Три истории. Повести

– Не ворчи, голубушка, не ворчи; работа у нас с тобой такая. И в полночь могут разбудить звонком, и ранним утром, и в праздники и в дни будние. Иными словами, когда потребуется. Ты же знала, куда идешь работать? Не просто в медицинское заведение, а в судебную медицину, в судебку, как ее еще называют, – продолжал Караваев. – И я тебя предупреждал об этом. Ненормированный рабочий день, так сказать. А по сути своей, все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю мы обязаны пребывать на боевом посту, ожидая, что вот-вот зазвонит телефон и срочно мы будем нужны нашим славным правоохранительным органам, – посмеиваясь, говорил он. – Правда, за эту ненормированность и сверхурочность не платят ни черта, но это уже совсем другая история, как говорит один телевизионный персонаж известного сериала. По совести, не так уж и часто нас тревожат в неурочное время. Посмотрела бы ты, что творится в крупных городах – там нашему брату вообще никакого продыха нет. Они как белка в колесе – целыми днями носятся-носятся. Правда, у них есть графики дежурств, но зачастую это так, на бумаге. Работы очень много. Ладно, давай глянем, кому так понадобился я.

– Да, чуть не забыла; сегодня у нас пусто пока, завоза не было. Пойду сейчас в секционной приберусь, заодно и лампу бактерицидную перегоревшую поменяю. А то, помните, как в прошлый раз, комиссия по проверке противоэпидемического состояния негодование свое здесь изливала по поводу испорченного прибора? Прямо пена изо рта брызгала от злости! Ой, вот еще что: одежда и прочие вещи от предыдущих случаев там скопились – их в мешки и в подсобку отнести? Или Вы сами сортировать их намерены?

– Спасибо, что напомнила о них. Ты пока их складируй, а я позже разберусь со всей этой массой. Надо будет позвонить следокам нашим милым и поставить в известность о наличии у нас этой кучи. Пусть составляют или протокол выемки или бумагу на утилизацию – у нас тут не склад. Ведь знают они о проблеме этой, но не ходят лишний раз задницы от стула оторвать, приехать к нам и, как говорится, разрулить эту ситуацию. После произнесенной гневной тирады Демьян Демьянович задумчиво глянул на свою помощницу и продолжил:

– А насчет завоза это ты правильно подметила – пока. Очень значимое для нас с тобой слово. День только начинается. Я сегодня хотел заняться экспертизами живых лиц – в хирургию поступили после драки наши местные гренадеры. Водки или самогонки нажрутся и ну морды бить друг другу. Заодно хочу с коллегами поболтать, узнать, как там они живут-поживают. Хирургия для меня всегда была чем-то особенным, самым любимым из наших лекарских деяний, но жизнь распорядилась совсем иначе, супротив моего желания. Вот так, Дашенька, бывает, к сожалению – мы предполагаем, а судьба распоряжается по-своему. Потом, подумав немного, добавил. – Да и акты допечатать надо – скопилось уже штук пять-семь. Участковый вчера звонил – сроки поджимают, давайте, Демьяныч, выручайте! Однако, полагаю, не дадут мне сегодня спокойно на машинке постучать. Знаешь такое слово – предчувствие? – добавил Караваев, взглядом выискивая Дашу.

– И вот еще что. Я вчера проходил мимо пищеблока, мне девчата оттуда крикнули, что молоко привезли и можно его забрать. А то сегодня пятница, впереди выходные – где они там его хранят, не знаю, скиснуть может. Ты, родная моя, найди сегодня времечко, навести их и забери нам причитающееся. За вредность на производстве все-таки подкармливает нас государство. Уж если не нам, то кому еще?! Правда, время нынче совсем иное – что такое 0,5 литра молока в день на каждого сотрудника отделения. Видимо, это распоряжение или правительства, а может быть, профсоюзов сохранилось и действует еще с незапамятных времен, когда трудно было в стране с продуктами. Но раз положено – возьмем! И заодно накладную пусть выпишут, не затягивают, как в прошлый раз. Бухгалтерия наша позволила каждую неделю отчет не присылать, можно один раз в месяц. Вот такие они у нас добрые и понятливые, но лучше бы зарплату не задерживали.

