Партия на троих

Интересовались, в основном, Землёй и всем, что с ней связано – это Олег помнил хорошо. Вот только его ответы в памяти никак не закреплялись. Макаров надеялся, что не сказал пришельцам ничего серьёзного и важного. В конце концов, на информацию, вроде координат обжитых людьми систем, кодов безопасности, технических характеристик кораблей и так далее, всем, работавшим на фронтире, ставился блок, препятствовавший выдаче под гипнозом или иным психическим воздействием. Кто мог предположить, что эта предосторожность, многими считаемая излишеством, уступкой непонятному чудачеству военных, может когда-нибудь пригодиться?

Сегодня Макаров получил новый удар. Он долго думал, как проверить, не манипулируют ли его тюремщики зарубками в то время, как его самого обрабатывают в тёмной комнате, пока, наконец, не вспомнил один древний метод. Делая очередную зарубку, он выдернул из головы волос и положил его таким образом, что всякий, кто попытался бы в его отсутствие добраться до спрятанных под матрацем отметин, неминуемо уронил бы его на пол. И вот теперь, вернувшись в камеру после очередного промывания мозгов, Олег обнаружил свою черную волосинку лежащей на кафеле.

Сомнений не оставалось: его действительно дурачили на протяжении длительного периода, и теперь он окончательно и бесповоротно потерял нить времени – единственное, за что можно было уцепиться, избежав тем самым медленного помешательства от пребывания в кафельных застенках.

– Будьте вы прокляты! – слабость и апатия, вызванная, в первую очередь, осознанием своего бессилия, быстро переросла в гнев. Макаров вскочил с кушетки, и, схватившись за неё руками, начал неистово дёргать из стороны в сторону. – Ненавижу! Ненавижу! Твари! Всех вас…

Кушетка скрипела, на которых она была подвешена к стене, звенели, однако сделанная на совесть конструкция выдержала напор. Ещё больше рассвирепев, Олег кинулся к двери в камеру и стал сперва колотить по ней кулаками, а затем с разбега таранить плечом, пытаясь выбить. Едва ли имелся даже призрачный шанс на успех, но того, что под весом человека дверь начала трястись, хватило для беспокойства охраны. Как следствие – из вентиляционных решеток в камеру пустили слезоточивый газ. Только после того, как землянин, судорожно кашляя, в соплях и слезах обессиленно повалился на пол, вентиляция заработала в обратном направлении. Спустя некоторое время он в который раз потерял сознание.

Ещё один бесконечный день. Макаров сидел, скрестив ноги, на кушетке, держа в руках миску похлёбки – на удивление вкусной, густой, напоминающей слегка разведённое бульоном лобио. То ли на кухне сменился повар, то ли у тюремщиков возникли иные соображения по поводу рациона пленников – но это было куда лучше непонятной баланды, подаваемой прежде.

Работая ложкой из какого-то странного материала, Макаров прокручивал в голове те немногие наблюдения, что ему удалось сделать. Он надеялся, что удастся свести все факты друг с другом – тем более что заняться всё равно нечем.

Его тюремная камера донельзя примитивна, её вполне могли создать аборигены. Охранники выглядели как типичные бойцы Шестого легиона и разговаривали между собой на ооласском языке. Ничего технологичного в их вооружении не было. Однако не возникало сомнения, что лунная база землян подверглась атаке космического корабля. Несомненно, что гроб-кокон создавался с применением высоких технологий и, возможно, был живым существом, продуктом генной инженерии. И что-то совсем необъяснимое творилось в комнате для допросов. Исходя из этого, Макаров сделал вывод, что пришельцы даже в Подземном городе соблюдают определённый уровень маскировки. Они боятся, что их смогут разоблачить местные.

Кто имеет доступ в сверхсекретный правительственный бункер, кроме персонала? Для кого нужен весь этот маскарад с сохранением шатрэнианских интерьеров и технологических устройств? Руководство Шестого Легиона и члены Директората. Что ж, по крайней мере, власть в стране находится в руках аборигенов, и пришельцы влияют на происходящее какими-то косвенными путями. Если эти соображения верны, и инопланетяне не успели укорениться на планете должным образом, значит, они здесь тоже сравнительно недавно. Немногим дольше, чем земляне – в противном случае, инопланетные корабли не ускользнули бы из поля зрения людей.

