Древние Боги

– Микон не захотел проститься со своими боевыми товарищами? – Хмуро спросил Сардейл, поигрывая секирой, как только Стальной Барс подошёл к строю вигов.

– Ты бы хотел, чтобы друзья запомнили тебя немощным, скоро предстанущим пред Богами?

– Что же с ним случилось? Ещё день назад мы пили с ним вино из одной чаши! Правда, он чуть покашливал, но ведь это была обыкновенная простуда!

– Нет. Невидимая Смерть долго съедала его изнутри, и вот теперь это стало сильно заметно. Он сказал, что чувствует приближение своего последнего дня.

– Я хотел бы встретить свою смерть в сечи. Окружённый звоном мечей, и криками умирающих врагов. – Ветеран посмотрел в спину медленно удаляющегося Микона, и со вздохом заметил: – Жаль, что ему выпала такая доля. Он был добрым воином.

– Где Найс? – Грубо спросил Рутгер, стараясь за этой напускной суровостью спрятать пожар своих чувств.

Кто-то вытолкнул рыбака из общего строя, и тот остановился, вопросительно глядя на воеводу, ожидая приказа. Ещё бы! Того золота, что он запросил за то, чтобы просто указать дорогу, ему хватит надолго, и он сможет купить не одну лодку! Стальной Барс понимал, что цена была велика, что воины с трудом смогли наскрести такую сумму, вывернув все свои карманы и заплечные сумы, но он никогда не умел торговаться, да и не желал этого, считая, что человек, наделённый властью должен быть выше всех этих торговых сделок.

– Ты готов выступить?

– Да, воевода. Я готов был уйти ещё ночью, лишь бы быть от этой деревни подальше. – Найс придержал шляпу рукой, пережидая порыв ветра, и продолжил с горечью в голосе: – Не узнаю жителей!

– Что же ты заметил в них странного?

– До вашего прихода они были веселы и беззаботны. В домах слышался смех и музыка, теперь же слышу большей частью плач, и еле слышные проклятья духам, что привели на побережье нечистую силу.

Виг сразу понял, что имеет в виду рыбак, и подумал, что Зурия, в отличии от Эррилайи, чёрная ведьма, и она, сама того не ведая, распространяет вокруг себя ауру тревоги, предчувствия большой беды. Странно, почему он раньше всего этого не замечал? Почему этого никто не видит? Или все остальные ощущают то же самое, что и он, но не зная, что это может быть, просто молчат? Почему Эрли ничего не говорит об этом? Или ведьма не может почувствовать ведьму?

– Ты догадываешься, почему это произошло? – Внимательно глядя в глаза рыбака, спросил Рутгер, уже зная, что услышит в ответ.

– Я не знаю наверняка, но хочу убраться отсюда подальше. Я чувствую зло, что поселилось здесь, и боюсь, что скоро оно отравит меня.

– Чтож, веди нас, и не будем более откладывать наш поход.

Найс кивнул и отошёл в голову уже развернувшейся, небольшой колонны. Стальной Барс ещё раз посмотрел в сторону деревни, и с трудом подавил в себе желание вернуться туда, и одним взмахом меча покончить с этим непонятным колдовством, придавливающим к земле, и не даёт пить полной грудью этот удивительный морской воздух Картири. Ему казалось, что стоит нанести один-единственный удар, и многое может разрешиться! Мир сразу же станет чище, и никто больше не посмеет сделать какого-либо зла. В дружину сразу же вернётся Микон, и всё будет как прежде, как когда-то много дней назад.

* * *

Глава 6.

Ему показалось, что голова вот-вот лопнет пополам, а тупая, ноющая боль в плече вспыхнет пожаром, и его уже никто не сможет потушить. Он застонал, пытаясь открыть глаза, и тут же услышал молодой, усталый голос:

– Учитель, вам нужно беречь силы. Не нужно вставать и говорить. Просто поспите…

Разве он пытался встать? Да у него на это просто нет сил! Разве он сможет пошевелить хоть пальцем разбитого, непослушного тела? Где же он? Что с ним? Почему он не слышит ничего, кроме слабого потрескивания фитиля лампады?

