Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

– Во язва! А, мужики? Как вы ее терпите?

Дружный хохот и невинная улыбка Лены. А через несколько минут все дружно работали, а Лена показывала Свиридову сделанное и несделанное.

ДАША и ВОЛОЖАНИН

Утром, когда Даша вышла к автобусу, чтобы съездить домой, Воложанин ждал ее. Нет, он не случайно оказался на площадке перед корпусом, где стоял автобус.

– Доброе утро, Дарья Федоровна. Как ваши подопечные?

– Здравствуйте, Юрий Николаевич, – она постаралась скрыть радость, – Все хорошо, ребятишки спали спокойно, переезд прошел без осложнений.

– А я боялся вас пропустить. Может быть пройдемся, пока автобус заполнится?

Они отошли от автобуса и стали ходить вдоль корпуса. Оба молчали.

– Дарья Федоровна, – наконец начал Воложанин, – А как вы будете работать: в смену или как?

– Мы пока еще не договорились… Но мне так не хочется уезжать от ребятишек! Но и домой нужно съездить …

– А как вам наши ребятишки? Ведь вас они сами выбрали?

– Не знаю … Просто когда они приехали – я помогала устроить их, переодеть, умыть, накормить … Мы с Галей Вознюковой и Верой Толоконниковой вместе все делали … А потом пришел к нам в дежурку Сережа и от имени всех ребят попросил меня быть их воспитательницей. Ой, это было так … да нет, не смешно, он говорил так серьезно и солидно, но настолько необычно! Попросил подумать и пригласил на новоселье.

– А он как-то мотивировал предложение стать их воспитательницей?

– Видите ли, Юрий Николаевич … Эти ребята, как вам должно быть известно, необычные ребята … И мне кажется, что их особенности телепатией не ограничиваются … Только сами понимаете, это мое предположение, и вообще обсуждать это не стоит …

– Не сомневайтесь, Дарья Федоровна, я ни с кем делиться нашими с вами разговорами не намерен. Тем более – нам командир поручил глаз не спускать с ребятишек, поэтому рядом с ними все время будет кто-нибудь из нас. И нам важно знать особенности охраняемого объекта …

– Как странно – ребятишки – и охраняемый объект …

– Вырвалось профессиональное … Конечно, это дети, это мальчики. А вы любите детей?

– Очень.

Но тут автобус заворчал мотором и Даша заспешила к нему, церемонно подав Воложанину на прощание руку лодочкой.

ТОНЯ ПРОСИТ ПОГОВОРИТЬ с ВОЗНЮКОВОЙ

– Анатолий Иванович, вас спрашивает Антонина Ивановна.

Свиридов взял трубку.

– Толя, тут забегал Сережа, хотел с тобой поговорить. Мне кажется, у Галины, его матери, с Сашей Хитровым какие-то сложности … Ты не замечал?

– Характеры у всех разные и сближение происходит по-разному. Вон Вера Ложникова – думаю, они с Никитой давно уже … тесно общаются. Да и другие тоже … Молодые, горячие, истосковались по мужской ласке …

– Не будет ли потом разочарований после такого поспешного сближения?

– Во-первых, надо нам всем постараться, чтобы их союзы были прочными, а, во-вторых, их тяга к домашнему семейному теплу обоюдная.

– Когда ты с Галиной сможешь поговорить? Хотя, как я поняла, говорить надо с мамой и сыном вместе.

– Я постараюсь перехватить их на прогулке.

К ВАМ ПОЛКОВНИК СЕМЕНОВ

– К вам полковник Семенов, товарищ командующий.

– Проси, Галина, проси.

– Здравия желаю, Анатолий Иванович.

– Здравия желаю, Глеб Филимонович. Садитесь. Чаю?

– Спасибо. Найдется время поговорить или потом зайти? – полковник глазами показал на Суковицину.

– Давайте сейчас. Галина Климентьевна … – Суковицина послушно вышла и плотно притворила за собой дверь.

