Древние Боги

Быстрее! В центр лагеря! Туда, где ещё днём был замечен шатёр полководца, и где должен был находиться предатель, в своё время сделавший всё, чтобы никто из вигов не смог вернуться домой. О! Как долгожданна и сладка будет месть! Наверняка он уже давно считает отряд павшим в битве с упырями, и будет немало удивлён, увидев снова тех, кого ненавидел!

Странно, непривычно, не ощущать на своих плечах тяжесть кольчуги двойного плетения. Словно остался беззащитен перед сотнями врагов, и им ничего не стоит пронзить мечом такое слабое, затянутое только в тёмный тегиляй, человеческое тело. Не думать об этом. Вперёд. Вперёд! Если никто не совершит никакой ошибки, если никто не издаст какой-нибудь шум, и если никто из пяти сотен русов не проснётся, то всё пройдёт хорошо, и лорд Архорд будет похищен, как и задумал воевода. Конечно, это не остановит гвардейцев, и они всё равно будут атаковать, ведомые советниками и сотниками полководца, но ведь самого-то его уже не будет, и все его планы будут известны противнику! Тогда останется сущая мелочь – заманить войско русов в узкое ущелье, и захлопнуть ловушку. Всего лишь! Но это не так-то легко сделать. Ни один воин не пойдёт в ущелье, что будто самой природой создано для засады. Надо привести их в неописуемую ярость, чтобы гнев, как пелена упал на глаза, и они ничего не заподозрили. Может, для достижения этой цели хватит похищения полководца? А если этого мало? Архорд не рус. Кто захочет отомстить за чужеземца, всего несколько дней назад получившего в свои руки власть?

Шатёр полководца был виден издалека, подсвеченный двумя ярко горящими кострами, и сейчас к нему сразу со всех сторон, пробираясь между спящими врагами быстро скользили тени вигов. Телохранители лорда, стоящие перед входом в палатку, не успели подать сигнал тревоги. Четыре стрелы, метко пущенные Хортером откуда-то из темноты, закончили их земной путь мгновенно, и бойцы в серебристых доспехах без звука упали на землю.

На один удар сердца Рутгер задержался возле палатки, расшитой золотыми нитями, посмотрел, как стягиваются к ней виги, передвигаясь бесшумно, как привидения, и отдёрнув полог, решительно вошёл внутрь. При слабом освещении масляного светильника он смог разглядеть тёмные очертания какой-то мебели, блеснули доспехи, висящие на опорном шесте, и наконец, в одном углу, отгороженный лёгкой материей, он увидел топчан. Несколько стремительных шагов, и отдёрнув в сторону одеяло, он схватил за плечо спавшего, готовый тут же пронзить его длинным ножом, если тот попытается закричать. Тот вздрогнул, резко повернулся, и в его руке сверкнул меч. Проклятье! Это был не Архорд! Растерявшийся на мгновение воевода перехватил его руку, и ударил ножом в сердце. Вижский клинок без труда вспорол лёгкую кольчугу под полотняной рубахой, и рус что-то прохрипев, рухнул, обливаясь кровью.

Стальной Барс схватил светильник, и, обжигаясь, поднёс его к трупу. Нет! Это действительно не Архорд. Он увидел волевое лицо, перекошенное болью, чуть с прищуром остекленевшие глаза, и ему показалось, что он где-то уже встречался с ним. Да! Точно! Он видел его в свите императора на Большой Арене в Егдере! Теперь это уже не важно. Где Архорд? Неужели Ильвур что-то напутал, и полководцем назначен не предатель, а кто-то другой? Как это понимать? Ловушка?

Воевода подхватил меч из выпавшей руки убитого, и повернулся на треск разрезаемой материи. В прорезе показалось лицо Увгарда перемазанное сажей. Блеснули глаза и зубы, обнажённые в улыбке:

– Рут! Нужно уходить!

– Здесь нет Архорда! – Выдохнул Стальной Барс, оглядываясь в поисках ещё одного топчана. Может, он его просто не заметил?

– Мы взяли его в соседнем шатре.

Ни слова не говоря, Рутгер выскочил из палатки. Небо заметно посветлело, и звёзды уже не казались такими яркими, но тени вигов, двигающиеся к лесу, стали более заметны. Быстрее! Быстрее! Пока никто из русов не проснулся. Пока не взревели трубы, будоража лагерь, и он не наполнился сотнями воинов готовых остановить крохотный отряд лазутчиков.

