Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

К далеким берегам!

Припев пели уже дружно и громко, уже ничего не нужно было пояснять, и Свиридов просто играл и пел.

Только Дон и Магдалена,

Только Дон и Магдалена,

Только Дон и Магдалена

Ходят по морю туда!

– Уф! Я устала! – и Даша опустилась на низенький детский стульчик. – Анатолий Иванович, спасибо вам, но вы нас загоняли!

– Спасибо, дядя Толя. Мы все поняли. Спасибо тебе. – очень серьезно поблагодарил Свиридова Дима. – Ты приходи к нам, ладно?

ТОЛЯ, ПРИХОДИ В БАССЕЙН

– Тоня? Приходи в бассейн. У меня минуточка свободная – поплаваем?

– Ты чем-то озабочен? Убежал ночью, не разбудил меня …

– Дела … Меня предупредили, что Беляся на-днях увезут в Москву. Пришлось форсировать допрос. А там такое полезло из этого подонка! Волосы шевелились! А показать нельзя, нужно ровнехонько, спокойнехонько, не спугнуть …

– Поплаваешь? Или полежим?

– Давай немного полежим. Помассируй мне спину … Видео, звукозапись, протоколы – все у меня в сейфе. Покажу только Сторнасу … И насчет мальчиков – их пытались использовать в экспериментах по управлению сознанием.

– Да что ты? Кто же этот … изверг?

– На том объекте, где разметили детей, до этого проводили опыты с людьми по электромагнитному воздействию на мозг. Впечатление такое, что работы были свернуты в сверхсрочном порядке и какие-то установки там еще работают …

– Да ты что!

– Белясь выдал двух врачей, которые принимали участие в этих работах, и, главное, имели отношение к мальчикам. Я приказал взять их. А все нити ведут в Москву …

– И как это тебе удается – влезть в самое пекло … Что же с мальчиками будет? Насколько опасно было их пребывание там, в интернате?

– Скорее бы Умаров прилетел – без него, боюсь, не разберемся. Потапа я уже послал промерить поля в помещениях, где жили дети.

Они немного поплавали. В бассейне было пусто – только в дальнем углу отфыркиваясь и поднимая фонтаны брызг двойняшки – Ольга Дмитриева и Римма Неделина учили плавать Лопаткина.

– А еще мне прислали материалы отчета Левушки со словесными портретами возможных связных и рисунками на основе этих словесных портретов. Там есть портрет Дианы.

– Похоже?

– Похоже. Если остальные похожи в такой же степени, то имеет смысл поискать оригиналы.

СНЯЛИ ИЗЛУЧЕНИЕ ОБЪЕКТА

– Анатолий, мы там все промерили. Сняли частотные характеристики, конфигурации полей. Излучатели должны находиться на глубине около сорока метров вот примерно под этим местом.

Потап показал место на плане, разложенном Воложаниным.

– Вот наш отчет, командир. Вниз можно пройти вот здесь и вот здесь. Правда, придется рвать металлические двери, они заварены наглухо. Нашли электрическую подстанцию. Она вот тут, под землей, вход залит бетоном. У энергетика никаких материалов по этому объекту нет.

– Пока подготовим … Капитан, разработайте схему подрыва всего первого этажа на обрушение. Места, количество зарядов, количество взрывчатки, вспомогательных средств … Подстанцию оставим … Подорвать надо кабели между подстанцией и городом. Приказ понятен?

– Так точно, командир, понятен.

– Действуй, Юрий Николаевич. Действуй, дорогой мой … Галина, все эти материалы – и отчет капитана, и отчет Потаповича – в отдельное дело и в сейф.

МАЛЬЧИШНИК

– Смирно!

– Отставить. Здравствуйте, ребята. Я смотрю, вы в полной боевой готовности, – показал Свиридов на накрытый стол. – Все в сборе? Тогда сели …

Камуфляж плотно уселся вокруг стола, тесно уставленного открытыми консервными банками – правда, поставленными на тарелочки, тарелками с колбасой и рыбой, мисками с салатом, мисочками поменьше с красным и зеленым перцем, охапками зелени, стопочками хлеба, но, самое главное, разнообразными бутылками. Как ни странно, но во всем этом аскетизме чувствовалась женская рука, и Свиридов отметил это.

– Что налить, командир?

– Мне налей беленькой. А сами – каждый пьет то, к чему лежит душа, и за мной угнаться не старайтесь.

– Был трудный день, командир?

