Паргоронские байки. Том 6

– Как я и предполагал, – с легкой иронией произнес Отец Чудовищ. – Приходи, Оргротор, сделай мне детей… а теперь поди прочь.

– Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь. Но зачем?

– Действительно, – хмыкнул Оргротор, уносясь в небеса.

Что-то он заметил у Саа’Трирра. В тот самый момент. В ту ключевую долю секунды… там что-то вспыхнуло, в глубине его тела, меж плотных складок. Загорелось яркой точкой.

Это обеспокоило Оргротора. Взволновало. Он захотел узнать больше… но Саа’Трирр ему ответа не даст.

Придется действовать окольными путями.

58500 год до Н.Э., Паргорон, Дворец Оргротора.

Оргротор чувствовал себя задетым. Он наконец-то стал родителем чего-то большего, чем живая груда мяса или дерево, на котором растут личинки. И его дети уже широко распространились. Бушуки торговали всем подряд во всех концах Чаши, а дети Саа’Трирра, к которым прилипло прозвище «кэ-миало», «хранители информации», хотя и не слишком размножились, зато влияли на весь Паргорон своей ментальной магией.

Но при этом ни те, ни другие не видели в Оргроторе своего отца. Что вообще-то иронично, учитывая его эпитет.

В конце концов, от него в них не было… ничего. Он дал им плоть, дал способность к репродукции, но плоть была на основе других родителей, а возможность размножаться они воспринимали как само собой разумеющееся.

Нет, бушуки почитали только Мазеда, а кэ-миало клубились вокруг Саа’Трирра. До Оргротора им не было никакого дела.

Другие Органы не выказывали желания обзавестись потомством. Это Мазед чувствовал себя обреченным и хотел продолжиться в потомстве, а Саа’Трирр испытывал потребность распределить свою ментальную мощь. Остальных вполне устраивала их уникальность. Те, что существовали парами, даже враждовали, на каком-то глубинном уровне испытывая неприязнь к своему близнецу.

Но Оргротор… он по-прежнему томился от одиночества. Ему по-прежнему не хватало близких – и не хватало сил их создать.

Тут вот ведь какая штука. Он был двупол, он воплощал одновременно мужское и женское начало, но при этом ему все равно требовался партнер. В одиночку он мог порождать только примитивных неразумных тварей.

И Оргротор искал способ это преодолеть. Способ обзавестись собственными детьми. Это был вопрос не только продления рода. Стало уже видно, что этот мир не за единичными чудовищами, а за демоническими народами. А значит, к успеху придут не только они, но и те, кому они будут служить.

И лучше бы это был Оргротор.

Другие Органы этого пока не поняли. Даже всезнающий Саа’Трирр, даже видящий будущее Согеян. В ближайшие века и даже тысячелетия еще ничего не изменится – Паргорон населен бессмертными, а бессмертным некуда торопиться.

Но Оргротор заглядывал дальше. Он стоял у колыбели бушуков и кэ-миало, помог явиться в свет двум новым народам. Он видел, как те и другие постепенно осваиваются, как набирают силу. Следил за теми и другими с самого начала.

И подыскивал того, кто поможет ему совершить акт деторождения в третий раз.

Идеальным вариантом была бы Мазекресс. Она воплощала в себе идеал Оргротора. Да, она величиной с гору и абсолютно чудовищна обликом, но это всего лишь зримое воплощение. Паргоронцы слишком разные, чтобы кого-то здесь заботила внешность. Да, красотой самого Оргротора восхищались все, но только лишь потому, что все демоны Чаши произошли из одного Тела – и их представления о прекрасном сходились.

А внутренняя красота Мазекресс больше, чем у кого-либо еще. Она – Сердце Паргорона. Сердце бога. В ней живет бесконечная любовь к творению, пусть и оскверненная уже Тьмой.

Но кто здесь не осквернен? Они все – демоны. Словно дети, потерявшие свой рай. Помнящие о законе, но без зазрения совести его преступающие.

Оргротор и сам таков.

Жаль, что их с Мазекресс дорожки разошлись. Пятьсот лет назад они испытывали взаимную симпатию, их отношения были весьма теплы. У них было много общего – любовь к прекрасному, тяга к искусству, потребность создавать жизнь… вот это последнее их в конце концов и развело.

Они понимали это по-разному. Мазекресс тоже была творцом, но не могла порождать новую жизнь. Она улучшала уже существующую – меняла свойства, приводила в соответствие с ее пониманием идеала.

