Древние Боги

И всё же, было одно, что безжалостно терзало сердце воеводы с тех пор, как погиб Герфур. Предстоящий разговор с царём россов страшил, и в то же время был необходим, чтобы между ними никогда больше не возникало никаких неясностей. Дружбой с таким человеком, как Аласейа нельзя разбрасываться, и нельзя допустить, чтобы Росса и Лазоревые Горы отвернулись друг от друга. Как же убедить его, что это необходимо воеводе Снежных Барсов? Какие слова сказать, чтобы он принял это так, как нужно, и не стал врагом?

– Хорошо. – Рутгер решительно поднялся, оглянулся на лаз, ведущий глубоко под землю, туда, откуда они совсем недавно с таким трудом вырвались, и проговорил: – Выставить дозоры. После завтрака мы уйдём отсюда.

Поправив серебряный жезл, знак власти, он не торопясь направился в видневшийся невдалеке лесок, чтобы немного побыть одному, привести свои мысли в порядок, и просто прикоснуться к стволам деревьев, по коим так соскучился, послушать шум листвы, и пение неведомых птиц. Он видел, как поднялась Эрли, собираясь идти с ним, и остановил её движением руки:

– Мне нужно побыть одному.

Стальной Барс слышал за спиной шуршание травы под тяжёлыми шагами, и безошибочно определил, что за ним направился царь россов. Это обожгло сердце, и в голове пронеслось: «Неужели уже пришло время? С чего же начать?» Он хотел уйти как можно дальше, чтобы никто не смог услышать и слова из их разговора, и бесконечно пытался представить себе, куда это может их завести.

– Рут! Нам нужно поговорить!

Да. Так и есть. Кем же они вернутся к отряду? Людьми, не доверяющими друг другу, или ещё большими друзьями, связанных одной, общей тайной, о какой лучше никому не знать?

Они остановились в длинной тени большого, раскидистого, неизвестного дерева, и долго молчали. Никто не решался начать разговора, которого боялись оба, но он был необходим, и оба же это понимали.

– Зачем ты это делаешь? – Наконец спросил Аласейа, и пытливо взглянул в глаза воеводы.

Рутгер не смог выдержать этого взгляда, и посмотрел на солнце, набирающее силу, через крону дерева. Ему нужно было время, чтобы найти слова, сообразить, что сказать своему другу, и он пустился в рассуждения, какие росс от него наверняка не ожидал:

– Мы делили с тобой глоток воды и вина, преломляли кус хлеба, сражались с людьми и мутантами плечом к плечу, мы вместе испытали многие опасности…

– Так что же случилось с тобой? Почему ты не хочешь сказать мне правду? Что ты пытаешься скрыть от меня?

– Друг мой, я никогда, слышишь? Никогда не собирался от тебя что-то скрыть, и не хочу этого. Просто я не знаю, как начать трудный для меня разговор. Герфур был мой друг с детства, и вместе мы много чего пережили… – Воевода замолчал, не зная как продолжить дальше, и царь россов сам пришёл ему на помощь:

– А он оказался ассаном?

Вдруг Стальной Барс понял, что Аласейа догадался не обо всём, что о самом главном он и не подозревает, и в нём самом созрела решимость поведать россу всю правду, какой бы тяжкой она ему не показалась.

Царь мягко улыбнулся, и положил руку на плечо вига:

– Я не вижу в этом ничего страшного. В каждом из нас есть нечто такое, о чём хотелось бы умолчать, и не выносить это на свет. Даже в самом тихом омуте есть нечисть! Ассаны всегда умели скрывать свою суть, и не ты первый и последний, кто на это попался. Если ты хочешь скрыть, что друг оказался наёмным убийцей, с кем виги долгие века вели войну, то я помогу тебе в этом. Никто об этом не узнает.

– Это не всё. – Вымолвил Рутгер, набирая в грудь воздуха, чтобы сказать то, чего боялся, одним выдохом: – Это Герфур отравил Балвера.

Аласейа отшатнулся от воеводы, и в его глазах мелькнуло недоумение:

– Как же это возможно? Откуда ты знаешь об этом?!

– Он сам мне это сказал перед смертью. Я понимаю, в это трудно поверить, но, к сожалению, это действительно так, и я действительно верю каждому его слову.