– Да нет, пожалуй … Нет, Федя, день был обычный. Только знаете, иногда так хочется посидеть в хорошей компании!

– Тогда со свиданьицем, командир!

– Со свиданьицем, ребята!

– Командир, рыбка – во рту тает, положить?

– Командир, салат – не оторвешься, моя Веруня постаралась…

– Чувствуется женская рука, вкусно-то как …

Выпили по второй и по третьей, и за здоровье, и за успехи, и за тех, кого сегодня нет…

– А вот моя Тоня, – негромко начал Свиридов, и мгновенно установилась тишина. – Готовить не умеет … Нет, не то чтобы уж совсем не умеет, но нет у нее в этом … блеска нет, нет выдумки …

– Как же так, командир? Мы когда у вас были, этого не почувствовали. Верно, ребята? Все было так здорово …

– Есть свои секреты, – улыбнулся Свиридов. – Мы ведь с Тоней познакомились очень давно, когда я еще в школе учился … А она – в спецшколе, да и звали ее тогда не так …

Он помолчал.

– Познакомились … полюбили друг друга … И она уехала … в спецкомандировку, даже попрощаться не успели, не смогла она … Потом, через год почти, она приезжала на неделю, тогда она стала моей самой главной женщиной, моей женой, и такой останется до моей смерти … И уехала опять … на много лет … А потом у них был крупный провал, и резидента замели, и еще кой-кого, она успела скрыться … Предполагали предательство, кто – не знали … Но тут – на всякий случай – посадили тех, кто их готовил к заброске, кто был связан с ними, а я попался под горячую руку … Как и за что меня сажать – они и сами не понимали, но посадили на всякий случай к уголовникам … Школа, скажу я вам, не для слабонервных … А потом – то ли нашли, кто сдал резидентуру, то ли взяли кого надо, но всех повыпускали … Только жена того человека, кто Тоню готовил, за этот год ослепнуть успела …

Свиридов знакомым офицерам жестом с видимым спокойствием положил ладонь на стол – сидящие за столом знали, что это признак сильнейшего душевного волнения, за которым может последовать все, что угодно, вплоть до внезапного выстрела.

– Вышел я … Официально сообщили мне, что такая-то погибла при исполнении служебных обязанностей … А жить как-то надо … Со справкой куда пойдешь … Так, перебивался … Пить начал, женился по дурости, сын родился … Жена попалась стерва несусветная, ну, да бог ей судья – куда сам-то смотрел … И работаю себе слесарем в ЖЕК'е, с окрестными ребятами там … И тут находит меня дед Вася – Василий Васильевич Галин, вы его знаете, это он … Тоню … готовил к заброске … И говорит, что … Тоня … – жива … ну, и там еще целая история получилась с географией, пока нам увидеться довелось …

Он замолчал, и все офицеры молчали, потрясенные его откровенностью.

– Да и увиделись-то … Короче, подозрения с нее всякие были сняты и стали ее готовить снова … А чтобы я под ногами не путался, меня тоже в тренировочный лагерь взяли, и вместо тренировочного мешка для битья и отработки приемов поставили … Только им это боком вышло – я там такому научился, чего бы за всю жизнь не узнал … Да и дорого им обошлось это – я не особенно бить себя позволял …

– А потом я здесь, она – там … А я даже не знаю, где, да и знать мне этого не полагается … От жены ушел – она уже настоящей алкоголичкой становилась, развелся потом, жил у Галиных … Мама Галя мне вместо матери … Сына по мере сил и возможности воспитываю … И жду. Жду, когда она вернется ко мне. Жду, когда вернется моя любимая женщина.

Свиридов держал рюмку и она легонько подрагивала.

– Институт кончил, пошел работать. Работаю, группу людей дали … Меня не забывают – то привет от нее передадут, то на месячишко в войска на переподготовку отправят … Вот с Федей мы так и познакомились – был я у них, побегал с полной выкладкой марш-броски … Один раз под руку подвернулся – привлекли к операции по задержанию, поставили на неперспективное место в засаду … с зеленой девчушкой из спецшколы … а мы им троих матерых мужиков взяли, да в багажнике привезли … Правда, одному челюсть сломали невзначай – уж очень он выпендривался да джиу-джитсу норовил показать мне … Потом в командировке опять встрел я в историю … между прочим, там, в знакомом вам Узбекистане … Взял тогда одного, а другой, отстреливаясь, неаккуратно убегал и под шесть киловольт угодил – угольки только и остались … А она вдруг появится на несколько дней – праздник, а когда будет – кто знает … Один раз точку перехода ей назначили гиблую – это теперь мы знаем, да и вы знаете … Через «Ослиное ухо» ей надо было выйти к нам …

Дружный вздох офицеров показал, что это они хорошо понимают. Лафитнички наполнялись и опрокидывались без тостов и команд – просто, кто и как считал для себя нужным. Свиридов тоже не обходил вниманием эту церемонию.

