Три истории. Повести

Александр Зуев

Три истории. Повести

Том первый. Случай в Незнанске, или Быль-небыль суетного дня

Глава первая

Это невероятное событие, полное драматизма, загадок и человеческих страстей, произошло в обычном небольшом, затерянном среди лесов, лугов и полей поселке, в самой глубинке огромных просторов страны. С высоты птичьего полета он вообще казался едва заметным пятнышком на фоне разноцветной природной картинки.

История берет свое начало в ничем не примечательной квартире обыкновенного дома, расположенного на окраине старых застроек. Главную героиню нашего рассказа зовут Зинаида Францевна Штурр. Есть в повествовании этом еще одна весьма колоритная персона, которая сыграла важную и судьбоносную роль в жизни бедной девушки, но о ней чуть позже.

Проснувшись ранним утром одним из сентябрьских дней, Зиночка сбросила с себя теплое одеяло, с трудом приоткрыла глаза с отяжелевшими от глубокого сна и выпитого накануне портвейна веками, окинула своим взглядом комнату. Светало. Сквозь неплотно задернутые темные шторы проглядывали лучики бледного утреннего света, тусклыми полосками отражаясь на потолке и стенах. Открытая на треть форточка пропускала в комнату немного свежего прохладного воздуха, колыхая занавески и заставляя поплясывать просочившиеся из окна световые узоры. В комнате царил полумрак, предметы обстановки просматривались в виде нечетких контуров и очертаний. В квартире ощущалась полная тишина. Она прикрыла глаза в надежде еще немного подремать. Вставать нет никакого желания. Зинаида вновь залезла под одеяло и опять стало тепло, уютно и мягко. Так вот лежала бы она в постели, ни о чем не думая, отрешившись от забот мирских, наслаждаясь сладкими минутами полной расслабухи. Мечтала бы в полусонной неге о чем-то хорошем; о женихе, например, о детях, о жизни семейной, такой насыщенной и счастливой со всеми радостями и горестями. А пока ни мужа, ни семьи, ни детей у Зинаиды не было. Грустно все это.

Но жизнь продолжает идти своим чередом, и вот уже новый день начинает предъявлять свои права на существование, зарождаясь где-то там, далеко-далеко, за синими морями, высокими горами и густыми темными лесами, бледным и тусклым пока еще рассветом медленно наплывая на этот таежный маленький поселок. И Зиночка была готова принять его, каким бы он не оказался. Сама того не замечая, мысленно находясь еще в полусонном состоянии, стала потихоньку выстраивать планы на предстоящий день:

– Ладно, поваляюсь немного и понежусь. А что, имею полное и законное право позволить себе такое удовольствие. Сегодня, между прочим, выходной день, воскресенье; ранний кофе не варить, любимую яичницу с помидорами и сыром на вкусных полосках копченого бекона не жарить (она мысленно представила себе аппетитное блюдо, которое безумно любила и практически ежедневно его готовила себе на завтрак, да порой и на ужин), на работу не бежать. Завтрак устрою позже, хотя уже проголодалась.