Макаров постучал ложкой по верхним зубам. Мысль о звездолётах поставила перед ним ещё один сложный вопрос – как инопланетяне организовывали своё снабжение. За годы исследований шатрэнианская экспедиция не обнаружила никаких свидетельств посещения планеты третьей цивилизацией. Однако факт был, как говорится, на лицо.

И откуда взялся звездолёт у земной Базы да ещё столь быстро? Он использовал для передвижения ту же технологию, что и земные корабли, значит, должен был стартовать откуда-то из системы Шат’рэ, как только его хозяева обнаружили, что капитан Арааша внезапно оказался вне единственного обитаемого мира. Иначе подобная оперативность необъяснима. Вполне возможно, что корабль был автоматическим, и болтался где-нибудь в поясе астероидов в законсервированном состоянии.

В любом случае, если пришельцы не способны допустить аборигенов в бункер, то почву у них из-под ног могут выбить даже шатрэнианцы. Если бы только их подтолкнуть в нужном направлении…

Олег раздраженно отставил тарелку в сторону. Пока он и другие земляне запеты, некому будет стать тем камнем, что вызовет лавину.

Лязгнул засов, и через отворившуюся дверь в камеру ввалились трое охранников. Это было необычно, ведь совсем недавно Олега привели из «пыточной». Почувствовав неладное, он попытался подняться на ноги, чтобы оказать сопротивление, но был грубо остановлен профилактическим пинком в бок. Двое из вошедших тюремщиков крепко схватили ошарашенного от неожиданного налёта Олега. Третий, старший по званию, извлек из своего подсумка, а затем ловко закрепил на шее пленника ошейник, прикосновение которого вызвало невольную дрожь омерзения: вокруг горла будто обернулась огромная улитка.

– Поднимите его, – приказал своим подчинённым тюремщик. Те повиновались, поставив Макарова на ноги, не выпуская его из своих рук. После этого главный продолжил: – Объясняю один раз. У тебя на шее то, что можно назвать болевым генератором. Он не наносит физических повреждений, а воздействует непосредственно на нервную систему. Впрочем, легче тебе от этого не будет – разницы ты не почувствуешь. Вот. Убедись.

Говоривший достал из кармана небольшой пульт, состоящий из двух секций, и, без всякого выражения на лице, нажал на одну из них. В Олега словно вонзилась тысяча раскаленных игл. Мозг был готов взорваться от боли, тело забилось в судорогах. Потом всё кончилось – и только тогда из горла, до того скованного мукой, исторгнулся крик боли.

– Будешь вести себя хорошо, ничего подобного не повториться. Если попытаешься выкинуть что-нибудь этакое, то получишь яркий и запоминающийся урок. И не пытайся снять ошейник или что-нибудь сделать с генератором – получишь разряд такой силы, что кровоизлияние в мозг гарантировано. Понял? – Олег поспешно закивал. Ему совсем не хотелось заново испытывать действие дьявольского устройства. – Отлично. Надевайте ему мешок на голову, и пойдём.

Через пару секунд глаза оказались закрыты грубой мешковиной, и Макарова, как слепца, повели под руки. Сначала он думал, что его тащат на внеплановый сеанс промывки мозгов, но через некоторое время понял, что на сей раз пункт назначения иной. Обычно, если его не доставали из анабиозной капсулы, а вели сразу из камеры в комнату для допросов, через сотню шагов по коридору следовал поворот направо, сейчас же никто никуда не сворачивал. Через некоторое время, судя по всему, конвоиры воспользовались лифтом, поднявшим их с пленником на пару уровней выше. Спустя ещё пару сотен шагов Олега заставили остановиться. Послышался характерный, едва различимый звук открывающейся двери.

– Заводите, – раздался высокий, незнакомый голос. Почувствовав толчок в плечо, Макаров тронулся с места. Запнувшись ногой о порожек, он упал бы, если бы не подхватившие его руки конвоира. Затем позади хлопнула дверь, и с головы стянули мешок.

