Параллель. Повесть

Вернулся в прихожую и заглянул на кухню. То есть это должно было быть кухней, но из полагающейся мебели осталась лишь раковина, с двумя шлангами в стальной оплётке, торчащими из отверстия для крана. У одной из стен, под матовым диодным ночником, на выпотрошенных обломках дивана сидела Ирина. Полоса лысины стала ещё шире, волосы выкрасились в оттенок тёмно-красного цвета. Какой-то тип с такой же полу-лысой стрижкой, размахивая жестянкой пива, завалился ей на плечо и с восторженным выражением лица что-то взахлёб рассказывал. Время от времени он тянулся губами к бледной тонкой шее, девушка, хохоча, отталкивала его, но лишь для того, чтобы вновь подставить плечо под его голову.

Эвальд зашёл в комнату, прислонился к грязной стене. Ира, наконец, заметила его присутствие, вскочила, отчего панк, что к ней жался, повалился набок и чмокнул пружину дивана. Девушка схватила Эвальда за руку, извлекла из нагрудного кармана папиросу и предложила гостю. Потянула за собой, но тот остался стоять. Тогда она привстала на цыпочки и закричала ему в ухо:

– Опять ты скучный? Давай к нам, я тебя развеселю.

Он поморщился от алкогольного перегара и несвежего запаха тела.

«Неужели ради этого? Ради этого я сюда приехал?».

Вышел в коридор, прикрыл за собой дверь.

«Как будто в гостях был, приличие соблюдаешь» – усмехнулся он своему автоматизму и пошёл к лестнице. В парадной двери его чуть не сбил с ног какой-то местный обитатель. Эвальд вовремя отскочил в сторону. Вслед за первым пронёсся ещё один «персонаж» с бутылочным горлышком в руке. Немец проводил его взглядом, ещё некоторое время прислушиваясь к топоту ног, потом вышел на крыльцо. С прискорбием констатировал, что на душе немного мерзко.

Долго стоял, не решаясь спуститься с крыльца. Задрал голову, будто надеясь высмотреть в ночном небе ответ на мучающий его вопрос. С силой пригладив волосы на голове, резко развернулся и нырнул обратно в темный зев подъезда.

На втором пролёте споткнулся о вытянутые ноги прислонившегося к стене человека. Он зажимал бок рукой, меж пальцев медленно сочилась кровь. Немец склонился над ним, заглянул в лицо. Даже в сумраке можно было разглядеть крупные красные прожилки на нездоровом синюшно-буром лице, неоднократно разбитом носе. Человек тяжело и судорожно вздыхал, от чего его разорванная нижняя губа подрагивала и оголяла ряд гнилых зубов. От него разило нестираной одеждой и алкоголем. Он чувствовал чьё-то присутствие, жмурился и слегка склонял голову в сторону, не желая смотреть.

Эвальд выпрямился, дёрнул щекой и отвернулся. На одном дыхании проскочил оставшиеся пролёты и участок коридора, толкнул дверь и влетел на кухню.

– О, Ганс вернулся! – радостно вскрикнула Ира.

Она не сопротивлялась, когда вернувшийся гость схватил её за локоть и потащил из квартиры, лишь громче засмеялась.

– Э-э, что за дела? – возмутился панк и схватил обломщика веселья за рукав.

Тот отмахнулся – не сильно, только чтобы сбросить хватку – однако ноги подвели местного обитателя и он рухнул на пол.

– Ну ты, с-сука, сейчас будет тебе счастье! – как бы с удивлением промямлил панк, опираясь о стенку и вставая на ноги, – Пацаны! Наших бьют! – и, не дожидаясь огневой поддержки, полез в драку.

Эвальд полуобернулся, толкнул напирающего наркомана ладонью в лицо, тот снова полетел вверх тормашками и уже не нашёл в себе силы подняться, лишь засучил ногами и руками, будто его врагом вдруг стал голый пол.

