Криминалистика: теоретический курс

На наш взгляд, это ошибочное утверждение, поскольку анализ специальной литературы и практики уголовного судопроизводства свидетельствуют об обратном. Такая «фетишизация» встречается в литературе не потому, что учёные не знакомы с состязательной системой современного уголовного судопроизводства, а скорее в связи с тем, что ряд юристов не приемлет недостаточной ориентированности на установление истины в современном уголовном процессе. В частности, А. Ю.Корчагин именно в рамках определения судебной тактики делает подобное допущение: «Судебная тактика – это система криминалистических научно-практических рекомендаций по оптимизации судебного следствия, рационализации способов производства судебных действий с целью установления истины по делу»[1013]. В связи со сказанным импонирует точка зрения А.Пиюка: «Для общества крайне нежелательна абсолютная пассивность суда. Ведь приговор должен быть не только законным, но и справедливым. Вряд ли совершенно безучастный к выяснению обстоятельств, имеющих значение для дела, суд сможет постановить отвечающий этому требованию приговор. Вот почему важно … построить систему уголовного процесса таким образом, чтобы суд активно участвовал в исследовании доказательств и в то же время не помогал ни одной из сторон»[1014]. Нельзя в этой связи не отметить весьма иллюстративное замечание профессора В. К.Гавло, который писал, что «уголовно-процессуальная наука разработала основы наиболее целесообразных приёмов и способов судебного следствия от начала его и до объявления судебного следствия законченным, а закон возложил на суд обязанность установления всех обстоятельств дела приёмами и методами, присущими исключительно ему, и в условиях, только ему свойственных (ст. 273–291 УПК РФ)».[1015] Надо полагать, тем не менее, что возврат к активной позиции суда в исследовании доказательств должен быть ограничен процессуальной функцией рассмотрения и разрешения дела.

С формальной точки зрения судопроизводство стало ближе к состязательной модели еще до вступления в законную силу УПК РФ 2001 г. Свидетельством этому служит то, что Конституционный суд России в 1999 г. постановил: «Часть четвёртую статьи 248 УПК РСФСР как допускающую при отказе прокурора от обвинения осуществление судом не свойственной ему обязанности по обоснованию предъявленного органами расследования обвинения признать не соответствующей Конституции Российской Федерации, её статьям 49 и 123 (часть 3)»[1016]. Однако можем ли мы говорить о состязательности реальной, пронизывающей само правосознание судей? Думается, что нет. Об этом свидетельствуют и результаты проведённого нами опроса судей. Так, на вопрос «Осуществляет ли судья в современных условиях усиления принципа состязательности при отправлении уголовного правосудия изобличение недобросовестного участника судебного следствия (лгущего свидетеля, потерпевшего, подсудимого и пр.)?» абсолютное меньшинство опрошенных судей (17 %) ответили отрицательно; 20 % респондентов ответили, что судья и в современных условиях изобличает недобросовестного участника судебного следствия практически всегда. Такой же процент опрошенных подтвердили, что необходимость в этом возникает часто, 19 % судей ответили, что необходимость в этом возникает редко, 24 % – иногда. Таким образом, практика пока далека от идеалов теории, и судьи порой вынуждены «компенсировать» личным активным участием неподготовленность прокурора по поддержанию обвинения[1017]. «Восполняя по собственной инициативе пробелы предварительного следствия, а равным образом проявляя активность в интересах подсудимого, – пишут, опираясь на реальную действительность, а не на преподносимую в качестве таковой состязательность, С. Л.Кисленко и В. И.Комиссаров, – суд неизбежно принимает позицию одной из противоборствующих сторон»[1018]. В то же время, как ни парадоксально, 34 % судей безоговорочно согласились с тем, что суд перестал быть субъектом криминалистической тактики (очевидно, некоторые судьи не проявили должной внимательности, отвечая на этот вопрос), 47 % затруднились ответить на данный вопрос, а 19 % респондентов настаивали на том, что суд остался субъектом криминалистической тактики. Данный вопрос можно рассматривать в качестве контрольного по отношению к предыдущему вопросу, поскольку показатели процентных соотношений ответов на вопрос о судейском изобличении и ответов на вопрос о суде как субъекте криминалистической тактики находятся в явном противоречии и скорее характеризуют отношение респондентов к исследованию и исследователю либо демонстрируют их недостаточно глубокий подход к анализу сути вопросов. Так или иначе, но судьи в большинстве своём не отказываются от всех без исключения возможностей изобличения, что противоречит принципу состязательности и в не меньшей степени свидетельствует о неготовности судейского корпуса работать в новых условиях. В то же время мы не видим ничего противоречащего современным требованиям в том, что судьи используют тактику распознавания, анализируя суть признаков сообщаемой сторонами информации и формируя на основе этого выводы о соответствии или не соответствии представленных сведений действительности. Судья по своему статусу был, есть и всегда будет более квалифицированным юристом. Это основное требование к судейскому корпусу. Суд не может быть пассивным в оценке доказательственной и иной информации, поэтому тактика для суда (а не только для судебного следствия) имеет право на существование. Суд должен назначить справедливое наказание виновному, оценив степень доказанности вины и причастности конкретного подсудимого. В этом обобщённом представлении позиции суда часть оправдания «компенсирующего» поведения судей, т. е. тех действий, которые направлены на своего рода «исправление» непрофессионализма обвинителя и защитника. Современная же модель состязательного процесса строится на строжайшем разделении функций и скорее является воплощением идеальных представлений о безупречном профессионализме обвинителя и защитника.