Росс помолчал, осмысливая услышанное, и с трудом, пересохшим горлом сказал, глядя в сторону:

– Балвер был моим другом, как и другом моего отца, пока тот не пал в битве с ярвирами. Я поклялся отомстить за его смерть.

Стальной Барс сделал шаг к другу:

– Теперь тебе некому мстить. Твой враг убит!

– Стой! – Аласейа поднял руку, и, борясь с какими-то внутренними чувствами, еле сдерживая в себе ярость, проговорил:

– Дело уже не в этом. Твой друг был убийцей человека, кого почитал я, и любил мой отец. Ты хочешь смерть военного вождя взвалить на убитого Эвгурна, а Герфура сделать героем? – Царь россов немного помолчал, и, повернувшись, с глазами, полными слёз, спросил: – Что же мне делать? Как мне быть? Клянусь, я не могу понять, для чего тебе это! Имя подлого убийцы должно быть проклято!

– Я не хочу, чтобы имя моего друга было проклято в веках! Я не могу этого допустить!

– Но как же его преступление? Ты хочешь закрыть на него глаза, и сделать из низкого убийцы благородного героя! Разве ты имеешь такую власть? Ты – будущий Владыка! Разве властители должны с этого начинать своё правление? Предателям – проклятья! Героям – слава! Так учил меня отец, и сам Балвер. Рано или поздно это всё равно выплывет наружу, и ты уже ничего не сможешь изменить. Подумай, что тогда скажут потомки, и не проклянут ли они твоё имя!

Рутгер ясно ощутил, что их дружба дала трещину, и с каждым словом она становится шире, как трещина между расколовшейся на две части глыбы льда в половодье. Кажется, уже невозможно повернуть вспять и принять какое-то решение, устраивающее их обоих, и воевода уже готов был уступить, и сделал последнюю попытку настоять на своём:

– Однажды, я разговаривал с Савгоном, вождём клана Стремительной Рыси, и он сказал, что историю творим мы сами, и если некие чёрные, нелицеприятные моменты мы не можем изменить, то мы всегда можем подправить летописи. Не тот ли это случай? Разве страна Лазоревых Гор что-то проиграет, если я заменю чёрное, на белое?

– Это совсем не одно и то же! Ты хочешь страшное преступление одного взвалить на плечи другого!

– Они все мертвы!

– Но ведь мы-то живы! Как мы будем жить с этой ложью?! Ты хочешь убийцу моего друга сделать героем! – Выкрикнул Аласейа, выделяя каждое произнесённое слово, будто боялся, что Барс его не сможет понять, и замолчал, в гневе сверкая глазами.

Рутгер испугался. Никогда ещё он не видел царя россов таким распалённым и яростным. Сейчас он был готов обнажить меч, и перерубить ту цепь, стягивающую всю их дружбу на протяжении такого долгого времени.

– Я не хочу тебя терять. – Сказал он первое, что пришло в голову. Ему действительно стало страшно, что росс отвернётся от него, и он был готов признать всю чудовищность своей ошибки, чтобы вернуть то время, когда они были друзьями. Теперь он понимал, что невозможно сделать из ассана, пусть и друга детства, героя. Предательство во все времена оставалось предательством, и потомки всегда проклинали того, кто предал. Стальной Барс посмотрел на дрожащего в ярости царя, и тихо, робко спросил: – Что же мне делать?

– Ты – воевода. Ты будешь Владыкой страны Лазоревых Гор. Здесь ты должен сам принять решение, что может покажется тебе правильным.

– Но если я сделаю то, что хочу, то я потеряю тебя! Ты не сможешь быть мне другом! Ты же никогда не переступишь через свои убеждения и клятвы!

– Люди, обременённые властью, не принадлежат себе. – Аласейа с видимым трудом смог взять себя в руки, и теперь говорил уже спокойно, без злости и ярости в голосе. Он стал таким, каким привык его видеть Рутгер. Спокойным, рассудительным, немного задумчивым, словно постоянно о чём-то размышляющем. – Мы должны думать о будущем своего народа. Что будет важнее для вигов? Правда, или та сказка, что ты им расскажешь? Я останусь с тобой до конца, до тех пор, пока мы не найдём убежище Древних Богов, и вернёмся обратно. Только…

– …будет ли наша дружба так же крепка, как сталь меча? – Поспешил подсказать Стальной Барс, подумавший, что ещё можно найти какую-нибудь золотую середину, удовлетворяющую обоих, и не произойдёт никакой размолвки.