Получалось не всегда. Мазекресс тоже чего-то недоставало, она тоже была лишь отдельным Органом. И все же они с Оргротором прекрасно друг друга дополняли, и могли бы дополнить еще сильнее – если бы не расходились во мнениях насчет того, что есть идеал.

Она несколько раз улучшала его порождения. Хотя как улучшала… они не нуждались в улучшении! Это оскорбляло Оргротора. Задевало гордость.

Она ведь не считала нужным спрашивать разрешения. Обращаться за советом. Просто брала то, что он породил, меняла по своему усмотрению – и полагала, что он должен быть благодарен.

Почти сто лет минуло с тех пор, как они перестали общаться. Причиной стало растение, начавшее бесконтрольно заполонять ущелья Туманного Днища. Удивительно живучее, растущее с огромной скоростью, распространяющееся везде и всюду.

А ведь изначально это был просто кустик сладких ягод. Таким его породил Оргротор. Вывел для Паргорона самую вкусную ягоду. Она сочетала целый букет ощущений – душистый запах, изысканную сладость, сочную мякоть и бодрящее послевкусие. Она утоляла жажду и была отличным источником витаминов.

Только вот росла плоховато. Очень прихотливое получилось растение. В Пекельной Чаше ему было слишком жарко и сухо, в Туманном Днище – слишком темно и влажно. Мглистые и Каменистые Земли тоже подходили не очень-то.

Оно дохло от всего. От скверны, от зноя, от насекомых. В садах Оргротора росло прекрасно, но в его садах прекрасно росло все. Он озарял землю и воздух своей силой Оплодотворения.

И сто лет назад Мазекресс взялась… помочь. Без спросу. Не посоветовавшись. Она просто позаимствовала образцы и переродила их в своем чреве. Наполнила новой силой, дала небывалую живучесть и способность себя защищать.

И что в итоге? Сладкая ягодка, которую прозвали паргоронской ежевикой, превратилась в бич полей, ее тернии приобрели свойство злостно прорастать в любых почвах. Их вырубали, травили ядами, сжигали – паргоронская ежевика упорно возвращалась.

Да, ягоды у нее изумительные. Но демоны – это не феи, они питаются не только ягодами. Не очень-то приятно, когда паргоронская ежевика за несколько дней разрастается так, что оплетает твой дом, прорывается в окна, начинает терзать твою мясную гору. Сурдиты злились, защищали свои поля физической и демонической силой, рыли каналы и возводили стены.

И они обвиняли Оргротора. Мол, это он напакостил всему миру. Но Оргротор помнил, какой создал паргоронскую ежевику – и она вовсе не была такой! Да, она была чахлой и не выживала без тщательного ухода – но зато и не пыталась задушить весь мир!

У них тогда случился тяжелый разговор. Мазекресс, что особенно оскорбило Оргротора, не считала себя виноватой. Она ожидала благодарностей. Ведь растение Оргротора стало очень стойким и жизнеспособным, оно стремительно превращалось в доминирующий вид.

Теперь требовалось лишь создать другие виды – уравновешивающие эту ежевику. Естественных врагов, которые будут жить в этих терниях, питаться ими. И Мазекресс охотно соглашалась доработать любых существ, которых создаст для этого Оргротор.

Доработать. Это стало еще более сильным оскорблением. Она подразумевала, что все его создания заведомо ущербны, что их обязательно нужно дорабатывать.

У них не вышло договориться. У них вышло только окончательно рассориться. Их отношения уже были холодны, но после того случая они стали врагами. Не пытались друг друга убить, но не упускали случая навредить. Напакостить.

Так что Мазекресс не годится. Саа’Трирр тоже помогать не станет, и его не проведешь, он сразу раскусит Оргротора. Большинство же остальных Органов уступают Мозгу и Сердцу – а Оргротор был преисполнен амбиций, он тоже хотел для своего потомства самого лучшего.

Хотел сильных и красивых детей. Чтобы умели колдовать не хуже бушуков. Чтобы гохерримы со своими железками не смели к ним и приблизиться. И чтобы их было не так легко убить, чтобы даже молниеносный нактархим не мог сделать это безнаказанно.

Еще они должны заботиться о землях, о паргоронской Чаше. Быть добрыми и рачительными хозяевами. Растить сады и заботиться о скоте не хуже сурдитов. Знать толк в науках и искусствах.

Во всех отношениях быть идеальными.