Несмотря на то, что всего минуту назад притон спал, сейчас он вдруг пришёл в движение. Как сонные осы вылетают на замах дыма, так и грязные обитатели квартиры с иссиня-серыми лицами медленно покидали свои лёжки на полу, чтобы ответить на универсальный призыв о помощи.

Тот, что оказался ближе всех к прихожей, уставился затуманенным взором, подобрал отвисшую челюсть, и, жуя слюни, спросил:

– Где?

– Там – мотнул немец головой на кухню.

– Ща, братишь, всё будет, – прошамкал зомби и, придерживаясь за дверной косяк, пошёл не рисковый манёвр: пересечение пространства прихожей.

Ира не сопротивлялась. Эвальд предусмотрительно обнял её и приподнял, когда проходил лестничную площадку с раненным. Оказавшись уже на улице, она тихо заплакала, попыталась высвободиться, замахнулась и… обмякла. Парень придержал её одной рукой, поспешно снял куртку, сетуя на себя за то, что не догадался сделать это раньше, и, закутав хрупкое тельце, взял его на руки. Прошёл целый квартал, прежде чем заметил на обочине автомобиль с жёлтой лампой на крыше. Ускорил шаг, без спроса открыл дверь, положил всё ещё тихую девушку на заднее сиденье и сел рядом.

– Ну и куда? – недовольно спросил таксист, прикручивая громкость музыки и с подозрительностью осматривая клиентов в зеркале заднего вида.

– Давай вперёд, а там посмотрим.

В квартире, как и прошлый раз, была уличная температура. Под распахнутые окна подложены книги, шторы одёрнуты в стороны. Первым делом Эвальд уложил девушку на кровать и накрыл одеялом, после чего задраил окна и включил на кухонной плите все конфорки разом. Газ с шипеньем выгорал, быстро наполняя комнату теплом. Немец сел за стол, устало опёрся на локти и запустил пальцы в густую шевелюру. Мысли словно объявили бойкот своему хозяину, ни на чём не останавливались, ловко удирали от манипулятора, который должен их вылавливать и укладывать на конвейер. Чтобы хоть чем-то занять голову, принялся рассматривать новые фрески на стенах. Из всех рисунков осталась без изменений лишь фигура человека в полный рост. Она и в этот раз осталась нетронутой, совершенно обособленно лежащей поверх остальных деталей. Всё остальное пространство заняла сплошная решётка из толстых прутьев на сером фоне. Никакой травы, никакого звёздного неба или гор – ничего. Лишь серость.

Воздух постепенно прогрелся, Эвальд снял куртку и проверил спальню. Тут по-прежнему было прохладно. Ирина очнулась, сидела спиной к стене, с поджатыми к груди коленями.

– Я тебя не боюсь, – с едва заметной дрожью в голосе сказала она.

– Меня и не надо бояться.

– Он сказал, что не успел, но ты всё равно наказан. Я была на твоей могиле… Зачем ты вернулся? И вот теперь он перестал приходить… Это ты его прогнал? Нет, это я… но я и раньше просила его не приходить, почему он исчез? Почему никто из них больше не приходит?

Эвальд потянулся к ней, чтобы укрыть обратно одеялом, успокоить, но она отскочила на край кровати и зло прошипела:

– Не трогай меня!

– Это же я, скучный водила.

Прищурившись, с недоверием спросила:

– Ганс? Нет, ты меня не обманешь, я знаю, кто ты. Уходи! Хотя нет… – Ира хищно захихикала, – оставайся, они придут за тобой, я своими глазами увижу, как ты получаешь по заслугам. Смерть это слишком жестоко… но ты всё равно будешь страдать. Ни один из вас даже не попробовал просить прощения!