– Слушаю вас, Глеб Филимонович.

– Почитал я протоколы допросов Шипука … И кто это так хорошо постарался – что ни допрос, то везде ссылки: как это явствует из допроса гражданина такого-то, смотри дело номер такой-то лист номер такой-то. Получается, что Белясь оказался завязан на Шипука … или Шипук на Беляся намертво. Предположим, Беляся заберут вместе с протоколами – а концы в воду не прячутся, не получается, ссылки в других протоколах остаются. Правда, для того, чтобы это установить – их еще внимательно почитать надо. У Беляся такие же протоколы, со ссылками?

– Возможно. Я просто не помню.

– Вот ведь какая чертовщина – увезли Беляся, увезли протоколы. И нет ни дела, ни человека, ищи свищи …

– Вы не обратили внимание, что протоколы отпечатаны на принтере компьютера?

– Хотите сказать, что это все в памяти сидит? Так память – не документ.

– Во-первых, это сегодня – не документ. Во-вторых, кто сказал, что оригинал протокола – один … В-третьих, компьютер в несколько секунд позволяет установить все взаимосвязи – протоколов, людей и событий.

– Поскольку вряд ли Белясь … А Шипука нет в горотделе, его так просто выдать не прикажешь … А пообедать у тебя тут можно?

– Естественно. Пойдемте, я вас провожу. Говорить с Шипуком будете?

– Придется. Но после обеда. Насколько я знаю, ты тут еще пару человек задержал? Опять подарочки готовишь?

– И не говорите, Глеб Филимонович! Вот генерал приедет – будем разбираться.

– Это хорошо – что вместе с генералом. А что делать с теми, кто жену твою захватил?

– Однозначно – вооруженное нападение, убийства. На территории военной части, находящейся в режиме военного времени …

– Не жалко? Люди ведь …

– Человекообразные – это еще не люди …

РАЗГОВОР с ВОЗНЮКОВОЙ

Ребятишки с упоением возились в снегу, и вместе с ними и с таким же удовольствием играли Даша и еще несколько мам. А невдалеке, как будто не у дел и скучая прохаживался дежуривший в этот день Кулигин.

Свиридов подивился и порадовался, что удалось так хорошо объяснить детям, что дежурный – в стороне, в играх и забавах не участвует, он на работе.

К Свиридову подбежал Сережа.

– Здравствуй, дядя Толя! У тебя есть время? Давай отойдем в сторонку.

Свиридов взял Сережу за руку и они пошли по дорожке, разговаривая мысленно.

#Дядя Толя, нужна твоя помощь.

#Я готов. Говори, что случилось.

#У моей мамы трудности с Сашей … со старшим лейтенантом Хитровым. Когда они целуются и обнимаются, а потом он раздевает ее и начинает целовать все тело, с ней происходит истерика.

#Ну, знаешь … Ты меня … озадачил … Откуда ты все это знаешь?

#Могиканин говорил, что скоро мы разучимся … Но пока нам ничего не стоит установить эмоциональный контакт со своей мамой в любой момент … Точнее, у нас пока постоянный контакт, который мы гасим …

#Мамы это знают? Они чувствуют это?

#Нет и нет.

#И все мальчики … делают это?

#Да, наверное. Только мы никогда не говорим об этом.

#Ну, и что ты хочешь? Вернее, что я могу сделать?

#Я знаю, что ты тоже можешь устанавливать мысленный и эмоциональный контакт с любым, а не только с <людьми>. Попробуй поработать с мамой … Я могу тебе рассказать, в чем там дело, но … Будет лучше, если ты узнаешь сам и от нее.

#А она мне позволит?

#Да, я с нею говорил. Она тебе доверяет. Я позову ее?

#Зови. Ты побудешь с нами?

#Если тебе это не помешает.

– Мама! Мама! Иди сюда!

К ним, запыхавшись, подбежала засыпанная снегом Вознюкова.