Облегчённо вздохнуть воевода смог только на опушке леса, когда тяжело дыша, виги остановились, и связанный лорд Архорд был брошен на землю. Стальной Барс склонился над ним, и заглянул в бешено округлившиеся глаза, налитые кровью. На него нельзя было смотреть без злорадной улыбки. Куда делась его спесь и заносчивость? Связанный по рукам и ногам, в одной нижней, льняной рубахе, без сапогов, со ртом, заткнутым куском грязной шкуры, он представлял собой жалкое зрелище!

– Вот мы и снова встретились. За сколько ты нас продал? Надеюсь, цена была подходящая.

Рутгер выпрямился, и вдруг понял, что среди одинаковых, ухмыляющихся чёрных лиц вигов не хватает ещё нескольких:

– Где остальные?

– Вон, бегут. – Хрипло, за всех ответил Увгард. – Наш Вальгер пока не пустит кровь десятку врагов, не сможет успокоиться.

По полю, от лагеря русов бежало два вига, и один из них действительно был Вальгер. Его было легко узнать по росту, и ширине плеч, а вот второй, что нёс обломок копья, со знаменем русов, похоже, был Лавбером, кому никогда не везло ни в одной битве. В каждой он получал какое-то лёгкое ранение, и Йеге с Эррилайей почти не отходили от него, делая перевязки.

– Лишь бы это не мешало нашему общему делу. – Пробормотал Стальной Барс, с тревогой вглядываясь в спящий лагерь врага. Ему показалось, что он заметил там какое-то движение. Нет, хвала Бессмертному Тэнгри, всё спокойно.– Уходим. Негоже оставаться тут. Скоро совсем рассветёт, и гвардейцы начнут просыпаться.

Воины, подхватив упирающегося лорда, скрылись в лесу, а Рутгер дождался Вальгера, и второго вига, кем действительно оказался Лавбер. Друг детства остановился, и тяжело дыша, уперев руки в колени, улыбаясь, довольно проговорил:

– Если я сегодня отправлюсь к Очагу Бессмертного Тэнгри, то у меня будет хорошая, большая свита из убитых врагов!

– Резать спящих не достойно настоящего воина. – Хмуро заметил воевода. Ему не понравилось то, что тот задержался, рискуя успехом вылазки, пусть даже и принёс знамя вражеского войска. Будь он менее осторожен, допусти пусть небольшую оплошность, то совершенно не ясно, как бы развивались дальнейшие события. Вполне могло быть, что они уже давно были бы мертвы.

– Меня учили, что враг должен быть убит любым способом, и не важно, произошло это в битве или в каком-то другом месте. Разве не может быть такого, что те, кого я умертвил сегодня утром, могли бы убить меня самого сегодня вечером? К тому же, мы с Лавбером принесли знамя! Ещё не начав сражаться, мы уже опозорили врага!

Стальной Барс не нашёлся что ответить. Вытер нож о траву, повертел в руках меч, взятый в шатре, и усмехнулся. Скорее это украшение, а не оружие. Богато украшенная драгоценными камнями рукоять была слишком тяжела, чтобы можно было долго вести с таким клинком длинный, затяжной бой, а само лезвие было заточено с обеих сторон от самого жала, до гарды. Виги тоже точат обе грани меча, но только до половины. Место, каким отбивались вражеские удары, всегда было тупым.

– С таким мечом хорошо красоваться в ярмарочный день. В сечу я бы взял свой собственный. – Улыбнулся Вальгер.– Может быть, он выглядит неказисто и бедно, зато ни разу меня не подводил.

– Да. Действительно. Не вижу в нём ничего ценного. – Согласился воевода, и немного подумав, сунул меч за пояс. Потеря знамени, убитый полководец, пропажа лорда-иноземца, вырезанный дозор, и десяток воинов разозлит кого угодно, и русы, когда обнаружат всё это, придут в неописуемую ярость. Какое-то время они будут решать, что делать, потом разошлют во все стороны лазутчиков, и те обнаружат лагерь восставших рабов. Это будет сделать легко, так как те не будут ни от кого прятаться, и в костры набросают сырых, еловых веток. Густой дым над плато и укажет гвардейцам, где находится их противник. Кто тогда сможет удержать их от жажды мести? Сотники, и оставшиеся в живых советники? Вряд ли. Те тоже будут думать только о том, чтобы пустить кровь рабам, возжелавшим свободы.