Она сыпала обвинениями, ругательствами и угрозами, в перерывах беспомощно прислонялась затылком к стене, и по её лицу текли ручьями слёзы горечи и досады. Немец устроился на полу у противоположной стены. Он боялся оставить девушку без присмотра, но как её успокоить – тоже не знал, и лишь надеялся, что в какой-то момент действие дурманящих препаратов пройдёт, она выдохнется и успокоится сама.

И она успокоилась. С первыми лучами ленивого зимнего солнца она, после очередного эмоционального всплеска спрятала лицо в ладонях, опять заплакала, беззвучно сотрясая плечами. Эвальд поднял одеяло, сброшенное на пол в приступе буйства, сел рядом с Ирой и укрыл её. Она не стала его прогонять, как и не стала сопротивляться, когда он прижал её голову к своей груди и пригладил беспорядочно остриженные волосы.

Парень измотался не меньше самой Ирины, и хоть она уже успокоилась, надо было потерпеть, выждать ещё… но сон всё же взял своё.

Глава III. Лес, лес, болото

Валентин

Корень поддавался с трудом. Точнее, не поддавался вовсе. Я искрошил вокруг него почву, отрезая отростки, но он всё никак не хотел вылезать. Прям репка, а не корень.

– Брось, друг, догоняй остальных.

У Вагана на руке висела огромная корзина, до половины наполненная трофеями. Я осмотрелся по сторонам. Шеренга ушла далеко вперёд, один лишь я ковырялся в грунте, безуспешно пытаясь вытянуть злосчастный корень. Надо было брать лопату, когда предлагали, чёрт…

– Сейчас, – раздражённо отвечаю стоящему над душой напарнику и ещё раз обвожу лезвием вокруг своей добычи.

– Друг, никто их не собирает, потому что больше гемора с ними, чем толку.

Постояв ещё немного и полюбовавшись моим пыхтеньем, Ваган пошёл дальше. Тяну за мохнатый короткий хохолок растения, он с тонким хрустом отламывается и я падаю на пятую точку. Зарычав, с остервенением беспорядочно колочу ножом. Молочный сок перемешался с грунтом и наполнил воздух горьковато-сладким ароматом. Понимаю, что последние полчаса потрачены впустую. Плюю на землю, пинаю воздух ногой, вешаю на плечо корзину и плетусь вслед за остальными.

Бригадир не проводил никакого брифинга, просто прикрепил меня к Вагану и его товарищу Якову, сказав, что они введут меня в курс дела. В первую очередь я спросил, как попасть домой, но они лишь переглянулись и, поджав губы, покачали головами.

– Неужели нет способа?

– Душа моя, – ласково сказал тогда Яков, – вы в корне неверно смотрите на жизнь. Попав в трудную ситуацию, вы глядите в прошлое и ищете обходные пути. Нельзя так. Куда бы вы ни попали – обустраивайтесь, как если бы это был ваш дом. Что же вы кривитесь? Ну, сами посудите – будете вы метаться туда-сюда неприкаянным, рано или поздно потеряете силы и обнаружите, что потратили время впустую. Тогда вас наполнит отчаяние. А отчаяние – грех, знаете ли.

Не знаю, что раздражало меня в нём больше – слащавые обороты, как у психиатров из анекдотов, или же его манера обращаться ко мне в множественном числе. Я же не старик какой, максимум лет на пять старше него! Его приятель ничем не лучше – фамильярность так же раздражала.

После очередного подтверждения, что домой не попасть, я больше не слышал их. Они по очереди что-то рассказывали про травы и коренья, ягоды, животных и птиц, но это стало полуосмысленным шумом на периферии сознания, не более.

На глаза попался крохотный куст винограда с одной-единственной зелёной гроздью. Я бы не отказался сейчас от винца, да покрепче. Теперь понимаю Дюка.

Догоняю шеренгу и становлюсь рядом с Яковом. Он собирает твёрдые чёрные ягоды с высокого куста. Ростом я выше, поэтому тянусь к верхним веткам.

– Не против?

– Что вы, собирайте на здоровье.