– Будет ли она вообще существовать? – Бросил царь россов, и, направляясь к костру, где хлопотали воины, готовя завтрак, оглянувшись, добавил: – Пока я ничего не скажу. Помни – Союз северных племён, наше будущее в твоих руках. Не соверши ошибку, принимая решение!

* * *

Глава 23.

Как погибают цивилизации? Почему вымирают целые народы до единого человека, освобождая место для других, более сильных? Как это происходит, и в чём причина? Где они совершили ошибку, и какую, что их дальнейшее существование становится невозможным? Может быть, все взлёты и падения древних народов начинались вот с таких же попыток переделать историю? Выдать чёрное за белое? Может, это и было началом их краха?

Как трудно обычному человеку принять решение, от которого всё зависит? Никто не может что-либо посоветовать, и боги, как назло, молчат. Где вы? Почему не подаёте никакого знака? Почему в самый трудный момент вы бросаете людей в окровавленную пасть безжалостной судьбе, не протяните руку помощи, и с каким-то жесточайшим любопытством наблюдаете, выберется или нет?

Рутгер не знал что делать, какое решение принять, и мрачнел всё больше и больше. Видя его состояние, воины не решались что-либо спросить и обходили его стороной. Даже грубоватый Сардейл, Эррилайя нашли какие-то свои заботы, дела далеко в стороне от воеводы, и не подходили к нему. Он не мог найти выход из тупика, и чувствовал, что от этого в душе копится какая-та непонятная злость, ярость, уже готовая выплеснуться наружу нечеловеческой жаждой крови. О! Если бы всё можно было решить мечом!

Он не заметил, как из леса появился Хортер, как чёрной молнией между пучками травы скользнул к нему Кали, требовательно ткнулся мордой между колен, принуждая отложить в сторону тарелку с кулешом и потрепать его холку. Умный пёс словно понимал его состояние, и пытался помочь по своему, по-собачьи.

«Если не знаешь что делать – не делай ничего», вспомнил Рутгер гаарскую поговорку, слышанную то ли от Йеге, то ли от Эрли. Не лучше ли так и поступить? Время само подскажет, какой шаг сделать лучше.

– Мой воевода! – Хортер первым решился нарушить одиночество воеводы, и тот был благодарен ему за это. Это как снова вернуться в мир живых, почувствовать, что ты нужен, что о тебе помнят, и это наполняет израненное, истомившееся сердце, теплом. – В лесу кто-то есть. Я не заходил далеко, но увидел это сразу.

– Мутанты? – Стальной Барс поднялся. Как жаждал он встретиться с врагом, чтобы выплеснуть на него свою злость! Ощутить гибкость клинка в руке, и то, как он рассекает плоть брызжущею обжигающей кровью.

– Нет. Скорее всего, это люди. – Чуть помедлив, ответил Хортер. – Вряд ли звери будут вырезать молодые, прямые деревья, сдирать с них кору, и заострять.

– Кто-то совсем недалеко отсюда делал копья? – Догадался виг. Гвардейцы императора? Но у них наверняка хватает и своего оружия. Тогда… – Ясно. Помнишь, что нам когда-то говорил Болевил?

– Восставшие рабы. – Подвёл итог, подошедший Аласейа, и слышавший весь их разговор. Его голос был ровен, спокоен, будто и не было между ними недавней перепалки, что если бы продолжилась немного дольше, то не исключено, закончилась бы звоном мечей.

– Враг нашего врага – наш друг. – Сказал Рутгер, поворачиваясь, и глядя в глаза росса, надеясь увидеть там ту же теплоту и участие. Напрасно. Он заметил только лёд, что мог растаять ещё не скоро. – Нам нужно найти их, и узнать, как пройти дальше на юг. Ведь наверняка они нам могут указать верную дорогу!