Из всего перечисленного все-таки главный посыл – это насчет работы, ибо ей до тошноты надоело быть простым продавцом в рыбном отделе магазина. За целый рабочий день, хватая руками и забрасывая на весы весь этот перемороженно-полуразмороженный товар, зовущийся, между прочим, рыбой, иногда с явным душком, иногда с чуть заметным, не говоря уже о плавающих в мутном коричневом рассоле селедке, скумбрии, кильке и прочей «элитной продукции» для простых смертных потенциальных покупателей, она так успевала сама насквозь пропахнуть запахом этой дряни, что даже долгое и кропотливое мытье рук в подсобке этой торговой коробки полностью не избавляло ее от специфического рыбного духа. Да, именно духа – лучше и не скажешь. Его ни с чем не спутаешь. Зинаиде сколько раз советовали всегда под рукой иметь обычный лимон, и тщательно протирать им свои трудовые рученьки; заверяли, что это отличное средство, чтобы не так сильно издавать отталкивающий людей специфический запах морских обитателей. Однажды Зина даже произвела что-то типа эксперимента над собой и применила для этой цели импортные духи. Довольно дорогие. Эффект был сногсшибательный: запах рыбный никуда не делся, зато получилась довольно своеобразная и весьма специфическая смесь парфюмерной и не совсем свежей рыбной продукции – впору носы воротить! В общем, она скептически ко всем подобным советам и экспериментам стала относиться, ибо была уверена в их абсолютной бесполезности. Но еще было полное нежелание находиться рядом со своим коллективом знатных тружениц отечественной торговли, состоящим только лишь из лиц твоего же пола – баб, да еще каких! Почему она, имея высшее образование (закончила экономический факультет престижного ВУЗа, училась хоть и так себе, но профессию освоила, по ее мнению, достойно), должна работать обычным продавцом рыбы, да еще в таком месте, как это? Среди примитивной однородной массы торгашек, туповатой, озлобленной нерешенными вопросами быта, заработками, неудачами в любви, да чем только не еще. А как же их задевали проблемы нереализованности в сильном страстном сексе – умереть и не встать! Смех один! Мужики якобы нормальные все перевелись, остались одни только тюфяки – импотенты. «На рожи свои посмотрите, на шмотки, которые на вас напялены, на манеры свои», – со злом, глядя на бабенок, думала Зина. Хотя, сказать по правде, особой красотой, какой-то изюминкой сама Зинка тоже не выделялась среди толпы поселковых девчонок. Так себе, не страшненькая, самая-самая обыкновенная. Фигурка, правда, есть, да еще какая! Одни ножки чего стоят. Но магазинные злыдни из ее окружения считали Штурр Зину персоной весьма посредственной, не способной привлечь даже взгляда какого-нибудь деревенского парнишки. Какого парнишки? Вы о чем? Найти бы мужика разведенного лет эдак до пятидесяти или немного за, и это было бы несомненной удачей. Но нет, не везло Зинаиде Францевне, ну хоть ты плачь горькими бабьими слезами – приговор к вечному одиночеству. А ведь ей уже тридцать пять. Много это или мало – кто как расценит. Да и фамилия ей досталась от предков уж больно странная – Штурр; то ли немецкая, то ли прибалтийская, то ли еврейская, а может, еще какого-нибудь неведомого этноса. Но она привыкла к ней и понимала, что можно ее исправить только в одном случае – выйти замуж и непременно за человека с нормальной славянской фамилией. Допустим, Иванов или Петров – самые распространенные и узнаваемые. Или уж на худой конец какой-нибудь там Топорков-Хохолков.

Вот с такими мыслями пыталась заснуть еще разочек Зинаида, подсунув обе свои ладошки под щеку и укутавшись плотнее в одеяло.

Неожиданно до нее сквозь затуманенный легкой пеленой сна еще плохо соображающий мозг начала доходить необычность увиденного: что-то не так и не то в обстановке комнаты было. Она протерла руками глаза, тряхнула головой для пущего пробуждения, огляделась и вместо ужаса осознания, что она не дома, вдруг… сладко и томно улыбнулась!

– Это же надо, совсем я сдурела, память отшибло напрочь. Видимо, все портвейн, все он, проклятый, – тихо сама себя заверила Зина еле слышным шепотом.

