общаешься? – спрашивала Наташа шёпотом, уложив заснувшую Шурочку в кроватку, – Мама сказала, эта Зинка еще злее стала. У неё проблемы же начались со здоровьем. Без платка не ходит теперь, в город лечиться ездит. У неё волосы почти все выпали, и какая-то экзема по голове пошла. Она там на доктора нашего орала, что тот лечить не умеет.

Наташина мама, Галина Кузьминична, работала в местной амбулатории медицинской сестрой и хоть и не отличалась говорливостью, но всё же такую скандальную пациентку, как Зинаида, сложно не осудить за мерзкое поведение в медицинском учреждении, где ей силились хоть чем-то помочь.

– Я считаю, это ей за то, что она на хутор к бабке той ходила, – продолжала Наташа, расставляя на столе перед подругой чашки, чайник и вазочку варенья, – Всё ей возвращается теперь, стократно! А Макаровна, соседка наша, сказала, что Зинка в городе себе парик заказала, носить под платок, хоть какая-то видимость волос.

– Жалко, конечно, молодая совсем, а уже такие проблемы со здоровьем, – тихо покачала головой зашедшая к подруге в гости Лиза, – Ей обследоваться нужно хорошенько.

– Злость это у неё наружу прёт, – ответила Наташа, – Никому не полезно такое настроение – постоянно всех ненавидеть! От неё же слова доброго наверное вообще никто никогда не слышал! Ещё бы у неё ничего там не болело! Ты с ней осторожнее, лучше не связывайся.

– Да мы с ней не встречаемся почти, у каждой своя работа. Ходить по цехам мне некогда, отработала и пошла. Редко её вижу, а когда попадается мне, так сама спешит мимо пройти. Не стать нам подругами, – тихонько рассмеялась Лиза.

Разговор перешёл в более насущное для обеих русло – о детях, о малышовых болезнях и трудностях, и прочих вопросах, так волнующих всех мам, у кого есть маленькие детки. Да и не только маленькие, мама – это работа круглосуточная и на всю жизнь, как сказала недавно Лизе Варвара.

Время даже не шло, а летело, как казалось теперь Лизе. Работа её не только увлекла – она ей безумно нравилась, тем более что небольшой комбинат рос, отрылось еще два цеха.

Однажды по случаю празднования Годовщины Октябрьской революции в клубе было общее собрание, где вручали грамоты и подарки отличившимся работникам. Елизавета удостоилась награждения за несколько внесённых ею рационализаторских предложений, существенно улучшивших производство – вот где ей очень пригодилось первое, художественное, образование.

– Лиза, поздравляю, вы молодец, – неожиданно для Лизы раздался голос позади, это был Виталий Шухрин, директор комбината.

– Да, спасибо, – растерянно ответила Лиза и поспешила поскорее уйти, затеряться в толпе односельчан, ей было не по себе от внимания начальства.

Про директора комбината в Бобровке ходили разные слухи. Говорили, что он женат, но с женой давно не живет вместе, а кто-то отрицал это и уверял, что Шухрин в разводе. И что жена его, «столичная штучка», отказалась ехать с ним в этакую глухомань, когда его направили в Бобровку, и отправилась с детьми к своим родителям в Москву. В общем, слухов ходило чуть ли не столько, сколько было дворов в самой Бобровке.

Сам же Шухрин жил в выделенном сельсоветом небольшом домике на окраине, чуть не у самого комбината, особенной дружбы ни с кем не водил, только с местным егерем Гавриловым подружился крепко и теперь они частенько выбирались вместе на дальнюю заимку то охотиться, а то рыбачить.

Местный егерь, Пётр Гаврилов, коренастый крепкий мужик, был женат и имел пятерых детей. Хозяйство у него было справное, жена его Люба работала в лесничестве бухгалтером, и на все вопросы о дружбе мужа с Шухриным и на расспросы о нём лишь пожимала плечами.

И теперь не одна пара глаз вперилась в сжимавшую в руках свою грамоту Елизавету, это ж виданное ли дело, не к кому иному, а к «Медведихе» сам директор подошёл с поздравлениями! Слыша за спиной перешёптывания и принимая их на свой счёт, Лиза собралась поскорее уйти из клуба, хотя сначала хотела остаться на концерт.

Она поспешно взяла в гардеробе своё пальто, сунула за пазуху свернутую грамоту и вышла на крыльцо. Осенний свежий воздух чуть остудил её горящие щёки и немного успокоил. Небо затянуло тучами и уже накрапывал тоненький осенний дождик, грозящий перейти в затяжной, судя по низким тёмным облакам, наползающим с холмов. Спрятав косу под платок, Лиза собралась было поскорее дойти до дому, пока дождь не зарядил сильнее, как вдруг услышала, как над нею раскрылся чей-то зонтик. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась.