– И шла она через два месяца после нашей Оли … Это теперь я знаю, что через два месяца, и знаю – что там было, когда вы ее вытаскивали … А тогда вызвали … Дед Вася знал, что у нас с Тоней есть своя кодовая сигнализация … Так вот я ей по рации на гитаре … пока не успели забить глушилкой … Успела, выскочила … По дороге вертолет нас на тропе накрыл – мы с Валдисом ее под камень, а сами из автоматов … Хорошо, крупнокалиберный с высотки помог, завалил вертолет … У меня с тех пор заметка на шее – это не царапина, это камнями посекло, что пули откололи у нас за спиной … А нам с ней – неделю, и снова …

– И вдруг – ждите, она прилетает. Насовсем. Я испугался … Я-то ее жду, я живу-то только этим ожиданием, а как там она? Столько лет … без меня … где бы ни жила, но все с людьми, среди людей … Нужен ли я ей теперь?

– Выпьем, командир! Все же хорошо? За вас с Антониной Ивановной!

– Как я ее встречал – рассказать трудно, да вы кое-что и знаете … А у нее те же мысли – помнит ли еще, нужна ли еще … Дали нам тогда три дня, провели мы их в глуши на берегу озера … Поверите, три дня за руки держались, отойти друг от друга не могли … Потом Гришу к себе взяли, его мать по пьяному делу милиционера прирезала … а может и не она, в комнате еще люди были, но засудили ее, в тюрьме она …

– К чему я все это вам говорю? Вот мы с Тоней любим друг друга. Мало ли что у нас у каждого в жизни было, главное – мы любим друг друга и мы вместе. И дорожим нашей любовью, друг другом … и нашим домом, нашей семьей … Гришей … Главное счастье, ребята, это семья, это любимая женщина, жена, дети, это – дом. Если спешишь домой, скучаешь без жены, без детей – и тебя дома ждут и скучают тоже, то это счастье. И главная задача каждого мужика – сделать свою женщину счастливой, создать свой дом, счастливый дом, где будет хорошо и его любимой женщине, и детям …

– Как хорошо ты сказал, командир … Ребята, за такой дом! И пусть у каждого он будет!

– Вот я рос без отца и знаю, что это такое … – продолжал Свиридов. – Правда, тогда подавляющее большинство пацанов росло без отцов … война … Но все равно … А ребенок, выросший без отца, потом может стать плохим отцом … Поэтому детям, а особенно мальчишкам, так нужен отец … Которого можно уважать, любить, который любит и уважает его мать, которому можно подражать …

– А как Антонина Ивановна с Гришей? Как Гриша к ней относится?

– Они оба так стараются … заботятся друг о друге … Он ее хоть матерью не называет, но признает за мать … Слушается.

– Командир, у нас тут … В общем, есть перспективы …

– Да чего ты темнишь! Во-первых, командир не слепой и видел на новоселье, да и вообще … Нас, что, туда случайно пригласили, что ли? И кто с кем – знает. И я не скрываю, что с Верой Ложниковой у нас получается настоящая любовь. И Петя ко мне относится по родственному, и я его усыновить готов …

– Только вы учитывайте, ребята, что эти мальчики – особенные … Они хорошие, добрые, внимательные, привязчивые, но они – особенные. Дело не только в том, что они телепаты, что они общаются друг с другом без слов … У них есть и другие неординарные способности, и какие – еще толком неясно. С ними будет нелегко … как и вообще с маленькими детьми …

– Командир, а у Бори припадки совсем кончились? Мы с Зиной очень боимся его припадков, как бы не начались снова …

– Думаю, Дима, кончились. Но кое-что зависит и от вас с Зиной, потому что у Бори повышенная чувствительность … ну, скажем, к тому, насколько нежен к его маме ее возлюбленный …

– Как же он может чувствовать такое?

– Вот может, и все тут …

– Лера … то есть Валерия говорила, что Олег слабенький, с ним нужно заниматься. Я стараюсь – и с ним, и с другими. Они все такие … такие миниатюрные, маленькие …

– Правильно, Анатолий, молодец! Мышцы качать им не надо, просто гимнастику, ритмику, равновесие. Обязательно надо научить их плавать – бассейн-то рядом!