– Ты прямо как снежная баба! Дай, отряхну тебя! – Свиридов начал смахивать с нее снег, стараясь не особенно касаться выступающих частей тела – Сережа заметил это и весело рассмеялся.

#Дядя Толя, с чего ты начал … стесняться? Потому, что я могу узнать – нравится ей это или нет?

#Ну и <изверг> же ты, Сереженька!

#Все. Меня нет.

– Сережа, не убегай далеко! Пойдем, пройдемся?

Вознюкова подумала и не стала брать Свиридова под руку.

– Сережа говорил с тобой? Нет, только не смотри на меня, а то я просто умру … умру от стыда … Но я не знаю, что делать … а Сережа сказал, что ты можешь … нам помочь.

– Я постараюсь. Не смущайся, говори так, как будто меня здесь нет и ты разговариваешь сама с собой.

– Попробую, хотя вряд ли … Сережа сказал, что рассказывать тебе все мне не придется, что ты можешь узнать все сам … Я этого не понимаю, но раз Сережа так сказал, то это так и есть …

– Это правда. Но я могу сделать это только с твоего разрешения. И ты должна понимать, что я могу … узнать что-то, что для посторонних не предназначено, твои скрытые мысли, чувства …

– А ты тут единственный, от кого я не смогла бы скрыть ничегошеньки, – она остановилась и сама посмотрела ему в глаза, – Какие бы мысли у меня там не были, но помоги мне! Помоги нам с Сашей!

В голосе и глазах ее были слезы.

– Успокойся и не плачь. Я ведь пока не знаю, в чем дело, но постараюсь тебе помочь. Если ты согласна на то, чтобы я попробовал установить контакт с твоим … информационным полем, то так просто и скажи – я согласна …

– Я на все согласна! – не дала ему договорить Галина.

– … и что бы я ни узнал, я никому об этом не расскажу без твоего ведома и никогда не использую против тебя. Хорошо?

– Хорошо. Что я должна делать?

– Да ничего. Пройдемся еще немного, да и пойдем назад.

Свиридов мягко вошел в сознание Вознюковой, и поспешно ушел от нервного разброса мыслей, используя ключевое слово «истерика» и …

«Нет. Хитров не проявлял излишней инициативы – она его целовала ничуть не менее горячо. И обнимала, ничуть не думая о том, можно ли так, да как обнимает ее он, да в порядке ли ее одежда. И руки ее не уступали его рукам, гладили его плечи, спину, грудь. И она подставляла его рукам себя, и снимая его куртку, помогала ему снять кофточку, юбку. Его поцелуи были сладостны, ей хотелось еще и еще, она вся извивалась под его губами и руками. Он проводил рукой по ее обнаженному телу сверху вниз, вот он достигает живота, вот … Вспышка, удар, судороги, разрывается голова, она кричит, сжимается в комок, стонет, старается убежать, а он успокаивает ее.»

«Глубже, еще глубже … Где причина? Устойчивый жест? Глубже …»

«Весна, становится теплее, можно уже ходить без полушубка. Он. Поцелуи в лесу, его ласки, его руки. Комната, кровать, первый раз. Ласки, бесконечные ласки, бессонные ночи. Она спит, и сквозь сон чувствует, как он ласкает ее, как входит в нее. И просыпается лишь тогда, когда ее тело полностью начинает отвечать его телу и движется в унисон с ним. Он ласкает ее, проводя рукой сверху вниз по ее телу, и когда рука его касается густых волос в низу ее живота, она вся раскрывается и принимает его еще не просыпаясь. Она предполагает, что уже беременна, но еще не сказала ему. Во сне она чувствует, как рука гладит ее, она раскрывается ему навстречу и он входит в нее. Но что-то не так, движенья непривычны и она просыпается. Руки ее ощупывают чужое тело, она протягивает руку и включает ночник. Это не он! Рядом чужой мужчина! Она рывком сбрасывает его с себя – а он, ее любимый, сидит в кресле и улыбается:

– Да ничего, дай ему, я проиграл! – с пьяной ухмылкой говорит он, – Не жалко!