Да, Мазекресс подошла бы лучше всех. И Саа’Трирр бы подошел. Но они отпадают… и остается последний из Триумвирата.

Гламмгольдриг.

Желудок – самый ужасный из паргоронских чудовищ. Огромней кульминатов, прожорливей Кишок, кровожадней гохерримов. Он вечно голоден, жесток и жаден, а периодически дающая о себе знать язва скверно сказалась на его нраве. Он обладает многими недостатками, Гламмгольдриг.

Но многие из них можно обратить в достоинства. Так ли уж плохо быть самым прожорливым и кровожадным в мире монстров? Язву дети Оргротора не унаследуют.

Монстрами. Должны ли они стать монстрами? Оргротор разрывался – ему одновременно хотелось видеть своих детей неуязвимыми чудовищами на вершине пищевой цепи, и в то же время – красивейшими из созданий, своими подобиями. К тому же универсальных монстров не существует, любая форма будет в чем-то ущербна.

Метаморфы?.. Оргротор неудачно дернул струну, и ночь пронзила фальшивая трель. Наделить их способностью менять форму… да, отчего бы и нет? Оргротор и сам умел это делать, они смогут получить это от него. Обычно Отец Чудовищ пребывал в облике прекрасного златовласого андрогина, но мог надеть множество личин, случись такая прихоть.

И еще демоническая сила. Способность творить чудеса. Без этого на вершину не заберешься, останешься тем, что презрительно именуют «низшим демоном».

Гохерримы первыми ей овладели. Научились заряжать клинки душами, и это сразу дало им преимущество в гонке. Но за ними последовали и остальные – ла-ционне с их машинными комплексами, сурдиты с их душепитательными растениями, нактархимы с их когтями-кровопийцами.

Лучше всего это получается у ларитр. Они тоже развиваются в своих подземельях. С ними теперь можно иногда пообщаться, они перестали нападать на всякого, кто подходит близко.

Да, демоническая сила… Оргротор воспарил над балконом и устремился к горизонту. Она у каждого своя, принимает самые разные оттенки. Летать без крыльев, творить вещи из ничего, наделять жизнью, убивать взглядом… они все произошли от божественной плоти, в глубине каждого заложена фантастическая мощь, но для ее пробуждения нужны стимулы, нужна энергия. Ее проще всего получить, отняв у другого.

И дальше всех в этом продвинулся именно Гламмгольдриг. Великий пожиратель, бездонное чрево. Если дети Оргротора получат его силу, то будут править этим миром.

Саа’Трирр жил на внутренней стороне Чаши, Мазекресс – на внешней. Гламмгольдриг разместился между ними. Не в недрах, как ларитры, а в глубинных измерениях. Его поглощающая мощь была так велика, что он мог изгибать само пространство, управлять гравитацией – и он ушел вглубь, на дно четвертого измерения. Создал там свою крепость, цитадель, в которой его не могли достать гохерримы или другие враги.

– Я тут обратил внимание, Янгфанхофен, как часто в твоих историях главной проблемой предстают гохерримы… – задумчиво сказал Бельзедор.

– Мы терроризировали всех, – с достоинством согласился Янгфанхофен. – В конце концов, мы произошли от зубов. Конечно, мы хотели… нет, не жрать. За этим к Гламмгольдригу. Мы хотели кусать. И мы кусали всех, кого могли.

Иногда, впрочем, Гламмгольдриг выбирался из своего логова. Особенно когда видел что-то особо вкусное. Он все-таки Желудок. В первые несколько веков после Разделения Гламмгольдриг был настоящим бедствием – он опустошал и без того пустынные земли, грозил уничтожить всю Чашу. Именно он сразил и сожрал Селезенку, Щитовидную Железу и многих кульминатов. Они, как самые крупные, привлекали его особенное внимание.

Потом, правда, кульминаты начали ему мстить. Особенно Агг и Гегг, объявившие на него настоящую охоту. Именно из-за них Гламмгольдриг и скрылся в гиперпространстве.

Говорят, кульминатов надоумил напасть на Желудка какой-то гохеррим в маске. Но Оргротор в эти слухи не верил. Где кульминаты, а где гохерримы?

Попасть в обитель Гламмгольдрига непросто. Дверей-то туда полно, они разбросаны по всей Чаше – но двери это тайные, они постоянно перемещаются, и в них можно только войти – не выйти. Многие демоны навсегда исчезли, случайно ступив на одну из Призрачных Троп. Гламмгольдриг создал из них настоящую паутину, а сам сидит в ее центре, подстерегая добычу, что сама идет в пасть.

