Полная версия
Причинность. На другой берег
Уже через десять минут Хиона шумно причитает, что предки, должно быть, хотели поиздеваться над будущими поколениями или же подъём по этой лестнице служил какой-то пыткой. Сефу устало улыбается и продолжает шагать, стараясь не сбивать дыхание. Её всегда удивляло, как молодняк умудряется подниматься на Башню: пусть они и весят значительно меньше, но лестница слишком длинная, а ступени высокие. Наверняка малыши и подростки тоже очень устают, но, очевидно, одна и та же цель имеет абсолютно разный вес для восхищённых жизнью детей и успевших в ней разочароваться взрослых.
Сеф украдкой посматривает на Савитара: он двигается уверенно – чеканит каждый шаг и следит за дыханием. Его лицо излучает такую ясность и сосредоточение, словно он прошёл особую подготовку по подъёму на Башню – такие частенько входят в стоимость путёвок дишцев – или как минимум участвовал в тренировках внутри общины.
Ещё через полчаса Сефу чувствует, как кружится голова, а успевшие забиться мышцы ног понемногу ноют от усталости. За это время Хиона успела снова передать ей на руки Зору, которая в силу возраста ещё не может освоить такой поход самостоятельно. Сефу бросает взгляд вверх. Они осилили уже половину пути. Она поудобнее усаживает Зору на другой бок и шагает на очередную ступеньку, мысленно прикидывая, как лучше обойти возникающие преграды: то дишцы усядутся отдышаться посреди лестницы, то кто-то поддастся приступу паники из-за высоты и разреженного воздуха.
– Сефу’эни, смотри, какое блестящее, – малышка указывает крохотным пальчиком на вид за окном.
Аккуратно перешагивая через скользкий спуск, Сеф ставит Зору на широкий выступ окна и присаживается рядом, придерживая ребёнка. «Какое блестящее» оказалось небом, усеянным мириадами звёзд, лун и разноцветных полос Сияния. Уже с этой высоты крыши домов остались далеко внизу, превращая старушку Джезерит в размытое, хоть и пёстрое пятно. Малышка выставляет вперёд ручки, пытаясь ухватиться за пролетающие мимо всполохи. Она радостно визжит и топает ножками, а блики покорно пляшут прямо у неё на ладошках.
Сефу прислоняется к стене и вытягивает пульсирующие после подъёма ноги, одной рукой продолжая придерживать Зору, радостно бормочущую себе под нос. Наверное, разговаривает с Сиянием. Ненадолго смыкая уставшие веки, Сефу отпускает мысли, созерцая калейдоскоп необычных картинок, проносящихся перед глазами: узкие каменные коридоры, стеклянные здания выше облаков, бескрайние пустоши, дикие лошади, отвесные скалы и… чья-то широкая улыбка. Улыбка, настойчиво напоминающая ей что-то уже виденное. Словно из намеренно забытого далёкого прошлого или вовсе из приторных детских фантазий о том, что на Трёх Континентах найдётся ещё хоть кто-то подобный ей. Из вереницы мелькающих в сознании образов её вытаскивает заливистый смех Зоры.
Неохотно открывая глаза, Сеф смотрит на малышку: та увлечённо хлопает в ладоши и показывает язык куда-то перед собой. Нянька приподнимается и выглядывает в окно. Увиденное заставляет сердце ускорить темп – биться почти так же быстро, как в переулке.
В воздухе напротив Зоры скользит блестящее облако размером с её голову, оно будто заигрывает: появляясь то тут, то там, ускользая из рук и заплывая в волосы. Сефу медленно встаёт на ноги и усаживает упирающуюся малышку на бок. Облако на долю секунды замирает и быстро выплывает обратно в окно, растворяясь среди ярких всполохов.
– Это очень весело! – радостно объявляет Зора. – Я буду приходить сюда ещё и ещё!
– Обязательно. – Сеф чмокает ребёнка в макушку и спешит вверх по лестнице, то и дело вглядываясь, кто идёт впереди, в надежде догнать Хиону и Савитара.
Малышка посильнее прижимается к своей няньке и еле слышно тараторит что-то на смеси общего языка с детским.
Наконец, добравшись на самый верх внутренней лестницы, Сефу останавливается на краю и смотрит вниз: голова кружится то ли от высоты, то ли после тяжёлого подъёма. Стройная вереница топает по ступеням, сотрясаясь и от хохота, и от причитаний. Что примечательно, чем выше поднимаются каара, тем тише становятся. Ближе к вершине вышагивают и вовсе молча и сосредоточенно. Основной шум и гомон остаётся далеко внизу, на первых пролётах лестницы.
