Партия на троих

– Он умер? – с беспокойством спросил кто-то

Офицер облегчённо вздохнул.

– Спит. Старик давно не мог выспаться по-человечески… Нервы.

Эпилог

Солнце на Марсе светило не так ярко, как на Земле, но вполне достаточно, чтобы прогревать его экваториальные районы до тридцати градусов в летнее время, с плавным понижением температуры на более высоких широтах. Это меньше, чем на родной планете человечества, но такой климат Макарову нравился. Да и меньшая гравитация позволяла чувствовать себя привычней, чем на других мирах. Впрочем, удивительного в этом ничего не было: в конце концов, Олег большую часть жизни провёл на этой планете. К тому же, его убеждения разделяли три миллиарда человек, считавших себя марсианами.

Он сидел под пальмой в небольшом кафе на берегу Гисперийского океана, образовывавшегося после терраформирования планеты. Сегодня лишь на вершине вулкана Олимп, превратившегося в остров, Марс всё ещё оставался таким, каким встретил первых людей, ступивших на поверхность планеты столетия назад: холодной пустыней с разряженным воздухом. Это был заповедник для эндемичных марсианских живых организмов – одноклеточных бактерий и одного-единственного вида водорослей. Все, что осталось от пышущей жизнью биосферы, исчезнувшей миллиарды лет назад.

Здесь, на уровне моря, обширные пространства были покрыты завезенной с Земли геномодифицированной растительностью. Густые леса, в которых водились животные, занимали значительную часть суши. Другие районы отводились под богатые минеральными веществами поля, дававшим изобильные урожаи сельскохозяйственных культур. Промышленные предприятия, как и на заре колонизации, были скрыты толщей горных пород и герметичными куполами с той лишь разницей, что теперь эти меры они предназначались для того, чтобы не допустить загрязнения чудесного зелёного мира.

Макаров пил кофе местных сортов и глядел на голубой океан. Гладкая поверхность воды отражала, словно зеркало, перистые облака и столь же лёгкие, ажурные силуэты белоснежно-серебристых высоток Олимпии, крупнейшего марсианского города и административного центра планеты. Жители Марса гордились своими городами, считая – и не без основания – что современная урбанистическая культура, родилась на четвёртой планете от Солнца. Продуманная до мелочей застройка, сложные системы компьютерного управления зданиями и коммуникациями – всё это достигло своего пика именно на Марсе. То, что полтора столетия назад было суровой необходимостью, теперь стало повседневной частью быта и комфорта, без которого многие уже не представляли себе жизнь. И здесь был его дом.

Дом, милый дом.

– Доброе утро.

Тадеуш обернулся на голос, и увидел Штура. Одетый в соломенную шляпу, солнцезащитные очки, цветастую шелковую рубашку, лёгкие бриджи и сандалии, он почему-то выглядел забавно. Впечатление усиливалось белоснежными зубами, обнаженными растянувшейся во всё лицо улыбкой.

– Рад тебя видеть, – с трудом подавляя смешок, ответил Олег, жестом приглашая присесть за столик. – С Земли?

– С Рая, – теперь стало понятно, почему Тадеуш выбрал именно такой стиль одежды: он только что вернулся с планеты-курорта и, вполне вероятно, не счел нужным менять свой костюм, к которому уже привык. – Как Лена?

– Неплохо. Наши города всё ещё пугают её, и психиатры посчитали, что будет лучше продолжить лечение в более спокойном месте. Я подобрал бедной девочке хороший пансион с отличными специалистами. Поживу там некоторое время, пока окончательно не поправится… А там посмотрим.

Макарову стоило больших усилий добиться того, чтобы подопечную Антона Голованова вывезли с её родной планеты. С его точки зрения это был лучший способ почтить память погибшего землянина – но чиновники не считали серьёзным подобный аргумент. Штур помогал ему что было сил, но без неожиданной протекции Фридриха Вайса вряд ли что могло получиться.

– Думаешь вернуться на Шат’рэ?

