Древние Боги

– Будь осторожен. – Эрли судорожно вцепилась в рукав Рутгера, словно боялась его отпустить.

Он оглянулся, посмотрел на её бледное, и такое прекрасное лицо, опустил ладонь на плечо, чувствуя даже через кольчугу двойного плетения, и большой, не по росту тегиляй, хрупкость девичьего тела, улыбнувшись, проговорил:

– Не надо страшиться. Ты же не видела наших смертей.

– Я боюсь тебя, когда ты так улыбаешься.

– А я думал, что я сама доброта… – Пробормотал Стальной Барс, повернувшись и посмотрев вниз по склону, в темноту. Ему показалось, что он услышал еле различимый топот сотен ног.

Волкодав привстал, и зарычал, оскалив острые клыки.

Ещё совсем немного, совсем чуть-чуть, и начнётся кровавая пляска смерти, где закружатся сотни воинов, готовых дорого продать свою жизнь.

Сдерживая бешеный стук сердца в груди, воевода прислушался. Страха не было. Была боязнь, что он не сможет точно представить себе, что сейчас делают мутанты, и он не отдаст своевременный приказ на то, чтобы поджечь сваленные широким полукругом смоляные деревья. Самое главное – это выждать благоприятный момент. Чтобы не было слишком рано, и в то же время, поздно.

– Они приближаются… – Еле слышно, со страхом проговорила Эррилайя. – Я никогда не смогу привыкнуть к этому кошмару…

– Я слышу. – Нетерпеливо бросил виг. Ему и самому надоело это изматывающее ожидание. Скорее бы начался бой! Ожидание чего-то страшного, неизбежного, всегда тяжелее, чем то, чего ждёшь. Только увидев перед собой врага, почувствовав в подрагивающей ладони горячую рукоять оружия, вдруг становится спокойно на душе, и уже понимаешь, что всё идёт так, как и должно быть.

Рутгер со всей явственностью представил себе, как десятки безобразных, уродливых мутантов, вооружённые кто чем, переполненные злобой и ненавистью, остервенело продираются через колючие заросли кустарника. Вот расстояние до завала неминуемо сокращается до двух сотен шагов, вот ещё… Пора!

Воевода вскочил на ноги, и, взмахнув рукой, прокричал:

– Стрелы!

Тормай не подвёл. Он был таким же надёжным и расторопным, как и его погибший отец, Соргай. Он и отличался от него только малыми годами. Такой же кряжистый, смуглый, с уверенным взором в чуть раскосых глазах. Если цепь его жизни не порвётся в этом трудном походе, то, несомненно, ждёт большое будущее. Он умеет добиваться того, чего хочет.

Как только Стальной Барс отдал приказ, в то же мгновение десятки зажжённых стрел молниями блеснули в темноте, и кажется, навсегда пропали в нагромождениях поваленных сосен. Но нет, вот показался огонёк, ещё, и ещё один. Они разгорались, ширились, и через несколько томительных мгновений ожидания, огонь весело заплясал в завалах, поглощая всё больше и больше пространства.

В этом и был замысел воеводы. Твари боятся огня, и огромный костёр на их пути сдержит яростную атаку. Если кто рискнёт, и преодолев страх, прорвётся через стену огня, а такие, несомненно, будут, то сразу попадёт под мечи воинов. С наступлением рассвета натиск нежити ослабеет, люди воспрянут, и всё преимущество будет на их стороне. Всё-таки, человек – дневное существо, и при свете солнца он чувствует себя увереннее, чем ночью.

– Стреляйте не переставая! – Отдал новый приказ Рутгер.

В сущности, в этом приказе не было нужды. Тормай прекрасно помнил, что ему нужно делать. Стрелы летели не переставая, и виг представил, что сейчас творится по ту сторону стены огня. Ослеплённые, тяжело дышащие мутанты, лишившись своих главных козырей, внезапности и темноты, остановились, и теперь не знают, что делать, а откуда-то из яркого, жаркого пламени вылетают безжалостные стрелы и разят их одного за другим. И не помогут доспехи, или плотно составленные щиты. Расстояние слишком мало, чтобы арбалетный болт не смог пробить это слабое, хрупкое препятствие.