Раньше Сеф искренне восхищалась, как каара знакомятся, обмениваются интересными историями, даже закладывают основу крепкой дружбы прямо во время подъёма. Наблюдала, как они помогают друг другу и делятся водой, как уттарцы рассказывают дишцам разные хитрости для облегчения пути. Бывает даже, что кого-то выбившегося из сил по очереди несут вверх на руках. Ежегодный подъём на Башню – прекрасная иллюстрация, что до какой бы степени ни доходили различия, каждый способен протянуть руку помощи.
Позади кто-то рывком открывает дверь, и в помещение вместе с ледяным воздухом врывается несколько длинных цветных всполохов, освещая лестницу и стены вокруг. Сефу с удивлением замечает пульсирующую роспись на камне: необычная вязь будто скользит по отполированной поверхности на одинаковом расстоянии. Собирается в причудливые картинки, чем-то напоминающие истории про Мнра Мнаас. Сефу чувствует, как сдавливает грудь: приходится даже задержать дыхание. Символы притягивают её к себе мощно и безапелляционно, буквально требуя шагнуть в пролёт.
Южанин неподалёку обращает внимание на местную со спящим ребёнком на руках, застывшую в опасной близости от края. Дишец ускоряет шаг и вовремя касается руки Сефу, чем и приводит в чувство. Она вздрагивает, отступая назад. Неловко улыбается своему случайному спасителю и шустро проскальзывает в медленно закрывающуюся дверь.
Уже на первой открытой площадке кружится голова. Не столько от разреженного воздуха, сколько от масштабов мира, открывающихся с такой высоты. Вокруг глянцевой белизной раскинулась часть уттарской таа, прозванная в народе Та’Мануан: от величественных вершин Агвид до ледяного безмолвия Ситы. На удивление, ветер сегодня не пытается сдуть с площадки и добраться до самых костей, позволяя комфортно чувствовать себя на такой высоте, с которой Джезерит кажется лишь крохотной точкой в бесконечной снежной пустыне.
Сефу глубоко вдыхает морозный воздух и в очередной раз восхищается теплом, что излучает Сияние: в такой близи оно согревает гораздо сильнее, чем в городе. Прощупывая взглядом берег Ситы на горизонте, она умудряется разглядеть хоть и родной, но до изжоги ненавистный Понтус. Рыбацкая деревушка настолько крохотная, что, будь сейчас ясный день, слилась бы с белым пейзажем, но в темноте порт легко найти из-за яркого маяка. Сеф мысленно здоровается с улочками далёкого Понтуса и тепло улыбается счастливым, хоть и редким моментам из тех лет, что красочными кадрами уже мелькают в памяти. Мягкие и бесконечно радостные ездовые, за которыми она присматривала, зарабатывая на рыбу и жёсткую койку на верхнем ярусе насквозь продуваемой псарни, навсегда бы остались единственным светлым пятном из детства, если бы Фифи не отбилась однажды от скучной экскурсии. Сефу вдруг становится стыдно, что они так много ссорятся в последний ноазис: не слышат друг друга, ехидно отмалчиваются и по очереди жалуются Хенрике.
Чувство вины не успевает побольнее укусить, потому что Зора открывает глаза и восторженно верещит изо всех своих детских сил:
– Какое-то чудо! Вокруг чудо! – Малышка беспорядочно ёрзает, вынуждая Сефу поставить её на площадку до того, как она на неё свалится.
Когда Зора, истошно вопя, мчится вперёд, охотясь на всполохи, нянька с удовольствием разминает уставшие руки. Хиона выплывает из толпы на радостные вопли подопечной. Сефу с трудом машет подруге затёкшей рукой, когда воздух вокруг на несколько секунд вспыхивает искристо-алым, поглощая каждый всполох на своём пути. Толпа замирает, замолкает и приглушённо вздыхает.
– Первое Зарево, дружок, – прерывает тишину тяжёлый бас с другой стороны площадки, а толпа хлопает в ладоши и уверенно дёргается к куполу, собираясь в стройную вялотекущую очередь.