Мерцающий свет чуть не ослепил, и Хранитель прикрыл глаза. Второй раз открыть их было уже легче, и он обнаружил себя сидящим на низком топчане в одной из келий внутреннего храма. К горлу сразу же подступила тошнота, и он вспомнил всё, что происходило с ним ранее. С самого первого дня, когда варвары пошли на приступ Храма Бессмертного Тэнгри, и до того момента, когда его ранили в левое плечо.

Жрец дотронулся до тугой повязки, и отметил про себя, что ему несказанно повезло. Ударь перман на ладонь ниже, и холодная сталь пронзила бы его сердце, оставив отроков без учителя.

Он не мог разглядеть монаха, сидящего возле его постели, а вместо зарешеченного окна, видел мутное, расплывчатое пятно света. Первой мыслью было, что он лишился зрения, но потом он успокоился, и подумал, что после такого ранения так и должно быть.

– Что с осадой? Где перманы? – Хрипло спросил Хранитель, чувствуя нечеловеческую, иссушающую жажду.

Где-то совсем близко плеснула вода, и по дуновение воздуха он скорее угадал, чем увидел перед своим лицом чашу, полную холодной, кристально чистой воды. Жадно схватив её руками, он осушил чашу в несколько длинных глотков, и, протянул обратно в темноту, переводя дыхание, давая понять, что хочет ещё воды. Только после этого он обрёл способность думать, и говорить. В голове прояснилось, и понемногу начало восстанавливаться зрение.

– Три дня назад перманы ушли к Вольфбуру, оставив нам разрушенные стены и несколько сот трупов своих соплеменников. – Проговорил монах, принимая из рук Хранителя, пустую чашу.

– Сколько отроков осталось в Храме? – Спросил Жрец, уже заранее боясь того числа, что услышит. Каждый погибший это его воспитанник, в кого он вкладывал частичку своей души, частичку своего сердца, и бережно раздувал в нём огонь знаний, чтобы, когда придёт срок отпустить их за стены Храма возмужавшими, благородными, достойными звания вига, людьми. Может, не стоило бросать их во всепожирающее пламя войны? Может, более правильно было бы уйти в горы, куда враги никогда не доберутся? Но что бы тогда стоили его слова о любви к Родине? О верности долгу? Смог ли бы он тогда смотреть в глаза монахов уведя их в горы?

– Чуть меньше трёх сотен… – Еле слышно прошептал отрок, и его голос задрожал.

– О Боги! – Простонал Хранитель, и попытался подняться.

– Вам нельзя вставать, учитель! – Почти в отчаянии воскликнул монах, робко пытаясь остановить старика, но тот опёрся о его плечо, и поднялся на дрожащие ноги. Он наклонился к заплаканному лицу отрока, и прошептал:

– Я должен всё это увидеть. Ты, понимаешь это? Храм – это вся моя жизнь, и я должен знать, что от него осталось. Где все монахи?

– Они готовятся к похоронам…

– Тогда тем более я должен выйти на свет, почтить память павших братьев и воздать им по заслугам! – Жрец осмотрелся по сторонам в поисках посоха, и, кажется, заметил его у изголовья постели.

Монашек нагнулся, боясь отойти дальше, чем позволит рука Хранителя, и, подняв посох, всхлипывая, проговорил:

– Идёмте, учитель. Я буду вас сопровождать.

Ощущая, что силы ещё не совсем вернулись к нему, старик шёл медленно, шаркая ногами, будто был закован в многопудовые цепи. Каждый шаг давался с большим трудом, и с каждым ударом сердца в виски била волна обжигающей крови.

Остановившись в гулком, каменном коридоре, чтобы перевести дыхание, учитель наклонился к отроку, и спросил:

– Ты был в битве?

– Старшие братья не пустили меня в сечу, но я стоял на стене, и разил из арбалета наших врагов! – Монашек сказал это с таким воодушевлением, что Хранителю невольно вспомнились дни своей молодости, и он улыбнулся.