– Строй! – Зарычал Стальной Барс, боясь, что может быть не услышан в нарастающем грохоте боя, и момент может быть упущен. Он уже видел, как несколько мутантов, презрев страх смерти, понимая, что если ничего не предпринять, то их попросту перебьют издалека, нашли в себе силы, чтобы шагнуть за стену бушующего пламени.

В темноте, разрываемой всполохами огня, послышался низкий рёв боевого рога, бряцанье оружия, и через несколько ударов сердца, за спиной воеводы образовался двухрядный строй вигов, прикрытых красно-синими, уже изрядно избитыми щитами, готовыми ринуться в схватку.

С боков к горстке воинов стали пристраиваться и ювгеры, безуспешно пытаясь подражать им, и мало чем напоминая настоящий боевой строй. Похоже, что многие из них начали понимать, что выжить в этой битве можно будет, если только объединить совместные усилия в кулак, и не дать мутантам разрезать войско на несколько частей.

Глядя, как перед строем собираются несколько тварей с горящими глазами, и оскаленными мордами. Как трясут они в возбуждении своим примитивным оружием, как нелепо сидят на них доспехи, снятые с когда-то убитых воинов, воевода, чуть оглянувшись назад, громко спросил, обращаясь только к вигам, и понимая, что охотников, помериться силой с нежитью будет слишком много:

– Зададим жару уродам! Кто со мной?

– Вот это добро! – Вперёд вышел Сардейл, Увгард, Вальгер и Аласейа со своим неизменным телохранителем Анди. – Давно я хотел размяться!

Сардейл зло усмехнулся, помахивая секирой, и оценивающе глядя на всё прибывающую кучку мутантов. Тех становилось всё больше и больше, скоро на маленьком пятачке для них стало мало места, и, поняв, что их стало уже достаточно много, издав какое-то утробное рычание, они бросились на людей.

Рутгер, прикрывшись щитом, зная, что за ним последуют его верные друзья, ринулся навстречу нежити, чтобы отойти дальше от строя, чтобы у него было больше места для боя.

Как здорово ощущать в ладони рукоять пернача, и чувствовать, как сила плеч вливается в него, способная сокрушить череп любого мутанта вместе с шлемом! Это ничем непередаваемое чувство, когда видишь, как падает поверженный, ненавистный враг! Разве может кто-то описать это упоение, граничащее с безумием? О, как были правы предки, воспитывая отроков в духе воинов! Кто, кроме меча сможет им помочь защитить собственную жизнь, и жизни любимых людей в этом жестоком мире, где клятвы презираются, слова ничего не значат, а высшей доблестью считается убийство?

Всего несколько быстрых шагов, и вот уже снова слышатся до боли знакомые звуки. Мгновенные вскрики умирающих, злые ругательства, нечеловеческие завывания, и жёсткие удары, после каких наверняка обрывается чья-та жизнь…

Стальной Барс щитом отбил в сторону нацеленное в грудь острие меча, и коротким, сильным махом опустил оголовок пернача на остроконечный шлем мутанта, видимо, когда-то снятого с убитого руса. Противник дёрнулся назад, пытаясь уйти из-под удара, но не успел. Шлем смялся, проламывая кости уродливого черепа, фонтаном брызнула кровь, и уже бездыханное, мёртвое тело грузно рухнуло на землю.

Казалось бы, в общей свалке сечи невозможно что-либо разглядеть и понять, между снующих, убивающих друг друга врагов, да и сможет ли хоть кто-нибудь выжить в этой кровавой бане? Но воевода каким-то шестым чувством, звериным чутьём угадывал, когда, и куда надо ударить. Он даже не задумывался над этим. Тело само знало, что ему нужно делать, словно это был какой-то древний, ритуальный танец, отточенный до мелочей, где может быть и есть какие-то особо трудные движения, однако после многотысячного повторения, они получаются без особых усилий.

Рядом без устали махал секирой забрызганный кровью Сардейл, мощными и сильными ударами раскраивая доспехи и щиты тварей. Увгард, Аласейа и Анди не отставали от него ни на шаг, и казалось, что их ничто не сможет остановить. Словно в них вселился дух самого Бессмертного Тэнгри, и они сами стали неуязвимыми. Они прикрывали друг друга, и если удар товарища вдруг не достигал цели, то заканчивали за него начатое.