Сказать по правде, она не была особым любителем спиртного вообще. Ну, шампанского там или фужер хорошего сухого и непременно белого вина могла себе позволить. Шампанское любила пить с кусочком шоколада, маленьким таким: бросала его в бокал, он покрывался крошечными пузырьками газа и двигался от края ко дну и обратно; забавно смотреть на это, медленно и с наслаждением потягивая сладкий шипящий напиток. Потом она, по случаю, наконец-то попробовала мартини – это загадочное иностранное вино, о котором часто упоминалось то в книгах, то в кино. Где-то еще про него слышала. Он ей понравился, ощущался вкус трав, что-то напоминало полынь или похожее на нее растение. А ей взяли и сказали, что это простой вермут и используют его в основном для приготовления различных коктейлей. Вот так вот! А портвейн она не особо почитала, точнее сказать, не любила совсем; тоже однажды попробовала какой-то марочный и весьма не дешевый. Но нет, не то. Крепкие напитки явно не для нее. И вот вчера пришлось пить именно его. У Володьки ничего другого не было. Не обижать же парня. Подумала – ну, чуть-чуть можно. А там рюмочка за рюмочкой. Не успела и глазом моргнуть, как изрядно опьянела. Весело стало, беззаботно и радостно на душе. И вот, на тебе… Вспомнила все сейчас. Да она же осталась на ночь у Вовки Хохолкова, соседа по лестничной площадке.

– Вот почему фамилия именно эта мне в голову заползла, только странно, что не первой, а последней, – уяснила для себя Зинаида.

Тогда все нормально для нее, тогда все окей! Вовка Хохолков… Она опять сладко улыбнулась и мысли покатились по дорожке прямо к нему: «Наконец-то решился, дурень стеснительный, пригласил к себе, «на хату», посидеть да поболтать, немного выпить и расслабиться, забыть обо всех бытовых проблемах, и не только… Да, женат, и что тут такого? Жена дура-дурой, толстая и глупая баба, последний раз прическу делала, наверное, в прошлом веке. Вечно в бигуди, да еще и не прикрытых каким-нибудь платком или косынкой – такой «совковый» образ домашней бабенки, хранительницы семейного очага. А моется ли по вечерам? Вот вопрос? Какое желание? Какой там секс с ней?»

Она точно знала и была абсолютно уверена в том, что на мужиков нормальных и здоровых эти намотанные на волосы букли действуют крайне негативно, отталкивая и отбивая все интимные желания. Да и Володька ей прямо об этом говорил вчера. А хочется привлекательную и чистую женщину иметь при себе. Но разводиться – ни-ни. Убьет, как только о мыслях подобных узнает. Никому его, только себе. Да и двое детей – жалко их. Вот так и мается… Давно, ой как давно он уже вынашивал эту мысль насчет Зины. И вот на тебе – случай подвернулся. Его несравненная супруга жутко устала, как после недельной пахоты на тракторе, решила отдохнуть вообще и от дел семейных тоже, особенно от мужа своего. Похватала быстренько ребятишек и рванула к матери. Дня на два-три, так и сказала. И они позабыли про все дела, заботы, проблемы житейские и не только, когда после изрядно выпитой дозы алкоголя, почти всю ночь занимались испепеляющей душу и тело любовью, да еще как!

– Портвейн, Зиночка – это классный напиток. Я только его и потребляю. Даже после изрядной дозы мужик не теряет своих сил и готов по полной боевой готовности для постели, – искренне заявлял ей Хохолков, без тени хвастовства и вполне серьезно так считая.

– Вот увидишь, – в завершении застолья молвил он и сладострастно заглянул ей в глаза. – Ну что, радость моя несравненная, ты, вижу, уже готова? – После сказанного осмелевший Вова в буквальном смысле накинулся на Зинаиду, целуя ее непрерывно то в губы, то в нос, то в шею, то куда придется, наспех раздел изрядно захмелевшую подругу, скинул с себя одежду и, постанывая от предвкушения страстного бурного секса, уволок ее в постель.

– Поди ж ты! Действительно, не соврал, – вновь улыбаясь, подумала она. – Правда, особых подробностей интима Зинаида не очень запомнила, но кое-что всплывало в ее пробуждающейся памяти, и она опять сладко-сладко улыбалась.