– Уходим. Хорошо то, что хорошо кончается. – Проговорил Рутгер, довольный тем, что пока всё идёт по плану. Про знамя он почему-то даже и не подумал. Хорошо, что Вальгер догадался сделать это. – Ещё до того, как взойдёт солнце, мы должны быть у ущелья.

– Так давай поторопимся! У нас остаётся всё меньше и меньше времени! – Улыбнулся приятель. – Сегодня будет славная битва, и я чувствую, что Бессмертный Тэнгри будет доволен кровью, что мы прольём!

* * *

Сотни мыслей. Сотни вопросов, и ни одного ответа. Даже когда всё продумано до мелочей, даже когда что-то сделать по-другому невозможно, всегда в душе найдётся место для сомнений, что будут безжалостно терзать разум. Перегруженный мозг выстраивает сотни предположений, одно краше другого, и хотя сознание подсказывает, что такого не может быть, всё равно кажется, что такое вполне возможно. Если кто-то сделает вот так, а не эдак, и если кто-то заметит совсем не то, что ему хотят показать… Прочь сомнения! Скоро грянет битва, где не может быть никаких если! Сила на силу! Смерть на смерть!

Рутгер просунул руки в рукава кольчуги, немного попрыгал, чтобы она села по телу, и повернулся к Эррилайи спиной, чтобы она смогла застегнуть ремешки горжета.

Солнце давно перевалило за полдень, но в окрестностях плато так никто и не появился. Нигде не было заметно никакого движения. Не шевельнулась высокая трава, не качнулись ветви кустов, и не осыпались камни под неосторожной ногой. Неужели всё напрасно, и тщательно продуманный план никогда не сможет быть приведён в действие? Где он мог просчитаться? Он же мыслил как виг, а русы, могут сделать совсем по другому, и утренняя вылазка была совершенно напрасной?

– Будь осторожен. – Тихо проговорила Эрли, пытаясь справиться с вдруг ставшими непослушными ремешками.

– Разве со мной может что-то случиться, пока ты провожаешь меня на сечу? – Как можно веселее отозвался Стальной Барс.

– Удача воина переменчива, и я боюсь, что ваш бог может призвать к себе того, кто мне дорог. – Грустно вздохнула ведьма. – Так издревле повелось, что жёны провожают своих мужей на битву, и со страхом в сердце ждут их возвращения к домашнему очагу.

– Надо мной обережный круг. Бессмертный Тэнгри хранит меня, и ещё не скоро призовёт к себе. – Уверенно сказал воевода, и, повернувшись, коротко глянув по сторонам, поцеловал Эррилайю в губы. Из-под обреза шлема на него смотрели карие глаза, переполненные тревогой. – Ты что-то видела?

– Боги пошлют тебе удачу, только…

– Что, только? Ты совсем не умеешь скрывать свои мысли, так что, говори всё, как есть. Я приму твои слова, какими бы они ни были.

– Я видела твою кровь, но цепь жизни не порвалась. – Голос гаарки дрогнул, и по щеке скатилась слеза, задержавшись на подбородке.

– Так чего же ты так расстроилась? Меня просто ранят, а в этом нет ничего страшного! Шрамы украшают мужчину, к тому же это будет ещё одним свидетельством моего подвига.

– Да, наверное… – Нехотя согласилась Эррилайя. – И всё же…

– Рут! – К воеводе подскочил Хортер, и широко улыбаясь, доложил: – Я видел лазутчиков русов!

– Где?

– На опушке леса!

«Тёмный» и виг, пригнувшись, почти ползком, подобрались к каменному гребню, и осторожно выглянули из-за него. Хортер показал рукой, где видел врага, и добавил:

– Они и сейчас там.

– Я ничего не вижу. – Пробормотал Стальной Барс, пристально вглядываясь в жёлто-зелёную листву. Он никогда не жаловался на зрение, но сейчас действительно ничего не мог разглядеть под кронами деревьев, чуть тронутыми осенью. – Твои глаза острее, чем мои. Было бы неплохо узнать, о чём они ещё и думают. Хотя, тут сразу понятно. Это ущелье как нельзя лучше подходит для засады.