Это было счастливое время! Таким счастливым как в юности, он уже никогда не был. Ему казалось, что Обитаемый Мир только для того и создан, чтобы он в нём жил. Солнце светило только для него, только для него горы тянулись к небу, и царапали своими вершинами края облаков, и только для него был этот волшебный воздух, каким, казалось, невозможно надышаться. Впереди была вся жизнь, и можно было не заботиться о том, сколько времени отпустил ему Бессмертный Тэнгри. Он был вечным! Смерть представлялась чем-то таким далёким, несуществующим, как магия, что о ней не хотелось и думать! Идя в свою первую битву, он ни на мгновение не задумался, что его могут убить! В своих мечтах он видел себя прославленным воином, совершившего немало подвигов, и его чуть ли не боготворит собственный народ, и… Сразу чуть не погиб, не подставив под рой стрел свой щит. В той битве видимо Бессмертный Тэнгри ещё не хотел призвать его к себе, и пощадил. Тогда он в первый раз в жизни увидел, что такое смерть, и тогда осознал, что может так же лежать с раскроенной надвое головой, с вываленным на траву окровавленным мозгом.

– Что с вами, учитель? – Участливо спросил отрок, снова подставляя плечо, и поддерживая старика.

– Ничего. – Хранитель видел свет в конце тёмного, каменного коридора, лившегося через арочный проём открытой двери. Он манил к себе как мечта, что может никогда не сбыться, но к ней обязательно нужно идти, ведь жизнь, это и есть стремление к тому, что всегда будет за горизонтом.

Ещё несколько шагов, несколько ступеней, ещё одно нечеловеческое усилие… Свет хлестнул по глазам плетью, мгновенно выдавив слёзы, и жрец остановился, держась за дубовый створ, пытаясь проморгаться, и окинуть взглядом всё то, что осталось после нескольких дней жесточайшей осады.

В нос ударил запах гари, гниющей человеческой плоти, и Хранитель вдруг подумал, что может быть и к лучшему, что у него ещё не до конца восстановилось зрение, и он сейчас слеп как крот? Выдержит ли его сердце то, что он увидит? Внутренне уже приготовив себя, он медленно начал открывать глаза, и если бы не держался за массивные дубовые двери, то, наверное, упал бы, и снова потерял сознание. Храм Бессмертного Тэнгри перестал существовать! Всюду, куда ни бросал свой взор жрец, он видел только дымящиеся развалины, закопчённые глазницы окон, и застывшие в вековой неподвижности, тела убитых. Сначала ему показалось, что монашек обманул его, и выживших после осады нет вообще, но вот где-то внизу, у самого подножия обвалившейся стены вдруг раздался звонкий мальчишеский голос, и мёртвый, изувеченный замок начал медленно наполняться жизнью. Нет! Не все монахи погибли! Не всех призвал к себе Бессмертный Тэнгри! А если так, то те, кто выжил, отстроят новый Храм, и восславят тех, кто пал в жестокой, кровопролитной сече.

– О Боги… – Прошептал Хранитель, чувствуя, что силы вот-вот оставят его. – Сокровищница. Что с ней сталось? Цела ли она?

– Не беспокойтесь, учитель. – С самым серьёзным видом ответил отрок. – Варвары не смогли добраться до неё. Сейчас братья пытаются разобрать завалы, и освободить вход в неё.

– Слава вашему мужеству и стойкости. Об этой осаде ещё долгие века будут вспоминать с содроганием в сердце, и потомки восславят наши имена. – Жрец нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться, и смог подмигнуть монаху.

* * *

Лорд Сатвел с головы до ног осмотрел старого советника Хардура, и усмехнулся:

– Что же мне мешает схватить тебя, и разодрать конями?

Виг не выказал и тени беспокойства. Он всё так же подбоченясь стоял, с гордостью поглядывая по сторонам на перманов, и можно было подумать, что он делает великую милость, снизошедши до тех, кто не достоин даже дышать с ним одним воздухом. Словно он говорил, что, мол, я-то, чистокровный, благородного происхождения, а все вы шавки без роду и племени. Это было даже забавно, и лорд снова улыбнулся. Готовясь к этим переговорам, Сатвел велел насадить отрубленные головы на пики, а самых кровожадных воинов стянуть к своему шатру. Может это подействует на переговорщиков, и они убедят жителей Вольфбура сдать город без боя?