– А может Вовка женщине доставить удовольствие – факт. Убедилась в этом сама. И выдумщик какой! Фантазер!

Мысли подобного рода стали наполнять Зинаиду через край, заставляя ее плыть по теплым и нежным волнам желаний, унося далеко-далеко к сладким берегам страсти и истинных наслаждений!

– Что, дуры-торгашки, получили? Вот вам и страшненькая, а мужик рядом, в кровати лежит! Да какой мужик! Тигр! Или как там еще говорят иногда – тигра, – с гордостью за себя думала Зина, в который раз перебирая мысленно все запомнившиеся ей нюансы этой страстной ночи.

Она почему-то совсем не чувствовала тепла его тела, не ощущала его присутствия здесь, на кровати, рядом с собой. Видимо, спал, не обнявши ее. Ночью обнимал, да так крепко, что чуть ли не прилипал к ней. И потом, уже уставший, но удовлетворенный полностью, промурлыкав нежные слова любви и оценив, какая она страстная и желанная, заснул крепким сном, положив голову ей на грудь.

– Спит, наверное. Ладненько, сейчас вот потихонечку повернусь к нему, чтобы не разбудить и легонько поцелую в лобик, шейку и щечку; в губы не буду, ибо явно перегаром дышит, да еще каким. Потом так же тихо оденусь и пойду к себе досыпать. Даже в душ заглядывать не стану, все потом-потом. Выспаться надо.

Но, подумав, все-таки убедила себя вначале принять душ, смыть все следы ночных любовных утех и уже потом, с чистым телом, завалиться в постель, на боковую. А иначе просто не уснет. Чистюля!

Медленно Зиночка повернулась к своему любимому. Володька действительно был рядом и крепко мирно спал, лежа на спине, с запрокинутой вверх, ближе к изголовью кровати, головой, с открытым ртом, похрапывал и издавал слегка свистящие звуки, выпуская вместе с воздухом густые следы вчерашнего застолья. Она с особой нежностью и благоговением погладила его лицо, плечи, затем вновь прошлась легкими поцелуями теперь уже по его груди и животу, прикрыла одеялом. Далее машинально, не спеша перевела свой взгляд чуть в сторону от спящего Хохолкова, на кресло, стоящее рядом с кроватью. То, что открылось ее взору, повергло Зинаиду в жуткое состояние. Сон как рукой сняло, она с замирающим сердцем, не пытаясь даже сдвинуться с места, прильнув к храпящему Вовке, словно вмиг окаменевшая, округлившимися от нескрываемого страха и ужаса глазами, увидела нечто: там, вальяжно развалившись и откинувшись на спинку, закинув ногу на ногу, сидел совершенно незнакомый ей мужчина. Безупречно сшитый строгий костюм сидел на нем, как влитой. Воротник свитера с высокой горловиной полностью прикрывал шею. На ногах были надеты начищенные до блеска, остроносые туфли на высоком каблуке. От него исходила странная магическая сила, ощущаемая буквально всей кожей и холодком отдающая в груди.

– Господь милосердный, что это? Или кто это? Ой, мамочка родная! Ой-ой! Я все еще сплю и вижу сон страшный? Не иначе, как Вовкин напиток сказывается. А может, он чего-нибудь подсыпал, что бы была податливей? Нет, это не сон. Это все наяву, правдивей не бывает.

Она захотела громко закричать, но куда-то исчез голос. Издавались невнятные шипящие гортанные потуги. Как будто сковали ее эти невидимые силы и не дают ни слова сказать, ни крикнуть что есть мочи. Незнакомец, смутно кого-то напоминавший, глядел прямо на нее и улыбался. Взгляд острый, колючий, ледяной и как бы с укором, стараясь насквозь пронзить бедную Зинаиду. Такой же была и улыбка.