Олег хмыкнул.

– Пока что дорога туда мне закрыта. Мы же с тобой, как оказалось, слишком активно потворствовали «межзвездной розни», защищаясь от мелькран.

– Политика, – вздохнул Тадеуш. Он выбрал себе из меню напитков сок, который вскоре принесла официантка, молодая улыбающаяся девушка. – Спасибо огромное… Наши дипломаты тоже объявляют персон нон-грата, пытаясь соблюсти баланс в обвинениях и взаимных уступках. Погибло много людей и мелькран, и не стоит лишний раз напоминать друг другу об этом, позволяя тем, кто принимал сложные решения, показываться на глаза… А сам ты что думаешь?

Олег покрутил чашку с кофе в руках перед тем, как ответить. В небе кричала одинокая чайка.

– Я бы хотел вернуться обратно. Мне интересен этот мир, я хочу работать там. Может даже, помогать, по возможности, аборигенам.

– Прогрессорство? – хитро прищурился Штур. – Но мы ведь не вмешиваемся, так?

– Так-то оно так. Но как можно спокойно смотреть на бойню, разыгравшуюся там? У меня перед глазами до сих пор стоит разрушенный вокзал. Я не говорю, что нужно дать шатрэнианцам технологии для быстрого развития, это может быть чревато уничтожением цивилизации или повторением ситуации на Приаме. Может, мелькране были в чём-то правы. Почему нельзя нивелировать агрессию, свести до минимума количество войн и социальных катастроф? Дать людям возможность спокойно трудиться?

– И тем самым купировать социальную эволюцию? Не знаю, – покачал головой Тадеуш.

– О боже, я думала, что избавлюсь от подобных дискуссий хоть ненадолго, но нет, они и на Марсе преследуют меня! – раздался голос ещё одного человека.

Штур с Макаровым обернулись.

– Инга! Мы тебя уже заждались!

– Рада вас видеть, коллеги, – улыбающаяся Зодер присела рядом, пожав каждому руку. – Давненько на виделись… Более полугода.

Она была одета в зелёную с голубой каймой форму – официальный мундир дипломатов. В дипломатический корпус Ингу приняли по настоянию мелькран. В конце концов, именно ей удалось преодолеть антагонизм, возникший после первого контакта с землянами. Поначалу Зодер упиралась, настаивая на том, что она врач и в политических переговорах ничего не смыслит. Но затем обнаружила, что ей вполне по вкусу новое амплуа, и втянулась в работу дипкорпуса.

– Спасибо, что решила встретиться с ними, – сказал Тадеуш. – А то лично меня просто снедает любопытство.

– Да не проблема, пан Штур. В переговорах взят тайм-аут, и я, воспользовавшись тем, что в системе Шат’рэ построили комплекс-портал, решила слетать домой, повидать старых знакомых… А что, в новостях ничего не говориться?

– Говорится, но полезной информации из этой болтовни удается извлечь немного. Журналисты из всего готовы сделать сенсацию, но им не дают и на парсек подобраться к месту событий, так что выдумывают всякие небылицы. По служебным каналам всё тоже достаточно скудно, а дипломатический корпус старается ничего не разглашать – в интересах Федерации Обитаемых миров, разумеется.

– Правильно делают. Многое ещё предстоит разрешить, и рано делать скоропалительные выводы… – Инга посмотрела меню. – Если вы не против, я выпью чего-нибудь с градусом. Там пить было нельзя, я даже курить бросила. Но с этими мелькранами порой очень даже хотелось. Любопытная раса.

В глазах Штура и Макарова вспыхнули огоньки интереса. Инга, безошибочно увидев это, только ухмыльнулась. Дождавшись литровую кружку холодного, пенистого пива, она сперва приложился к ней, с нескрываемым удовольствием сделав несколько больших глотков, а потом, поставив на стол, продолжила.

– С чего начнем?

– Сначала скажи, какие новости с Шат’рэ? – спросил Штур.