– Хорошо, Демьян Демьянович, конечно, зайду и заберу. Только вот куда мне его столько? Вы молочко не пьете и меня заваливаете своей долей.

– Ты права, я молоко с детства не люблю. Почему и когда это случилось – не знаю. Но не мне же тебя учить, хозяюшку, как с излишками этого продукта поступать? Свари творог, ну, не знаю, простокваши наделай. В конце концов, соседку или соседа угости. Вот, Николая подкармливай, а то он неровно дышит, глядя на тебя. Что краснеешь, – шутливо закончил Караваев.

– Скажете тоже, – смущенно ответила Дарья. – Просто сосед. А неровно дышит – его проблемы.

– Ладно, не смущайся. Это я так, по-отечески.

Вот таким образом обычно начинался рядовой рабочий день у служителей судебной медицины в этой тихой станице.

Демьян Демьянович был почти на сто процентов уверен, что звонок исходил от оперативного дежурного местного РОВД. А откуда же еще? Работа у него такая, ибо Демьян Демьянович Караваев был судебным медиком, точнее, судебно-медицинским экспертом и возглавлял районное отделение этой службы. Головная их контора с дополнительными отделами, службами и, естественно, возможностями, находилась в областном центре. Район был не очень большой, столица района располагалась в станице Шиманской; здесь же районная больница. Именно здесь работал и сам Караваев. Население что – то около 75 тысяч человек. Может быть, чуть меньше. Это если всего района. Шиманская – самый большой населенный пункт; правда, ничего примечательного, обычная провинция; остальные разбросаны по всей территории неравномерно: где гуще (ближе к водоемам – маленьким озерцам и речке), а где и реже – это уже чисто степная зона, очень жаркая, мало обжитая. Летом температура воздуха до сорока иногда доходила. Вот стоят себе несколько старых покосившихся хаток-мазанок с небольшим подворьем, но название хутор такой-то имеет официально. Дороги жуткие, практические все грунтовые, с ухабами да ямами. Сухо если – проедешь без проблем; после дождей, а это, если следовать логике частоты появления осадков весной и осенью – тяжелее; размытые бывают основательно, до жуткой непролазной слякоти. Да и зима, как правило, очень мягкая, практически без морозных дней и снегопадов. Так что ждать и надеется, что вот скоро сильно похолодает, повалит густой снег, накроет своей белизной это ужасное бездорожье, а машины его хорошенько примнут и укатают до состояния ровного и сухого полотна, особо не приходилось. И именно по этим дорогам суждено было кататься в составе оперативно-следственной группы нашему пожилому уже герою. При этом он постоянно кряхтел, ворчал, жаловался на главу поселкового совета, называл его бездельником и бездарным руководителем. Следаки загадочно переглядывались между собой и только посмеивались – им не привыкать. Почетному шефу экспертной службы (так его называли за глаза, но он, конечно, знал об этом, принимал все это с улыбкой) было семьдесят лет. Высокий, худощавый, слегка сутулый, с медленной уверенной походкой. Волос полностью седой, шевелюра явно не отличалась густотой покрова. Потому что уже семьдесят и возраст брал свое. На лице небольшая светлая с проседью бородка. Очки в очень тонкой металлической оправе с круглыми стеклами – издалека их можно было принять за пенсне. Смотрел собеседнику при разговоре прямо в глаза, слегка склонив голову, причем всегда вправо. Привычка такая, очень характерная для него. В прохладное время носил только шляпу, широкополую, фетровую; зимой – шапку-пирожок из цигейки. Никаких новомодных кепок и тому подобных головных уборов на дух не принимал. Одним словом, вид старого, умудренного опытом профессора медицины из дореволюционных времен. Ни разу от него не слышали слов бранных, даже в самых трудных ситуациях, связанных со спецификой работы. Поворчит, поворчит и на том все. Эта особенность сильно удивляла и даже как – то забавляла ребят из следствия, оперов, которые чаще всего с ним общались и оказывались вместе в самых жутких обстоятельствах. Места происшествий зачастую представляли собой еще те картинки, без мата было просто не обойтись. Сравнивали с другими экспертами, потому и удивлялись. Ребята еще те были, мат горой лился, спиртяшки шарахнуть из собственных запасов вопросов не вызывало. Водочки предложат – всегда пожалуйста. И дымили сигаретами почти все и постоянно. Вот такой облик эксперта сформировался у служителей Фемиды. Выходит, и они могут ошибаться.