Результаты социологических исследований выявили интересную особенность. Так, опрошенные нами судьи в 11 % случаев отметили, что практически всегда сталкиваются с безответственным отношением к подготовке к судебному процессу защитника подсудимого. Такое же количество опрошенных свидетельствовали, что сталкиваются с подобным отношением к своим обязанностям обвинителя. Опрос также показал, что практикующие судьи тоже зачастую сталкиваются с подобными фактами (32 % – со стороны защитника, 21 % – со стороны обвинителя). Никогда с подобными проявлениями непрофессионализма обвинителя не сталкивались лишь 12 % респондентов, и ни один судья не ответил «нет, никогда» при выборе ответов на вопрос: «Приходится ли Вам сталкиваться с безответственным отношением к подготовке к судебному процессу защитника подсудимого?»

Следует также отметить, что отсутствие необходимости устанавливать истину рассматривается в научной и практической зарубежной литературе в качестве одного из недостатков системного характера состязательной модели судопроизводства. Однако западные практикующие юристы США (в основном судьи, как это не странно) смотрят на проблему с практической точки зрения. Например, давний критик состязательной системы М.Фрэнкел отмечает, что крайне редки дела, в которых стороны жаждут, чтобы свидетели или другое лицо рассказывали бы всю правду[1019]. Кроме того, в научной зарубежной литературе не утихают дискуссии о неэффективности рассмотрения дела в условиях состязательности. Основное направление критики состязательной системы судопроизводства строится на том, что темп производства по делу в названных выше условиях чрезвычайно медленный, а стороны полностью контролируют весь процесс. При этом как положительный пример рассматриваются те системы правосудия, которые основаны на континентальном праве, где, по крайней мере по уголовным делам, требуется, чтобы полное рассмотрение дела было произведено вне зависимости от того, желают ли этого затронутые делом стороны или нет.

Сторонники состязательной системы (Дэвид Шнейдер, Альберт Хасдорф, Поуб Элсуорд) идею надёжности состязательного правосудия строят на том, что основой всего служит не бесполезный и наивный поиск истины, а факт установления того, какое сообщённое восприятие события является наиболее правдоподобным изложением его существа[1020]. Можно заметить, что для состязательной модели в понимании этих юристов важна не истина, а правдоподобность, удобоваримость. Такой аргумент выглядит по меньшей мере странным. Но в современном уголовном судопроизводстве России криминалисты, думается, должны, с одной стороны, оперативно реагировать на происходящие процессуально-конъюнктурные изменения, с другой стороны, они имеют полное право на критическое отношение к труднореализуемым нормам закона и труднообъяснимым противоречиям в самой системе судопроизводства.

Вместе с тем, определённая инертность всё-таки присутствует в обосновании тактических рекомендаций для судьи. Некоторые ученые стремятся отстоять известные традиционные ценности криминалистической тактики того периода, когда принцип состязательности существовал лишь формально, а суд должен был занимать активную позицию в доказывании. В частности, Р. С.Хисматуллин пишет: «Психологический контакт суда с подсудимым не складывается стихийно. Судья должен целенаправленно стремиться к его установлению, чтобы сделать максимально эффективным весь последующий процесс общения»[1021]. Можно ли согласиться с подобными утверждениями в свете современного уголовно-процессуального законодательства, четко определившего сущность принципа состязательности в ст. 15 УПК РФ, где функция уголовного преследования отделена от функции рассмотрения уголовного дела? И здесь неизбежно приходится обращаться к весьма дискуссионному вопросу о понятии психологического контакта.