– Всё ещё неспокойно. То тут, то там бушуют войны, правда накал страстей пошел на спад. Военный конфликт между республикой Оолас и Ниарским королевством закончились. Во многом благодаря принцу Теи Ривеллу твоему приятелю, Раэлену Мршаа.

– Ну, у нас с ним странная была дружба, – усмехнулся Макаров. – Он вроде как несколько раз собирался меня убить. И как же он смог закончить войну? Став волшебником?

– Нет, став главой республики.

Олег присвистнул. Вот это карьерный рост! Из майора Легиона и подпольщика – в главы государства!

– После того, Воален Еланаар сошел с ума и перебил половину Революционного совета, оставшегося с ним в Шат Нааре, в городе старшими по званию остались генерал Раас и командующий гвардией Мршаа. Раас быстро взял самоотвод, сказав, что слишком стар для политики – и Раэлен стал рупором Революционного совета, временным главой Республики. И, одновременно, весьма популярной фигурой – ведь всё это время он не отсиживался в тылу, а дрался на передовой, его видели в самых разных частях осаждённого города и уважали за отвагу.

Принц Ниарского королевства, судя по всему, был настроен на завершение войны. Потери оказались большими, чем Теи Ривелл был готов себе позволить, а невольный контакт с Землёй и Мелькраном заставил его иначе посмотреть на своё место в мире и роль как правителя государства. Поэтому переговоры пошли достаточно легко. Все территории, захваченные Директорией двадцать лет назад, вернулись в состав Ниара, однако прочие земли Республика Оолас оставила за собой. Раэлен Мршаа добился того, чтобы сложили оружие Шестого Легиона, закрепившиеся на Лазурном полуострове – по договорённости с принцем, им даровалась амнистия или возможность поселиться в королевстве. Со своей стороны, Теи гарантировал неприкосновенность проживающих на левом берегу Тихой ооласцев и возможность за счёт Риввеллов переехать на историческую родину со своим имуществом.

В итоге, Оолас потерял не так много, как мог бы, а Теи, наконец проведя коронацию, официально взошел на престол с имиджем человека, восстановившего престиж своей страны и историческую справедливость по отношению к ней.

– И волки сыты, и овцы целы.

– Что-то вроде того, – вновь последовал глоток из кружки. – Учитывая, что земли Левобережья достались Ооласу не так давно и то, как развивалась война, большая часть жителей восприняла такие условия мира с облегчением. После окончательного подписания договора с королём Теи Первым, Революционный совет стал выбирать нового лидера из числа своих членов, старых подпольщиков, да никак не мог прийти к единому мнению по поводу кандидатуры. Тогда Раэлен, опираясь на гвардию и армию, выдвинул свою. Особых возражений не было, как мне кажется потому, что штыков на стороне Мршаа было больше. Сперва мы думали, что планета получила очередного диктатора, но нет. Он повёл на удивление либеральную политику. Видимо, идеалы, под которыми в бывшей Директории прошла революция, не были для него пустым звуком.

– А что с присутствием инопланетян? То есть, нас и мелькран?

– Ривелл и Мршаа постарались сохранить всё это в тайне от широких масс. Это оказалось чертовски трудно, ведь немало людей узнали о происходящем. Но всё-таки всеми правдами и неправдами их удалось заставить замолчать. По крайней мере, на некоторое время. Несколько облегчает положение то, что ни в одной стране, кроме бывшей Республики Оолас и Ниарского королевства, не догадываются, что за ними наблюдают из космоса.

Но, поскольку шила в мешке не утаишь, Теи и Раэлен предложили создать специальную закрытую комиссию по контактам, которые будут вести дела с нами и мелькранами, а, заодно, исподволь готовить жителей Шат’рэ к мысли, что они не одни во Вселенной. Мы согласились, что это лучшее решение. Слухи рано или поздно начнут стремительно расползаться, и истина станет общедоступной. Лично я предпочитаю иметь дело не с неуправляемой реакцией неготового к такому известию общества, а со специализированной организацией, которая могла бы стать посредниками между нами и народными массами. Скажем так – мы проводим профилактику, вместо того, чтобы лечить болезнь в запущенной форме.