Конечно, в станице его все знали и очень уважали. При встрече обязательно здоровались и слегка кланялись. За интеллигентность, за профессионализм и чисто человеческую доброту почитали и ценили Караваева. Трудно было найти еще такого оригинала среди сельчан-станичников, с такими манерами и так необычно выглядевшим. Одним словом, позволим себе старое избитое выражение для подобных персон – белая ворона. Оно не обидное, просто характеризует человека как личность на все сто.

Овдовел Демьян Демьянович семь лет тому назад. Жену очень любил, жили душа в душу. Она была педагогом, работала в местной школе, преподавала химию и биологию. Детей завести никак не удавалось, это их здорово мучило и угнетало. Взять и усыновить кого-нибудь так и не решились. Ну, не их это, чужое. Не могли в этом себя пересилить. Когда понял, что остался совсем один и прежней жизни уже не будет никогда, впадать в депрессию и пускаться во все тяжкие, алкоголем заливать горе себе не позволил. Сосредоточился весь на работе – это помогло пережить тяжелые дни и заглушить душевную боль утраты. Все это время он чувствовал незримое присутствие своей половинки, часто разговаривал с ней, спрашивал советы, рассказывал, что там да как там на работе. Затем время потихоньку оказало свое лечебное действие. Но полностью так и не излечило…

Даша работала вместе с Демьяном Демьяновичем уже не первый год. Она была санитаркой этого отделения, но привычно все ее величали санитаркой морга. Его верная и преданная помощница, правая, так сказать, рука. Да и левая тоже. Очень аккуратная, исполнительная, трудолюбивая девчонка, везде успевает. Пухленькая, небольшого росточка, с простой русской мордашкой. Любил и очень ценил Дарью Караваев, за трудолюбие, за чистоту, которую она, как могла, поддерживала в комнатах и всевозможных закутках и коридорчиках, особенно в секционной; за преданность ему. Не каждый сможет столько лет работать в морге. Но люди ко всему привыкают. Даже к такой работе, к зданию – развалюхе, где эту работу делать приходится. Обещают, обещают новый морг отстроить, но все на словах и остается. Отношение по остаточному принципу. Ходил Демьян Демьянович неоднократно к главе района, требовал, доказывал необходимость этой стройки. Ссылался даже на вопросы безопасности – холодильный агрегат часто барахлил, плохо морозил для нормальной сохранности тел. Ответы были всегда однотипные – доктор должен их понять, поскольку деньги они не рисуют и располагают тем, что им направлено сверху.

– Вот сколько по программе здравоохранения выделяют, столько их и приходит к нам – постоянно напоминал ему чиновник при личной встрече и обсуждении наболевшего. – А этого ой как мало. Выбивать у них добавку – дело бесполезное, пробовал. У меня пока приоритет – детское отделение. Мы с главврачом этот вопрос уже согласовали. Вот закончим реконструкцию здания – обещаю, сразу же примемся за возведение нового морга. Да еще и по новому проекту – такой уже есть. А пока… Извините уж. И поймите меня тоже.

Так и шли дни, месяцы и годы – а воз все ныне там и оставался.

– Ты, Дарья Ивановна, запомни одно: работа у нас очень специфическая, людьми воспринимается, как более чем необычная и заниматься этим, с их точки зрения, могут только ненормальные. Работать будем за железным столом, значит и нервы должны быть железными – посмеиваясь, наставлял он свою новую помощницу, когда беседовал с ней при приеме на работу. – Так что добро пожаловать в отряд ненормальных! – резюмировал эксперт Караваев.

Молодец Даша, все поняла. И трудилась на совесть. А он смотрел на нее и радовался.