Дьявол раздери его доброту! Зачем он пожалел эту неблагодарную чернь? Почему не стал штурмовать столицу Лазоревых Гор в первые же дни войны? Почему решил сохранить Вольфбур таким, какой он есть и сейчас? Что его связывает с городом? Да совершенно ничего! Вся его семья, богатство, челядь, ближние и дальние родственники с началом войны находятся в неприступном родовом замке, охраняющимся днём и ночью четырьмя сотнями отборных сивдов.

Он хотел въехать в Вольфбур на белом коне, в короне, с золотым мечом власти в руке, осыпаемый красными цветами, как всегда въезжали в столицу законно выбранные Владыки. Он и послал гонцов из сивдов, чтобы горожане приготовились к его встрече. Надежда хоть и слабая, но всё же была, и он даже немного удивился, когда увидел на городских воротах труп повешенного гонца.

В ярости он хотел отдать приказ на штурм, но чуть позже передумал, решив, что жители одумаются, когда увидят его войско, и откроют ворота. В конце концов, в городе ещё полно знати, и она, во что бы то ни стало, захочет сохранить своё богатство, уговорит чернь сдаться, ничего не теряющей, кроме своих жизней. И вот, на второй день ожидания, когда в поле перед городом раскинулся огромный лагерь наёмников, а новые отряды всё прибывали и прибывали, когда разбили свои красные шатры надменные ярвиры, на главной башне Вольфбура взметнулся белый флаг. Это был хороший знак, и лорд Сатвел подумал, что сможет обо всём договориться, и виги, понимая безвыходность своего положения, сдадут оружие. А уж тогда… Плевать на обещания и клятвы! У каждого терпения есть свой конец, к тому же, пока жив последний виг, всегда можно будет ожидать восстания. Нет. Решено. После того как ярвиры войдут в город, Сатвел отдаст его на разграбление. Он отстроит новую столицу в новом месте, и пусть на Священной горе Эрпон останутся только дымящиеся развалины.

Старый, одноглазый Хардур выглядел чёрной, невзрачной вороной, в своих поношенных вижских доспехах, на фоне телохранителей лорда, разряженных в блестящие, посеребрённые панцири, и всё же Сатвел многое бы отдал, чтобы в его войске появилась хотя бы сотня таких отчаянных головорезов как этот виг. Хардур один стоит десятка хорошо выученных ярвиров или перманов, и если он решится добраться до самозваного Владыки, то совсем не значит, что они могут успеть ему помочь.

На слова лорда седой ветеран улыбнулся, неторопливо разгладил окладистую бороду, заплетённую в две косы, и заблестев глазами из-под полумаски шлема, ответил:

– Я старый человек, и Бессмертный Тэнгри давно призывает меня к себе. Я славно пожил, и свита из убитых мною врагов давно перевалила за сотню. Ты можешь казнить меня, но прежде чем это сделать подумай над тем, что я не смогу сказать в Вольфбуре, и какие твои слова не донести до ушей горожан.

Сидя в кресле в пяти шагах от Хардура Сатвел почувствовал себя неуютно, и вдруг подумал, что если тот вырвет меч из-за спины, из ножен, то вполне сможет дотянуться до него, и в мгновение ока отрубить ему голову. Глядя на ветерана из-под лобья, покачивая в руке золотой кубок с вином, лорд призвал всё своё мужество, чтобы не выказать страха, и как можно твёрже произнёс:

– Пройдя по лагерю, ты многое видел, и наверняка успел пересчитать половину моих воинов. Что ты думаешь об этом? Сможем ли мы одержать победу?

– Несомненно, победа будет за вами, и Вольфбур падёт к твоим ногам, вот только кто будет держать твоё знамя, и кто наполнит кубок батгейским вином? Штурмуя гору Эрпон ты потеряешь всё своё войско. Так стоят ли твои усилия того, чтобы остаться во главе жалкой кучки израненных дикарей?

– Ты всё так же горд и спесив, каким я знал тебя ещё с детства. – Сатвел сделал глоток из кубка, продолжая внимательно наблюдать за стариком. Проклятье! В окружении телохранителей он чувствовал себя беззащитным!

– Только я остался верен когда-то данной роте, а ты избрал другой путь, чтобы остаться в памяти потомков. Не боишься ли ты проклятий своего народа?