Если рассматривать тактику установления психологического контакта в качестве активных действий, предпринимаемых в целях преодоления препирательства, выявления и пресечения лжи (Р.С.Белкин, Л. М.Карнеева, Н. И.Порубов и др.), то такое поведение уже никак не согласуется с современным процессуальным положением судьи и его ролью в уголовном судопроизводстве. Однако науке известен и другой подход (О.А.Васильева, Л. Л.Каневский, Д. И.Лосев и др.), согласно которому психологический контакт представляет собой не что иное, как готовность к общению и восприятию информации, исходящей друг от друга. В подобной трактовке, полагаем, нет никакого противоречия процесса установления психологического контакта между судьёй и подсудимым с процессуальной функцией суда. Но в этом случае возникает вопрос о соответствии здравому смыслу подобного тактического решения, если учесть последовательность допроса подсудимого сторонами и судом. Однако такое положение не означает полной инертности судьи, отсутствия каких-либо тактических решений с его стороны в процессе судебного следствия. В связи с этим трудно согласиться с О. Я.Баевым, который считал, что суд перестал быть субъектом криминалистической тактики в свете новелл УПК 2001 г., и отмечал: «Поэтому в системе криминалистической тактики можно выделить две самостоятельные подсистемы: тактика уголовного преследования (тактика следственная и тактика государственного обвинения) и тактика адвокатская (тактика профессиональной защиты от подозрения или обвинения в совершении преступления как на предварительном следствии, так и в суде)»[1022]. Подобные суждения ранее активно обсуждались на страницах специальной литературы, но сегодня дискуссии по данному вопросу стихли. Об интересе юристов к тактике судебного следствия свидетельствуют современные монографические исследования по данной проблематике[1023], ввиду чего рассуждения об отмирании криминалистической тактики для суда, по меньшей мере, являются преждевременными.

Руководит всем уголовным процессом в стадии судебного разбирательства, вне всяких сомнений, суд, который к тому же должен профессионально оценить представленную сторонами информацию, создать необходимые условия для равенства сторон, организовать всё так, чтобы постановить справедливый приговор. Организационную и распознавательную стороны деятельности судьи должны в полной мере обслуживать рекомендации соответствующей направленности. В этой связи нельзя не согласиться с С. Л.Кисленко и В. И.Комиссаровым: «Управлять – значит оказывать соответствующее воздействие на людей посредством различных методов и средств, необходимость в указанном направлении исходит из специфики судебного разбирательства, в котором помимо суда участвует и присутствует большое количество людей. Например, при нарушении взаимоотношений между государственным обвинителем и защитником могут возникнуть неправильные отношения, которые самым отрицательным образом сказываются на ведении всего судопроизводства»[1024]. Поэтому организационной функции суда должен корреспондировать соответствующий комплекс тактических приёмов.

Позицию суда как организатора всего судебного разбирательства с точки зрения тактической его составляющей довольно точно описал А. Ю.Корчагин: «Судье важно создать спокойную, деловую обстановку. Для него, гособвинителя и защитника недопустимо нервозное, раздражительное поведение. Судья должен следить за формой вопросов, пресекать реплики участников на вопросы друг другу, повышенный тон задаваемых вопросов»[1025]. Именно в этом плане мы видим одну из основных задач криминалистики, которая заключается в разработке методов, приёмов и средств исследования доказательств в уголовном судопроизводстве.

Дискуссия о необходимости разработки тактических рекомендаций для суда довольно давняя и насчитывает в истории своего развития не один десяток лет. Традиционно отдельные авторы оперировали термином «следственная тактика»[1026], другие были склонны считать, что криминалистика должна стать оружием не только следователя, но и суда, подчеркивая необходимость разработки судебной тактики[1027]. В частности, В. И.Попов еще в 1959 г. писал: «Приняв название «Следственная тактика», мы не знали бы, что делать с той частью научно-тактического комплекса, которая находит применение в деятельности судебных органов при рассмотрении уголовных дел»[1028].