А вот медсестра Татьяна привыкнуть и принять такую работу так и не смогла. Уволилась месяца через три. «Вы уж извините меня, миленький Демьян Демьянович, но не могу я больше. Каждый день на работу иду, как на каторгу. По дороге представляю, что увидеть придется. А эти запахи… А эти виды… Сил моих больше нет. Да и муж изначально был против моего трудоустройства в Вашу организацию, хоть и понимал, что с работой в нашем селе – станице вопрос весьма проблематичный. Как приду домой, заставлял меня сразу в ванную комнату двигать, душ принимать». Уволилась по собственному желанию. Караваев даже не препятствовал обязательной двухнедельной отработкой – зачем человека мучить. Пишущей машинкой владел отменно, отпечатать акт или какой другой документ труда не составляло. Отчеты, заявки – тем более.

Да, так вот еще раз о проблемах – как без них. Ремонтировалось это строение крайне редко, ремонт назывался почему-то косметическим: подкрасят окна, двери, пол, кое-что из столярки заменят, пару листов шифера треснувшего снимут с крыши и на новые заменят. Входную дверь вот поменяли – о событиях этих ему постоянно напоминали, как о большом успехе. Крышу вроде и подвергли ремонту, а первый же хороший ливень дал о себе знать пятнами потеков на потолке. Оказалось, это проблема не только местная. Общался с коллегами из разных регионов на совещаниях и сборах – та же самая картина вырисовывается. Остаточный принцип. А почему? Все предельно ясно: это же не реанимация, не терапия с хирургией, не гинекология с педиатрией, не кабинеты административного блока больницы. Там врачи на передовой линии фронта ведут борьбу за жизнь и здоровье пациентов. Каждый час, каждый день. Обществу нужны здоровые граждане! А в этом здании была… смерть! Им, находившимся там, внутри, в большой коробке-холодильнике, уже ничем не поможешь. Они теперь не люди, они теперь материал для исследований, просто тлен… Мертвецы, трупы. Ну, а то, что живые люди там трудятся, каждый день, в жутких условиях, видимо, в расчет особо и не бралось. Кстати, слезно обещал и главврач заняться вопросами судебки, но каждый раз почему-то на будущий год. Обязательно. Даже непременно. За помощью намеревался податься к спонсорам – родственники же у них тоже не вечны. А в этом году – увы и ах, никак не получится. Деньги из фонда на подобные работы уже израсходованы полностью, хотя до конца года сколько еще времени оставалось. Когда и куда израсходовали? И главное – кто? Загадка…

Придя в свой маленький уютный кабинет, Караваев надел сверкающий белизной чистый белый халат, на голову такой же чистоты медицинский колпак (эксперты не любят носить этот атрибут, чаще их можно видеть на рабочем месте с непокрытой головой, даже в секционной, – ну, вот такая профессиональная фишка, что ли), сел в кресло за стол и посмотрел на оставленную Дашей записку с номером.

– Ну, что я говорил. Так и есть – оперативный дежурный – крикнул Караваев, завидев санитарку из окна кабинета.

Покрутил диск телефона, набрав нужный номер.

– Приветствую Вас, Демьян Демьянович, – в трубке, на фоне треска и какого-то гула и свиста, он услышал голос оперативного дежурного. Сразу же его узнал – капитан полиции Василий Конев. – Не рановато я Вас потревожил?

– И вам не хворать, – ответил он своей излюбленной фразой. – Чем, друг мой, обязан?

– Да тут вот такое дело. Сегодня утром, около семи часов, в водоеме, прямо вблизи береговой линии, обнаружен «плавун», изрядно подпорченный жарой да теплой водичкой. Июль он и в Африке июль, но, по моему разумению, там не так сильно печет, как у нас. Вон жара стоит небывалая. Зеленый и раздутый, как бочонок. Про запах не говорю. Труп мужчины. На него наткнулся мужик один, приезжий из соседнего села, порыбачить собрался. Как увидел и унюхал, весь его съеденный завтрак на травке оказался. Бегом к нам. Следователь и участковый уже на месте. Я вот что звоню; есть ли необходимость катить Вам туда или уже пусть забирают и доставляют прямо в морг, на стол? Опознание еще не проводили. Следователь, в принципе, не против, ибо что Вы на месте сделать сможете? Гнилушка как гнилушка. А у себя в конторе все тщательно, не спеша и отработаете. Нам бы личность его установить. Неделю назад на рыбалку уехал сторож поселковый Трухин Иван. До сих по не вернулся. Жена и сын в панике. Заявление написали. Любил самогонки попить господин сторож. И очень. Так что родственники у нас в отделении, сидят, все в слезах, ждут результаты: он или нет?