Она выскакивает в коридор и бежит к комнате дежурных по этажу, за ней врываются оба пьяных мужика.

– Ты что? Ты куда? Пошли обратно! – ее пытаются силой схватить, и только выстрел в потолок отрезвляет нападавших.

Девочки дежурные успокаивают ее, приходит врач. Разговор с контрразведчиком, ее отказ от судебного преследования. Беременность, роды, сын, отлучение сына от нее. Александр Тимофеевич Хитров, Саша, Сашенька. Его руки, его губы, ее ответные поцелуи и ласки, нагота, его поцелуи, его рука, идущая сверху вниз. Вот его рука гладит ее живот и касается … Взрыв. Что делать?! Ведь дороже его нет никого на свете! Только сын.»

– Ты не озябла? А то вы возились там, ты разгорячилась, а теперь мы прогуливаемся, как два пенсионера …

– Ничего себе пенсионеры! – рассмеялась Галина. – Ты когда будешь … Ну, то самое?

– Пошли назад. Я думаю, как помочь тебе … помочь вам с Сашей … Я уже все знаю.

– Как!? – она резко отстранилась. – Когда?

– Да не дергайся ты, пожалуйста. Делается это довольно быстро и незаметно … Но вот взмок я основательно от твоих … воспоминаний …

Галина покраснела и опустила глаза.

– И что ты теперь знаешь? – прошептала она.

– То, о чем ты хотела бы мне рассказать, если бы так не смущалась.

– И как ты думаешь нам помочь? – помолчав спросила она.

– Я вижу всего один путь. Надо, чтобы он узнал о причине твоей истерики.

– Да ты что! Никогда! Хочешь, чтобы он узнал, как меня во сне поимел чужой мужик!

– Дубина ты толстомясая! Вот заголить бы тебе задницу и всыпать горяченьких, чтобы неделю сесть не могла! Саша тебе нравится, ласкать себя ты ему дозволяешь, да и сама в этом деле не промах! Его женщиной стать хочешь, и даже очень! А вот объяснить, почему у тебя рефлекс образовался на определенные прикосновения – не можешь! Видите ли, она стесняется!

– Наверное, если бы ты меня выдрал, как сидорову козу, было бы совсем неплохо, – Свиридов ругался так негрозно, что Галина наконец взяла его под руку и подстроила шаги под его. – Если ты считаешь, что это единственный выход … Но я не смогу ему сама сказать … у меня смелости не хватит … Скажи ты, а?

Она помолчала и продолжила.

– Нет, я понимаю, как это … противоестественно… но кто, кроме тебя, сможет это сделать? И тебя Саша послушает, я уверена, и не обидится на то, что я тебя попросила … Толя, милый, сделай это!

Свиридов не особенно слушал Галину, опять забравшись в ее сознание и стараясь погасить устойчивый рефлекс между мужской рукой, движущейся по животу вниз и стрессом от воспоминаний о предателе-отце ее сына и совершенно чужом мужчине, вошедшем в нее. Трудно сказать, насколько это удавалось.

– Ну, иди. Я поговорю с Сашей. Он сегодня дежурит в ночь у детей?

– Да, дядя Толя.

– Я поговорю с ним ночью. А ты не трогай его, он сам должен прийти к тебе. Поняла, толстомясая?

– Неужели я такая толстая?

– Дура ты, а не толстая!

– Мама, ну как ты не понимаешь – ты не толстая, а просто красивая и любимая дура дяди Толи!

Свиридов сделал движение, как будто намеревается наподдать Галине, та со смехом увернулась и, оглядываясь через плечо, вместе с Сережей побежала к остальным ребятам, достраивавшим снежную крепость.

– Дела! – вздохнул Свиридов.