– Я отведу им глаза, и внушу, что здесь нет опасности. – К гребню подползла Эрли.

– Ты сможешь это сделать? – Удивлённо спросил Рутгер, глядя на девушку.

– Если так делала моя мать, то почему не смогу сделать и я? Я знаю каких духов надо призывать на помощь, о чём молить их, так что можно попробовать.

Воевода посмотрел в сторону плато, на цепочку воинов и восставших рабов, распластавшихся на гребне, готовых по его сигналу обрушить груды приготовленных камней, на дым, поднимающийся над лагерем от нескольких больших костров, и спросил:

– Скольких усилий тебе будет это стоить?

Он помнил состояние возлюбленной, когда она силой мысли говорила с духом подземелий. Он помнил то гнетущее состояние беспомощности, когда ничем не мог ей помочь и взять хотя бы часть боли на себя. Он был бы рад, если это больше никогда не повторилось, но сейчас, похоже, просто не было другого выхода. Гвардейцы чувствовали ловушку, не хотели в неё идти, и надо было, во что бы то ни стало, изменить их решение. От этого зависело всё. И исход боя, и существование отряда, и дальнейшие поиски убежища Древних Богов, а значит, и будущее страны Лазоревых Гор.

– Разве это важно? – Как-то сразу постарев, будто почувствовав, что её ожидает, устало спросила Эррилайя. – Наберитесь терпения, и отойдите в сторону. Мне нужно поймать их взгляд…

Рутгер и Хортер отползли от края скалы, стараясь остаться незамеченными. Смежив веки, ведьма опустилась на колени, невнятно, про себя, стала читать молитвы на языке гаар, потом вдруг резко встала, открыла глаза, и подняла вверх руки. Её голос креп, становился громче, отражаясь от крутых стен ущелья, и скоро стало казаться, что многие сотни ведьм кричат страшные, непонятные заклинания, от каких становилось не по себе, и сознание сразу убеждалось, что сейчас может случиться нечто, не поддающееся описанию разума.

Кем же она стала теперь?! Стальной Барс прекрасно помнил их первую встречу, и что он тогда подумал о ней. Обыкновенный, человеческий заморыш, не лишённый гордости, напускной спеси, и тщеславия. Она легко говорила о том, что казалось сказкой, и вещами, какие никогда не могут сбыться, однако, время показало, что она всегда была права. Ведьма! Так она назвала себя, чем вызвала смех многих воинов. Её слова совсем не совпадали с представлениями воеводы о тех изгоях, что пытались изменить человеческие судьбы, и каких везде преследовали. Что тогда побудило его взять её с собой Сармейские степи? Любопытство, или то, что она громко заявила о себе? Тогда она совсем не походила на невесту Владыки страны Лазоревых Гор, на ведьму, а скорее всего на нищенку, каким-то образом узнавшей, где будут проходить виги и то, что они ищут. Сколько же прошло времени с тех пор? Сколько поприщ было пройдено, и съедено соли? Как так случилось, что воины приняли её в свою семью, и делились с ней тем немногим, что было у самих? Почему её слова, поначалу вызывавшие смех, стали восприниматься серьёзно? Когда произошло то, когда промелькнул миг, когда Рутгер осознал, что любит её? На ней не было роскошных одежд, и весь её наряд состоял из обычной, полотняной рубахи, портов, старого плаща, отданных кем-то из воинов, но всем она была так дорога, что каждый мог бы отдать жизнь, защищая её.

Эррилайя повернулась, и сделала неверный шаг к воеводе. На её бледное, постаревшее лицо было страшно смотреть. Исчез румянец, заострились скулы и нос, а в огромных, тёмных глазах застыла немая боль. Падая на руки возлюбленного, теряя остатки сознания, она успела прошептать:

– Они поверили мне. Войско войдёт в ущелье…

* * *

Глава 30.

Урток, вождь перманов, стоял, опустив голову, словно чувствовал за собой вину. Он был жалок! В грязной одежде, мятых доспехах, с перевязанной ногой и головой, он уже не казался тем грозным великаном, увиденного лордом Сатвелом в первый раз, когда он ступил на землю страны Лазоревых Гор.

