Очевидный выбор

Мы целовались, неспешно переплетя руки, под оранжевой луной, на пороге будущего.

Я посмотрел на часы: было 23.59

Закрываю книгу, уставившись перед собой.

Почему я до сих пор с Шоном? – громко звучит голос в моей голове. За весь день я даже не вспомнила о нем. А те чувства, что переживал главный герой, мне в принципе были не знакомы.

Открываю вторую книгу, беру листок с номером телефона и начинаю писать сообщение.

Я: Ты был прав!!! Брегбедер наглый лжец!

Отпиваю еще вина в полном смятении. И что это вообще было? Я ведь верю в счастливые финалы. Но почему тогда сейчас мне кажется, будто меня обманули?

Спустя пару минут приходит ответ.

Он: Значит, я не ошибся

Я: Он разрушил мою веру в счастливый конец.

Он: Я пытался предупредить.

Я: Знаю. Но почему я сначала ему поверила? Почему я поверила, что любовь живет три года?

Выхожу на балкон и делаю глубокий вдох, наблюдая за городом.

Он: Это ты мне скажи, почему решила, что в конце не будет хэппи энда?

Я: Потому что в моей жизни его нет.

Мне казалось, я верила в счастливый финал. Думала, что хотя бы одна сторона моей жизни в порядке. Но почему же я тогда не чувствую этого хэппи энда? Почему мне хочется сбежать от одной только мысли о свадьбе? И что более важно, почему я все еще здесь?

Он: Может, ты просто не там его ищешь?

Я: И где по-твоему я должна его искать?

Он: Внутри себя.

9

Всю ночь я не сплю.

Я так часто в жизни ошибалась, что уже наверное и забыла, как делать все правильно. Выхожу из дома в половину пятого утра просто потому что больше не могу находится там. Шон повсюду. Паразительно, как за шесть лет можно срастись с человеком в единый организм, настолько, что его мысли становятся твоими, его планы на жизни – твоей жизнью. И вот его нет. Я одна на мосту Александра Третьего. Смотрю вниз на воду, перевожу взгляд на Эйфелеву башню. Мы приходили сюда с Эммой пару раз. Наверное, это мое любимое место.

Что еще я люблю?

Спагетти? – любимое блюдо Шона.

Классическая музыка? – тоже не мое.

Красный цвет? – его ведь полно в моем гардеробе. Но нравится ли он мне? – нет.

Где ты, Дана Эдвардс? Что ты любишь?

Достаю телефон и начинаю печатать сообщение:

Я: Я люблю фисташковое мороженное. Мне нравится терятся на улицах. Нравится запах табака. Еще люблю глупые романы про любовь и фильмы с Мэрлин Монро. А когда я гуляю, часто смотрю вверх, не понимаю, почему люди всегда смотрят только перед собой. Люблю слушать музыку, да так громко, чтобы перепонки дрожали. Люблю танцевать, громко петь и фотографировать. Мне нравится, что я знаю больше одного языка. Люблю красиво одеваться, и когда люди обращают на это внимание. А еще обожаю Бланманже и греческую мифологию. Я понятия не имею, почему пишу это именно тебе, но мне нравится, что я могу это сделать.

Пальцы дрожат, когда я набираю последние слова и отправляю это сообщение. Сердце так сильно бьется, что я невольно начинаю задумываться, а билось ли оно вообще раньше. Закрываю глаза и вдыхаю побольше кислорода. У меня есть 12 дней, чтобы принять решение. Возможно, одно из самых важных в моей жизни.

Достаю наушники и включаю трек Sia – Alive. Уверенным шагом иду домой, подставляя лицо первым лучикам солнца.

***

– Два мясных тар-тара, патэ из телятины, лосось "Труаго" и фрутти ди Мар. – озвучиваю я заказ кухне, и бегу к бару.

Адалин, новая бармен с невероятной ловкостью делает коктейли и разливает вино. Её темно-синие кончики волос развиваются, когда она маневрирует от одного гостя к другому.

И на кухне, и в зале кипит жизнь. Люди на веранде, у бара, везде. Беру поднос и лечу на веранду. Блогер Моник, с пятью миллионами уже здесь. Ставлю перед ней и её подругами напитки.

– Десерт восхитительный! – говорит одна из девушек.

– Да, не плохой. – сухо отвечает Моник.

Неужели ей что-то не нравится.

– Просто признай, что Тристан Бог по части еды.