Мутанты, преодолев стену огня, прибывали, и они уже не бросались в схватку сломя голову, видя, как гибнут их соплеменники, безуспешно пытаясь хоть как-то сопротивляться, а стали более осторожны. Против разъярённых людей они могли противопоставить плотный, хорошо сбитый строй, но разве четверо друзей давали им этот шанс? Безумная ярость, отчаянная смелость, помноженная на опыт десятков проведённых боёв, гнала вперёд, и все попытки нежити остановить их, были обречены на провал.

– В строй! – Закричал Рутгер, когда почувствовал жар огня. Не нужно увлекаться, и отходить далеко. Если твари догадаются отсечь их от войска, и окружить, то они будут обречены, и пусть виги совсем недалеко, в нескольких шагах, они просто не успеют прийти на выручку своим героям, а что значат несколько человек вне общего строя против нескольких десятков охваченных ненавистью мутантов?

Отступив, четвёртка смельчаков заняла в рядах воинов свои места. Теперь пойдёт всё как надо, и ужасные твари не смогут оттеснить войско к самой вершине. На стороне людей были все преимущества, какие только можно было извлечь из этой позиции. Близость рассвета, долгий, пологий склон, поросший густым кустарником, а главное, стена огня, отсекавшая нежить от рати. Мутанты не могли преодолеть её все разом, и были вынуждены просачиваться через неё по несколько бойцов там, где огонь был не таким жарким, и пламя не могло их существенно подпалить. Кое-какие тут же падали, сражённые арбалетными болтами, и стрелами ювгеров. Тем же, кому немного повезло, успевали сделать несколько шагов, и попадали под мечи воинов, не успевая нанести хоть одного существенного удара.

В общем порыве ювгеры не отставали от вигов, и, наверное, если бы не строгий наказ вождя, давно бы уже увлечённые схваткой преодолели стену огня, и навсегда пропали в тёмной, дышащей злобой, орде нежити. Им было особенно трудно, так как не привычные биться в общем строю им стоило неимоверных усилий сдерживать себя. Они бы и не сдерживались, если бы сами не осознавали, что залог их победы только в единстве.

Чувствуя, что начинает задыхаться, а руки уже не в состоянии держать пернач, воевода отступил на шаг, и его место тут же занял Ярв. Теперь сивда была невозможно отличить от вига. Такие же доспехи, красно-синий щит, рогатый шлем, и зачернённое сажей лицо, где видны только глаза, и оскаленные зубы.

Рядом промелькнул воин в лёгкой кольчуге, и ловким ударом снёс голову одному из мутантов, на мгновение, выглянув из-за щита.

– Эй! Воевода! Весёлая ночка!

Приглядевшись, Стальной Барс с трудом узнал в нём Архорда. Куда делась его надменность и чувство превосходства, ставившие в тупик вига, и порой было невозможно понять, кто у кого в плену? Теперь в нём горел азарт, и жажда крови врага. Рутгеру было прекрасно известно это чувство, когда опьянённый смертью врагов, и одуряющим запахом крови, уже почти ничего не соображаешь, и только чутьём угадываешь что нужно делать, чтобы не попасть под жестокий, разящий удар.

Сын Ульриха устало улыбнулся, и вдруг с обжигающей сознание тревогой вдруг понял, что совсем недавно не доверял ему, и чуть было не приказал казнить. Неужели племянник Владыки забыл про роту, данную лорду Фельмору, и отказался от затеи убить Стального Барса? Или он всего лишь затих, как было не раз, выбирая удобный момент? Чем же неудобна ему эта битва? В толчее, где смерть одного за другим выхватывает воинов, это будет совсем нетрудно!

Переведя дыхание, и чувствуя, что готов продолжать битву, сменив кого-нибудь из воинов в первом ряду, Рутгер надвинул на глаза шлем, и уже готов был сделать шаг, как вдруг остановился, прислушиваясь. Ему показалось, что кроме общей какофонии боя он услышал нечто такое, отчего холодок пробежал по спине, и где-то в животе застыл комок страха, твёрдый и леденящий, как кусок льда. Он услышал рёв десятка глоток мутантов, и это были не предсмертные крики, или вопли умирающих. Он услышал в этом нарастающем рёве торжество победы.