С этим нельзя не согласиться, но следует заметить, что судебная тактика в выборе средств и методов воздействия существенно ограничена. Так, с точки зрения принципа состязательности, в соответствии с которым отделяются функции обвинения от функции разрешения дела, судья не имеет права уличать подсудимого. В частности, в п. 7 Постановления Пленума Верховного суда РСФСР № 1 от 21 апреля 1987 г. «Об обеспечении всесторонности, полноты и объективности рассмотрения судами уголовных дел» говорилось: «В ходе судебного разбирательства председательствующий и народные заседатели обязаны воздерживаться от высказываний любых оценок и выводов по существу рассматриваемого дела вплоть до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора, исключив любые проявления предвзятости и необъективности»[1029]. Следователь же, безусловно, не ограничен законом и подзаконными актами в высказывании своих суждений, в том числе и для достижения определенных тактических целей.

Современное уголовно-процессуальное законодательство, думается, успешно решило проблему реализации принципа состязательности в суде, хотя не так давно конструкция судебного следствия предопределяла выполнение судом не свойственных ему обязанностей – изобличать подсудимого, получать информацию обвинительного характера от потерпевших и свидетелей[1030].

Другая специфическая черта судебной тактики – это осведомленность сторон о содержании материалов дела. Поэтому механическое применение методов, основанных на оперировании не известной другой стороне информацией (приемы создания определенной осведомленности, метод косвенного допроса и пр.), здесь фактически невозможно.

Думается, что есть и другие особые условия судебного разбирательства, которые способствуют достижению целей уголовного судопроизводства. Речь идет о равенстве сторон перед судом, об эффекте общественного присутствия и т. д.

Сказанное лишний раз подтверждает необходимость разработки основ судебной тактики как составной части тактики криминалистической. Однако следует еще раз отметить, что суд ограничен в выборе тактических приемов и средств доказывания. Вместе с тем судья в любом случае должен обеспечить нормальный «психологический климат» в ходе всего судебного разбирательства и создать необходимые условия для эффективной реализации сторонами своих функций (организационно-тактическое направление), определить соответствие или несоответствие представляемой сторонами информации действительности (распознавательная тактика). Изобличение, безусловно, не входит в число направлений деятельности суда, но именно суд определяет баланс сил «изобличение – защита от него», организует и упорядочивает всё судебное разбирательство. Это не противоречит принципу состязательности и нацеливает криминалистов на разработку тактических приёмов соответствующей направленности для судьи. Данное обстоятельство лишний раз доказывает, что настало время модернизации понятия и содержания криминалистической тактики и уточнения целей и задач исследований в данном направлении.

Раздел 4. Теоретические основы криминалистической методики

Глава 1. Формирование теоретических основ криминалистической методики

Криминалистическая методика, завершающая курс криминалистики, представляет собой систему сведений о технических средствах собирания и исследования доказательств, а также тактических приемах производства следственных действий, используемых в специфических условиях расследования преступлений определенной разновидности. То есть конкретно убийств, грабежей, краж, террористических актов, должностных злоупотреблений и т. д. В этом адресном приложении теоретических разработок и практических рекомендаций всех предшествующих разделов криминалистики выражен прикладной характер криминалистической науки, призванной удовлетворять потребности правоохранительной практики.

Однако, в отличие от средств, приемов и методов криминалистической техники и тактики, носящих универсальный характер и пригодных для использования не только в сфере уголовного судопроизводства, но и в гражданском, арбитражном или ином правоприменительном процессе, рекомендации криминалистической методики были и остаются предназначенными исключительно для субъектов, которых закон уполномочивает вести расследование преступлений.

Несмотря на особую практическую значимость рекомендаций, объединенных в последнем разделе криминалистики, представление о самостоятельности методики расследования отдельных видов преступлений сформировалось сравнительно недавно, менее ста лет назад. До этого в советской криминалистике, как писал Р. С.Белкин, вопросы методики «освещались преимущественно в особенной части уголовной тактики».[1031] И лишь к середине 30-х годов прошлого века криминалистическая методика начинает развиваться как самостоятельный раздел криминалистики, который стали обозначать термином «частная методика».[1032]

Тогда же ученые предприняли первые попытки систематизировать методические рекомендации, понимая, что именно с систематизации накопленных знаний начинается формирование не только самой науки, но и её отраслей. Решение этой задачи с самого начала было ориентировано на разработку некоей общей модели расследования в виде типовой структуры частной криминалистической методики.[1033] Её построение предполагало плановое начало следственной деятельности, основанное на предвидении предстоящей работы, и поэтапное достижение целей уголовного судопроизводства, начиная с получения сведений о преступлении, и заканчивая передачей материалов уголовного дела в суд.