– Я бы не торопился. – Глубокомысленно заметил Аласейа, по привычке поглаживая свой подбородок, во время размышлений. – Ещё неизвестно, как они нас встретят, не примут ли за гвардейцев, и возможно, мы будем втянуты в войну, участие в какой нас может надолго задержать. Разумнее будет встать лагерем в удобном для обороны месте, отдохнуть несколько дней, а потом, захватить кого-нибудь из русов, чтобы он вывел нас к границе империи.

Эта мысль пришла в голову Стального Барса сразу же, но он тактично смолчал, чтобы росс сам сказал об этом. Он хотел дать понять, что всё ещё нуждается в его советах, в нём самом, и во всём том, что говорит. Может, хоть это как-то уменьшит ту трещину, и сгладит возникшие шероховатости? Ему даже показалось, что голос царя стал мягче, и он порадовался своей предусмотрительности. Он хотел громко удивиться мудрости друга, но во время осёк себя. Это будет грубой, неприкрытой лестью, и тогда он растеряет последнее, что у него осталось – уважение к себе. Аласейа сильный человек, могущественный царь, хороший друг, и всё же совсем не стоит заискивать перед ним, как побитой собачонке. Воевода вигов тоже не совсем простой человек, и тоже имеет кое-какой вес, и если учесть то, что воины выберут его Владыкой…

– Так и сделаем. – Кивнул виг, старательно хмуря брови. Он совсем не хотел, чтобы росс заметил, что его маленькая хитрость удалась.

* * *

Эрли долго стояла на берегу небольшой реки, закрыв глаза и вытянув руки. Стоящие за её спиной воины, кажется, даже перестали дышать, и с надеждой смотрели на неё. Только она одна могла определить, заражена вода Невидимой Смертью или нет. Никто не хотел медленно, на протяжении нескольких лет умирать, превращаясь в лысого, беззубого, опухшего, беспомощного старика. Такого не пожелаешь и злейшему врагу.

– Если когда-то здесь и была Невидимая Смерть, то ушла многие годы назад. Я ничего не чувствую. – Наконец проговорила ведьма, и все с облегчением вздохнули.

Больше никому не хотелось бродить по берегу в поиске места для отдыха. Все и так устали, и хотели только одного – лечь, вытянув гудящие ноги. Да и полянка, полого спускающаяся к песчаному берегу реки как нельзя лучше подходила для лагеря. Края луга поросли густым ивняком, а со стороны леса редкой стеной вставал низкий подлесок, где никто не мог спрятаться, чтобы быть незамеченным, и подкрасться. Шевеление ветвей кустов неминуемо бы выдало его.

– Есть что-то ещё… – Неуверенно добавила Эррилайя: – Но я пока не могу понять, что это…

– Опасность? – Встревоженно спросил воевода, посмотрев в сторону тёмного, дремучего леса, и положив руку на пернач.

– Нет-нет. – Поспешила успокоить его гаарка. – Это нечто другое… Словно кто-то зовёт меня, и просит принести жертву.

– Мне это совсем не нравится. – Выдохнул Рутгер, нахмурившись, и внимательно посмотрел на любимую. Он боялся её боли. Он боялся, что кто-то невидимый и недосягаемый, будет, как и в подземельях Егдера лезть в её мысли, причиняя нечеловеческие страдания. – Кто тебя зовёт?

– Это мертвецы… – После долгой паузы ответила девушка, и тяжело вздохнула. – Их души остались без покаяния, и они просят молитву, жертву, чтобы больше не тревожить мир живых.

– Руссия полна загадок. – Усмехнулся царь россов. – Радует только то, что это мертвецы, какие ничего не смогут нам сделать.

– У вигов есть легенды про целые народы, погибших во время Апокалипсиса, а потом воскресли, чтобы уничтожить выживших. – Задумчиво проговорил Стальной Барс.

– Это всего лишь легенды. – Ободряюще, как раньше, улыбнулся Аласейа, и воеводе показалось, что наступили те прошедшие времена, когда между ними ещё не было никакой размолвки.

– Вампиры, что убивают людей, и пьют их кровь, тоже когда-то были всего лишь легендами, и сказками, рассказанными бабками нам на ночь. – С каким-то торжеством напомнил Вальгер, словно напоминал тот давний разговор, когда их поход только начался. – Я бы не оставил это без внимания, и обязательно проверил лес.