– Простите, я не хотел вас напугать, – смущённо сказал Шухрин, – Я смотрю, вы тоже не остались на концерт… Не любите самодеятельность?

– Люблю. Просто сегодня мне некогда. Да вон, тучи какие идут, не хочу потом добираться до дома под дождём. А вы? Почему не остались на концерт?

– Можно я немного вас провожу? У меня есть зонт, – шутливо похвастал Шухрин, – А на концерт… Я, честно сказать, засыпаю на концертах. Представьте, какой будет конфуз, если я захраплю посреди зала!

Лиза невольно рассмеялась, хоть и не поверила в озвученную Шухриным причину. Наверное то, что произошло с ней в жизни, сделало её проницательнее, и сейчас она видела в глазах собеседника что-то… какие-то огоньки потаённой грусти, запрятанные глубоко, подальше от всех. И что-то еще было в них, в этих глазах, что напомнило ей Мишу… такие же пляшущие искорки-смешинки, добрые и озорные.

– А вы, как я слышал, художник. Это правда? – спросил Виталий, когда они шли по дороге к холму, на котором стояла усадьба.

– Да, правда. Хотя, наверное, это уже дело прошлое, – Лиза посмотрела на небо, оно как будто смилостивилось над путниками, дождик прекратился, тучи немного разошлись, и сквозь них даже проглядывали лучики солнца.

– Ну, я не верю, чтобы талант вот так взял, да и пропал. Посмотрите, какая здесь красота! Эх, если бы я умел, обязательно нарисовал бы! – Шухрин провёл рукой, указывая на открывающийся с холма вид.

Осенняя Койва в обрамлении бора, кое где расцвеченного золотом и багрянцем листвы, сейчас серебрилась в лучах неласкового уже солнца. Лиза нахмурилась. Она больше не любила реку. Не любила и боялась даже думать о ней, о большой и опасной воде, умеющей в один миг оборвать чью-то жизнь.

– Простите, если я вас обидел, – спохватился Шухрин, – Конечно, каждый имеет право выбрать, художник он или, например слесарь. Это я от зависти так сказал – я рисовать умею хуже некоторых третьеклассников, потому и всегда удивлялся, как это так может получаться у людей…

– Ничего, не стоит извиняться. Я просто о своём подумала, ответила Лиза, – Ну, дальше вам идти нет смысла – дождь закончился, спасибо вам, что поделились со мной своим зонтом.

– Да? И в самом деле, закончился, – удивлённо ответил Шухрин и в его голосе слышалось скрытое разочарование, – Ну, спасибо вам за прогулку. Места здесь красивые! До свидания!

Сложив ненужный более зонт, Шухрин смущённо глянул на плывущие мимо облака и отправился обратно вниз по холму. Вздохнув, Лиза смотрела ему вслед. Хороший человек, думалось ей, и очень жаль, что в прошлом ему тоже пришлось пережить что-то такое, что теперь таилось внутри его взгляда.

Слухи про неё и Шухрина по Бобровке поползли быстро. Не то, чтобы Лизу это расстраивало, за много лет она уже привыкла, что здесь постоянно что-то говорят. И даже если ничего не происходит на самом деле, то всё равно что-то придумают и говорят. Но ей было немного неловко перед Шухриным, человек вообще просто проявил вежливость и немного проводил её, а болтают такое, что уже чуть ли не жениться собрался.

Лиза надеялась на его благоразумие и на то, что и он понимает, что в небольших селениях так и бывает, и принимать серьёзно досужие сплетни вовсе ни к чему. Однако, самому же Шухрину, по всей видимости было абсолютно безразлично всё, что говорят и придумывают в Бобровке, потому что вскоре он сам явился в цех, где работала Лиза и добродушно пошутив с Семёном Агаповым, вош      ёл в кабинет, который Лиза делила со сметчицей Леной.

– Здравствуйте, коллеги! – весело произнёс Шухрин, – А у вас тут уютно, цветы разводите.

– Это у нас Елена увлекается. – отозвалась Лиза, – Её заслуга, что у нас здесь такая красота растёт.

– А я к вам, Елизавета Владимировна. У меня есть несколько идей, как использовать ваше художественное образование и опыт, я уже в область начальству звонил. Все заинтересовались, поэтому хотел бы с вами посоветоваться. Приглашаю вас на совещание, послезавтра приедет инженер, будем обсуждать новую линию.