Моник косится на меня, и я понимаю, что задержалась за их столиком. Забираю грязные салфетки и отхожу, но тут же слышу за спиной.

– Ну, если только по части еды.

Все трое заливаются смехом. А я не пойму хорошо это или плохо. Значит, она согласилась прийти из-за Тристана. Они друзья?

Распахиваю дверь и тут же врезаюсь в кого-то.

– Прошу прощения! – выпаливаю я, опустив голову.

– Не проси. – отвечает знакомый голос, и я поднимаю глаза. – Нет тебе прощения, Дана Эдвардс.

– Элиот! – я хватаю его за руку и затаскиваю внутрь.

– Боже! Детка, ты такая нетерпеливая.

– Прекрати поясничать. Ты разве не должен работать?

– Так я уже закончил. – его брови невинным образом взлетают вверх.

– В каком смысле? Я тебя даже не заметила.

– А хорошего фотографа и не должно быть видно.

– Уверен, что все снял?

– Ты во мне сомневаешься?

– Нет, просто я…

Он кладет руки мне на плечи и заглядывает в глаза.

– Переживаешь, знаю. Но поверь мне, я-профи.

Выдох облегчения покидает грудь.

– Спасибо.

Он выпрямляется.

– Не благодари. – его взгляд загорается и скользит по моему телу. – Я не по доброте душевной это сделал.

– Какой же ты все-таки засранец.

Элиот наклоняется к уху и шепчет:

– За это ты меня и любишь.

Я закатываю глаза, и он чмокает меня в щеку.

– Все, я пошел. Увидимся, дьяволенок.

На этих словах он уходит, а я возвращаюсь к работе.

Принять заказ, убрать, забрать меню, вынести напитки. Вечер продолжается, и я ни о чем не думаю. Работа поглощает меня полностью.

– Здравствуй, милая. – говорит мне приятный взрослый мужчина лет так шестидесяти.

– Добро пожаловать в "Le Jardin Secret". – улыбаюсь я.

– Скажи, а моя дочь Эмма сегодня работает?

Всего мгновение пребываю в замешательстве, но потом извилины моего мозга начинают работать.

– Вы – Карлос? Отец Эммы? – почти вскрикиваю я.

Секунду он внимательно рассматривает меня, а затем одобрительно кивает.

– А ты, должно быть, Дана – её подруга?

– Да. – киваю я. – Эмма на кухне, я сообщу, что вы пришли.

– Нет, не нужно. – тут же отмахивается он. – Она начнет переживать. А здесь еще полно голодных гостей.

– Хорошо, тогда, что вам принести? – протягиваю ему меню, но он не берет.

– Что-нибудь на вкус шефа. Пусть это будет сюрприз. – подмигивает он.

– Хорошо. Напитки тоже?

– Разумеется.

Пулей лечу на кухню. Облако пара встречает меня. Тристан поднимает на меня глаза, стоя за сервировочным столом.

– У нас необычный заказ. – говорю я, и перевожу взгляд на Эмму, но она не отрываясь, продолжает что-то жарить. – Гость хочет что-то на вкус шефа, включая напитки.

Тристан следит за моим взглядом и тут же возвращается ко мне.

– Хорошо, Дана, можешь идти. – кивает он понимающе, пару секунд мы смотрим друг на друга, не отрываясь. Безмолвный странный диалог. Не знаю, откуда, но всего на пару мгновений возникает чувство спокойствия.

– Дана. – зовет Марсель. – Нужен счет за четвертый столик.

– Да, конечно. – отрываюсь от Тристана и выхожу обратно в зал.

Что сказал Марсель? Зависаю у бара.

– Дана, твой виски с колой. – напоминает Адалин.

Хватаю поднос и бегу с виски к столику. Затем возвращаюсь к бару и снова сталкиваюсь с Марселем.

– Ты отнесла счет?

– Какой счет?

Он хмурится.

– Четвертый столик, Дана.

– А, точно, сейчас.

– Ты в порядке? – кажется, беспокоится он.

– Да. В полном. Карта или наличные?

– Наличные.

Киваю и бегу к кассе. Да что это со мной? Соберись, Дана.

До конца вечера все проходит, как по маслу. Гости довольны, никаких форс-мажоров на кухне.

Карлос Аллегро остается последним гостем, время уже давно за полночь, и кухня готовится к закрытию. Подхожу к нему узнать, понравился ли ему выбор шефа. Я уже спрашивала пару раз, но он упрямо молчал.