Может, зря я к ним так? Они ведь ничего плохого, в конце концов, мне не сделали, а я на них только волком смотрю. Надо бы хоть парой слов перекинуться.

–Так… почему бригадира называют Дыр-дыр?

– Ох, голубчик, дело наше – не такое уж простое, как можно было бы подумать. Существует множество угроз жизни даже в чистом поле.

Я смотрел на него, ожидая продолжения, но он, кажется, моментально забыл о моём вопросе.

– И?

– Ну, сами-то Ветра не плодят смертоносных насекомых или крупных хищников. Однако оные частенько приходят из других краёв.

– Я про бригадира вообще-то спросил.

– Я к тому и веду, дражайший друг, – Яков вздохнул и продолжил, – как-то раз работали мы недалеко от каньона, когда вдруг вылетел ветер, причём без каких-либо предварительных признаков. Ну, само по себе это дело не страшное. Мы нашли укрытие, но пришлось задержаться, и мы не успели до темноты вернуться в лагерь. А ночью пришли химеры, унесли с собой троих, одного ранили в голову. Бригадир тащил его на себе до самого трактира. Бедняге травмировало мозг. Стал подобен годовалому ребёнку – дара речи лишился, переставал людей узнавать. Кроме бригадира нашего. Как увидит его, сразу кривой своей улыбкой улыбается, руки протягивает и лопочет: «Дыр-дыр, дыр-дыр». Вот он себя виноватым и чувствует, мол, должен был предусмотрительней быть.

Я умолк, переваривая услышанное. Чёрт, даже не стану спрашивать, что с тем беднягой стало, никто ведь заботиться о таком не будет.

– А что за химеры?

– Иногда бывает так, что мелкое зверьё съест не ту травку, тогда оно становится хвореньким. А иногда бывает так, что зверь покрупнее, вроде птиц каких или волков, съедает того, кто съел не ту травку. Таких лучше вообще не видеть.

Яков передёрнул плечами и поёжился. Я решил сменить тему.

– Давно здесь?

– Конкретно здесь? С полгода.

– То есть, бывал и в других секторах?

– Секторах?

– Ну…

– Я вас понял. Просто каждый по-разному называет. Да, много где бывал.

– Во сколько же ты пропал из дому?

– Ох, голубчик, из дому меня родственники сплавили.

– Детдомовский? Извини, не знал.

– Что Вы, что Вы! У меня были и маменька, и папенька, они меня очень любили. Просто Бог так и не дал мне детей, супруга моя скончалась раньше меня, а единственный племянник, этот поц, прости Господи, сплавил меня в дом престарелых.

Тьфу, опять его шуточки.

– Я так вижу, вы мне не верите? Вот скажите, это ведь не единственно место, где вы побывали?

– Нет.

– И как думаете, много ещё таких, как вы выражаетесь, секторов есть?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Как-то я об этом не думал.

– Вот и я не знаю, сколько странных мест ещё существует, хотя с Ваганом Архимедовичем много где побывали. Думаю, есть места настолько странные, что человек вовсе сойдёт с ума от одного взгляда на неродные пейзажи. Немало моих знакомых переходили границу во время окон и сгинули навсегда, никто их больше не видел.

Может, он и прав. Что я знаю об этом?

– То есть ты был стариком?

– А что тут удивительного? Пути, Господни, знаете ли…

Вздыхаю и снисходительно смотрю на шутника.

– И что по этому поводу в библии написано?

– А вы как думаете? Ну вот, снова плечами пожимаете. Некоторые говорят, что мы на другой планете, что это эксперимент высших разумов над примитивными людьми. Многие думают, что мы все в аду, или в чистилище. Якобы Бог нас наказывает за грехи. Мне, знаете ли, по статусу не положено в ад верить.

– Так ты ещё и доктор наук, атеист?

– Полноте вам. Прекрасно знаете, что я иудей.

– Кхм… ну так… к какой версии ты склоняешься? Или мне начать обращаться на «Вы»?