Временной промежуток между Заревами всегда предсказуемый. Небо пылает с математической точностью и никогда не отклоняется от графика. Чтобы оказаться наверху ко второму цвету, у Сефу ровно три минуты четырнадцать секунд. Зора не знает таких тонкостей о Сиянии и заметно волнуется от создавшейся вокруг суеты. У шумных и быстрых по природе южан, успевших перевести дух после подъёма, уже открывается второе, третье и десятое дыхание одновременно. Они спорят между собой, толкаются и картинно размахивают руками: они делают это всегда и везде – будь то очередь в кафе или на верхнюю площадку одной из древнейших построек Континента.
После первого Зарева кажущаяся хаотичность всполохов выглядит более упорядоченной: абстрактные фигуры в небе принимают всё более различимые формы, структурно усложняющиеся после каждого последующего цвета. Иногда это похоже на стоп-кадры: воздух зрительно замирает, позволяя внимательным глазам рассмотреть каждый элемент. Иногда картинки двигаются с неуловимой скоростью, переливаясь от края до края всем цветовым спектром. Иногда небо пылает с такой силой, что даже тёмные очки не помогают различить хоть что-то. Кажется, что Сияние – это невероятно подвижный разум, и каждый раз он лично решает, какие именно послания оставлять. Оставлять ли их вообще.
На этот раз формы в небе не прекращают своего движения. Пришедшие, кто поспокойнее, решившие остаться на первой площадке и не суетиться в очереди к Куполу, внимательно рассматривают узоры вокруг, наперебой стараясь интерпретировать увиденное. Зачастую всполохи складываются в геометрические узоры, а кто-то когда-то и вовсе утверждал, что видел в небе рунические письмена, но кто это был и что именно говорил – уже и не вспомнить. Более достоверно, что ещё лет …надцать назад Сияние спускалось совсем близко к замершей таа и на время ослепляло город.
О природе явления и говорить не приходится. Если и верить в существование Мнра Мнаас, то надписи из залов дешифрованы фрагментарно, и даже переведённые части чаще всего звучат как невнятная белиберда. В одном из пяти древних языков есть упоминания чего-то похожего на Башню из Джезерит. Сказано про некий Купол, генерирующий определённый вид энергии и поглощающий противоположный ему, результатом чего становится Большой Магнитный Резонанс. Сказано, что так останавливалось время, вернее, так его останавливали намеренно. Хотя там же уточняется, что время никогда и никуда не шло, чтобы его останавливать, а Башня вовсе не Временная, а Пространственная, а если ещё точнее – Потоковая.
Большинство жителей Континента практически не интересуются историей Сияния, тем более не придают значения «детским сказочкам» про энерготехнологии нулевого поколения. В такие тонкости вдаются только фанатики, эфоры и учёные. Все они изображают, что знают гораздо больше, чем написано в источниках. То ли читают между строк, то ли знакомы с другими артефактами, намеренно не предающимися огласке.
Подтверждённым фактом остаётся то, что Сияние, как и Башня с её треугольным куполом, существует на самом деле. Научное сообщество кормит общественность всё новыми и новыми догадками о происхождении подобных построек и явлений. Примерно тем же занимаются и фанатики. Результаты – у господ всезнающих и вездесущих – разительно отличаются. Учёные открыто противопоставляют свои догадки домыслам фанатиков. И те и другие обвиняют друг друга в фальсификациях, спекуляциях, высосанных из пальца интерпретациях и прочих подобных махинациях общественным мнением. Только эфоры гордо отмалчиваются на эту тему, даже здесь находя повод напустить на себя побольше тумана.
Приближается время второго Зарева. Оно должно быть ярко-оранжевым и немного бледнее алого. Всполохи превращаются в сложные геометрические орнаменты, чем-то похожие на причудливый часовой механизм. Толпа вновь обращается в созерцание. Окружающие полушёпотом восторгаются или вовсе молчат, поражённые масштабом и необъяснимой аккуратностью Сияния. Узоры выплывают один из другого, двигаются то плавно, то резко. Меняются местами. Исчезают в одном уголке неба, чтобы зеркально отразиться в другом.
Толпа дышит как единый организм, будто стараясь впитать в себя происходящее. Кажется, воздух уплотнился настолько, что поглощает звук. Голоса топнут и вязнут среди всполохов. Большинство детей уже не собираются к Куполу и рассаживаются прямо на площадке, заворожённо озираясь. Толпа становится всё медленнее. Всё спокойнее. На удивление, даже дишцы сбавляют темп и замирают перед очередным всполохом, как под гипнозом. Сияние издаёт собственный звук. Вибрирует и накатывает волнами на своих гостей. Только частота звука находится где-то вне понимания. Стоит на пороге сознания. Уже стучится в дверь, но ей не открывают.