Раэлен Мршаа, как лидер республики, оказался достаточно сговорчивым, и прислушался к нашим аргументам о рисках преждевременного получения технологий. Он теперь не выдвигает подобных требований, хотя и добился нашего согласия на то, чтобы подкинуть местным учёным пару идеек для размышления. По-моему, достаточно честная сделка.

– В общем, было решено купить его молчание?

– Ну да. И молчание ниарского короля

Макаров пожал плечами. Действительно, почему бы и нет?

– С Теи Ривеллом разговор вести сложнее, – Инга сдула упавшую на глаз прядь волос. – Он изворотлив как змея, политик до мозга костей. Ведёт торг по каждому вопросу. Дипломатический корпус считает, что король пытается играть на противоречиях между Землёй и Мелькраном. В общем, с ним надо держать ухо в остро.

– Всё хорошо, что хорошо кончается, – Штур решил присоединиться к своей подруге и заказал себе пива. – Чем меньше войн, тем лучше.

– Естественно. Со временем войн станет ещё меньше – когда выплеснется вся накопившаяся за годы агрессия. Мелькране разместили по всей планете биологические заводы, годами выпускавшие в воздух газ, подавляющий агрессию.

– Ну, теперь это секрет Полишинеля, – сказал Тадеуш.

– Возможно. Но вот мотивы мелькран вам точно неизвестны.

Наткнувшись на шатрэнианских гуманоидов, мелькране с интересом принялись изучать их. В качестве базы им удалось заполучить себе тогда ещё недостроенный комплекс Подземного Города. Разместив на его нижнем ярусе комплекс-портал, пришельцы установили контакт со своим родным миром, и больше на поверхность не выходили – если не считать их агентов, внедряемых в аборигенное общество. Первые же результаты изучения планеты показались им шокирующими. Их раса очень стара, и тысячи лет не знала войн. Шат’рэ же вся полыхала конфликтами, и это неприятно их поразило. Поняв, что аборигены на пороге создания ядерного оружия, мелькране решили действовать на опережение, радикальными методами подавив агрессию целой расы и, тем самым, сведя риск разрушительной войны к минимуму.

– Они что же, решили зомбировать всю планету? – Олег почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.

– Я бы не сказала, что это зомбирование. Воздействие осуществлялось аккуратно, без влияния на свободу воли. Всё, что делалось – это слегка снижалась решительность шатрэнианцев, склонность к риску, да повышалась их чувствительность к эмоциональным переживаниям находившихся рядом сородичей. Из-за влияния газа, шатрэнианецы предпочитали из двух вариантов действия менее рискованный и предсказуемый, не суливший опасности ни им, ни людям рядом с ними. Повышения общего уровня эмпатии сократило количество международных и внутренних конфликтов, преступность пошла на спад. У многих накопившаяся агрессия выходила наружу в конструктивной форме…

– Вот почему подпольщики так основательно обустраивали свои базы, – хлопнул рукой по ноге Олег, рассказав, что он увидел во время пребывания у революционеров.

– Да, именно, – согласилась Инга. – Деструктивная энергия оборачивалась строительством и тщательным планированием всего и вся. У других она находила выход в научных исследованиях.

За два десятка лет работы на планете мелькране внедрили своих агентов в высшие эшелоны власти, благодаря чему могли сглаживать острые углы противоречий и гасить конфликты в зародыше. Яркий пример – работа канцлера Брогана, который сдерживал в Ниаре реваншистские настроения и постепенно оттеснил партию войны от трона Колета Второго. Всё шло достаточно гладко, пока не вмешалась третья сторона – мы. Точнее, палеовирус Куртца, приспособившийся к мелькранской нейросети и вызвавший её коллапс.