– У нас с Верой … да и у других, чего там! отношения складываются …

– Ну, Никита, договаривай!

– Мы б поженились …

– А то вы уже не поженились!

– Мы б поженились, – показал кулак обидчику Кулигин, – Да что за семейная жизнь у нас будет?

– Вопрос, конечно, интересный … Раздать вам всем по комнате – нет проблемы. Только мальчиков пока разлучать нельзя, да и ваша служба плохо сочетается пока с отдельной квартирой … Там, дома, в Москве, могу обещать каждой семье отдельную квартиру … А здесь … Будем думать … Вы, что завтра, что-ли и строем жениться собираетесь!?

Забежал Гриша.

– Ну, никак нельзя оставить одного – опять пьют! – он обошел вокруг стола, – А непьющему человеку и попробовать нечего! Пап, гитару принести?

– Молодец, Гриша! Неси!

– Нам как раз этого и не хватает!

Гриша принес гитару, Свиридов подстроил ее.

– Я сейчас спою вам новую песню. Правда, ее лучше слушать не под одну гитару, но ничего … У нас сейчас градус самый что ни на есть подходящий!

Он заиграл. Четкая ритмичная мелодия, и гитара как раз очень подходила к ней.

Празднует осень бал прощальный,

Но от судьбы не ждет пощады

Лист.

Медленно в круге тая,

Хрупко исполнит танец

У земли.

Листья горят без сожаленья,

Даже когда не вышел лета

Срок.

Но послужить успели,

Прежде чем пали пеплом

На песок.

Свиридов пел не очень громко, но все равно резкость мелодии и настроение песни не могли спрятаться за этой камерностью, и сразу такт песни стали отбивать и пальцами, и ногами.

Падают, падают, падают,

Падают листья.

Ну и что ж, зато прозрачней свет.

В памяти, в памяти, в памяти,

В памяти лица

Тех, кого сегодня рядом нет.

Припев уже пытались подтягивать, вполголоса, чтобы не заглушать голос Свиридова.

Время летит неумолимо,

Но у людей такой молитвы

Нет.

Чтобы хоть на мгновенье

Остановить движенье

Кратких лет.

Почему он сказал, что это лучше слушать не с одной гитарой? Струны так хорошо и выразительно подчеркивали бескомпромиссность слов.

И мы спешим,

Друзей теряем,

Но все равно не успеваем

Жить.

Листья своим примером

Нас бы могли, наверно,

Научить.

Между прочим, ритм завораживал, и сила ударов, отбивающих такт, возрастала и возрастала.

Падают, падают, падают,

Падают листья.

Ну и пусть, зато прозрачней свет.

В памяти, в памяти, в памяти,

В памяти лица

Тех, кого сегодня рядом нет.

Свиридов и гитара замолкли одновременно. И все молчали.

– Командир, спасибо. Очень душевно!

– Прямо для нас написано!

– А что, ребята, возьмем эту песню себе? У нас ведь пока фирменной песни нет, а?

Свиридов еще поиграл, еще выпили и поговорили о мальчиках. Свиридов порадовался – офицеры говорили о них заботливо и с любовью, как о своих сыновьях.

ДОМА СВИРИДОВА ЖДАЛА ТОНЯ

Дома Свиридова встретила Тоня, вставшая с дивана навстречу ему.

– Ну и пахнет от тебя! А сам трезвый, как стеклышко! Молочка выпьешь? Тебя тут стерва Анжелина искала, так я сказала, что раньше завтрашнего дня ты ее не примешь …

– За что ты ее так …

– Я же не знала, что ее все заглаза так называют. Ты не хочешь перед сном погулять? Глядишь, из тебя и повыветрится?

– Пошли. Гриша спит?

– Все рисовал, а теперь спит.

О ЧЕМ КОМАНДИР ВАМ РАССКАЗЫВАЛ?

– О чем командир вам рассказывал?

– О жизни. О своей и об нашей.

– О нас-то с тобой что говорили?

– Командир все знает, на то он и командир! Говорят, он сегодня мальчикам какую-то песенку спел?

– Ой, что ты! Они теперь только ее и поют. Я забежала, а Саша меня сразу учить стал – чего-то там «на далекой Амазонке не бывал я никогда …» И книжки – здоровенные такие – разглядывают …

– О чем говорили-то?

– О жизни. Чего дрожишь-то?