Олег очутился в кабинете средних размеров, обставленном мебелью. Вдоль стен, за стеклянными дверьми шкафов-купе, громоздились ящики картотеки. Дальняя стена кабинета оказалась вся завешена агитплакатами времён войны Директории против Ниарского королевства, из которых выделялся один громадный, цветастый, прославляющий «славную победу при Шоморе». Макаров невольно хмыкнул такой наглой пропаганде: шоморская мясорубка обернулась контратакой королевских сил. На фоне плакатов стоял массивный стол, покрытый сукном. На приличном расстоянии от него, прямо перед Макаровым – стул. Тот самый, из комнаты для допросов. Взглянув на него, Олег невольно содрогнулся.

– Садитесь, – скорее учтиво, чем властно предложил хозяин кабинета. Это был высокий худой мужчина в светло-коричневом гражданском костюме, с резкими чертами лица и чёрными, зачесанными набок волосами – ни дать ни взять коренной обитатель Шат‘рэ. Он возвышался над своим столом, опираясь на него широко расставленными руками, и лившийся снизу холодный свет настольной лампы – единственного источника света в комнате – придавал незнакомцу зловещее выражение. Олег вспомнил лица-маски, постоянно окружавшие его в комнате для допроса. Сразу стало неуютно. Он сел. Все три конвоира теперь оказались за спиной, вне поля зрения, но их пристальный, сверлящий взгляд почти физически ощущался затылком.

– Давайте представимся, – начал незнакомец. – Я Нэцке, и меня назначили для проведения бесед с вами. Теперь ваш черед.

– Капитан Миилор, военно-воздушные силы Его Величества …

–Хватит этой лжи! – недовольно скривился следователь. – Нам известно достаточно, чтобы не верить подобным россказням. Назовите своё истинное имя.

– Я уже сказал: капитан Миилор… – начал было Олег, как вдруг почувствовал острый приступ боли – заработал генератор на шее. На миг в глазах почернело, а когда зрение появилось вновь, Макаров увидел, что один из конвоиров теперь стоит совсем рядом с ним, демонстративно поигрывая пультом.

Давая Олегу время как следует обдумать произошедшее, Нэцке сел в своё кресло, достал из нагрудного кармана брикет гар-гара и закинул его в рот. Не сводя глаз с допрашиваемого землянина, он принялся методично работать челюстями, и одновременно выстукивать пальцами на подлокотнике сложный ритм какой-то незнакомой мелодии.

– Так мы с вами далеко не уйдём, – наконец грустно произнёс он. Прекратив стучать по подлокотнику кресла, он начал ковырять его указательным пальцем. – Поймите меня правильно: я терпеть не могу насилия, но иногда оно просто неизбежно. Один из моих любимых литераторов как-то сказал, что решительный натиск и физическое воздействие сделали для истории больше, чем пассивное выжидание и пустословные разговоры – ну или что-то вроде того.

– А вот один из моих любимых литераторов сказал, что никакие земные блага не стоят слезы ребёнка – ну или что-то вроде того, – передразнивая интонацию пришельца, ответил Олег.

Конвоир вновь собрался нажать кнопку, однако Нэцке движением руки остановил его.

– Это лишнее. Человек просто честно и откровенно высказал своё мнение, а мы караем лишь за ложь, но не за философские взгляды, пускай и ошибочные. Вы, уважаемый заключенный, подняли интересную проблему. Неужели вам действительно кажется, что благо целого мира уравновешивается благом отдельного человека, пусть даже и невинного? Весьма шаткая концепция, должен сказать. Что бы вы сделали: убили одного человека, чтобы спасти сотню, или дали всем погибнуть, лишь бы не поступиться своими принципами?

– Вы пытаетесь поделить мир на черное и белое, забывая, что он состоит из множества полутонов и иных красок. В описанной ситуации я бы всеми силами старался отыскать путь для спасения всех.

– Вы чудовищно наивны. Галактика – это место, требующее подчас больших жертв и трудных решений. Если пытаться спасти всех, то, в конце концов, погибнет каждый – в том числе и горе-спасатель. Множество всегда превыше единицы. Благо будущих поколений превалирует над лишениями нынешних. Зло единовременное, пусть даже и большое, есть ничто по сравнению с перспективой длительных страданий.

– Но как знать, не допущена ли ошибка? Кто определяет эти перспективы? Кто может наверняка предсказать будущее? В любом прогнозе, даже самом точном, остаётся место неопределенности.