– Ну, эту часть истории я знаю, – скривился Макаров, вспоминая обстоятельства своего побега. – Они решили извлечь информацию о нас из болида, в котором я прибыл на планету, не зная, что его системы заражены. По-видимому, создав эмулятор, который позволил их системам работать с нашими, мелькране упростили вирусу возможности для адаптации. Приспособившись, он вывел из строя всю технику пришельцев, в том числе газовые заводы…

– … После чего, – подхватил Тадеуш, – их действие прекратилось, и копившаяся годами подавленная агрессия выплеснулась наружу, найдя выход в войнах.

– Все верно, – кивнула Зодер. – А ещё это утвердило мелькран в неверном выводе о нашей враждебности. Это очень необычная цивилизация. Они хорошо разбираются в физике, но прикладное значение биологии значительно выше. Достаточно знать, что вместо того, чтобы заниматься терраформированием планет, они приспосабливают собственные тела для жизни в негостеприимных мирах. У них нет компьютеров, у них есть Вычислители, генетически модифицированные таким образом, чтобы хранить в памяти огромные базы данных и производить сложнейшие расчеты. Их корабли лишь живая оболочка, содержащая в себе разумы нескольких мелькран, которые и являются подлинным «экипажем», все остальные – просто пассажиры. Каждый мелькранин может подключаться к нейросети, связываясь друг с другом – для этого они тысячи лет назад изменили собственную ДНК так, чтобы в мозге формировался особый орган, способный передавать и принимать информацию на определённой частоте. Через него-то мелькране и подхватили вирус. Те, что были ближе к первоначальному, биологическому строению мозга, в худшем случае отделались головной болью. Вычислителям и другим кастам, модифицированным сильнее прочего, пришлось хуже. Вирус распространялся как эпидемия, потому, из страха, что он перекинется на другие миры, мелькране разрушили свой комплекс-портал. И озлобились на нас, посчитав, что мы нанесли удар сознательно.

– Но теперь-то они так не думают?

– Теперь не думают, – Инга сбила ногтем муху, севшую на его кружку с пивом. – Но все равно мы только в самом начале пути урегулирования взаимоотношений друг с другом. Удалось договориться о демилитаризации пяти кубических парсеков вокруг пространства Шат’рэ, однако на границе этой зоны и мы, и они до сих пор держим флоты на случай внезапного осложнения ситуации. Маршал уговорил Фридриха Вайса отозвать своё заявление об отставке, сказав, что его военный опыт ещё может понадобиться. В общем, дипломаты сидят на пороховой бочке.

Она посмотрела на омрачившиеся лица собеседников, и поспешил их успокоить:

– Наверно, я слишком сгустила краски. Нет, все не так уж плохо. Если не произойдет ничего непредвиденного, все будет хорошо и мы обойдемся без кровопролития. Мы разные, но есть у нас и общие черты. В противном случае «Келли Лоренс» и корабль мелькран стали бы стрелять друг в друга, а не совместно уничтожать ядерные боеголовки шатрэнианцев. Нас объединяют гуманистические идеалы. От этого и пытается оттолкнуться дипломатический корпус. Пока наши расы сошлись лишь на том, чтобы начать проводить совместный мониторинг изменения общественно-политический ситуации на Шат’рэ. Степень вмешательства в дела аборигенов, правда, ещё не определена. Они за плавное прогрессорство, мы за стороннее наблюдение до готовности шатрэнианцев к контакту.       Хорошим признаком я считаю, что мы совместными усилиями построили на одной из планет системы новую базу, на которой проходят переговоры, и установили комплекс-порталы. Теперь расстояния больше не будут помехой для ведения диалога. Если только удастся преодолеть технофобию мелькран, остальные вопросы решаться ещё легче.

С океана внезапно подул ветер, невольно заставивший людей поёжиться. Однако скоро они привыкли к нему, и даже нашли приятной принесённую прохладу.