Не теряя времени, он бросился влево, туда, откуда доносился шум, вплетающийся в грохот боя. Аласейа, Анди, Лурфар, и ещё кто-то, кого Стальной Барс не успел разглядеть, бросились за ним. Если твари сомнут левое крыло войска, где стоят ювгеры, то легко выйдут в тыл вигам, и будь они хоть сколько мужественны и сильны, поражение неизбежно. Четыре десятка воинов это слишком мало против пары сотен разъярённых мутантов, жаждущих крови.

С разбегу заскочив на камень, и оглядев схватку, кипящую почти возле самых ног, воевода лихорадочно искал выход, как исправить угрожающее положение, и ничего не мог придумать. Он видел спасение только в плотном, хорошо сбитом строе, что не смогут прорвать твари, а перед его глазами небольшими группами безуспешно рубились ювгеры, постепенно, шаг за шагом сдавая свои позиции.

Прямо перед собой сын Ульриха увидел кучку ювгеров, довольно-таки удачно обороняющуюся, а среди них того воина, с кем сошёлся в поединке возле шатра вождя Тартея. Решение пришло сразу, и было единственно верным, чтобы предотвратить разгром.

– Строй! – Закричал Рутгер, чуть не срывая голос, спрыгивая с камня, и становясь рядом со своим вчерашним противником. Он не надеялся, что ювгеры поймут его, он думал только о том, что когда они увидят, как плечом к плечу, к нему присоединяются виги, пришедшие на помощь, они догадаются, что нужно сделать.

– Проклятье! – Выругался Аласейа, щитом отбивая удар мутанта, и пронзая его мечом. – Мы в шаге от разгрома!

– Если ювгеры не собьются в строй, то мы проиграем эту битву! – Согласился с ним Стальной Барс, остервенело орудуя перначом. Он успел вовремя, и короткая пика, нацеленная в грудь вчерашнего соперника, была отбита, а сам её хозяин с раздробленным черепом повалился на землю, коротко пискнув. Ювгер быстро посмотрел на вига, и в его глазах мелькнуло что-то вроде благодарности. На угрюмом, искажённом злостью лице появилась мимолётная улыбка, и он чуть кивнул, что-то прокричав на незнакомом для Рутгера языке.

Союзники отозвались мгновенно, будто только и ждали этого приказа. Продолжая отбиваться от наседающих мутантов, они медленно, но верно сбивались в кучу. Конечно, это мало чем напоминало ровный, тщательно продуманный строй вигов, где каждый воин занимает строго отведённое ему место, в зависимости от своих возможностей, но всё же это лучше, чем быть уничтоженными по одиночке, и так, конечно, было больше шансов, чтобы устоять против исчадий ада.

Рядом с россами и вигами, щит к щиту, неумело пристраивались ювгеры, и похоже, что они были готовы биться до последнего вздоха, чтобы вернуть себе земли, с каких их вытеснили твари.

* * *

Глава 26.

Почувствовав на губах солоноватый привкус чужой крови, Рутгер с отвращением сплюнул, и опустился на камень. Сил, чтобы стоять на ногах, просто не было, и как он смог дожить до этого мгновения, уже само по себе казалось чудом.

Он ещё раз оглядел поле боя, чтобы удостоверится, что среди нагромождений мёртвых тел, трупов людей не так уж и много, да и принадлежат они ювгерам. Он не представлял, как бы он пережил себе потерю хотя бы одного человека из своей дружины, и ещё не зная результатов боя, мысленно просил Бессмертного Тэнгри сохранить жизни всем северянам.

Воевода и не представлял себе, что войско людей уничтожило так много исчадий ада. При свете разгорающегося утра, когда красный диск солнца только показался над вершинами дальних гор, и кажется ещё холодным, выжившим в битве открылось воистину ужасное, и в то же время завораживающее зрелище. Было невозможно поверить, что всё это сделали разумные существа, а не какое-то бездушное, кровожадное зверьё. В нескольких шагах от Стального Барса тлел завал из деревьев, наполняя утренний воздух смрадом горящей плоти, и всюду, куда ни кинь взгляд, везде можно было наткнуться на окровавленные трупы, кое-где лежащие кучами, а где-то поодиночке, будто ещё живые мутанты сами себе выбирали место, где им умереть.