В своём современном виде методика расследования отдельных видов преступлений, как раздел науки криминалистики, сформировалась к концу 60-х годов прошлого века. Связано это было с успешной разработкой ее научных и методологических основ, представлявших собой положения, имеющие общенаучное значение для данного раздела криминалистики в целом и для всех частных методик расследования в отдельности. Включив в себя наиболее общие рекомендации, основанные на знании закономерностей деятельности, ориентированной на познании неизвестного события, базовые положения криминалистической методики сегодня представляют собой стройную систему теоретических учений и концепций. В науке криминалистики они представлены, в частности, учением о предмете, системе и принципах методики расследования отдельных видов преступлений, теориями криминалистической классификации и криминалистической характеристики преступлений, учением о следственной ситуации и структуре частной методики расследования, некоторыми другими теориями и учениями. Но чтобы сформироваться в самостоятельный раздел науки со своей теоретической базой и унифицированными практическими рекомендациями, криминалистической методике пришлось пройти непростой путь исторического развития.

Весьма обстоятельно изучив историю становления методики расследования отдельных видов преступлений, Н. П.Яблоков пришел к выводу о том, что «первые значимые элементы методического характера в расследовании стали появляться … на Руси в ХIII веке».[1034] Однако, по данным автора, вплоть до 30-х годов ХХ века методика расследования развивалась бессистемно, оставаясь на уровне «отдельных методических разработок» и рекомендаций.[1035]

Тем не менее, потребность в методическом обеспечении раскрытия и расследования преступлений и ранее вполне осознавалась многими предшественниками современной научной криминалистики, а именно, свыше полутора веков тому назад.

Такими научными разработками, в основе которых был положен накопленный опыт расследования уголовных дел, занимался, в частности, Ганс Гросс, причем не безуспешно, предлагая рекомендации, которые ориентировали бы следователя на методически грамотное, последовательное выяснение обстоятельств преступления. Тем самым, он, как бы, подчёркивал значение поэтапности расследования, ставшей впоследствии принципом криминалистической методики, уже как самостоятельного раздела науки криминалистики.

Не обошёл основоположник криминалистики вниманием и ещё один методически важный принцип расследования преступлений – принцип планирования, которым важно было руководствоваться судебному следователю, чтобы не впасть в односторонность исследования обстоятельств уголовного дела. В частности, Ганс Гросс призывал при планировании последующего этапа расследования не увлекаться поиском лишь одного, заранее «назначенного» виновника. «…Самым пагубным для исхода дела, – писал Г.Гросс, – бывает такое положение, когда «план» был составлен с определенною целью привлечь к делу в качестве обвиняемого известное лицо, и когда следствие велось исключительно в этом направлении, пока не выяснилось с несомненностью, что это лицо к делу неприкосновенно».[1036]

Вспоминая о достижениях российской правовой науки, полезном опыте следственной работы, о выработанных в прошлом интересных решениях проблем предварительного следствия, можно и сегодня рассчитывать на пополнение арсенала криминалистической методики «хорошо забытым старым». То есть знаниями и опытом, накопленными предшествующими поколениями, которые, будучи приспособлены к решению современных задач правосудия, не утратили своих качеств как эффективных средств познания истины в уголовном процессе, полезных для совершенствования методики расследования отдельных видов преступлений. Например, деление расследования уголовных дел на предварительное и формальное следствие, закрепленное в Своде Законов Российской Империи 1832 года. Заимствованное криминалистикой, это деление стало основой типовой структуры частной криминалистической методики с её первоначальным и последующим этапами.[1037]

Как о забытом старом можно говорить и о таких, уже упоминавшихся выше базовых категориях и принципах современной криминалистической методики, как плановость расследования уголовных дел, необходимость его структурирования путем выделения этапов, отличающихся кругом решаемых типичных задач. Следуя рекомендациям криминалистики о наиболее рациональной последовательности действий по расследуемому уголовному делу, планируя предстоящую работу с учетом поставленных и уже решенных задач, многие следователи воспринимали их как вполне современные рекомендации криминалистической методики. Между тем, эти рекомендации, как выясняется, имели давнюю историю.

Впрочем, значительная часть достижений прошлого, не утративших своей актуальности, продолжают оставаться невостребованными из-за отсутствия информации о них в современных научных источниках, а востребованные зачастую предлагаются как вполне современные разработки криминалистической науки, будучи на самом деле более или менее удачными заимствованиями знаний, накопленных за столетия существования в России следственного производства. Некоторые из этих исторических достижений, пригодных для освоения современной криминалистикой, будут описаны в последующих главах данного раздела Курса криминалистики.