– Конечно остаётся, – согласился Нэцке. – Но «неопределённость» определяется вероятностными отклонениями, извиняюсь за каламбур. Случайные величины могут быть учтены, а если абстрагироваться от них, то будущее просчитывается математически. Чем ближе горизонт расчетов и чем большими статистическими величинами мы оперируем, тем точнее прогноз. Обычная машинная работа… Вы ведь располагаете машинами, не так ли?

– Да.

– Рискну предположить также, что они делают разнообразные расчеты для космических перелётов. Разве это не своеобразное предсказание будущего? Того, в каком месте и через сколько времени окажется корабль, если сейчас сделать такие-то и такие-то действия?

– Да, наверно… Но одно дело физика, а другое – социология.

– Вы не правы. И то, и другое поддаётся математическому анализу. И та, и другая сфера имеет свои законы, экстраполяция которых и способна предоставить искомый прогноз на будущее… Так о чём это я? Ах, да… Допустим, что один гипотетический человек, альтернативой жизни которого является благо сотни других, через какое-то время станет причиной их гибели. Я говорю не о возможности, а о факте. Он ТОЧНО их убьёт. Я даже ещё больше упрощу задачу: вам не придётся пачкать об него руки. Лишь остаться в нужный момент в стороне. Так скажите мне: если нет иных альтернатив, если на чаше весов одна жизнь против сотни, как бы вы поступили? А?

Макаров молчал. Нэцке самодовольно усмехнулся:

– Ну, вот видите. А вы: не стоит слезы… Обычный расчет. Математика. Механика. Машины. Так?

Молчание.

– Та-ак, машины… Похоже, мы всё-таки можем сдвинуться с мёртвой точки, – удовлетворенно улыбнулся пришелец. – Как уже было сказано, я не люблю прибегать к насилию, хотя подчас и приходится. В нашем случае моё нежелание применять силу подкрепляется ещё и тем, что я имею достаточно скудные представления касательно физиологических особенностей вашего организма, о том, насколько серьёзные повреждения может выдерживать ваш вид. Тем не менее, правила нашей беседы будут предельно просты и традиционны: правильный ответ приветствуется, ложный наказывается болью. Учтите, нам известно многое. Например, я абсолютно точно знаю о том, что вы не из Ниарского королевства – более того, вы не принадлежите к биосфере этой планеты. Ничто не свидетельствует в пользу этого лучше, чем генетический код. Мы знаем, что Ваш родной мир называется Землёй, расположен он у одного из желтых карликов, и господствует на нём машинная цивилизация. Это лишь малая толика фактов, извлеченных из Вашего мозга во время посещения Тёмной Комнаты, а также полученных из уцелевшего электронного устройства на борту летательного аппарата, извлечённого нами из болота. Поэтому настоятельно не рекомендую врать. А теперь я повторяю свой вопрос: как Вас зовут?

– Олег Макаров.

Нэцке удовлетворенно кивнул.

– Ответ правильный. Идём дальше…

Вопросов было много – много было и боли, как следствия отказа называть координаты Обитаемых миров или говорить о технологиях землян, однако теперь Олег переносил все страдания куда легче, чем прежде. В нём появилась разгоравшаяся с каждой секундой всё сильней искорка надежды на то, что вскоре представится возможность совершить удачный побег.

Глава 11

Когда тело затекло, Макаров встал с кушетки и принялся медленно выполнять комплекс упражнений тайцзицюань. В плавных ритмичных движениях было куда больше смысла, чем могло показаться стороннему наблюдателю – и дело вовсе не в древней китайской философии. Когда на Земле изобрели нанофицацию, создатели метода долго думали о том, как дать человеку возможность контролировать нанороботов в своём организме, и одновременно снабдить эту систему управления «защитой от дурака» и внешнего вмешательства. В итоге решили, что лучше всего для передачи команд нанитам подойдут электрические сигналы, пробегающие по нервной системе человека. А в качестве «языка программирования» остановились на модернизированной версии старинной китайской гимнастики, упражнения которой в обычной жизни случайно не повторишь.

Сейчас Олег, напрягая разные группы мышц, актуализировал действие команд, отданных крошечным роботам несколько дней назад. Медленное перераспределение веса с одной ноги на другую, сопровождаемое плавными круговыми движениями рук – и вот спустя пару повторений нанороботы начинают запасать большую часть энергии, потребляемой с пищей. Чуть более интенсивные движения, сдобренные вращениями кисти и постановкой пальцев в особую позицию – и вот начался процесс укрепления мускулатуры и связок.