– Вам все понравилось? – с улыбкой интересуюсь я снова, забирая пустой бокал.

Он широко улыбается, выглядит вроде, удовлетворенным.

– Могу пройти на кухню? – вместо ответа спрашивает он.

– Эм-м-м. Думаю, да.

Он кивает, и я провожаю его, попутно возвращая бокал на бар. Марсель посылает мне вопросительный взгляд, но я игнорирую его и впускаю мистера Аллегро в сердце ресторана.

Мои глаза тут же ищут Эмму, но находят Тристана, стоящего к нам спиной.

– Отличная работа! – говорит он всем и оборачивается.

Я уже собираюсь объяснить ему, кто этот человек рядом со мной и почему он сейчас на его кухне, но раздается счастливый визг.

– Папа! – Эмма вылетает из подсобки и бросается в крепкие объятия своего отца. – Ты все-таки приехал.

– Ну разумеется, я приехал, mia bella, ты ведь меня пригласила. – низким басом отвечает тот.

От теплоты их объятий мое сердце покрывается тонким слоем боли. Он с такой гордостью смотрит на свою дочь. Эмма представляет его всем, а я отхожу в сторону. Эмоции душат меня. Интересно, каково это иметь такие отношения с отцом? Какого это знать, что ты можешь в любое время поговорить с ним по душам без страха осуждения?

Мне это было незнакомо. Стыдно признаваться даже самой себе, но я завидую Эмме. Наверное, всегда завидовала. И пусть Карлос никогда не заменит ей маму, но по крайне мере, он остается важным человеком в её жизни.

Чувствую на себе чей-то взгляд, и отвожу глаза от подруги, смахивая непрошенные слезы. И в тот же момент вижу его. Мир как будто бы потихоньку замедляется. Хаос внутри меня стихает, обретает покой. Тристан обнимает меня через все пространство одним только своим взглядом. Не знаю как, но он понимает. Я вижу это в синеве его глаз. А может, мне просто кажется.

Ноги сами несут меня подальше от кухни. Марсель убирает столы. Его внимание обращается ко мне. Я пытаюсь улыбнуться, но он неодобрительно качает головой, а затем достает телефон из заднего кармана.

Что он делает?

Молча подходит к бару и шепчет что-то Адалин на ухо. Она усмехается, кивает и подходит к компьютеру.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Включается песня. P!nk – U+Ur hand. Та самая, под которую я залезла на барную стойку.

Марсель начинает пританцовывать, а Адалин подпевать.

– Ты просто ужасен. – бросаю я Марселю.

Но он только пожимает плечами, продолжая уборку. Я пытаюсь сопротивляться, но тело само начинает двигаться. И вот мы уже вместе танцуем вокруг столов, вытирая их. Впервые я чувствую себя так свободно на рабочем месте. Адалин смеется, наблюдая за нашим с Марселем дуэтом. А я думаю о том, как так вышло, что в моей жизни появился еще один неосуждающий меня человек?

Я, словно загнанная собака, которой дали кусочек теплоты, в моем случае, принятия. Почему таких людей так мало? Почему всем вокруг обязательно унижать других людей? Хотя может, дело не в унижении, а в возвышении самого себя над другими? Зачем людям нужно чувствовать себя выше? Неужели там на высоте так хорошо?

Надеюсь, что нет, потому что мне здесь внизу очень нравится. Я уже говорила, что Париж – волшебный? Дело, наверное, в нем. Где же я жила все свои двадцать три года, если только сейчас понимаю, что не все люди злые?

Песня заканчивается, и Марсель вдруг резко останавливается напротив меня. Я оборачиваюсь и вижу Люка, Эмму с отцом и Тристана. В голове проносятся последние движения, которые я исполняла своей пятой точкой. Наверное, все-таки дело во мне, а не в людях. Видимо, в процессе моего создания, Бог решил изрядно пошутить.

– Закончили? – подавляя веселье, спрашивает Тристан, и я почти испытываю облегчение.

– Да. – отвечает Марсель, косясь на меня.

– Нужно еще что-то? – невозмутимо спрашиваю, пытаясь остановить подкатывающий к щекам жар.

– Нет, вы свободны.

Не думая, я срываюсь с места и лечу в раздевалку. Марсель хохоча, залетает вместе со мной.

– Ты бы видела свое лицо!

– Заткнись. – бурчу я.

Он заходит за перегородку, и я слышу, как открывается металлический шкафчик.