– Понятно. Что мне нравится в тебе, Василий, так это четкость и обстоятельность докладов.

– Да уж, стараемся для нашей родной судебной медицины, – смеясь, отозвался дежурный.

– Все сказал. Не сказал только, что за водоем такой, проведен ли забор воды из него в качестве образца, какая температура воздуха и воды того самого водоема?

– Понял, Демьян Демьянович! Затрещину от Вас принимаю! Сейчас свяжусь с группой – пусть все это изымут, да что нужно замеряют. А водоем – это пруд километрах в трех от нас, заросший изрядно камышом по всей береговой линии. Рыбка водится там, и хорошая. Названия это водное хранилище не имеет. Да Вы знаете его – весело ответил дежурный, понимая незлобный тон претензий эксперта.

– Ну, ждем тогда, – и положил трубу.

Свою работу Караваев завершил ровно в три часа пополудни. Для этого потребовалось около двух часов, включая время на опознание и прочие следственные действия. Личность была установлена по ряду характерных признаков, включая наличия едва-едва различимых из-за сгнившей кожи татуировок на руках и ногах; предметов одежды. Другой эксперт, возможно, и не заметил бы их, ссылаясь потом на состояние объекта исследования. Но только не Караваев. Педантично и скрупулезно все осмотрел, и нашел эти татуировки; о наколках родственники сообщили весьма предметно. Подробности всей этой процедуры описывать нет смысла. Случай оказался банальным. Отсутствовали повреждения на теле как снаружи, так и внутри. По всей видимости, по причине алкогольного опьянения оказался в водоеме, в глубокой его части. Ну, и надышался, только не воздухом, а водичкой. Утонул. Окончательно все будет изложено потом, в заключении эксперта, а оно будет после проведения всего объема исследований.

Следователь с участковым, узнав результаты вскрытия, хоть и предварительные, облегченно вздохнули и даже несколько повеселели.

– Спасибо Вам огромное, Демьяныч, успокоили – чуть ли не хором воскликнули они. – Слава Богу, не криминал. Фу, гора с плеч. Мы убываем на доклад к прокурору. После этих слов быстренько сели в служебный УАЗик и укатили в прокуратуру, оставляя за собой грохот изрядно потрепанного временем авто и облака пыли.

– Дашуня, как закончишь свою работу, меня поставишь в известность. Я пока нужные документы заполнять начну, – уже из своего кабинета крикнул ей Караваев.

– Хорошо, мне немного осталось, – отозвалась санитарка. – И еще. Формалин заканчивается и известь хлорная. Я вчера попыталась подсуетиться и получить все это в местной аптеке. Пришла к ним, а они в ответ: " У вас же свой центр снабжения есть, в Бюро?"

– Да, есть, но это ж ехать куда надо, а тут все рядышком. Мы вам вернем. В итоге я две дули получила вместо формалина и хлорки! – гневно закончила разговор Даша.

– Не переживай! Завтра добудем – я с главврачом потолкую на эту тему.

Глянул в окно. Там, у обочины тротуара, около кустов, согнувшись почти пополам, держась за ветки и конвульсивно изгибаясь всем телом, безрезультатно боролся с тошнотой и рвотой сын погибшего.

Демьян Демьянович вышел на крыльцо, подошел к парню и по-отечески похлопал его по плечу, как бы успокаивая и подбадривая.

– Что, сынок, совсем плохо? Дать тебе успокоительного? Хотя зачем? Все наружу выдашь. Крепись, мужайся и мать ступай поддержи.