Сзади послышались тяжёлые шаги, но оглянуться и посмотреть, кто это, уже не было сил. Из расслабленной руки, тихо звякнув, вывалился меч, что сын Ульриха достал из ножен, когда в пылу битву обломился оголовок пернача, и Рутгер с улыбкой смотрел на него, понимая, что не сможет поднять клинок.

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что спас мою жизнь. – Рядом, прямо на землю, пропитанную кровью, опустился тот самый воин, с кем воевода схватился у шатра вождя Тартея.

– Пустое… – Отмахнулся Стальной Барс.

– Народная молва права. Вы действительно сильные и умелые воины. Если бы не вы, то мы бы никогда не устояли против такой орды нежити.

Сын Ульриха всё же нашёл в себе силы, повернулся, и с улыбкой протянул руку:

– Я – Рутгер, Стальной Барс.

Ювгер кивнул, и, ответив на рукопожатие, произнёс:

– Меня зовут Коур. Я родной брат той самой Зурии, что ненавидит, и хочет убить вождь Тартей.

– Превратности судьбы. – Усмехнулся Барс.

– Что? – Не сразу расслышал воин, и вигу пришлось повторить:

– Превратности судьбы. Племянница хотела отравить вождя, а племянник бьётся за него, не жалея собственной жизни.

– Я многим обязан Тартею. – Коур даже не улыбнулся словам воеводы. – И бился я не только за вождя. Я проливал кровь за свой народ, и за его будущее.

В сущности, сын Ульриха и ожидал услышать от ювгера эти слова. Говорить с ним о чём-то было выше всяких человеческих сил, и он просто кивнул головой в знак согласия. Сейчас он думал только о том, какие потери понесли виги, и что сталось с Анди, когда он в пылу сражения прикрыл своим телом царя Россы, и получил удар боевым топором в защищённое доспехом плечо. Если с ним что-то серьёзное, то Аласейа может этого не вынести. Анди – последний телохранитель-росс, оставшийся в живых, до этого момента. К тому же они вместе провели детство. Росли, мужали, и вместе участвовали в своей первой в жизни битве.

– Рут! – Перед воеводой на колени упала Эррилайя, и прижавшись к его ногам, заплакала, часто вздрагивая плечами.

Ювгер понимающе покачал головой, и, улыбнувшись, отошёл в сторону, оставив влюблённых одних.

Стальной Барс боязливо оглянулся, надеясь, что этого никто не видит, но, к счастью, воины были заняты совсем другим. Они добивали раненых мутантов, и отыскивали среди кучи окровавленных тел, своих, чтобы оказать им посильную помощь.

Рутгер дрожащими руками снял с головы Эрли большой для неё рогатый, боевой шлем, и замер, боясь замарать грязными, кровавыми руками рассыпавшиеся по плечам ведьмы длинные, цвета воронова крыла, волосы. Снова защемило сердце, и только теперь, со страхом в душе он подумал, что мог погибнуть этой ночью, и уже никогда бы не увидел ту, без кого не представлял всю свою дальнейшую жизнь.

– Ну что ты… Всё уже кончилось, и мы победили. – Робко проговорил воевода, боясь потревожить любимую, и оборвать ту тонкую нить, связавшую их сейчас. О! Если бы он мог, то наплевал бы на всё, и, не обращая внимания на все разговоры, и улыбки воинов прижал к себе Эрли, и сказал, как она ему дорога! Но как? Как это сделать? Они так редко остаются наедине, а для войска он должен оставаться несгибаемым, сильным и суровым Стальным Барсом. Он чётко помнил слова приёмного отца, Вальхара, что человек, наделённый властью не имеет права на какие-то людские слабости.

– О, Боги! – Вдруг простонала ведьма, и было в её голосе столько обречённости, что Рутгер вздрогнул, и на мгновение ему даже показалось, что сейчас возле его ног сидит не его возлюбленная, а какое-то неизвестное, и таинственное существо: – Как я устала от всех ваших битв и сражений! Я хочу просто вернуться домой, и жить как обычный человек! Лечить людей, и просыпаясь утром знать, что никто не будет угрожать нашим жизням!