– Нам нужно чаще вместе отрываться. – предлагает он.

– В последнее время, у меня это не очень хорошо получается. – открываю дверцу своего шкафчика.

– А мне так не кажется. Ты крутая, Эдвардс. И с тобой весело.

– Э-э-э, спасибо?

– Не за что. Это просто факт.

Мне еще никто такого не говорил.

Снимаю с себя униформу и быстренько натягиваю джинсы и топ. Беру сумку и достаю телефон. Весь вечер у меня руки так и чесались проверить сториз гостей из нашего ресторана. Я видела, как многие снимали.

– Тристан говорил тебе, что нанял еще двух официантов? На следующей недели начнем работать посменно.

– Здорово. – бормочу, просматривая отметки аккаунта, который я создала для ресторана.

– Тогда до завтра. – раздается голос рядом со мной, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности.

У Марселя появилась сережка в ухе, много колец и цепочка. А ему идет, думаю про себя.

– До завтра. – улыбаюсь я, и он оставляет меня одну.

Не знаю, сколько я проторчала в той раздевалке, но вышла только тогда, когда телефон сел. Начинаю судорожно искать зарядку в сумке.

Черт. Черт. Черт. Я забыла ее дома.

Выхожу в зал за помощью, но внутри пусто и слишком темно. Да, нет, на каждого человека приходится равная доля унижения в день. Мне хочется верить, что свою я сегодня уже получила.

Бегу к входной двери и дергаю за ручку. Заперто. А может, и не получила.

– Вот черт!

Что мне теперь делать? Как что? Ждать, пока кто-нибудь не придет утром и не вызволит тебя отсюда, ты, идиотка. Скатываюсь по стене на пол, поражаясь своей способности находить приключения там, где их нет. Ну, а что, здесь почти сносно. Пол правда жестковат, но говорят, что это даже полезно для спины. Желудок начинает вести со мной беседу, а я пытаюсь вспомнить, когда ела в последний раз. Мысль сходить на кухню кажется привлекательной, но пол становится почти удобным, а мои ноги протестуют против любого движения. Чувствую себя неловко, как ребенок на празднике, чьи родители забыли, что сегодня маскарад.

Успокаиваю себя вариантами того, что все могло бы быть намного хуже. Я могла бы потерять ключи от дома и застрять на улице. Без навигатора и налички в моем случае далеко не уедешь. Еще и сигареты дома оставила. Может, попробовать вылезти через окно в туалете, как дрянная девчонка? Нет, с моей везучестью, я застряну там и все выйдет далеко за пределы простой неловкости.

Вдруг слышу, как ключ вставляется в замок, вижу черный силуэт за дверью. Видимо, теория про количество унижения в день все же работает.

Кто бы это ни был, отныне он – мой лучший друг. Фигура заходит, тянется к выключателю, и свет загорается.

– Дана? – смотрят на меня удивленно два синих глаза.

В моей голове формируется вполне нормальное объяснение того, почему я сижу на полу в закрытом ресторане, но рот не может его воспроизвести.

– Что ты тут делаешь?

Хороший вопрос. Как бы так на него ответить, чтобы не выставить себя еще большей идиоткой?

– Сижу. – молодец, Дана, десять очков за идиотизм.

На губах Тристана расплывается улыбка, и он протягивает руку. Без лишних слов беру её и поднимаюсь.

– Я думал, ты ушла через черный ход.

– А есть черный ход? – мои глаза расширяются.

– Да, на кухне.

Пять очков за тупость тебе, Дана Эдвардс. Делаю в голове напоминание проверять все возможные выходы из здания.

– Буду иметь ввиду.

Он усмехается.

– Подожди, я заберу телефон и вернусь. Никуда не уходи. – просит он и скрывается внутри.

Не думаю, что смогу здесь простоять даже пару минут, мне нужен свежий воздух. Так что я выхожу на улицу, прикидывая в голове, как добраться до дома. В теории можно попросить Тристана вызвать мне такси. Но это как-то неловко. Терпеть не могу чувствовать себя такой беспомощной.

Тристан появляется спустя минут десять и снова закрывает ресторан. Потом подходит ко мне и протягивает что-то в маленьком бумажном пакете.

– Я заметил, что ты не ела целый день.

– Ты сделал мне сэндвич? – открываю я пакет с удивлением. – Спасибо.

Он улыбается.

– Но не нужно было, я бы и дома поела.

Когда-нибудь завтра утром.