Не слезая с коня, лорд ещё раз, хмуро, с презрением, посмотрел на пермана. О, как ему хотелось, выхватив меч, отрубить ему голову! Сколько забот бы сразу отпало! Не нужно было бы никому платить золотом за кровавые услуги, и не стало бы этого своенравного, непослушного вождя, с кем было с каждым днём сложнее и сложнее договориться. Но нет, это будет опрометчивый шаг. Перманы ещё сильны, хотя в каждой битве они гибнут десятками. Как раз то, что надо! Сколько их останется, когда придёт время расплаты? Сотня? Две? Это совсем пустяк, и на него не стоит обращать внимание.

– Разве ты не получил приказа прекратить штурм Храма Бессмертного Тэнгри?

– Я был в ярости, и не мог остановиться! – Хрипло, с ужасным акцентом ответил Урток. – Я потерял много воинов, и хотел отомстить за их кровь!

Хмурое небо, мелко накрапывающий дождь не добавляли настроения, и желтеющие деревья леса только усиливали ощущение тревоги, словно безмолвно напоминали о зиме, и том, что все его планы рушатся. Если не поторопиться, и до настоящих дождей, до настоящей осени не захватить полностью страну Лазоревых Гор, то потом, зимой, это будет сделать невозможно. Его войску будет просто не добраться до нескольких перевалов, и крепостей в горах, а без этого будет не победа, а её тень, призрак.

– Какой же ты вождь, если мог позволить ненависти затмить свой разум, и не услышать голос рассудка?

Теперь Сатвел мог без опасения сказать эти слова. Если раньше варвар мог вспылить, схватиться за меч, то теперь просто молчал, понурив голову. А в душе зрело что-то непонятное, огненное, клокотавшее, как вулканическая лава, и вдруг лорд с изумлением понял, что это гордость. Гордость за тех отроков, монахов, что затворившись в детинце Храма Бессмертного Тэнгри, три недели отражают атаки озверевшей, безжалостной орды. Ведь он тоже виг, и принадлежит этому гордому, не сгибаемому народу!

– Если бы не предательство лорда Парфтека…

– Он здесь ничего не решал! – Резко сказал Сатвел, и покосился на посла ярвира, поглаживающего аккуратно подстриженную бороду, чему-то ухмыляясь. – Пока я вёл переговоры с нашими будущими союзниками, ты ослушался моих приказов, и даже не смог выполнить того малого, что был должен сделать! Чего же ты заслуживаешь, если не смерти?

– Золотая корона вигов ещё не делает тебя властителем перман! – Урток поднял голову, и в его глазах мелькнула злость. Ещё немного, и он впадёт в ярость, и уже не сможет остановиться, пока не прольёт чью-нибудь кровь. Уже многие испытали на себе его силу, и необузданный характер. Совсем скоро, ещё несколько слов, и он снова впадёт в безумие, какое будет очень трудно погасить.

Лорд знал, видел эту грань, и умело, как ему казалось, мог лавировать на ней, не оступаясь. Вождём перманов было легко управлять, и всё же, иногда он срывался с поводка, и делал только то, что хотелось ему.

– Конечно! – С улыбкой согласился Сатвел, и жёстко добавил: – Но ведь ты стоишь на моей земле!

– Заплати нам нашу долю, и мы уйдём! Слишком много воинов пало в войне, что мы не можем вести! Перман стоек и силён в открытом поле, но совсем не умеет штурмовать высоких и крепких стен!

– Этим ты хочешь объяснить все свои неудачи? – С той же улыбкой спросил лорд, и, не дожидаясь ответа вождя варваров, поспешно, примиряюще, добавил: – Не будем сейчас об этом. Нам нужно выпить вина, успокоиться, и в дружеской беседе решить, как расколоть тот единственный орех, что остался у нас.

– Ваша милость имеет в виду Вольфбур? – Тут же поинтересовался ярвир.

– Конечно. – Кивнул Сатвел, пытаясь вспомнить трудно произносимое имя посла. – Вольфбур – единственное, что пока осталось в руках вигов.

– Если быть точнее, то в руках вигов остались ещё замки Корте, Салдо, и Роунфал. Совсем немного, если забыть то, что их обороняют доведённые до отчаяния люди! – Улыбаясь, напомнил ярвир. – Может быть, у них осталось совсем немного сил, но они ещё не сломлены, и будут биться до последнего.