Утренний незваный гость потянулся, зевнул, вытянул и размял затекшие от долгого сидения ноги, взглянул на наручные часы, медленно, опираясь руками о боковины кресла, приподнялся, так же медленно и тихо прошелся по комнате. Подойдя к окну, слегка сдвинул занавеску в сторону, глянул наружу, на начинающий набирать свои обороты день. Тихо проговорил:

– Светает уже. Пора мне, пора.

Затем опять повернулся в сторону одуревшей от страха Зинки, приблизился вновь к кровати. Сунув руки в карманы брюк, слегка покачиваясь на своих блестящих туфлях вперед-назад, властно возвышаясь над ней, заговорил, растягивая слова:

– Если я правильно понимаю, ты по паспорту гражданка Штурр Зинаида Францевна, девушка свободная и незамужняя. – Затем перевел взгляд свой на другую половину кровати. – А рядом с тобой, похрапывая и посвистывая на все лады, с чувством полностью выполненного ночного долга, возлежит гражданин Хохолков Владимир Иванович, человек семейный, женатый и имеющий, кроме всего прочего, двоих детей. Что ж, все ясно. Адюльтер. Вот я спрашиваю тебя прямо и открыто: где была совесть, порядочность и скромность, госпожа Штурр, когда в кровать затащила именно этого мужика для утех своих плотских? Стало быть, любовника завела именно женатого? А сколько выпить себе вчера позволила? Отвечай мне, раз я тебя спрашиваю! – полушутливо-полусерьезно, забавляясь создавшейся ситуацией, говорил он.

Молча и тупо Зина таращилась на незваного гостя, затем сбивчиво и невнятно пробормотала: «Вообще-то не я, а он меня в кровать затащил. Я же не у себя дома, а в гостях нахожусь».

– Да какая разница, у кого вы прелюбодеянием занимались. Факт остается фактом. Оцени ты все случившееся, посмотри со стороны и прямо ответь себе на вопрос: правильно ты поступила или нет с точки зрения морали и нравственности? Или это для тебя норма?

– Сон, точно сон, надо срочно просыпаться. Это видение, порожденное моим помутненным сознанием от выпитого Вовкиного хваленого напитка накануне, не иначе.

Попытавшись еще раз выйти из этого транса, закричать, завертеть и затрясти головой, как это обычно делают, пытаясь прогнать нехорошие мысли и картинки увиденного, но в глазах ее опять все потемнело, поплыло и она бессильно рухнула на подушку.

Пришла в себя Зина после того, как почувствовала, что кто-то легонько тормошит ее за плечи и пошлепывает холодными ладонями рук по щекам. Открыв глаза, она теперь уже отчетливо и явно поняла, что это не сон. Рядом с ней, но теперь уже сидя на краешке кровати, действительно находился совершенно посторонний субъект, а присутствие Володьки как бы и совсем ею не ощущалось. Он неотрывно глядел на нее, и все такая же загадочная улыбка лежала на его лице. Она вновь, теперь уже пристально, взглянула на него. Нос заострен и выступал крючковатым отростком, глазки, как буравчики, колючие, пронзительные, видят тебя насквозь словно рентгеновские лучи. Волосы густые, как смоль черные, слегка вьющиеся, ниспадали до самых плеч. Лицо бледное, сосредоточенное.

– Что, Зинаида, очнулась? – молвил он. – Хотя, правильней будет сказать «очухалась»? А то я уж беспокоиться начал – не двинула ли ты свои красивые ноженьки прямо на небеса, туда, поближе к нам, – после чего хрипло и вульгарно засмеялся.

Обретя вновь дар речи, Штурр, онемевшим и пересохшим от страха языком, только и смогла невнятно пробормотать:

– Господи, кто ты? Как ты попал сюда, как вошел в квартиру? Это, наверное, Володька забыл вчера входную дверь запереть на ключ, думал только об одном – как бы меня быстрее винным пойлом своим напоить да в постель забросить.