Разговаривая, Лиза вышла вместе с Шухриным в цех, и просто наткнулась на острый, словно нож, взгляд Зинаиды. Лиза поразилась виду женщины, из-под низко повязанного платка так и пылали злобой глаза, лицо было белым, как мел.

– Отойди, говорю, что встала! – услышала Лиза крик мастера цеха, все почему-то забегали и закричали на Зину, загудел станок, который экстренно пытались остановить.

Лиза услышала крик и среди всеобщей кутерьмы увидела, как сложилось пополам тело Зины, откуда-то брызнула кровь, все закричали еще громче.

Оказалось, что Зинаида так увлеклась созерцанием Лизы, стоявшей с Шухриным, что не заметила, как тряпку, которую она держала в руке, затянуло в станок. И спустя буквально мгновение острый резак ударил её по руке, отняв сразу два пальца.

Срочно вызвали скорую, усадив пострадавшую на стул, оказывали первую помощь. Лица людей были взволнованны и бледны, и только сама Зинаида была спокойна и даже как-то горделиво поглядывала на суетившихся вокруг неё коллег.

– Это первый несчастный случай в моей практике, – сказал хмуро Шухрин, – Ни разу не было в моём ведении, чтобы человек пострадал. Надо звонить, докладывать. Что же скорая так долго едет?

– Лиза, побудьте с ней, я на проходную побежал, скорую встречать, – крикнул Лизе начальник цеха и выбежал на улицу.

Лиза подошла к Зинаиде, присела рядом на стул и с участием посмотрела на женщину.

– Ничего, ты потерпи, Зиночка! Сейчас медицина далеко ушла, восстановят, вылечат…

– Чего ты болтаешь, дура! – зло отрезала Зина сквозь зубы, – Отвали! А то не поздоровится тебе!

– Успокойся! Тебе сейчас это совсем не нужно, лишние нервы! – сказала Лиза, жалость куда-то разом ушла от слов пострадавшей.

– Ты… да ты даже не представляешь, насколько я тебя ненавижу! Все бы пальцы на руке отдала, лишь бы ты сдохла!

– За что? Зина, что я сделала тебе, за что это всё? За что ты… и Мише смерти хотела, к бабкам там каким-то ходила… За что?!

– Мишу? Мише я ничего не делала! А к бабке я ходила – на тебя делала! Хотела, чтобы ты сдохла! А Мишу я любила! Это твоя вина, что он погиб!

Лиза не стала слушать дальше, просто отошла от сгибающейся то ли от боли, то ли от злости Зинаиды, и ушла в кабинет, где плакала от страха и переживаний испуганная Лена. Опустившись на стул, Лиза закрыла глаза. Не хотелось видеть этот мир…

Глава 10.

Чуть не сняли тогда Шухрина с должности, да обошлось – только выговор объявили, за недосмотр. Начальнику цеха Агапову тоже выговор, и ответственному за безопасность труда Королёву. Да много кому попало за недосмотр, когда случилось это с Зинаидой. Приехала комиссия, комбинат долго проверяли, по Бобровке даже ходили слухи, что его вообще закроют. Ну, до этого, конечно, не дошло. А вот вопрос об открытии новой линии по проекту Шухрина отложили на неопределённое время, чему он сам очень огорчился.

– А я считаю, это не справедливо! – возмущённо говорила подруге Наташа, – Мало ли что у этой Зины на уме! Ходит сейчас, инвалидность себе оформляет, еще и радуется, что теперь можно на лёгкий труд, а то и вовсе не работать! Как еще башку свою дурную никуда не сунула! Столько хороших людей из-за неё получили нагоняй! А вот, Шухрин этот, он что, с каждым работником должен за ручку ходить, чтобы никто никуда ничего не сунул?! Я считаю, что комиссия неправильно разобралась! Это Зинаиде самой надо было выговор объявить!

– Она же пострадавшая, – отвечала Лиза, наблюдая, как Федюнька пытается научить Шурочку играть в кубики, а та только весело таращится на него, – Кто же ей выговор объявит. Хотя я с тобой согласна, она сама нарушила правила, там ведь даже линия проведена красной краской, за которую при работе станка заступать запрещено. А она… так увлеклась, что не заметила…

– Да надо больше работать просто, а не за другими смотреть, вот что я тебе скажу. Она никогда работать не любила, в магазине от неё только и слышали, что она больше всех на фасовке устала. Не знаю, может быть я, конечно, сама злая, но я считаю, что Зина сама виновата. Нельзя так жить – одной злостью на весь мир. Да ну её! Расскажи лучше, что там Шухрин?