– Нет. – Беззаботно отмахнулся лорд, и чуть подавшись вперёд, сказал: – Потомки будут мне благодарны, что я очистил их народ от слабых, и создал новую расу, что со временем покорит весь мир!

Слова посла ярвиров, Ниирде Соо запали глубоко в душу, и Сатвел видел себя никем иным, как тем, кто сотрясёт Обитаемый Мир, и положит начало новой эпохи, где ему отводилась одна из главных ролей.

– О чём ты говоришь? – С тревогой спросил Хардур. – О какой новой расе ты говоришь? В тебя вселились бесы, или Бессмертный Тэнгри отнял у тебя разум?

– Ты даже представить себе не можешь, что ждёт в будущем страну Лазоревых Гор! – Воскликнул самозванец с воодушевлением, наслаждаясь произведённым на старика впечатлением. – Я возвеличу наш народ! Мы будем править Обитаемым Миром, а все другие расы будут нашими рабами!

В возбуждении лорд поднялся с кресла, и отбросив кубок на жухлую траву, приблизился к Хардуру на опасно близкое расстояние, но он уже этого не замечал. Захваченный своими собственными словами он продолжал развивать мысль, и ему было всё равно, слышит его кто-нибудь, или нет. Сейчас он был уверен, что каждое его слово имеет глубокий смысл, и особое, какое-то непередаваемое значение, что можно понять только сердцем, а не головой.

– И для этого ты готов уничтожить свой собственный народ? – Прошептал поражённый ветеран, но его услышали все, в том числе и лорд.

– Я не уничтожаю свой народ! Я его очищаю от скверны, поселившейся в душах вигов много лет назад! Только сильный человек может остаться жить, чтобы положить начало новой расе!

– Да ты безумен! – Отшатнулся старик.

– Я? – Сатвел захохотал. – Это вы безумцы, раз решили противиться воле Богов, и запёрлись в Вольфбуре! Это вы безумцы, раз не хотите видеть, какое великое будущее ждёт страну Лазоревых Гор!

– Опомнись, лорд! Потомки проклянут тебя в веках и день за днём будут преследовать твой род, пока не уничтожат всех, одного за другим!

Сатвелу показались забавными слова седого ветерана, и ухмыляясь, он подошёл ещё ближе на шаг:

– Что мне проклятия тех, кто совсем скоро, самое позднее через несколько дней, сойдёт в могилу? Иди и передай вигам, что у них есть время до утра! Если и тогда они не выбросят белый флаг, то я возьму город, и убью каждого, не пощадив стариков и детей! Если мне принесут ключи от города, я ещё подумаю, кого оставить в живых!

– Не понимаю… – Процедил сквозь зубы Хардур, для чего-то отступая на шаг назад. – Зачем нам сдаваться, если ты никому не хочешь пообещать жизнь?

Лорд снова засмеялся, и бросил через плечо кубок, зная, что его всё равно подхватит расторопный слуга из заулов.

– Разве не понятно? Тот, кому посчастливиться, выжить, тот будет рабом! Во имя будущей расы они умрут, но смерть их будет совсем не из лёгких!

Он не заметил резкого, неуловимого движения старого вига. Перед самым горлом с тихим жужжанием промелькнул стальной веер меча, и с обжигающим страхом Сатвел отшатнувшись понял, что будь Хардур на полшага ближе, то новый Владыка страны Лазоревых Гор сейчас уже бился бы в конвульсиях, и ему не смогло бы помочь мастерство любого из шаманов перманов, или знахарей ярвиров. Перерезанное горло – верное средство, чтобы отправить человека к Очагу Бессмертного Тэнгри.

С особым наслаждением он смотрел, как четверо дюжих телохранителя избивают старика, и когда тот, наконец упал, кашляя кровью из отбитых лёгких, крикнул:

– Хватит! Я хочу, чтобы виги видели, что сталось с их гонцом. Приготовить верёвки и лошадей!

Он подошёл ближе, когда телохранители тяжело дыша расступились, и не боясь испачкаться, наступил сафьяновым сапогом на чуть подрагивающую руку Хардура, которая, похоже, была сломана в нескольких местах. В этом ему виделось войско вигов. Истерзанное, истекающее кровью, медленно издыхающее, и не способное ни к какому сопротивлению.