Подобную подготовку Макаров проводил несколько раз в день, остальное же время сидел практически без движения. Раньше он просто проглотил бы пару пилюль, зарядив наниты, но сейчас ни одной из таблеток под рукой не было. Единственным источником энергии оставалась приносимая тюремщиками пища, так что приходилось пребывать в праздности, чтобы иметь возможность в нужный момент использовать все резервы организма и нанороботов.

Фраза, произнесённая мимоходом Нэцке, вот уже несколько недель согревала землянина надеждой на спасение. Из неё следовало, что в руках пришельцев оказался увязший в болоте «Призрак», и они надеялись извлечь из его бортового компьютера ценные сведения о человечестве. Такая заинтересованность болидом вполне понятна: желая разобраться, с кем они имеют дело, чужаки явно пытались подключиться к компьютерам исследовательской базы. Только вот абсолютно вся информация на них была уничтожена после запуска протокола «инкогнито», и единственным потенциально целым хранилищем данных оставались системы разбившегося «Призрака»

Чего они не могли никак знать – так это заражения простенького бортового компьютера болида зловредным искусственным псевдоинтеллектом, из-за которого начались все проблемы землян. Макаров надеялся, что если чужаки смогли адаптировать земную электронику к своим вычислительным устройствам, то и палеовирус мог приспособиться к инопланетной информационной среде, преподнеся несколько неприятных сюрпризов. И если они вызовут замешательство. То им можно воспользоваться для побега.

Конечно, в этом, с позволения сказать, плане имелось больше дыр, чем определённости. Начиная с отсутствия всякой гарантии, что творение лаборатории Куртца сумеет освоиться в инопланетных сетях. Другим узким местом «плана» было то, что Олег большую часть времени сидел взаперти. Если он не сможет выбить дверь – на этом всё и закончится. Наконец, предстояло найти выход из бункера, внутреннее устройство которого оставалось неизвестным за пределами маршрута в допросные комнаты. Эти проблемы представлялись едва ли не более серьёзными, чем работоспособность палеовируса – и всё же призрак наежды лучше, чем её полное отсутствие.

Несколько плавных движений, вдох и выдох. Напоследок Олег сложил руки вместе, как бы кланяясь невидимому партнёру по занятиям. Ритуал, не имевший смысла, но плотно вошедший в привычку с юных лет. Теперь можно снова завалиться без движения на жесткий лежак.

– Зачем вы это делаете? – спросил Нэцке, глядя в лицо Макарову. Они в очередной раз сидели друг напротив друга в кабинете для допросов.

– Делаю что? – отозвался тот.

– В том-то и дело, что ничего, – разворачивая очередную порцию гар-гара хмурился пришелец. – Ваше поведение разительно изменилось по сравнению с предыдущими неделями заключения. Больше спокойствия, меньше суеты.

– Вы что, подглядываете?

Нэцке издал звук, обозначавший у него, судя по всему, иронию.

– Можно подумать, у вас в голове ни разу не возникло подобного подозрения. Конечно же, мы наблюдаем. Как же иначе? Разве, поменяйся мы местами, вы не поступали точно так же? Признайтесь честно.

– Возможно.

– Он говорит, возможно! А я вот в этом не сомневаюсь. Вот и мы наблюдаем за происходящим в камере. И подметили, что если раньше Вы мерили комнату шагами, то теперь в течение всего дня только и делаете, что сидите на кушетке, скрестив ноги, и отвлекаетесь лишь на еду и эти странные физические упражнения. Зачем это?

– Мне скучно.

– Ещё раз соврете мне, и я прикажу активировать болевой генератор, – вся благожелательность мигом исчезла с лица пришельца. – Практика показывает, что мучающиеся со скуки люди делают что угодно, но только не сидят днями без движения. Повторяю вопрос: зачем вы это делаете?

Макаров вздохнул.

– Хорошо. Не знаю, как это называют местные, но на нашем языке это называется «медитация»

– Медитация, – медленно, пробуя на вкус незнакомое слово, произнес Нэцке. Он откинулся в кресле, уставился в потолок и снова повторил несколько раз звуки неизвестного ему языка. Это продлилось около минуты, после чего следователь вновь обратил взор на Макарова. – У вас мелодичный язык, в нем много гласных. Хотя, конечно, по одному примеру судить сложно. И что же это слово обозначает?