Эпизод третий. Встречай Тьму
Сверр лежит на площадке возле Купола. Рядом – очередная пассия без имени и адреса. Точнее, имя и адрес у молодой особы определённо есть, вот только её спутнику дела до них – нет. Он настолько не терпит оставаться в одиночестве, что предпочитает компанию даже самого назойливого субъекта обществу собственной тени. Вот и приходится Сверру делить принесённый по случаю Сияния плед с этой каари, вроде не особо глупой, но и не разделяющей его мировоззрения. Что уж там, в девяноста процентах случаев она вообще с трудом понимает, о чём он говорит. С такими спутницами Сверр предпочитает вежливо молчать и иногда снисходительно улыбаться.
Он складывает руки под голову и уже какое-то время не может думать ни о чём, кроме сигареты, пока взгляд его не находит альтернативу мыслям о куреве. Среди ярких всполохов и серой массы проявляется его дневная гостья: всё ещё живая и уже с плачущей крошкой на руках. Четвёртая встреча за один день. Очевидная закономерность или желаемая случайность? Сверр запомнил необычное имя особы с разноцветными глазами, различающими тепло.
– Сефу, – с улыбкой шепчет он.
Новая знакомая явно чем-то встревожена и тщетно пытается успокоить детский плач. Малышка не унимается, хныкая всё громче и указывая куда-то вверх.
Сверр следует взглядом за рукой ребёнка, но ничего примечательного там нет. Спешно изучив небосвод, северянин опускает глаза: Сефу уже растворилась в толпе. Грязно выругавшись вслух, Сверр пытается переключиться хотя бы обратно на мысли о куреве, но образ новой знакомой постепенно и неумолимо проявляется уже и в сознании. Второй раз в жизни столкнуться с такой быстрой интеграцией, и оба раза – субъект один. Идея о том, что здесь что-то не так, не позволяет уму успокоиться. Стоит вспомнить ситуацию в переулке – нагромождение из мыслей становится неподъёмным, а образ Сефу вырисовывается всё точнее.
– Дно и ниже! Отцепись, – выплёвывает северянин себе под нос, обращаясь к образу.
– Это ты там лопочешь, оленёнок? – Белокурая спутница нежно проводит пальцами по его лицу.
Сверр резко отталкивает её руку и раздражённо матерится.
– Какой грубый, – надувает губы одноразовая подружка.
– Какая надоедливая, хоть и смазливая.
– Глубока Вода. – Она спокойно поднимается на ноги. – Я согласилась пойти с тобой из-за проходок, а не потому, что тащусь от запаха перегара и недовольного кряхтения. Это же и так понятно? Твоё отношение терпят не из-за того, что ты какой-то особенный, а потому, что город у нас маленький. Иногда просто не из чего выбирать. Теперь вижу, почему Сверр’эн такой одинокий. За весь вечер не сказал ничего интересного и даже не улыбнулся. Ты считаешь меня идиоткой, как и всех остальных? Может, дело в тебе, а не в нас? Короткой Ночи Дня.
Сверр без интереса наблюдает, как спутница скрывается на другой стороне площадки.
– Одной жужжащей мухой меньше, – цокает он, но оставаться в одиночестве совершенно не хочет.
Обводит взглядом окружающих: большинство лежит или сидит прямо на металлическом полу, некоторые прислоняются к Куполу, ожидая какого-то чуда, или Вода их знает, зачем они это делают. Знакомые Сверру лица вокруг есть, а вот желания к ним подходить – нет. Характер управляющего «Врат Джезерит» слывёт, мягко говоря, отвратительным, так что к нескольким из присутствующих соваться вообще грозит шумной потасовкой. Обескураженно вздыхая, он разваливается уже поперёк мягкого пледа, успевая пару раз огрызнуться на кураторов, пытающихся пристроить рядом с ним молодняк.
Всполохи становятся всё более яркими и назойливыми. Очки хочется выкинуть куда подальше: за день они продавили вмятины в висках. На Сверра накатывает новый приступ беспочвенной агрессии, и он не находит ничего лучше, кроме как дать волю своей навязчивой мысли о новой знакомой.