– Я помню, что ты ещё год назад говорила что-то о неприязни, которую мелькране испытывают к технократической цивилизации, и о том, что они считали нас чем-то одержимыми, – спросил Макаров. – Помню, что мелькране пытались перевести развитие цивилизации Шат‘рэ на рельсы приоритета биоинженерных технологий. Тогда же речь шла о религиозных догмах. Удалось за это время разобраться, в чём дело?

– Кое в чём. В религии мелькран нет божества, нет места креационизму, идеям спасения, перерождения и прочего. Но существует сложная мифология и комплекс табу – например, на использование мыслящих машин. Путешествуя в космосе, они – как и наши экспедиции – натыкались на артефакты древних цивилизаций, ныне сгинувших. Нам сегодня известны Строители, Архитекторы, Пилоты, их знания, судя по всему, более обширны. Мы находим одинокие форпосты, заброшенные корабли и мёртвые города. Иногда даже встречаются целые опустошенные миры, регулярно подбрасывая сюжеты для писателей и киносценаристов, и повод для раздумий учёных. Кто это был? Зачем они оставили после себя все эти артефакты и, главное, куда ушли?

Религия мелькран предлагает свой вариант ответа. Согласно их мифам, в дни, когда наши далёкие предки оставались всего лишь приматами, не овладевшими ни огнем, ни инструментами, мелькране уже были развитой цивилизацией, вышедшей в космос. Тогда они шли по нашему пути: машины и компьютеры, искусственный интеллект. Если это правда, то, быть может, мы уже натыкались на следы далёких предков мелькран, сами того не зная.

Эпоха первого освоения космоса продолжалась достаточно долго – до тех пор, пока они не столкнулись с какой-то непонятной угрозой. Время, прошедшее с тех пор, многое исказило, и теперь неясно, что же это было: другая цивилизация, гражданская война или что-то ещё. Сами мелькране говорят о столкновении со злыми духами – ифритами, как назвал их один из наших сотрудников. Ифриты использовали технологии против их создателей, подчиняя себе и машины, и самих мелькран. Это называлось одержимостью.

– И столкнувшись с нами, они приняли нас за одержимых ифритами? – спросил Олег.

Инга кивнула.

– Мифы говорят о том, что разразилась война, отобравшая у мелькран космос, и поставившая их на грань вымирания. Когда всё закончилось, те, что чудом выжили, отказались от прежних технологий, решив начать всё сызнова, но в этот раз пойти по другому пути: биоинженерии. Тысячи лет спустя они вновь вышли в космос – и теперь являются теми, кем есть. Их образ жизни тесно переплетён с религией, их общество разделено на касты, и неприятие иных путей развития у многих его представителей граничит с фанатизмом. Вот что осложняет переговоры.

Зодер замолчала. Допив своё пиво, она продолжила:

– К счастью, это лишь мифы. Даже среди мелькран не так много истово верующих. Управительница Нэцке, на наше счастье, была из здравомыслящих, потому, в конце концов, смогла правильно оценить ситуацию и способствовала разрешению кризиса. Я надеюсь, придёт время, когда мы окончательно преодолеем взаимный антагонизм и начнём сотрудничать. Первый контакт прошел не слишком удачно, но и нам есть, чему поучиться друг у друга. Думаю, разум все-таки победит предрассудки.

Макаров уже не слушал диалог между Ингой и Штуром. Он смотрел на океан, где на горизонте появился парус яхты. Ни столетия истории, ни новые технологии так и не смогли искоренить из человеческого сознания романтический образ морского путешествия под парусами. Что может быть прекрасней, чем, оказавшись на борту корабля, поймать в силки трепещущей белой ткани ветер, и мчаться по волнам вперёд, пытаясь дойти до линии горизонта? Этого загадочного, полного чудес места, столь близкого – и столь же недостижимого. Ты можешь плыть сколь угодно долго, но горизонт всегда будет отдаляться от тебя. Не желание ли прорваться сквозь него, заглянуть за край земли побуждало людей строить машины, несущие их всё быстрее и быстрее, всё дальше и дальше?

Может быть. Вот только, думал Олег, с чем столкнется человечество, когда всё-таки добьется своего?