– Как вам будет угодно, душа моя. Что же до версий… я, как разумный, надеюсь, человек, воздержусь от столь судьбоносных выводов. Мне бы пожить подольше, остальное меня не очень волнует. О, спелые! – Яков соскрёб с ветки горсть ягод с синеватым отливом и отправил их в рот, – хотите?

– Нет. Я бы сейчас винограда поел.

– Виноград тут не растёт, – с набитым ртом ответил он.

– Как это? Я видел там куст. Небольшой, но это точно виноград.

Яков поперхнулся, выплюнул пережёвываемые ягоды и схватил меня за плечи.

– Где?!!

– Да там, – махнул рукой.

– Внимание! – заорал Яков, – отряд, внимание! Срочно перекличку!!! – затем снова тряхнул меня за плечи, – показывай, быстрее!

Я побежал к тому месту, где видел виноградный кустик, указал на него пальцем. Появился бригадир с сапёрной лопатой, оттолкнул меня в сторону, упал на колени и принялся выкапывать куст. Яков вырвал его из земли. С корней стекала густая багровая смола.

– Ещё лопату! – закричал бригадир и указал появившимся работникам, – тут копай, осторожно.

Моментально собрался весь отряд, половина из которого теснилась над раскопками, меня оттеснили, поэтому я плохо видел, с чем они там возятся. Под лопатами чавкало, в воздухе поплыл смрадный дух. Кто-то охнул, все раздались в стороны, и только бригадир продолжал голыми руками с остервенением выгребать из ямы комки грязи. Склонившись в очередной раз, одной рукой упёрся в край ямы и что-то потянул.

– Руби, руби давай!

Яков подскочил к краю ямы и рубанул лопатой. Рыча, бригадир вытянул тело. Из слоя налипшей грязи торчали отростки корней.

– Коперник! Живо сюда!

Травник сразу появился рядом с телом, ощупал и осмотрел, после чего покачал головой. Воцарилось гробовое молчание. Никто не смел шелохнуться и нарушить тишину. Из ямы, медленно извиваясь, к телу потянулись щупальца корней.

Бригадир встал. Вытер о штанины руки.

– Всем дальше работать. Не дай боже увижу, что работаете по одному – сам закопаю. Яков, Миша, – кивнул он на тело, – жгите тут всё, чтоб этой заразы не осталось.

***

Виреска

( рис. Грета Вейс)

Когда дымка рассеялась, я поняла, что лежу лицом на земле, а сочно пахнущая трава впивается мне в лоб, лезет в нос. Осторожно встала на ноги.

Лес – другой. Совершенно. Больше ярких красок, зеленей трава, насыщенней запахи, и что самое главное – поют птицы и насекомые. Осматриваюсь по сторонам, но нигде не вижу Дюка. Как и следов портала, в который я сиганула.

Трава не такая уж и высокая, даже если мой проводник лежит без сознания, должен быть виден.

– Дю-у-ук!

Тишина. Возможно, кричать в незнакомом месте не – самая лучшая идея. Кто знает, чьё внимание могу привлечь. Не успела я это подумать, как мимо, обдав меня тёрпким ароматом древесины и смолы, пронеслось… что-то похожее на женщину. Если бы я вовремя вытянула руку, наверное, даже смогла бы до неё дотронуться. Её тело легко и совершенно бесшумно отталкивалось от земли и делало большие хаотичные скачки меж деревьев. Из-за налипших на плечах, спине и бёдрах листьев, из-за прутьев, застрявших в волосах, существо сливалось с лесом, я не смогла уследить за молниеносным движением и потеряла его из виду. Рванув следом, стала оглядываться и всматриваться меж деревьев в попытках уловить движение, отыскать взглядом шуструю женщину. Если это вообще была женщина. Но её больше не наблюдалось. Наверное, не опасная тварь, даже не попыталась напасть. Местный житель? Значит надо осмотрительней вести себя с природой.