Северянин снимает надоевшие очки. Закрывает глаза. Сознание детально дорисовывает образ Сефу – её геометричные скулы и миндалевидные глаза: красный и лиловый. Он вспоминает, какие хрупкие у неё запястья, как от неё пахло маслом гвоздики и чем-то печёным. Бессознательно Сверр корчит странную гримасу то ли от удовольствия, то ли от отвращения. Он сосредоточен на чертах Сефу. Обращает всё внимание на её дыхание. Подстраивается под его ритм. Началось.
Первое, что она говорит: «Небо провалилось под лёд, чтобы позволить мне вернуться холодным ожогом лёгких». Образ неожиданно срывается в дикий хохот. Жмурится и визжит так, что звенит в ушах. Сверр от неожиданности садится и открывает глаза, которые тут же ослепляет седьмым – последним перед Вспышкой – спело-фиолетовым Заревом. Северянин тут же щурится и судорожно водит руками по площадке в поисках очков. Сефу в его голове продолжает задыхаться собственным криком, не давая Сверру ни малейшей возможности заговорить с ней, а тем более успокоить.
– Я помогу! Прекрати! Успокой свой ум. Прошу, – только и может повторять, как заведённый, владелец самого известного в Джезерит кафе, застигнутый врасплох происходящим в голове новой знакомой.
Небрежно расталкивая каара на пути, он шарахается в сторону от каждого резкого всполоха. Сосредоточение даётся Сверру с огромным трудом, как и попытки нащупать взглядом оригинал беснующегося образа, кричащего на все звуковые лады и не собирающегося останавливаться.
Окружающее пространство заметно контрастирует с происходящим в голове. Каара чаще замирают напротив всполохов, движения их всё более плавные и медленные. Мир словно тонет в Сиянии, сливаясь с ними воедино. До Вспышки считаные минуты, а ожидание усиливает повсеместный транс.
Сверр упорно высматривает повсюду новую знакомую, стараясь прочувствовать её через канал интеграции, так быстро возникший между ними. К его сожалению, образ не собирается участвовать в поисках, а сам нуждается в чьей-то помощи. Сверр ругается, запинается, утирает пот со лба тыльной стороной ладони и идёт за Сефу, как ищейка. Не то чтобы из истинно благих побуждений.
– Я просто хочу, чтобы ты заткнулась, – шепчет он сквозь зубы.
Бестия внутри его сознания перестаёт кричать и поднимает взгляд. Сверр невольно останавливается, поражённый чистой безупречностью образа, так детально воссозданного его разумом. Глаза её смотрят уверенно. Ритмично меняют цвет.
– Красный, оранжевый… – Он сглатывает от волнения.
Суетясь вокруг Купола, окружающие только и успевают бросать замечания северянину, застывшему посреди пути и мешающему остальному движению. Блондин, ростом намного выше среднего, стоит на одном месте, как заворожённый смотрит на зелёный всполох напротив своего лица и слегка покачивается вперёд-назад. Если бы хоть кто-то из проходящих обратил на него подлинное внимание, то с удивлением бы обнаружил, что северянин вовсе не наслаждается видом, а как раз наоборот – его глаза плотно закрыты.
– …синий, фиолетовый.
– Ноль, – заканчивает за него образ, зажмуриваясь и поднимая свой безумный крик. Снова.
Сверр моментально открывает глаза – то ли от пронзившей боли, то ли от неожиданности. Зелёный всполох растворился за секунду до. Словно бы вдохнув в себя его остатки, северянин уже гораздо быстрее шагает в ту сторону, где – как ему кажется – уже ждут.
Бестия продолжает пронзительно кричать, а Сверр продолжает искать её оригинал. Канал интеграции прерывается где-то поблизости, в конце площадки. Северянин ускоряется. Буквально перепрыгивая через дишца, удобно разлёгшегося почти на самом краю платформы, Сверр обрушивается на ограждение и судорожно оглядывается.
Сефу действительно здесь: опирается на перила и вглядывается куда-то за линию горизонта. За локоть её придерживает подросток. Он улыбается и что-то тараторит с сосредоточенным лицом. Они оба, как заворожённые, смотрят в одну точку. Чуть поодаль лежит та самая малышка, что не так давно плакала на руках у Сеф. Крошка увлечена всполохами и пытается потрогать их руками.
Сверр пытается совместить образ с реальностью и подойти к оригиналу, но настоящая Сефу поворачивается к нему и так пронзительно смотрит прямо в глаза, что он непроизвольно замирает, будто повинуясь её воле. Так они стоят какое-то время, пока внимание не отвлекает шумная северянка, голос которой пробивается даже сквозь густое Сияние. Сверр не может разобрать слов, но цепкий разноцветный взгляд неохотно переключается на шумный объект.