Воеводе стало так больно за любимого человечка, что он не смог сдержать слёз, навернувшихся на глаза, и скрипнул зубами. В голову как назло не могло прийти ни одного слова утешения, и он просто не знал, что сказать. Он просто чувствовал, что всё, что он сейчас скажет, будет встречено новой волной слёз, и всё же он сказал то, что ему казалось сейчас наиболее важно:

– Я дал слово…

– …и оно твёрже стали. – Закончила за него Эррилайя, и подняла измазанное грязью, заплаканное лицо, заглядывая ему в глаза.

Глядя в карие омуты полные слёз, Рутгер осознал, что эта девушка имеет над ним огромную власть, и, наверное, может диктовать свою волю, просто, по каким-то одной ей известным причинам, не хочет этим пользоваться. Что это? Ещё одно проявление любви? Да-да, что может быть важнее собственного взгляда на всё, пусть даже отличного от мнения другой половинки одного целого? В том, что они когда-то были одним целым, и по чистой случайности были разлучены, виг не сомневался, и это просто чудо, что они снова встретились, пусть и довольно-таки при странных обстоятельствах.

Стальной Барс не нашёлся что-либо возразить. Да и что тут скажешь? Эррилайя права. Он никогда не отступится, и не изменит своему слову, не бросит своих друзей, и всегда будет с ними, пока сердце способно биться. Разве не так должен поступать благородный воин в век, где жизнь человека не имеет цены, и коротка как вспышка молнии.

– Ничего не говори. – Устало произнесла ведьма, и медленно поднялась на ноги, поправляя волосы движением умудрённой опытом женщины: – Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать, и то, что ты сделаешь. Но… Женщина иногда хочет это слышать.

Воевода растеряно смотрел на гаарку, не понимая, что она хотела этим сказать, и пока собирался с мыслями, она махнула рукой, и усмехнулась, утирая слёзы тыльной стороной ладони:

– Какой же ты ещё мальчик… Ты не видишь очевидного, и в то же время в свои двадцать лет умеешь убивать с быстротой волка…

Эрли немного помолчала, укоризненно посмотрела на вига, явно думая о чём-то своём, и тяжело вздохнув, словно так и не смогла добиться от него того, чего ждёт уже давно, дрогнувшим, треснувшим голосом:

– Мне нужно идти к раненым.

– Я обидел тебя? – Так и не поняв, чего от него хотела услышать Эррилайя, и от этого злясь всё больше и больше, попытался схватить её за ладошку и остановить, воевода.

Ведьма без труда ускользнула от его рук, и, отойдя на пару шагов, с вымученной улыбкой на губах, сказала, прежде чем отойти к месту, куда сносили всех раненых:

– Разве ты можешь меня обидеть? Ты сказал именно то, что и должен был сказать.

Рутгер посмотрел ей вслед, подумав, что, наверное, так никогда и не научится понимать её до конца, а она будет удивлять его каждый день, повернулся на звук торопливых шагов. Это был Аласейа. На него было страшно смотреть, и в первые мгновения сын Ульриха даже подумал, что обознался, но нет, это был действительно росс. Даже сквозь боевую, чёрную раскраску было видно, как бледно его лицо, а руки и доспехи, казалось, полностью залитые кровью, говорили о том, что ему здорово досталось этой ночью. От прежнего, рассудительного царя Россы остался только горящий, цепкий взгляд, от коего невозможно укрыться, утаить свои мысли.

– Что с Анди? – Встревоженно спросил Рутгер, и с трудом поднялся на дрожащие ноги.

– Его время ещё не пришло! – Ответил росс, и в этих словах была вся гамма чувств, отряжающая его радость: – Ярило смилостивился над ним, и не забрал к себе его душу! Йеге сказал, что он вряд ли когда-нибудь сможет поднять меч, но зато он будет жить.

– Хвала Богам! – Искренне воскликнул воевода, улыбаясь. Гибель телохранителя и верного друга Аласейа была бы невосполнимой потерей для отряда. Только, будет ли он сам рад тому, что остался жив? Ведь для воина увечье, способное остановить его путь, значит слишком многое, гораздо больше, чем для какого-то другого человека. Невозможность принять участие в битве бывает хуже самой смерти. Виги в таких случаях, невзирая на раны, шли напролом, чтобы пасть в сечи, и отправиться к Очагу Бессмертного Тэнгри. Сможет ли Анди смириться со своей инвалидностью?