– А что – Шухрин? Работает, как прежде, старается, – пожала плечами Лиза в ответ на вопрос подруги, хотя сама прекрасно понимала, о чём на самом деле та спрашивает.

– Да я не об этом, – отмахнулась Наташа, – Расскажи, как вы с ним? Хотя бы на работе встречаетесь?

– Ну бывает, что и встречаемся, – усмехнулась Лиза, – Ты давай не придумывай ничего такого.

– А что? Ничего я не придумываю, – хитро улыбнулась Наташа, – Просто я верю, что если судьба – то всё сложится. А он вообще-то симпатичный!

– Вот услышит Юра, устроит тебе, – смеялась Лиза, – Договоришься. А если серьёзно… не нужен мне никто. У нас с Федюнькой и так всё хорошо. Да и самому Шухрину, думается мне, никто не нужен. У него тоже какая-то трагедия за плечами, это сразу ощущается.

– Жизнь то продолжается, – покачала головой Наташа, – Человек не должен быть один. Тем более, хорошие люди, не должны жить в одиночестве. Не созданы мы, люди для этого, для семьи созданы. И ты, Лиза, не противься, просто живи. А там, если судьба, само всё как по нотам сложится. Если и было что у него в прошлом, так это же означает одно – дальнейшую жизнь просто необходимо прожить счастливо! Вообще-то вас обоих это касается.

– Ты права, Наталка, – улыбнулась Лиза, – Только вот, наверное, всё же права ты насчет Шухрина. А я… мне лучше одной, я так себя чувствую… в безопасности, что ли. Миша был единственным, кому я доверилась, он был очень хороший человек… Вряд ли я смогу снова так поверить человеку.

Зима пришла в Бобровку, укутав всю округу – холмы, пролески и бор, речку сковало льдом, и она перестала пугать Лизу своей тёмной водой. В середине декабря Архип Фомич собирался в лес за ёлкой, обещая Федюньке переговорить с зайчиком, чтобы тот передал Деду Морозу, что у них всё готово к Новому году, и его с нетерпением ждут в старой усадьбе.

– Мамочка, а он точно придёт? – спрашивал Федюнька, обнимая обеими руками книжку с новогодними картинками.

– Конечно, малыш, обязательно придёт, – отвечала уставшая после работы Лиза, улыбаясь и думая, какое же это прекрасное время – детство, когда можно так искренне верить в чудеса.

– Это хорошо, – сонно зевая, говорил Федюнька, – Почитай еще. Картинки я уже все посмотрел.

Лиза смотрела на засыпающего сынишку и думала, как же он становится похож на Мишу. Неуловимые, невесомые, но такие знакомые черты проглядывали в лице мальчика, и Лиза как-то светло, без горечи загрустила, вспомнив мужа. Как же жаль, что его нет рядом, но Лиза так благодарна ему за сына… И почему-то она была уверена, что где бы сейчас Миша ни был, он знает… чувствует то, о чём она думает сейчас.

А на утро Лиза поняла, что заболела и на работу пойти не сможет. Всё тело горело, голова болела и голос пропал. Расстроенная Варвара, напоив Лизу чаем с малиновым вареньем, отправилась за доктором, и сообщить на комбинат, что Елизавета заболела. Архип Фомич запряг Воронко, чтобы Варваре не идти по морозу пешком до деревни, да и доктора поскорее доставить.

Фельдшер, совсем молоденькая девушка Мария Николаевна, осмотрела Лизу и объявила домашним, что это ангина. Назначила лекарства, пообещала заглянуть через пару дней и поспешила обратно в Бобровку. Время сейчас такое, заболевших было много, кто-то на горке перекатался, параллельно хватая ртом снег, кто-то гулял, пока мать не загнала домой, угрожая ремнём, и нечаянно простыл. Лиза думала про то, как же там без неё справятся в цехе … и сама не заметила, как заснула.

Когда Мария Николаевна пришла с повторным визитом, Лизе было уже лучше, стараниями Варвары, которая к лекарствам добавила липовый цвет с мёдом и еще какие-то свои травки. Похвалив пациентку, фельдшер сказала, что продлевает больничный лист и велела лечиться дальше.

Лиза думала, что теперь ей придётся провести новогодний праздник дома, а она так хотела сводить Федюньку на профсоюзную ёлку… И в райцентр, в Театр Кукол на новогоднее представление. А вот теперь придётся все планы отложить.