Паренек выпрямился, повернулся в Караваеву бледным, как мел лицом, глядя сквозь слезы, спросил:

– Доктор, честное слово, не перестаю удивляться – как Вы можете тут работать? Этого же человек вынести просто не в состоянии. А вы каждый день… Не могу понять – что Вас держит? Ведь есть же нормальные людские врачебные профессии…

– Отвечу банальной фразой: кто – то же должен и такую вот работу делать. А иначе, к примеру, как бы ты узнал, что эти найденные останки тела принадлежат твоему отцу? Или как умер твой отец, что за причина смерти? Сам погиб или убили? – тихо и успокаивающе говорил Караваев. – Но я вполне понимаю твой вопрос и слышу это чуть ли не каждый раз в подобных ситуациях.

– Спасибо Вам. Извините, если что не так сказанул. Но то, что я здесь сегодня увидел – это просто жуткая картина и меня она по-настоящему шокировала! Людям Вашей профессии при жизни памятники надо ставить – это неопровержимо!

– Ладно-ладно, сынок. Спасибо за такую оценку труда нашего. Давай теперь в мой кабинет топай, успокойся, я расскажу, что дальше нужно будет вам с матерью сделать.

Сегодня был один случай, правда, какой! А бывало и три-четыре подхода за день к железному и холодному столу. Проходит это мимо человеческого сознания и психики? Конечно, нет. Но такова работа этих людей. Арканом их в профессию не затаскивали, под пытками к столу не ставили. Сами, все сами решили …. Сложные случаи бывают и ой какие! Порой совсем непонятные и не сразу сообразишь, что к чему. Убийство? Суицид? А разгадывать тайну и разматывать клубок надо! Но на то и есть доктор Караваев и ему подобные!

Вот так пролетел и этот жаркий июльский день из жизни скромного сельского эксперта Демьяна Демьяновича. На завтра оставил себе работу, но это экспертиза живых лиц. Это проще и значительно чище. Да, чище с точки зрения гигиены и эпидемиологии – не трупный все-таки материал. Но порой обстоятельства происшествий несут в себе значительно больше негатива, чем работа в секционной. Какие же ублюдки встречаются среди рода человеческого – диву даешься. Постановления притащил участковый вчера, к концу дня. Случай не сложный. Пострадавшие в хирургическом отделении с полученными травмами, проходят плановое лечение и обследование. Подождут. А что с ними? Да ничего из ряда вон выходящего: напились до умопомрачения, повздорили по пьяни, подрались, морды друг другу набили. Орали во всю глотку под окнами сельчан, нецензурная брать рекой лилась вместе с угрозами разобраться со всеми их недругами; но это не к нему вопросы, это уже дело самой полиции. Об этом Караваев уже был осведомлен ранее. Вот и все дела. Вот такая штука. Чем не любил заниматься Демьян Караваев, так это работать с потерпевшими и подозреваемыми при преступлениях, связанных с половыми злодеяниями. Такие случаи не частые в их районе, но они были и есть. Разброс возраста бедных женщин и девушек, попавших в лапы насильников, от детского до уже весьма преклонного. Память извлекала из головы эксперта зачастую весьма жуткие случаи. Были в его практике циничные, наглые и самоуверенные в себе подонки, имеющие хорошую защиту как со стороны юридических персон – адвокатов, так и от влиятельных лиц не только района, но и города. Порой в сети правосудия попадались и трясущиеся от страха мужики – самцы, начинали ныть и плакать прямо в кабинете следователя. Знают, что их ждет там, за воротами ИТК, на зоне. И боль, страх, стыд и потерянность в глазах несчастных девчонок. Но естественных эмоций он никогда не демонстрировал, делал свою работу спокойно, профессионально, не конфликтуя.

– Демьян Демьянович, поражаюсь я Вашей выдержке и спокойствию при общении с этими мерзавцами. Я бы не сдержался и оттяпал у них причиндалы прямо ржавым ножом, без какого-либо наркоза, – в сердцах говорил дежурный опер.

– Нет, друг мой, это бы на пользу делу не пошло и ситуацию не исправило. В тюрьму их, на нары.

Было уже четыре часа дня. Устал. Возраст берет свое. Последнее время сердечко стало пошаливать, нет-нет да и сожмет грудь невидимым обручем. Принял душ, переоделся – стало легче, свежее и бодрее. Вспомнил, что так и не успел пообедать из-за этого случая. И Дарья голодная осталась. Будем считать это форс мажором. Такое не редкость.