Лицо незнакомца посерьезнело, в голосе зазвучали строгие нотки, когда он заговорил, вновь обращаясь к Зинаиде:

– Однако ты даешь, дорогуша, я на глупые вопросы отвечать не стану. В моем присутствии кого упомянула – это же надо! У меня даже мурашки по коже прошлись, руки и ноги похолодели. Думать надо, что говоришь! ГОСПОДИ… Чтобы больше ни-ни! Не упоминать! Книг, что ли, не читаешь, портреты не различаешь. Неужто не узнала меня? – После этих слов он ладонями рук прикрыл свое лицо, слегка замер в таком положении, сделал несколько круговых магических движений, затем медленно стал опускать руки ото лба и до самого подбородка.

– Взгляни теперь.

Зинаида вновь посмотрела на него и разглядела на лбу маленькие, слегка прикрытые черными волосами рожки. И острую черную бородку. Лицо незнакомца после этого превращения приобрело еще более магический оттенок.

– Узнала?

– Ну да, думаю, узнала. Да-да, точно узнала. Никак самого Дьявола вижу перед собой, не иначе, – дрожащим голосом, с неподдельным страхом, выдохнула слова Зина.

– Наконец-то до тебя дошло, кто перед тобой! Да, это я! Рад несказанно! И хватит так дико таращить на меня свои глазищи. Я понимаю твой испуг: знакомство со мной, да еще при подобных обстоятельствах – дело необычное, неординарное, даже, пожалуй, мистическое или магическое – так правильней будет оценить происходящее. Говоря в общем и целом, вот и тебе довелось испытать такое близкое общение со мной, с самим Дьяволом. Рассказывать будешь потом всем и вся, что видела ТОГО САМОГО, презираемого и не почитаемого представителя коварных темных злых и нечистых сил, которого, чего уж греха таить, очень часто и недобро вспоминают эти мелкие никчемные людишки-человечишки, когда им становится до боли в зубах плохо, хоть воем вой! Будто вина во мне кроется. Да, Дьявол я, что тут необычного? Иные с опаской во взоре кличут меня иначе: Черт, Сатана, Нечистая и прочее-прочее. Прямо многоголосица имен для одной персоны! Пусть, мне наплевать на это. Но мне больше по душе первое! Оно четкое, ясное, меткое, звучное и пугающее одновременно. Хотя не в том суть, как тебя называют, а в восприятии. И ты, дуреха, еще спрашиваешь, как я в квартиру попал? Смех да и только! Наш брат без труда войдет куда надо и когда этого требуют обстоятельства. И так же спокойно и без особого напряжения удалится. Ты не бойся меня, я тебе вреда причинять не имею намерений, у тебя и так проблем выше крыши. По моему дьявольскому разумению, это нормально. Как без них, без проблем? Никак. Они должны быть всегда! Если всюду всем хорошо, когда все идет гладенько и чинно, без сучка и задоринки – это нас устраивать никак не может! Даже пугает! В нашем философском понимании, быть подобного не должно. Вот у нас какая формула выведена. Основная. Главная и определяющая. И ей мы следуем неукоснительно. В этом и состоит ВЕЛИКАЯ НАША МИССИЯ! По сути, и не бывает никогда такого. Реченька житейская – не сладкий мед. Заметила сама по жизни своей? Мы за этим очень строго и пристально следим, наблюдаем и где надо, всегда поправим, на нужную дорожку выведем. Естественно, нужную, удобную и понятную только нам. Иначе говоря, трудимся, не покладая рук с утра до глубокой ноченьки. Поучу тебя немного, Зинаида Францевна, уму-разуму. Слушай внимательно и запоминай. Уразумей одно непреложное правило, Зина; есть в человеческой сущности очень тонкие и чувствительные душевные струны, которые, как магнит, притягивают наше внимание и интерес небывалый. Человек – существо крайне противоречивое, колеблющееся всегда между плохим и хорошим, добром и злом, правдой и ложью, любовью и предательством. И слова придуманы понятные и знакомые для всех; и вашей земной людской массе, и нам они известны, так сказать, ВЫСШИМ силам, не меньше. Вот они, судьбоносные: СОМНЕНИЯ, СТРАХ, ЗЛО, НЕНАВИСТЬ, ЗАВИСТЬ, КОВАРСТВО, ПРЕДАТЕЛЬСТВО! Слышала? Много, ой как много в них заключено… Как поступить? Все ли правильно сделал? Бояться ли? Любить или ненавидеть? Вот эти самые чувства терзают, мучают и грызут людишек этих изнутри, лишают порой их сна, покоя. Веры даже! Кстати, мы частенько дебаты устраиваем по этим вопросам с нашими визави – этими белыми, пушистыми и окрыленными обитателями небес. Ты ведь поняла, кого я имею в виду?