В ЛЕСНОЙ БОЛЬНИЦЕ

– Галина, соедините меня с Белосевичем.

– Роман Натанович, здравствуйте. Свиридов. Если вы не очень заняты, то проведите меня по лесной больнице. Я за вами заеду.

До лесной больницы ехали полчаса. Просека распахнулась и открылись низкие четырехэтажные здания, немного напоминающие корпуса научного городка, соединенные крытыми переходами.

Надев белые халаты Белосевич и Свиридов медленно переходили из палаты в палату, с этажа на этаж.

– Общее впечатление у меня уже сложилось, Роман Натанович. Я хотел бы повидать Людмилу Александровну Бересневу.

– Это вот там, Анатолий Иванович. Случай тяжелый, жить ей осталось от силы месяц – полтора.

– И ничего нельзя сделать?

– Поверьте – ничего. Ваш тезка бывает у нее каждый день, поддерживает, как может, а в остальном …

– Людмила Александровна, можно к вам?

– Заходите, – раздался из-за двери слабый чуть глуховатый голос. В светлой комнате на подушках дивана полулежала худая женщина с удивительно подвижным лицом. Она молча смотрела на Свиридова, а лицо ее постоянно менялось – казалось, оно жило само по себе своей самостоятельной жизнью.

– Меня зовут Анатолий Иванович, фамилия моя Свиридов. Наверное, тезка обо мне вам рассказывал?

– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Рассказывал.

– Надеюсь, ничего плохого или страшного?

– Почему вы так спросили?

– Последнее время мне пришлось совершить немало дурных поступков, поэтому я несколько …

– Зачем же вы совершали дурные поступки? Присаживайтесь. Вот сюда, мне так лучше будет видно вас.

– Мне пришлось совершать дурные поступки, чтобы предотвратить еще большее зло. Но мне все равно не по себе …

– Я вижу, что вы добрый и совестливый человек … Расскажите мне, как вы совершали дурные поступки?

– Например, недавно преступники захватили в заложницы мою жену.

Женщина вздрогнула, рука ее поднялась и тонкие пальцы затрепетали.

– Это ужасно, это … это бесчеловечно …

– И я, освобождая ее, убил несколько человек. Конечно, это были преступники, но это были … люди.

Женщина прикрыла глаза рукой, помолчала.

– Если бы я была вправе, я бы отпустила вам этот грех. Вы мне рассказали о самом тяжелом для вас дурном поступке? Почему?

– Мне показалось, вы не можете сказать неправду, а мне так нужно было услышать, что вы подумали обо мне.

– Анатолий рассказывал о вас столько хорошего. Нет, вы добрый человек, и поэтому особенно остро переживаете необходимую жестокость.

– Я благодарю вас за прекрасные слова, вы так ободрили меня. – ответил ей Свиридов по-французски.

Женщина ничуть не удивилась и ответила ему на хорошем, только чуть-чуть излишне правильном французском языке.

– Мне сейчас уже некогда говорить дежурные фразы и заниматься словесной шелухой, мне не так много осталось.

– Вы не представляете, как мне жаль. – Свиридов взял ее пальцы – они были почти прозрачные и совершенно невесомые. – И мне так хочется сделать для вас что-нибудь хорошее.

– Когда-то … Когда-то давно я хотела петь. Я выучила язык, чтобы петь в подлиннике французские песни … Пиаф, Азнавур, Монтан, Матье, Дассен .... Говорят, я похожа на певицу по фамилии Каас. Вы не слышали ее?

– Слышал. У нее очень своеобразный голос и своя манера пения, она еще будет знаменитой.

– А я ее не слышала … Анатолий приносил мне фото из французской газеты … Она действительно похожа на меня?

– Вы удивительно похожи. – улыбнулся Свиридов. – Я утомил вас, простите. Разрешите мне еще навестить вас?