– С каких пор мужественные и воинственные люди с запада начали бояться крови? – Непонимающе спросил лорд. Этот посол, несомненно, хитрит, и хочет цену за воинов взвинтить до небес. О, Бессмертный Тэнгри! Если бы не зависеть от него, и его решения! Так хочется перерезать ему глотку и наблюдать, как покидает его тело его никчёмная жизнь! Не пора ли в открытую сказать то, о чём Сатвел думает, отбросив в сторону совершенно ненужные теперь намёки и недомолвки?

– Ваша милость неправильно меня поняли… – Ярвир приложил правую ладонь к сердцу, и склонился в поклоне, едва не касаясь гривы своего гнедого коня. – Наши воины как всегда мужественны, отважны, и не боятся пролить кровь. Но ведь всё в Обитаемом Мире имеет свою цену, и чем она выше, тем лучше.

– Это лучше только для того, кто продаёт. – Хмуро сказал Сатвел, и подумал, что союз с ярвирами таким и будет. Они будут вытягивать из него золото, ничего не делая, или делая так мало, что это будет почти незаметно. А если они постараются захватить власть? Что, если однажды тёмной ночью прирежут его, и завладеют короной? Тогда случится то, чего пытались добиться враги страны Лазоревых Гор на протяжении почти пятисот лет! Иноземцам никому и никогда не удавалось завоевать эти золотоносные горы.

Богатство страны вигов – это и проклятие, и благословение всех богов, какие только есть в Обитаемом Мире. Лорд часто задумывался, откуда тут в горах взялось золото, хотя по всем признакам его здесь просто не должно было быть? Почему только в этих горах собрано такое огромное богатство, а в других странах нет ничего подобного? Что здесь было до Апокалипсиса? Хранилище драгоценного металла, какое огонь конца света расплавил и впаял в каменную породу так, что его стало трудно добыть? Неужели вигам так повезло, что они сами того не подозревая, обосновались в месте, где Древние Боги хранили казну своего могущественного государства? Да, им действительно повезло. Ведь всего в одном поприще от Вольфбура стоит пугающий, таящий в себе опасность, Мёртвый Город. Древние Боги могли хранить свой золотой запас там, и тогда после того, что произошло в мире, никто бы никогда его не нашёл. Так бы оно и пролежало до скончания веков под надёжной охраной Невидимой Смерти.

Небрежным жестом лорд отбросил поводья коня, и тут же к нему бросился слуга, чтобы помочь спуститься с седла. Всего на краткий миг он увидел стены Храма Бессмертного Тэнгри, стоящего чуть в стороне, и подивился, как варвары смогли разрушить столь величественный, и прекрасный замок. Храм, созданный многими поколениями вигов, где проходили обучение тысячи отроков, где сосредоточены все знания и мудрость, артефакты Древних, скалился обломанными, закопчёнными зубьями стен. Там и сейчас что-то горело, распространяя чёрный, смрадный дым, свидетельствуя об очередном, неудачном штурме перманов.

– Проведите меня к шатру лорда Парфтека. – Потребовал Сатвел, и заметил, как вождь варваров, этот грубый, заносчивый иноземец, смутился. Что бы это могло значить? Что не так? – Где он?

– Шатёр лорда сгорел. – Урток исподлобья посмотрел на самозваного Владыку, словно ждал ещё несколько язвительных слов, чтобы придя в ярость, выхватить меч. Ему было всё равно, что за спиной лорда стояла многочисленная свита, и пара дюжин телохранителей-сивдов.

– Впрочем, зачем я спросил? – Сатвел усмехнулся. – Это можно было понять сразу. Много было золота у лорда Парфтека?

– Парфтек только назывался лордом. На самом деле он нищ, как самый распоследний пастух. – Перман оскалился, будто вспомнил какую-то весёлую шутку, и предатель понял, что гроза миновала. Вождь варваров смог затушить в себе пожар ярости, и теперь с ним можно было обо всём спокойно поговорить.

– Вождь Урток ошибается. – Лорд оглянулся, и кивнул слуге, чтобы он наполнил несколько золотых кубков не разбавленным батгейским вином. Сатвел взял с серебряного блюда вино, и жестом, полным великодушной щедрости, подал его перману. Тот сразу же опустошил кубок, и теперь разглядывал на золотых боках затейливую чеканку. – Бывший судья Парфтек один из самых богатых людей в стране Лазоревых Гор, и было бы большой глупостью с его стороны возить всё своё золото с собой, тем более отправляясь в лагерь к нашим храбрым союзникам.