– Мы так и сделаем. – Согласно кивнул Рутгер. – Хортер! Увгард! Вальгер! Микон! Пойдёте с нами. – Он встретился глазами с царём россов, и замолчал, не зная, что сказать. Тоже предложить ему немного прогуляться, или он не захочет составить ему компанию? Ведь с того разговора их отношения так и остались невыясненными. Так кем же он является сейчас? Другом, или каким-то сторонним наблюдателем?

Аласейа с достоинством кивнул, и, махнув рукой Анди, произнёс с небольшой заминкой:

– Мне тоже хочется посмотреть на то, что так встревожило нашу прелестную ведьму.

Эрли одарила его озорной, благодарной улыбкой, и это не укрылось от взгляда воеводы. Больно кольнула прямо в сердце ревность, и в голове пронеслось, что, возможно, росс хочет воздействовать на него через любовь, но Стальной Барс тут же отбросил от себя столь вздорную идею. Нет, Аласейа не такой, и не будет бить по слабому месту. Он терпеливо дождётся его решения, и только тогда будет ясно, кто они друг другу.

Они наткнулись на это место случайно, через несколько сот шагов от разбиваемого лагеря, когда уже изрядно запыхались, перебираясь через завалы валежин, и прорубаясь через густые заросли колючих кустов, очень похожих на малину, растущей на такой далёкой, почти не досягаемой, Родине.

– Это здесь. – Благоговейным шёпотом произнесла Эррилайя, остановившись перед нагромождением больших камней, затянутых тёмным мхом, и наполовину вросших в землю.

Рутгер ощутил какую-то неясную тревогу, такую, какую он чувствовал, когда находился в храме на леднике Висс, и медленно достал из ножен меч. Звон стали подействовал отрезвляюще на спутников, застывших в каком-то очаровании, и не могли ни пошевелиться, ни издать хоть какой-то звук.

Ведьма опустилась на колени, дотронулась до ближайшего, древнего валуна, и закрыла глаза, будто силой своего воображения пыталась проникнуть внутрь бездушного камня. Какое-то время она молчала, и когда тишина, нарушаемая только шелестом листвы, стала уже не выносимой, заговорила чуть дрожащим голосом:

– Многие века назад здесь произошла битва, где погибли тысячи людей за то, чтобы существовала Руссия. Погибли все до одного, но так и не пропустили орды мутантов к Егдеру, что в то время был ещё маленькой деревушкой.

– Возможно ли? – Просипел обрёвший дар речи Микон. – Эти былины я помню с детства, но все русы, всегда считали это красивыми сказками! Да и я думал, что это просто невозможно! А при Геннахе Солнцеликом это оказалось вообще под запретом! За сказки про Ольва Безглазого в Руссии казнят отсечением головы!

– Ты обязательно должен рассказать нам эту былину. – Сказал Стальной Барс, внезапно почувствовавший какую-то связь между ещё неизвестной сказкой, и тем, что он собирался сделать с памятью о Герфуре. Возвести ли его в ранг героя, или проклянуть на все века, пока существует Обитаемый Мир.

– Меня прямо дрожь пробирает от этого места… – Приглушённо пробормотал Вальгер, оглядываясь по сторонам и обнажая меч. – Будто оно священно, и в то же время проклято.

– Не знаю, как такое может быть, но кажется, что на меня смотрят тысячи глаз, и молят об отмщении. – Аласейа зябко повёл плечами, и сочленения вижской, чернёной кольчуги еле слышно звякнули.

– Давайте уйдём отсюда. – Высказал робкое предложение Увгард. – Я видел много смертей, и сам убивал несчётное количество раз, но здесь…

– Уходите. – Прошептала Эрли, не вставая с колен. – Я утешу их души гаарской молитвой, и они успокоятся.

– Я не могу тебя здесь оставить одну! – Воскликнул Стальной Барс, и тут же осёкся. Такими страшно-громкими показались ему собственные слова, совсем не подходящие для этого места, способные пробудить мертвецов, погибших здесь несколько сот лет назад.

– Со мной останется царь Аласейа. Только он сможет мне помочь. – Ведьма снова положила руки на мшистый валун, показывая, что разговор окончен, и ничто не сможет изменить её решения.

Воевода судорожно пытался сообразить, что всё это может значить, но на ум ничего не приходило. Где-то в душе шевельнулась опять ревность, и тут же, свернувшись калачиком, улеглась обратно, не потревожив рассудок.