– Зачем же ты сделал это, старик? Твоя смерть будет ужасна!

Лорд не поверил собственным глазам в то, что увидел в следующее мгновение. Кажется, это было против всех законов природы, и человек кашляющий кровью, с пробитыми собственными рёбрами лёгкими, не может не то, чтобы говорить, но и дышать!

– Жизнь ничего не значит для того, кто жаждет славы. – Захлёбываясь кровью прохрипел Хардур, и с трудом улыбнулся, оскалив ряд сломанных зубов. – Моё имя будет выбито на Красной Стене Храма Бессмертного Тэнгри, а ты будешь проклят на века....

Сатвел отшатнулся от умирающего ветерана, и нетвёрдым шагом направился к себе в шатёр. Ему хотелось напиться, и провалиться в сон, чтобы больше ничего этого не видеть, и не слышать далёкий шум войска, готовящегося к битве. Войска, что он собрал для штурма священной горы Эрпон.

* * *

Глава 7.

Найс грустно посмотрел в сторону моря, словно пытался увидеть нечто такое, что могло бы вызвать его улыбку, и со вздохом сказал:

– Нет. Начинается сезон штормов, и благоразумнее всего держаться ближе к берегу. К тому же в это время у тварей из глубин начинается гон, и горе тому мореходу, кто не успеет спрятаться в тихой, удобной бухте.

– Твари из глубин? – Тихо переспросил Рутгер, глазами выискивая место, куда можно было бы поставить ногу без риска чтобы не оскользнуться, и не скатиться вниз под смех воинов.

– Разве тебя это удивляет?

– Отнюдь. – Усмехнулся Стальной Барс. Он посмотрел вверх, по склону, на петляющую узкую тропу, и подумал, что нужно как можно скорее подняться по ней. Скоро пойдёт дождь, глину размоет, и тогда чтобы пройти по ней будет стоить невероятных усилий.

Внизу всё так же продолжало шуметь море, с яростью набрасываясь на прибрежные скалы, словно хотело проглотить их, но не могло, разбивалось, и, взрываясь пеной, с недовольным шипением уползало, чтобы через какое-то время снова повторить свою попытку. Ветер рвал тяжёлые тучи, наполненные дождём, и казалось, что ещё чуть-чуть, совсем скоро начнётся нечто страшное, то, в чём человеку невозможно выжить, и лучше всего будет найти какое-нибудь надёжное укрытие.

– Расскажи мне о них. – Воевода на мгновение остановился, чтобы оглянуться и посмотреть на тропу, где цепочкой поднимались воины. Где Эрли? Как она там? Отстала? Нет, вон её поддерживает Норхорд. Нужно поторопиться, чтобы не быть застигнутыми бурей.

– Что я могу о них рассказать? Кажется, эти твари были всегда, ещё до Апокалипсиса, и выросли до таких размеров, что без труда могут проглотить целый корабль! Что уж говорить об обычной лодке с рыбаками! Иногда, ночью, они поднимаются из глубин, и утаскивают на дно зазевавшихся моряков своими огромными щупальцами.

– И всё же ты не боялся выходить в море!

– Нет, я и сейчас боюсь, и всё же иду, потому что море, это моя жизнь. Что может быть прекраснее этой необузданной стихии, во власти какой ты находишься?

– А как же твари?

– Я знаю их повадки, привычки, и этого достаточно, чтобы вовремя избежать встречи с ними.

– Есть здесь какое-нибудь укрытие?

– Да. Есть пещера, и если она не занята, мы расположимся в ней, чтобы переждать бурю. – Найс обернулся, и как-то странно посмотрел в глаза воеводе.

– Что ты хочешь этим сказать? – Спросил Рутгер. Он не боялся опасности, мутантов, разбойников, и всех тех, кого ещё может наслать на него Бессмертный Тэнгри, чтобы испытать его характер. Зачем бояться того, у кого есть кровь, и его всегда можно убить мечом?

– Это единственное место в округе, где можно спрятаться от непогоды, и там всегда кто-нибудь есть. Это могут быть и обычные торговцы, рыбаки, и даже разбойники с Ратийских скал. Там с давних пор действует неписанный закон, что никто ни на кого не нападает, и не лишает жизни, и всё же лучше быть осторожнее.