Пользуясь моментом, управляющий подходит к Сефу. Северянка осматривает его с ног до головы и, презрительно цокнув, ложится рядом с малышкой. Её примеру следует и подросток. Сверр достиг цели.
Миндалевидные глаза снова смотрят в него. Крик в голове переходит в оглушающий визг, заставляя Сверра прищуриться. Пора бы сделать хоть что-то, доверившись интуиции – она подсказывает коснуться хрупкой ладони. Образ в голове замолкает и расслабляет взгляд. Не успевая сообразить, почему это помогло, Сверр облегчённо выдыхает в обрушившейся тишине. Теперь уже две пары глаз внимательно вглядываются куда-то в самую глубину его сознания. Мурашки проходятся по всему телу. Северянин нервно сглатывает. Сефу всё сильнее сжимает его ладонь в своей.
Сверр напрягается, продолжая смотреть в глаза реальности и стараясь не обращать внимания на образ. Пласты податливо совмещаются. Взгляд Сеф оказывается настолько неподвижен, насколько и затягивает в себя. До Вспышки остаётся всего секунд четырнадцать, но время даёт фору на разговор.
– Ты чем-то взволнован? – еле слышно произносит Сефу.
Голос не теряется в плотном Сиянии, и звук проходит без задержек и препятствий. Сверр на секунду задумывается, говорят ли они на самом деле, или всё это ему кажется.
– Не преувеличивай. Я только… – Он усердно подбирает слова, что само по себе ему не свойственно. – Это ты казалась взволнованной. Может, нужна помощь? Может быть… – Сверр чувствует, как тяжелеют капли пота у него на лбу, но старается сохранить внешнее хладнокровие и даже чопорность в общении.
– Помощь? Мне? – Она тянет его всё глубже и глубже в растущую пустоту своих глаз.
Сверр выпрямляет спину и хочет уже выпалить про её образ, как она кричит внутри его головы. Он по крупицам собирает свою волю, чтобы признаться в необычайно быстрой интеграции их сознаний и ещё раз спросить, кто же она такая. Сефу оказывается быстрее: подносит свой тонкий палец к его дрожащим губам и ближе наклоняет голову. Мурашки снова овладевают телом Сверра, но он лишь вопросительно поднимает бровь.
– Я не знаю, – голос Сеф звучит уверенно и спокойно. – Прости, что не готова ответить на твои вопросы. Очень надеюсь, что ты уже осознал или стоишь на пороге. Они следят за нами, но помощь, – секундная пауза, – в пути.
Она касается его губ подушечками пальцев и грустно улыбается:
– Ты давно вспомнил?
Сверр не успевает опомниться, чтобы ответить хоть что-то. Толпа начинает обратный отсчёт. Всё сливается в единый поток: ритм Сияния, ритм голосов, ритм его сердца. Воздух вокруг вибрирует. Сефу опускает взгляд и одними губами произносит: «Извини», – и отдёргивает руку. Северянин понимает – диалог состоялся, но внутри его головы.
Мысли сплетаются в объёмный узел, а образ идёт мелкой рябью. Канал интеграции сбоит. Задумываться о реальности произошедшего нет уже ни времени, ни сил. Толпа скандирует: «Четырнадцать!» – и замирает в ожидании.
Останавливается всё. Будто кто-то нажал на паузу. Сверр продолжает смотреть на Сефу – такую же неподвижную, как и все вокруг, – до тех пор, пока она не поднимает взгляд. Совпадение ли это, северянин не знает, но небо вспыхивает одновременно с её глазами. На секунду ему кажется, что он ослеп. Потерянные очки уже вряд ли удастся отыскать. Без них остаётся лишь щуриться в попытках рассмотреть происходящее. Толпа вокруг продолжает молчать. Толпа на паузе.
Вроде ничего необычного, но Сверр обращает внимание на малышку и матерится от удивления: её руки застыли, протянутые к всполоху, что замер напротив детского лица. Северянин не в первый раз стоит внутри Вспышки, а вот она впервые остановилась сама. Остановилось всё, кроме двоих на Башне.
Пепельно-белые глаза, исполненные светом, смотрят сразу повсюду.
– Разве ты должен был видеть это? – Сефу выглядит растерянной внутри его головы, а вот оригинал на площадке больше походит на биоробота со светодиодами вместо глаз.