– Ты сильно устала? – вдруг спрашивает он.

Хоть мое тело и просится в кроватку, рот живет отдельной жизнью, а мозг нервно курит в сторонке.

– Нет, вроде.

– Прогуляемся? Если, конечно, ты не ждешь кого-то.

Кого-то. Он имеет в виду Шона?

– Нет, можно прогулятся.

– Я потом отвезу тебя домой, не переживай. – тут же добавляет он.

Было бы глупо отказываться.

– Хорошо.

10

Мы идем какое-то время в тишине, пока я доедаю свой, наверное, самый вкусный сэндвич в жизни.

Ночью улицы практически такие же оживленные, как и днем. Фонари подсвечивают тротуар, отбрасывая наши тени. Красивые люди проходят мимо не спеша, будто в Париже есть какой-то закон о скорости жизни. Мол, если вдруг решишь, что твоя жизнь пролетает со скоростью света мимо, тебя ударит молния.

Я вижу, что Тристан погружен глубоко в себя, его дыхание ровное, но глаза ищут что-то или кого-то вокруг, причем не буквально. Он ищет что-то внутри себя. Интересно, какие мысли заставляют его так смотреть?Думает ли он о законе скорости жизни?

Обычно, в такие моменты люди хотят побыть наедине с собой. Но мы идем вместе. Так близко друг другу, что я почти слышу, как сердце разгоняет кровь по его венам.

– Можно задать личный вопрос? – вдруг говорит он.

– Конечно.

– Ты счастлива?

– В данный момент или вообще?

Он останавливается, бросая на меня странный взгляд, и мои ноги прирастают к земле. Очевидно, мой вопрос был для него неожиданным.

Тристан медленно сокращает между нами расстояние, пока мне не приходится запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Древесный запах ударяет в легкие, и я делаю глубокий вдох.

– В данный момент. – слышу его хриплый голос.

Счастье так неопределенно. Оно бывает большим, а бывает крошечным. Иногда его не замечаешь, а иногда не можешь перестать улыбаться.

Сейчас мне хочется улыбнуться. Не знаю, от чего. От того, что люблю ночные прогулки или того, что поела впервые за весь день, а может, это все из-за него?

– Да. Сейчас я счастлива.

Его улыбка посылает тепло по всему телу, в каждую клеточку. Почему Тристан так действует на меня?

– Хорошо. – кивает он и продолжает идти. Но я все еще стою на месте. Мне интересно. Знаю, что не стоит спрашивать. Знаю, что пожалею, но все равно говорю.

– А ты?

Тристан оборачивается.

– Нет. – с горечью в голосе отвечает, его взгляд опускается на мои губы. – Потому что не могу сделать того, что хочу.

– Тогда…что ты можешь сделать? – произношу я, чувствуя, как в горле пересохло. – Сейчас. Что прямо сейчас может сделать тебя счастливым?

Мгновение он думает. Мне интересно знать о чем именно. Но я боюсь подойти к этой двери и открыть её. Что-то, о чем я еще не подозреваю, не дает этого сделать.

– Могу исполнить твое желание.

– Мое желание?

– Да.

– И это тебя осчастливит?

– На какое-то время, да.

– Хорошо. Тогда вот мое желание. – я подхожу к нему вплотную и улыбаюсь. – Расскажи мне о том, кто такой Тристан Ревиаль.

Из него вырывается короткий смешок. Да, так будет безопаснее. Пусть сам приоткроет эту двери и покажет мне то, что сохранит эту связь между нами. Пусть между нами останется тонкая черта.

– Что ты хочешь знать?

Я размышляю, продолжая нашу прогулку.

– Когда ты понял, что хочешь стать шеф-поваром?

– Еще в детстве. Мы с мамой много готовили вместе. – в его голосе сквозит грусть.

– Она тоже повар?

– Нет, она была адвокатом.

Была.

– Она…

– Да, мама умерла пару лет назад.

– Мне очень жаль.

На пару минут мы погружаемся в молчание. Не этого я ожидала. Хотя когда я получала то, чего хотела?

– Отец погиб, когда мне было шестнадцать. – почти шепотом добавляет он.

От его слов сжимается сердце. У него нет родителей. Так вот откуда был этот понимающий взгляд. Пусть мои и живы, но нас разделяет практически такая же пропасть. Что заставляет меня испытывать одновременно и сожаление, и благодарность. Сожаление о том, что чувствую, наши ситуации похожи, и благодарнось, за то, что возможно, у меня еще получится все наладить.