– Дашенька, я ушел, – крикнул Караваев с крыльца.

– Хорошо. Я все уберу и тоже домой.

Медленно ступая по асфальтовой дорожке, ведущей в сторону лечебных корпусов, побрел Караваев к выходу из больницы. Он там, за детским отделением. Идти нужно через всю территорию. Проходя мимо любимой беседки, расположенной в тенистой зоне под большими березами, решил немного посидеть в ней, подышать не таким горячим воздухом. Жара начинала потихоньку спадать, появился легкий ветерок. Он зашел в нее, сел на скамейку. Домой не тянуло. Перестало тянуть после кончины жены. Удобно устроившись, задумался и слегка прикрыл глаза. Стал вспоминать почему-то детство, годы молодые, учебу в институте. Лицо прояснила легкая улыбка.

Глава вторая

Демьян Демьянович Караваев всегда мечтал быть только врачом. О других профессиях речи быть не могло. Когда появилась такая любовь к медицине? В раннем детстве. Это он точно знал и помнил! Может, гены? Будучи еще совсем маленьким мальчиком, лет эдак пяти-шести, он уже пробовал себя в медицине: его любимая кукла, не девочка, а мальчик, и этого мальчика звали Аркаша, был постоянным пациентом. Имя не вымышленное и не придумано в семье Караваевых, а самое что ни на есть реальное. Сделана на «Фабрике детских игрушек», на бирке надпись «Кукла Аркаша». И вот эта самая кукла прямиком с фабрики попала на полку отдела «Товары для детей» местного универмага. Демина мама совершенно случайно ее увидела. Понравилась. Не из пластмассы розового цвета, как большинство подобного товара, а мягкая, тряпичная, какая-то вся теплая, располагает к себе, хочется ее потискать, побаюкать. Одет Аркаша был в домашнюю пижаму серого цвета с накладными кармашками из белой ткани; ни дать, ни взять больничная одежда – если лечится пациент в стационаре, а то и просто как домашняя одежда, если больной лечится дома, и у него, к примеру, еще и постельный режим. Так вот этот Аркаша испытал на себе все «прелести» лечебного процесса. Демина мама была врачом-терапевтом, работала в местной больнице. Она частенько брала его с собой, показать, где и как лечат настоящих взрослых больных. Его там знали многие врачи и медсестры, интересовались его профессиональными достижениями на ниве домашнего здравоохранения. Он серьезно отвечал им, что же там недавно стряслось с Аркашей и как он его лечил. Обратил внимание Дема на то, что у каждого врача на шее висит какая-то очень интересная штука с трубочками. Ему рассказали все о фонендоскопе. После этого маме пришлось выполнить его настоятельную просьбу – достать для него этот самый фонендоскоп. Пришлось найти в отделении списанный, но еще вполне пригодный. С тех самых пор он с ним не расставался, «слушал» Аркашу, при этом констатируя, что дыхание нормальное, тоны сердца ясные и что пациент явно идет на поправку. По просьбе сына приносила ему так же старые шпатели, медицинские банки, шприцы (конечно, без игл инъекционных) и прочие медицинские атрибуты. Даже умудрялась донести домой не остывший, еще совсем теплый, кусок парафина из физиокабинета. Он старательно использовал все это для лечения заболевшего мальчишки: накладывал парафин на больное место, в попу колол лекарства, прикладывая шприц с водой к нужному месту. Было не очень удобно; вода под давлением поршня вытекала из шприца без иглы и Аркаша всегда оставался мокрым после этой процедуры. На ноги наматывал различные лечебные повязки. Одним словом, лечил парня. И Аркаша, естественно, всегда выздоравливал. Таким образом, эта кукла стала своего рода легендарной личностью – первым пациентом юного эскулапа. Мама смотрела на все это врачевание с некоторым интересом: мало кто из мальчишек вот таким делом занимается, наверное, больше никто. Да еще в таком возрасте. Остальные больше интересовались машинами, тракторами и прочей серьезной техникой. Еще, конечно, самолетами и ракетами.