Лиза старалась и неукоснительно выполняла все рекомендации и фельдшера, и Варвары, но постоянно лежать в постели было невыносимо. Она поднялась и накинув на плечи шаль, направилась по коридору в небольшую комнатку, которая не так давно, всего несколько лет назад была её домашней мастерской.

Кисти и баночки с засохшей краской, два небольших куска холста, натянутые Мишей на деревянные подрамники… словно вернули её в те времена, когда руки так и просили взяться за кисть… Лиза завернулась потеплее в шаль и посмотрела в окно. За ним простирался заснеженный сад, а дальше, на склоне холма блистало, словно россыпь бриллиантов, белое снежное покрывало. Редкий кустарник на склоне казался махровым от украсившего тонкие ветви инея, среди которого, словно алые капельки крови, висели ягоды шиповника.

– Красиво…, – подумала Лиза, ожидая, что вот сейчас, вот еще немного, и вернётся то самое чувство, когда ничего вокруг не интересует, только то, как ложиться краска на чистый холст.

Но нет. Молчало всё внутри, будто так же замёрзло, как всё там, за окном. Лиза вздохнула и огляделась по полкам, на которых стояли неоконченные её работы, словно памятник чему-то ушедшему в прошлое. Закрыв чуть просевшую от редкого использования дверь, Лиза вернулась в свою спальню, чтобы одеться, Варвара всегда в одно время накрывала обед, и ей хотелось сегодня вместе со всеми посидеть за столом.

– Лизанька, ты встала? – в комнату заглянула Екатерина Александровна, – А я пришла проведать, думала, ты спишь. А к нам гость пожаловал, нежданный, но приятный. Виталий Васильевич решил тебя проведать, принёс мандаринов. Даже не представляю, как в наших краях ему удалось добыть мандарины…

Лиза заметила, как растеряна и в то же время воодушевлена её мама. Да, в их доме очень давно не было гостей, а ведь когда-то, когда Лиза была маленькой и были живы её отец и дедушка, в усадьбе под новый год чуть не ежедневно бывали гости. Папины друзья приезжали со своими семьями, в гостиной наряжали большую ёлку, и Лиза с мамой обязательно вешали на неё конфеты и обёрнутые блестящей фольгой грецкие орехи…

– Ты придёшь? – Лиза очнулась от вопроса Екатерины Александровны, – Все уже собрались, а Варвара сварила для тебя бульон.

– Да, мам, сейчас иду. Только причешусь и оденусь.

Когда осунувшаяся после болезни Лиза появилась в гостиной, то застала такую картину: Федюнька восседал рядом с Шухриным и рассказывал ему, что совсем скоро вот здесь, перед большим окном, дедушка Архип поставит ёлку, а баба Варя уже купила серебряный дождик.

– А у вас дома будет ёлочка? – спрашивал малыш внимательно слушающего его Виталия, – Мама сказала, что Дед Мороз под новый год подарки под ёлочку приносит.

– У меня? – как-то растерянно усмехнулся Виталий, – Наверное, придётся мне обойтись без подарка. У меня нечем ёлочку наряжать, ну вот не подготовился я. Заработался и позабыл совсем, что скоро новый год.

Федюнька с таким искренним сочувствием посмотрел на гостя, что все невольно рассмеялись, а сам мальчик очень серьёзно сказал Архипу Фомичу:

– Дедушка, а ты когда за ёлочкой в лес пойдешь, скажи зайчику, пусть он Деду Морозу скажет, чтоб тот под нашу ёлочку подарок для дяди положил, а мы потом ему передадим. Нельзя же так, без ёлочки и без подарка…

– Эх, хороший ты парень, Фёдор, – без тени шутки ответил Виталий, – Спасибо тебе большое! Я буду рад, если Архипу Фомичу удастся обо мне договориться.

– Лиза! Здравствуйте! – Шухрин увидел Лизу и поднялся со стула, – Вы меня простите, что я вот так… явился без приглашения. Зашёл к вам в цех, а Агапов сказал, что вы заболели. Я и решил заглянуть, может быть вам помощь какая нужна. А теперь вижу – вы в надёжных руках!

– Спасибо за заботу, – чуть склонила голову Лиза, – Хорошо, что зашли, как раз к обеду.

Непривычно прошёл тот простой семейный обед. Чего-то не хватало в последнее время усадьбе, и даже стороннему наблюдателю, окажись он там, было бы заметно – новой волны, что немного отодвинет прошлое, новой жизни, новой любви – от этого ожил бы Медвежий Яр.