Ну вот я и определилась с направлением. Знаю, я видела лишь смазанные очертания, но женщина показалась симпатичной. Может ещё натолкнусь на неё. Познакомлюсь. Распрошу о месте.

Никаких намёков на дорогу или тропу, зато солнце, пробиваясь сквозь сень деревьев, ласкает лицо и вовсе не режет глаза. Идти легко. Лес хоть и старый, но без зарослей кустарников, а трава вперемешку со мхом – чистая радость для усталых ног. Если бы карта ещё что-то показывала, было бы вообще супер. Как там Дюк её рисовал? Выдрав пучок травы, стряхнула в ладонь немного земли и втёрла в пергамент. Как было пусто, так и осталось. Видимо, она мне не пригодится, а вот проводник точно по ней горевать будет. Что, если я не встречу его? Дело даже не в том, что обещал домой перебраться – языком трепать любой горазд. Но к нему я уже попривыкла, да и опасности в нём не вижу. Для себя. Не знаю, почему, может ему тупо нужен носильщик?

Впереди послышался стук. Глухие, размеренные удары по дереву, которые трудно с чем-то спутать. Лесоруб? Немного сбавила шаг, стараясь держаться поближе к замшелым стволам деревьев и вообще поменьше шуметь. Стук иногда прекращался на недолгое время, затем разносился по лесу вновь, всё отчётливей. Кажется, совсем уж рядом, и направление верное. Сейчас, стараясь дышать тише, я поняла, как много шума создаю. Не шаги, а топот слоновий. Лёгкий скрип креплений на лямках, в рюкзаке тренькает аптечка, постукивает клинок в ножнах. Я сбавила скорость до минимума, глядела во все глаза, но ничего не появлялось на моём пути.

По лесу пронёсся отчаянный вопль, переросший в хрип и оборвавшийся коротким взвизгом. В наступившей тишине больше не было слышно ни стука топора, ни чириканья птиц, даже насекомые притихли. Солнце спряталось за облаком, и лес накрыла густая тень, ветер окреп, а ствол под моими ладонями завибрировал. Деревья начали шуметь и ронять на землю листву и сухие ветки. Из некоторых, сочась сквозь кору, вытекала прозрачная смола и собиралась в большие капли, как на восковых свечах. Воздух наполнился терпко-солёным запахом свежей древесины.

Я встала на колени, стиснув зубы и боясь себя выдать, сложила с плечь рюкзак. И если до этого лес мне казался густым, то сейчас я почувствовала себя как на ладони. На плечо начала накатывать густая капля смолы размером с мой кулак, я подвинулась в сторону и тогда увидела его. Существо медленно шло, размахивая коровьим хвостом и подрубая им кисточки невысокой травы. Из его лба выпирало два коротких рога, а с выпяченной челюсти свисала козлина борода. Чёрт неспешно шёл, придерживая на плече тело зеленокожей женщины. Второй рукой, сжимавшей топор, он доставал до земли. Ноги, в отличие от рук с канатообразными мускулами, были тонкие, с широкими ступнями, обутыми в гэта.

Остановившись у одного из деревьев, он скинул на землю ношу и достал из-за пояса короткую дудку. С замаха вогнал её снизу вверх под кору. Слегка присев и на сто восемьдесят градусов вывернув шею, приложился к трубке.

Не двигаться, только бы не привлечь его внимание… рукой, держащей топор, чёрт упёрся в землю, а свободную ладонь положил на дерево, растопырив когтистую пятерню. Периодически он отрывался от питья, выпрямлялся, шумно вздыхал. Затем, вновь по-совиному повернув голову, продолжал пить.