– Идите. Со мной ничего не случится. Здесь нет никакой опасности. – Снова произнесла девушка, и Рутгер не стал настаивать. Если Эрли так говорит, значит, так оно и есть. Ей подвластно невидимое и неведомое, так кому же ещё, если не ей, заглядывать в будущее?

– Хорошо. – Сдался воевода. Всё его существо кричало о том, что ему нельзя оставлять возлюбленную одну, и всё же он пошёл на этот шаг, доверяя её дару. – И всё же – будьте осторожнее.

Он повернулся, и пошёл в сторону лагеря, поднырнув под большой валежиной преградившей путь, совсем недавно под которой, какое-то время назад проходил, чтобы попасть сюда. Он знал, что воины направятся за ним, не задерживаясь ни на мгновение, а кто должен был остаться – останется.

Микон не стал дожидаться возвращения Эррилайи и царя россов, и расположившись около костра, морща лоб, словно с трудом вспоминал слова старой, древней баллады, рассказывал собравшимся подле него воинам:

– Наверное, прямо здесь, где мы и сидим, было пролито немало крови русов, и сотни душ отлетели на небеса в царство Сварога. В те времена правил царь Ольв Безглазый, и Руссия ещё не была империей, а была просто клочком земли, где с трудом размещалось несколько городков, какие были скорее деревеньками, обнесёнными деревянным тыном. Тогда ещё не были построены стены отделяющие страну от Проклятых Земель, и никто не подозревал, что там, в самом сердце плодородных долин зарождается зло. Они появились внезапно. Быстрые как молния, безжалостные, незнающие пощады, обуреваемые диким голодом, и вырезали две больших деревни. Это были гигантские, чёрные волки, и каждый клык в их пасти был длинной в человеческий локоть. Что же предпринял Ольв Безглазый, чтобы защитить своё царство? Ничего. Он бросил свой народ на произвол судьбы, и, заперся в стенах своего замка, что были высоки и надёжны. Он продолжал пировать и веселиться, пока русы, захлёбываясь кровью, умирали в неравной борьбе. Вот тогда и появился воин, бросивший клич по всей стране, и призвал бойцов под свои знамёна. Никто о нём ничего не знал, но люди поверили ему, что он сможет остановить саму смерть, наступающую из Проклятых Земель, и целыми ватагами, вооружённые кто топором, а кто и просто дубиной, вырванной из забора, становились под его руку. Он называл себя Валри Безродным, и благородства в его сердце было куда больше чем мужества в чёрных сердцах бояр и князей, запершихся в замке. Напрасно он посылал гонцов к Ольву Безглазому, нижайше прося мечи и копья, и хотя бы сотню ратников, чтобы они обучили его войско боевому строю. Все гонцы были жесточайше умерщвлены, и он не получил никакой помощи. Тогда он сам повёл своих людей на врага, и вот здесь, где мы сидим, много веков назад произошла битва, о какой теперь под страхом смерти запрещено вспоминать в Руссии. Кровь лилась рекой много дней подряд. Русы погибали сотнями, но и мутантов становилось всё меньше и меньше. Когда пал последний человек, тогда был убит и последний чёрный волк. Только тогда Ольв Безглазый рискнул выйти из-за стен замка, и посмотреть на свою опустошённую страну, где уже нельзя было встретить ни одного мужа от пятнадцати, до пятидесяти лет… И что же он сделал для своего народа, чтобы пополнить опустевшую казну? Несколько деревень он продал в рабство челманам, кахтам, и другим степнякам. Других обложил таким налогом, что скоро в стране начался голод, и найти в полях старую, прошлогоднюю, сгнившую репу, считалось настоящим счастьем. Тогда Руссия опустела на долгие годы, и всем казалось, что скоро прекратит своё существование весь Обитаемый Мир, но, мутанты были повержены, а человеку свойственно жить надеждой. Люди терпеливы, и трудолюбивы. Наши предки такими и были. Прошли годы, и в стране появились новые деревни, заселённые новыми, народившимися людьми. Народ проклял Ольва Безглазого, и тот скоро умер, подавившись куском мяса во время пира, а место, где пали воины Валри Безродного, так и не было известно до сегодняшнего дня.