– Да мы с девчонками пока вас ждали вздремнули малость. Со сна знобит …

– Давай обниму. А может пойдем в дом?

– Пойдем, только пусть выветрится из тебя немного. А то там, в комнате, задохнуться можно будет.

– Я в полном порядке, обижаешь!

– Я ж только про запах сказала. А так совсем незаметно, что ты хорошенький …

ЗИНАИДА ВАСИЛЬЕВА и ДМИТРИЙ ПЕТРОЧЕНКОВ

– Я вхожу – а там прямо читальня на полу! Лежит Лена Карцева, пятками машет, рядом на пузе лежит Даша и мальчишки кругом! А перед ними большущая книга с картинками, и они изучают все про черепах! И начинают мне про их черепашью жизнь рассказывать! Да так интересно! А Веркин Петя читает из книжки на английском языке и переводит – это для тех, которые не понимают. Мальчики-то, вроде, уже понимать стали, ты себе можешь представить?

– Волнуешься, что он уже умнее нас с тобой?

– Не знаю. Но тревожно как-то…

– Все будет путем. Вот поженимся, усыновлю его … Не замерзла?

– Пойдем …

– И самое главное – читает он на английском языке, а терминология приведена по латыни. И что бы ты думал?

– И как же он это преодолел?

– А просто. Говорит – вот тут несколько слов написано на другом языке, сейчас разберемся. Это, говорит, звучать должно примерно так – тропикалис, значит – тропический. А вот это – кан-ди-да, кандида … Похоже на имя, наверное – Кандида тропическая. Я его спрашиваю:

– Петя, а может быть Кандида тропический? И ты знаешь, что он ответил?

– Ну, ну?

– Он ответил – я, конечно, не лингвист, но путем будет Кандида тропическая.

– Он строй языка чувствует, что ли? Когда же он мог научиться?

– А ты бы поглядел – у них толстенный том географии лежит. Латинская Америка. И знаешь все почему? Свиридов им песню спел про Бразилию и Амазонку, так им почитать захотелось.

– Ну, я им отыскал в библиотеке и про Латинскую Америку, и про животный мир. Правда, про животный мир книжка оказалась не на русском языке, так они с ней управились запросто – не зря командир говорил, что мальчики особенные.

– А еще что он говорил?

– А еще он говорил, что надо тебя целовать и ласкать очень бережно …

– Ну, на морозе-то!

– … и аккуратно, и что Бориска очень к этому чувствительный. Припадки были связаны как-то с его особыми способностями, как я понял. Поэтому пошли-ка в тепло, и там я тебя буду …

– Ну, Димочка! Ну, губы же распухнут! Чай не девочка, а ты не …

– Ну, Зинаида … Ну, никакой в тебе романтики не осталось.

– Пойдем, пойдем! Будет тебе и романтика … О нас-то ничего не говорили?

НИКОЛАЙ ПЕТРОВ и НИНА САМОХИНА

– Как ты? Полегче?

– Вроде немного полегче. Посиди со мной. Девчонки все ушли гулять. Да и вряд ли кто ночевать придет.

Николай опустился около кровати Нины.

– Может, грелку?

– Нет, не надо. Я рукой грею и мне легче.

– Давай, я погрею.

Нина откинула одеяло, отняла руку и Николай положил свою большую ладонь ей под грудь, на желудок.

– Так хорошо? – он старался не давить рукой.

– Хорошо, – ответила Нина и погладила его по щеке.

– Как вы там посидели? Напились, небось, вдупель, а?

– Как видишь, не стою и падаю.

– О чем говорили?

– Об нас с тобой говорили.

– И что говорили?

– Говорили, что пора о семье подумать. О собственном доме.

Нина притянула Николая и поцеловала. Потом он ее. Потом он положил голову ей на грудь, а она обвила его шею рукой. Его ладонь легонько двигалась, и хотя Нине хотелось сказать, что желудок – это выше, она молчала. А Николай почувствовал рукой сквозь ткань рубашки жесткость волос и потянул руку вверх. Но тут его подстерегало другое препятствие – поднимаясь, рука уперлась в теплые упругие груди Нины.

Она положила свою руку на его большую руку, и эта маленькая рука ничуть не препятствовала той большой руке в ее путешествиях по ее телу. Наоборот, эта маленькая рука прижимала большую, показывая, где, как и что надо …

– Коленька … Если бы ты не был так пьян …

– Предположим, я не пьян. Что тогда?