– Мне так жаль. – сдавленным голосом бормочу я, сдерживая слезы.

– Эй, – тихонько зовет он. – О чем ты думаешь?

– Думаю, что жизнь полна дерьма. И иногда я ее ненавижу.

Он почти смеется.

– Но и всего прекрасного тоже. – тут же добавляю. – Вот например, как этот вид.

Я показываю рукой на горящую вдалеке Эйфелеву башню, пожилую пару, что гуляет на соседней улице с собачкой, двух смеющихся подруг.

– За такие моменты я люблю жизнь.

– Как ты можешь одновременно любить жизнь и так её ненавидеть?

– Это вопрос выбора. – пожимаю плечами. – Я могу сколько угодно винить себя, карму, вселенную и Бога за все неудачи, а могу вспомнить, как громко смеялись мои друзья, когда я в одних трусах перебегала дорогу.

– Ну, или как ты без них танцевала на стойке. – тихо напоминает он.

– Об этом лучше не вспоминать.

Его смех растекается по воздуху, и я понимаю, что не могу оторвать от него глаз. Из тела разом уходит вся усталость, когда он вот так вот смеется. Почему мне так легко дышать рядом с ним?

– Что еще хочешь знать? – спрашивает он.

– Вы познакомились с Эммой, когда ты учился в Италии?

– Да.

– А где еще ты был?

– Китай, Испания, Индия, Швейцария, Англия, Америка…

– Ого! Но тебе всего…

– 26. Мне 26.

– Когда ты успел?

– Я много учился, работал. То тут, то там. Мне казалось, что если есть возможность, нужно ей воспользоваться. Я все еще так считаю, но теперь, когда у меня есть план, стало труднее.

– Знаешь дорогу и боишься свернуть не туда?

– Возможно. Мне всегда было трудно отпустить себя. Наверное, только на кухне я могу полностью расслабиться. Люблю сочетать несочетаемое. Пробовать. Это, как в искусстве, многих художников корили за их творения при жизни, просто из-за того, что они отличались, были не как все, но они все равно продолжали пытаться, потому что только так чувствовали себя живыми.

– Из всех таких художников, я знаю только Ван Гога.

– Знакома с его творчеством?

– Читала биографический роман.

– Ирвинг Стоун?

– Угу.

– И как тебе?

– Стало трудно, когда описывалась жизнь шахтеров, и я перестала читать.

– Но ведь именно тогда он открыл в себе талант. Как ты и сама говоришь, все зависит от нашего восприятия. Если бы его так сильно не поразила нищета и беспомощность этих людей, он может быть, никогда бы и не стал тем самым Винсентом Ван Гогом.

– А что произошло в твоей жизни? Как ты стал тем, кто ты есть сейчас?

– А кем я стал?

– Человеком со страстью.

Его взгляд снова наполняется смешанными чувствами.

– Мне помогли.

Я не решаюсь спросить, кто, потому что знаю, что перейду черту. Поэтому молчу, пока мы подходим к его машине. Удивительно, но я даже не заметила, как мы сделали круг.

Домой я прихожу с ощущением наполненности, и дело не только в сэндвиче.

Ставлю телефон на зарядку и жду, пока он проявит признаки жизни. Беру сигарету и закуриваю на диване. Все-таки пятница- хороший день недели, если есть с кем ее разделить.

Смартфон оживает и я вижу сообщение:

Он: Как тебя зовут?

Я: Есть предположения?

Смотрю на время, мой незнакомец отправил сообщение пару часов назад. Сейчас около трех ночи. Наверное, он спит. Две галочки загораются синим. Прочел.

Он: Тебе не кажется твой вопрос немного жестоким?

Я: Нисколько.

Он: Так я и думал. Хотя бы скажи, сколько слогов?

Я: два.

Он: Думал, станет легче, но ошибся.

Я: Скажу имя, если ты взамен расскажешь что-то о себе. Это будет честно.

Он: А мне тоже нужно писать такое длинное письмо, как и ты?

Из меня вырывается смех вместе с дымом, и я чуть ли не задыхаюсь.

Я: Только если помимо сарказма, у тебя есть что-то еще

Он: Мне нравятся рыжие девушки с отстойным книжным вкусом. Пойдет?

Я: Забудь про сарказм. У тебя отстойное чувство юмора

Он: А кто сказал, что я шучу?

На секунду я зависаю над этим сообщением и приходит следующее.