Вдруг воздух содрогнулся, на мгновение небо потемнело ещё сильнее. Чёрт повернулся ко мне мохнатой спиной и задрал голову. Затрещали ветки, из ниоткуда что-то гулко упало на землю метров на десять дальше твари. Дюк?! Медленно встаёт но ноги, разминает руку. Лесоруб сгорбился, отведя оружие в сторону. Секунд пять они с Дюком просто смотрели друг на друга, я затаила дыхание, предчувствуя бой. На что вообще способна эта тварь?

Но ничего не случилось. Выдернув из дерева свою соломинку, чёрт взял женщину за горло и закинул обратно на плечо. Как и до этого, медленно пошёл в прежнем направлении. А Дюк двинулся ко мне и, как ни в чём не бывало, протянул руку. Я взялась за его ладонь и встала на ноги. Он стряхнул с моего плеча пару листьев и вновь протнянул руку. Ах, блин… достаю из внутреннего кармана карту. Разворачивает её, осматривает, кладёт обратно в чехол и кивает головой:

– Ну, пошли.

***

Дюк

Дневник памяти, день 3***.

Сегодня закончил обход местности, родича давешнего окна не нашёл, как и вообще каких-либо других переходов. Зато неплохо пополнил запасы провианта, когда небольшая стая волков хотела сделать то же самое за мой счёт. Остро стал вопрос о дальнейших действиях, но в итоге я решил остаться, сколько позволит время, и дождаться нового окна.

Дневник памяти, день 3***.

Обустройство стоянки заняло меньше половины дня. Быстро раскинул несколько глаз на земляничных деревьях, обеспечив себе обзор. Пробил под костром скважину и получил язычок огня. Остаток дня вялил мясо.

Дневник памяти, день 3***.

Лес достал. Если шёпот земли я готов был слушать всё время, пока не дремлю, то деревья надоели уже сейчас. Ещё пару дней назад они начали шептать не намного громче земли, но сегодня дружно перешли на громкие стоны. Особенно жаловались бесстыдницы, на которых я начертил глаза.

Глупое чувство, и очень непозволительное – надежда. И всё же я надеюсь, что девочка вскоре вернётся.

Дневник памяти, день 3***.

Высохло ещё одно земляничное дерево. Глаз даже не стал восстанавливать. Конечно, обзор это хорошо, но уж лучше незваные гости, чем постоянные упрёки от местного населения.

Дневник памяти, день 3***.

Как же я люблю этот запах наглости и самоуверенности! Как-то мне сказали, что у наглости нет запаха. Вздор. У всех чувств, эмоций, черт характера и тем более поступков он есть. И очень часто это запах крови.

Я дремал, и почувствовал присутствие других двуногих только тогда, когда какой-то тип с кривым носом и обросшим лицом, сидя напротив меня, принялся громко сморкаться в костёр. Тело нехотя сбрасывало оцепенение после долгого сна, я тем временем успел заметить на коленях своего гостя обрез и услышать за спиной чьё-то дыхание. Утихающими голосами деревья поносили путешественников. Мой костёр недовольно чихнул золой и спрятал огонёк под землю.

Мне даже стало немного любопытно, что мне поведает гость. Да, любая компания мне быстро надоедает, но, как ни крути, я около четырёх декад не слышал человеческого голоса. Но визитёр не собирался коротать время байками у костра. Вместо этого поинтересовался, сопровождает ли кто-то меня, после чего направил на меня оружие и попросил отдать ему моё. Привычным движением я помог мечу пролететь над плечами гостя, после чего наклонился, пропуская возле уха дуплет дроби. Перекатившись, встал на одно колено лицом к тому, что был за моей спиной, и вогнал лезвие снизу, под рёбра.

Печально, что всё так обернулось. Я уж думал – посидим, я послушаю их трескотню, и ещё на месяц вперёд освежу память, почему одному лучше. Впрочем, эффект достигнут.

Дневник памяти, день 3***

Наблюдая, как четыре резвые синицы поочерёдно склёвывают веки моего гостя, я вдруг понял, что ни разу не опускался до каннибализма. А ведь были благоприятные для этого моменты, и не раз.