– А тогда … Тогда бы я … Я бы сказала – ложись рядом со мной, я к тебе прислонюсь и мне станет полегче. Только без глупостей!

– Почему ты это называешь глупостями? И почему у тебя на глазах слезы? Больно очень? Я что-то сделал не так?

– Милый ты мой! Все ты так делаешь, это я у тебя такая … Желудок у меня не так уж и болит … Ложись ко мне. Только … ну, ты понял.

– А девочки придут? Неудобно …

– Чего там. И не придут они до утра – все уж разбрелись по комнатам.

АЛЕКСАНДР ХИТРОВ и ГАЛИНА ВОЗНЮКОВА

– Галочка …

– Сашенька …

Галина Вознюкова была роста выше среднего, но в руках Александра казалась подростком. Он легонько управлялся с ее крепко сбитым телом, и она с удовольствием подставляла себя его поцелуям.

– Сашенька …

– Тебе не тяжело меня держать? Я не задавил тебя?

– Да сними ты эту амуницию!

– И эту тоже, – Хитров аккуратно расстегнул застежку бюстгальтера, и Вознюкова не возражала, только сделала плечами движение, помогая ему.

Они оба безудержно ласкали и целовали друг друга. Хитров расстелил одеяло на ковре и осторожно опустил на него Вознюкову.

Поцелуи и ласки с шеи и груди стали опускаться все ниже и ниже, его рука спускалась по ее животу.

И вдруг Галина вскочила.

– Ты … Гад … Уходи … – ее била крупная дрожь, тело сводила судорога, лицо исказилось гримасой.

Это было уже не в первый раз, и Хитров в полумраке нашарил графин с водой. В неярких полосах света, проникающего через закрытые жалюзи, было видно, как мечется и извивается обнаженная Галина и чернеют густые завитки волос в нижней части ее живота.

Хитров переждал и протянул ей стакан с водой. Вознюкова жадно выпила воду и без сил опустилась на пол.

– Прости меня … Видишь, опять … Дорогой мой Сашенька, – она заревела в голос. – Я не знаю, что мне делать! Я стараюсь, и ничего не выходит … Порченная я …

Хитров обнял ее, прижал к себе и стал успокаивать. Он гладил ее, стараясь на спускаться ниже пояса – иначе опять припадок, опять истерика.

А ночь уже пошла к утру.

МОЛОДЕЖЬ. РАНО УТРОМ

На этот раз Свиридов появился на установке рано утром – еще не было пяти часов.

Сварщики сгрудились на втором этаже. В центре была видна стройная фигура Долгополовой. Свиридов подошел поближе.

Лена стояла свежеумытая, чуть подкрашенная и весело смеялась.

– Так ведь вам только забалдеть и в койку!

– Ну, что ты, Геннадьевна! А по… побухтеть?

– Ты меня уважаешь – я тебя уважаю? Вы только под градусом друг друга уважаете?

– Здорово, мужики! И отдельный привет даме!

Лена кокетливо подставила Свиридову щеку и он легонько коснулся губами ее щеки.

– У-у! Начальству везет!

– А вы что думали? Должны же быть какие-никакие привилегии?

– Знаем мы твои привилегии, Иваныч! Когда спать-то успеваешь? Али вообще не спишь? Я тебя, почитай, здесь во все смены уже видел. Или ты выбираешь, когда я работаю?

– Точно, выбираю! А то ты заскучаешь тут и в спячку впадешь!

– Да, с ней впадешь … в это самое … И останешься … без этого … как его … останешься без скальпы …

Дружный хохот покрыл голос выступающего.

– Слышь, Иваныч, спасибо тебе … У Ольгухи гипс чуть не слетел … когда сказал ей, кто навестить ее приезжал …

– Иваныч, а ты что с дочкой Михеича такое сделал? Он тут пришел … в четыре глаза, и все стеклянные. Аришка, говорит, Аришка сон видела … А сам – глаза как нарисованные … Свиридов, говорит, ей сон нагадал, а она его и увидела, как было сказано … И губами так – хлоп-хлоп …

– Так что в этом особенного? Ну, увидела Арина сон, весну ей хотелось увидеть – увидела? Что особенного?

– Ты не врубился … Она его в цвете … никогда раньше такого, говорит, не было … и птицы пели, понимаешь? Не было этого раньше …

– Ну, всего-то! Была я там, видела все. Девушка молодая, впечатлительная, а тут Анатолий Иванович при всей своей красе – она после такого красавца должна была не только в цвете сон увидеть, а с симфоническим оркестром и танцами снегурочек!