– Да, я буду рада вам. От вас веет теплом и любовью …

И она удивительно естественно протянула ему руку, которую Свиридов бережно поцеловал.

УТЕЧКИНА в ЛЕСНОЙ БОЛЬНИЦЕ

– Дина Егоровна, добрый день

– Добрый день, Анатолий Иванович.

– Через полчаса я заеду за вами, есть дело, где вы бы могли реализовать свои способности.

– Я буду готова.

К дому подъехали две машины.

– Лев Вонифатьевич, думаю, вам пора навестить своих сотрудников – они там без вас соскучились. Главная ваша задача – отделываться от расспросов. Вас с Диной уже видели на прогулке … А завтра приглашаю вас в наше кафе – только, Дина, пока еще в черных очках.

– Таинственно … Но все равно – спасибо, Анатолий Иванович. Я готова.

В белых халатах Свиридов в сопровождении Дины и дежурной сестры повторил свой утренний обход.

Когда они вышли из последнего корпуса в зимний сад и дежурная сестра ушла, Дина вытерла глаза и спросила.

– Анатолий Иванович, чем провинились эти люди?

– Разве они провинились?

– За что бог послал им такое испытание? Такое наказание? Что может быть страшнее одиночества в старости, в болезни? Почему их родные не заботятся о них?

– Дина, пойдем, сядем. Здесь нет семейных, тем более имеющих детей. Причин много, и не в этом суть … Но на этих людях нет греха перед богом, кроме мелких обычных бытовых прегрешений … Их испытание – кара всем нам … И вам тоже … Всем, кто спешит жить в силу самых разных причин, забывая о неповторимости каждого дня и даже мгновения … О божественности, если хотите, этого дара – жизнь …

Дина сидела, сжимая в пальцах мокрый платочек, и не отрываясь смотрела на Свиридова.

– Вы заметили – почти одни женщины … Чем они виноваты, что не смогли исполнить свое основное предназначение – продолжение рода человеческого, и к ним теперь некому прийти и утешить? Они работали во имя людей и для людей, а теперь люди забывают их – кто ответит, почему? Им совсем немного надо – поговорить, ощутить внимание к себе, участие в их крохотных с нашей точки зрения проблемах, подержать чью-то руку … У них есть крыша над головой, есть пища, есть врачи для болезней тела, а то, что мы называем душой? Пусть их успокоением будет бог – какая разница, чем скрасить их пустые дни и ночи, их одиночество. Они заслужили свою долю, свое место в нашей жизни и мы обязаны им, если мы – люди.

– Хоспис …

– Да, Даяна, ты права. Хоспис.

– Я сделаю это, полковник. Я восприняла это, как поручение ваше и бога. И поверьте мне – я приложу все силы, чтобы они не чувствовали себя брошенными. Вы великий человек, полковник.

– Дайяна!

– Я говорю то, что чувствую. В ваших словах сейчас звучал голос бога, бог говорил через вас и вы говорили словами бога. И я благодарю вас за то, что мне доверили.

– Даяна, как в тебе сочетается практицизм современной женщины и такая вера в бога?

– Мне трудно объяснить вам, полковник. Для того, чтобы понять это … надо, наверное, прожить ту жизнь, что прожила я. А эта жизнь была непростой.

– Ты сожалеешь, что твоя жизнь сложилась так?

– Нет. Это – провиденье божие. И я благодарю бога и вас за то, как я живу сейчас, за Лео. И если мне предстоят в будущем испытания – на то воля божья.

– Ты сможешь начать завтра?

– Конечно. И спасибо вам, полковник, за все, что вы для меня делаете.

Сдав халаты они зашли к главному врачу больницы.

– Дина Егоровна Утечкина будет работать в вашей больнице психотерапевтом. Вне штата. Приказ об этом получите завтра.

В ОДНОЙ ИЗ КОМНАТ БЫЛ СЛЫШЕН ШЕПОТ

В одной из комнат свиданий был слышен шепот.