Потом замолчал, с укором посмотрел на Зинаиду, сказав при этом:

– Ты бы, любезная, взяла в руки блокнотик да ручку и фиксировала все тут мною сказанное, ибо на словах ведь не запомнишь. Где еще такая возможность представится – слушать самого Дьявола! Продолжим. Страх вот порой сидит в глубине души человеческой маленьким мягким и сморщенным комочком, а затем вдруг вырастает мгновенно до невероятных размеров, парализуя волю и превращая человека, а то и всю людскую массу в послушное стадо! И льется все это на ваши головы бурными потоками, нами сотворенными, рукотворными. И барахтаются людишки в водоворотах судьбы-судьбинушки своей, пытаясь пристать к нужному берегу. Вопрос – к какому? Ох, сколько же мерзкого мы видим у вас там, внизу, на больших просторах жизни человеческой, глядя с небес. О чем это я напомнить хотел, о главном для тебя, сегодняшней? Так вот, эти сомнения и страхи тревожат и тебя, любезная Зинаида Францевна. Ты ведь на распутье своей совести. Как быть тебе нынче? Как поступить? Помнишь, день какой наступает за окном? Воскресенье. А что сегодня будет? А сегодня дается тебе, гражданка Штурр, последний из трех дней, чтобы изъявить свою волю по части дальнейшей судьбы родного поселка. Сомнения, сомнения и страх бередят душу твою, ведь так? Или нет? Два дня уже пролетели-проехали, вроде и не собиралась голосовать? А совесть что на ухо шепчет? Вот я и посмотрю, что в тебе самой одержит викторию – черное или белое. Прав был я или нет? Посмотрим… А так… Живи, как живешь. Коль нравится, люби своего хахаля – соседа Вовку, хотя мой взгляд на эти вещи ты должна знать. Только учти одно обстоятельство – узнает Таисия, она тебя одним ударом кулака введет в состояние глубокого нокаута. Что еще? Да, ругай и матери своих горе – подруг по торговой части. Это совсем другое и не так уж интересно для меня. Странно, наверное, и удивительно не менее, что я тебе об этом напоминаю? Но факт остается фактом. Смейся или нет, а для меня это важно. Нет, пожалуй, не то слово подобрал. Не важно, а скорее, любопытно понаблюдать за тобой, к какому берегу пристанешь – скользкому илистому и каменистому или к чистой песчаной глади? Почему? Не скажу. Пока не скажу. Потом – может быть. Не знаю. Имей в виду, Зинаида, они уже внутри тебя: страхи – как бы хозяйка магазина не выперла тебя на все четыре стороны без выходного пособия, если увильнешь и подведешь ее; сомнения – стоит ли идти к урнам этим или ну их куда подальше? Теперь все.

– Это ты о чем тут речи свои запустил, праведник и наставник хренов? – спросила Зина, постепенно осмелев и начиная приходить в себя. Какая судьба? Какой поселок? Какое изъявление и чего именно? Какие страхи да сомнения? Совсем мне голову задурил своим нравоучением.