– Оно обозначает особую практику, направленную на приведение психики в состояние внутренней сосредоточенности.

– И для чего же это понадобилось вам?

– А вы когда-нибудь пробовали сидеть в маленькой камере, в которой день и ночь горит свет? Это, мягко говоря, сводит с ума. Вот я и решил хоть как-то привести себя в порядок. К сожалению, это оказалось не так легко, как я предполагал.

– Понятно, – сказал Нэцке, глядя на Олега. Он хотел сказать ещё что-то, как вдруг с управителем что-то произошло: его лицо на миг исказила судорога, глаза затуманились. Одновременно с этим в комнате моргнул свет. Охранники беспокойно нахмурились, оглядываясь по сторонам.

– Что вы сказали? – спросил пришелец. – Я как-то пропустил… ваш…ответ…

Ему было явно не по себе. Макаров заметил это – и тут же вспомнил об имплантатах в теле капитана Арааша. Если среди них есть нечто вроде органических компьютеров, то внезапное ухудшение состояния Нэцке могло говорить об одном: псевдоинтеллект наконец нашел способ адаптироваться в инопланетных системах.

За секунду до того, как свет в комнате погас, Олег увидел, как допрашивавший его инопланетянин с искаженным лицом, с проступившей у рта пеной падает лицом на стол.

Повинуясь слабому электрическому сигналу, пробежавшему от мозга Олега по всей его нервной системе, в доли секунды механические симбионты внутри организма принялись за работу, для которой копили энергию всё это время. Они усилили волокна мускулатуры, резко повысили выработку адреналина и темпы расщепления молочной кислоты, принялись насыщать каждую клеточку организма необходимым количеством кислорода. В общем, сделали всё, чтобы повысить силу Макарова, улучшить его реакцию и увеличить скорость движения.

Когда стало темно, Олег начал действовать. Перед охранниками, стоявшими позади, имелось лишь одно преимущество: он ждал этого момента и готовился к решительным действиям, а они – нет. Землянин тщательно запоминал, где стоит каждый из конвоиров, как, на каком расстоянии друг от друга размещается в комнате мебель, и потому в кромешной тьме двигался почти также уверенно, как при свете ламы.

Соскочив со стула, Олег ринулся в сторону стража, державшего в руке пульт от болевого генератора. Прекрасно понимая, что время играет против него, Макаров действовал грубо, но эффективно. Используя собственную массу, он сбил охранника с ног и припечатал головой к стене. Почувствовав, как обмякло тело противника, землянин совершил рывок ко второму из трех надзирателей. Резкое движение левой рукой, чтобы обнаружить врага, схватить его – а затем молниеносный удар коленом в прыжке. Раздался стон, тут же прерванный сокрушительным ударом правой руки.

Третий из охранников, сообразив, что дела плохи, в панике выхватил из кобуры пистолет и выстрелил наугад. В этом состояла его ошибка. Пуля со звоном разбила раздвижные стеклянные створки стеллажей, расщепила деревянный ящик и застряла в бумагах картотеки, не причинив никому ни малейшего вреда, но вспышка пламени, вырвавшись из ствола оружия, на миг осветила комнату, позволив Олегу определить, где находился стрелявший. Ещё один прыжок, удар кулаком, еле слышный хруст сломанной челюсти – и вот уже в комнате на ногах остался один лишь Макаров. Пока всё шло лучше, чем можно было надеяться. Шанс на такое развитие событий был столь ничтожно мал, что для себя Макаров твердо решил: если когда-нибудь вернётся домой, то непременно поставит памятник создателям палеовируса.

Но пока следовало избавиться от болевого ошейника. Олег ещё в первый день знакомства с возможностями этого дьявольского изобретения заметил, что пульт, управляющий им, состоит из двух секций. Нажатие на правую активировало генератор, вызывая острый приступ боли. Левую кнопку даже не трогали, из чего Олег сделал вывод, что предназначена она для деактивации устройства. Надо же иметь возможность снять его с человека, не убив при этом. По крайней мере, хотелось верить, что это приспособление не из числа тех, что снимают только с трупов. Хотя риск свалиться замертво был достаточно велик, Макаров твердо решил избавиться от ярма, ведь вполне вероятно, что помимо генератора боли ошейник выполняет и функцию маячка.