– Знаешь, к чему мне всего труднее привыкнуть?

– Ну?

– К тому, что можно любому из мальчиков сказать – «позови мне Петю», и Петя прибегает, хотя мальчик никуда и не уходил …

– Верно, к этому привыкнуть трудно …

– Я собираюсь попросить его разрешения усыновить его.

– А меня ты не собираешься спросить?

– Сперва – его. И у него же попросить твоей руки.

– Ну, ты нахал! А меня, что же, и спрашивать уже не нужно?

– Конечно, не нужно …

– Ну, … Отпусти … Отпусти же … Задушишь … Задавил совсем … Я … пожалуюсь …

– Давай, пожалуйся… Скажи сыну, что я тебя так обнимал, целовал и … что ты со всеми моими доводами согласилась …

– Чудо ты мое … Любимое …

РАЗГОВОР с ХИТРОВЫМ о ГАЛИНЕ

Договорившись о подмене Свиридов вызвал Хитрова в одну из комнат для свиданий.

– Саша, – начал он, – У меня очень трудная задача. Если бы меня не попросили сразу два человека – Галина Ивановна и Сережа – я бы не взялся.

– Что такое, командир? Случилось что? Не тяните!

– Ты не волнуйся, Саша. И заранее извини меня, потому что говорить о таких вещах не принято … Но учитывая, что Галина теперь названная моя сестра, и что Сережа тоже …

– Командир, это о наших с Галей … взаимоотношениях? И о ее истериках, да?

– Да, Саша. Если скажешь, что не надо говорить на эту тему – я пойму.

Хитров помолчал.

– Раз Сережа просил … Я к нему очень привязался, командир … И помню ваши слова насчет отца … Он ко мне относится … наверное, как к отцу … Можно, сперва я скажу?

– Говори.

– У нас с Галей … Мы понравились друг другу, гуляли, танцевали … Разговаривать с ней хорошо – она и послушать умеет, и помолчать, и сама рассказать что может … Добрая, сына любит … очень любит … А вот как …

Он покрутил головой.

– Я бы не стал … Но как быть? Сережа просил … В общем, командир, я знаю, что вы никому не расскажете … Она заводная – начнет целовать, так не остановишь … Сама меня ласкает, как никто не ласкал, вроде все путем … И – истерика, крик, всю корежит ее … Гад, подлюка, уходи … Потом слезы, прости меня … Что делать – ума не приложу …

– Ты ведь разведчик, профессионал. Должен уметь запоминать, анализировать. Что было перед истерикой? Одинаково все начиналось или нет?

– Стоп, командир! Сейчас, сейчас … Да, одинаково! – он даже провел рукой по воздуху, будто разглаживая что-то.

– Рефлекс.

– Что?

– Рефлекс. А теперь послушай, откуда он взялся. Рассказываю с разрешения и по поручению Галины и по ходатайству Сережи. Отец Сережи был, видимо, не очень порядочный человек …

– Ну, как вы можете, командир! Галя ведь не такая …

– Извини, но это так. А любила она его горячо, оба были молоды. Когда она спала, ему было достаточно провести рукой так, как ты показал …

– Рефлекс?

– И она отдавалась ему, и только потом просыпалась. И однажды он пришел пьяный и привел своего собутыльника, которому проигрался в карты.

Свиридов замолчал.

– Не может быть, командир? … Неужели правда?

– Они были так пьяны, что их от Галины потом отогнали только выстрелом в потолок, но … начать он успел … С тех пор … рефлекс … на прикосновение … – и Свиридов провел рукой, повторяя жест Хитрова.

– Ах, гад! Ах, сволочь! А я еще разыскать его хотел, познакомиться … Но почему же Галя мне сама не сказала? Уж чего же проще – так, мол, и так – нельзя, мол, так … Так что же теперь делать, командир? Ведь мы любим друг друга … Она же сама говорит … И Сережа … Как быть-то нам, командир?