Раньше его называли Пожирателем Сущего. Но после того, как он засел в сердце Паргорона и забрал в единоличную власть гиперпространство, за ним закрепилось другое прозвище – Темный Господин. Ибо он затаился во тьме, и оттуда протянул нити, контролируя всю Чашу.

Эту способность Оргротор тоже охотно бы позаимствовал. Власть над пространством, умение изгибать измерения и мгновенно перемещаться куда вздумается. Но для начала нужно самому переместиться к Гламмгольдригу – и так, чтобы не стать его пищей.

Оргротор долго подкатывал к Гламмгольдригу, сообщался с ним на расстоянии, напрашивался в гости. Желудок подозрителен и никому не доверяет, так что было это непросто. Но Оргротор умел находить ключ к чужим сердцам – и в конце концов Гламмгольдриг размяк. А когда Отец Чудовищ посулил попотчевать его тем, чего он прежде не пробовал, тот просто не смог устоять, и обещал Оргротору безопасность. Поклялся, что не тронет его, не попытается сожрать.

Это очень важно – получить такое обещание. Паргоронцы уже тогда замечали, что демоническая сила в первую очередь действует на самого демона, как на оной силы источник. Поэтому обманывать можно других, но не себя. Когда ты противоречишь собственному «я», идя против слов или действий, ты отрицаешь самое себя. Когда в настоящем ты противоречишь себе былому или будущему, то разрушаешь ту реальность, в которой тебе есть место.

Демоны бессмертны, а с бессмертных спрашивается строже. Их постоянно испытывает даже не мир, а собственное подсознание, которое помнит, что всему есть конец, а для конца нужны… условия.

– Какие условия, Янгфанхофен? – спросил Дегатти.

– Тебя это не касается, – одновременно ответили Янгфанхофен и Бельзедор.

– Привет тебе, о Темный Господин! – весело воскликнул Оргротор, представ перед мясным вулканом. – Рад, что ты согласился на эту встречу!

– ТЫ ЗАИНТРИГОВАЛ МЕНЯ, ОТЕЦ ЧУДОВИЩ! – загромыхало из пасти-кратера. – ЧТО ТЫ ТАКОЕ МНЕ ПРИНЕС?

В голосе чудовища звучало нетерпение. Гламмгольдриг обратил к Оргротору свои стебельчатые глаза, а по его складчатым склонам потекли слюни. Дрожь вожделения прокатилась по громадному телу.

Они в чем-то были похожи, Гламмгольдриг и Оргротор. Внешне, конечно, абсолютно разные – но обоих вели низменные желания. Обжорство и похоть, две самые сильные из животных страстей. И когда Гламмгольдриг увидел бочонок, что принес с собой Оргротор, когда ощутил крепкий дурманящий запах… его взгляд стал томным.

Бушуки, эти крохотные детишки Мазеда, оказались изобретательными созданиями. Им было мало зарабатывать, чтобы чувствовать власть и могущество – тем более, что в Паргороне пока не появилось единого мерила ценности. То, чем дорожили ла-ционне, было безразлично гохерримам, а сокровища сурдитов не интересовали никого, кроме сурдитов. Бушуки именно потому и заняли так удачно свою нишу, что стали посредниками между демоническими народами и уникальными Органами, обменивались со всеми и каждому давали то, чего он хотел.

И в числе прочего они выдумали дурманное зелье. Сурдиты давно варили пиво из мавоша, а гохерримы научились перегонять его, делая крепленые настойки – но для демонов это все равно было слабеньким компотиком. Требовалось выпить бочку, чтобы хоть чуточку захмелеть.

А вот бушуки ухитрились смешать такой коктейль, который сшибал с ног. Вызывал шум в голове даже у кульминатов. Конечно, Гламмгольдриг уже успел его попробовать, так что в его голосе прозвучало предвкушение, но и легкое разочарование:

– ТЫ ОБЕЩАЛ ТО, ЧЕГО Я ЕЩЕ НЕ ПРОБОВАЛ! ЭТО Я ПРОБОВАЛ! НО ДАЙ МНЕ ЕГО, ИБО Я ИСПЫТЫВАЮ ЖАЖДУ!

– Нет, о Темный Господин, ты ошибаешься, – лукаво сказал Оргротор, подлетая поближе. – Ты пробовал обычное зелье бушуков, которое пьют все и в котором нет ничего особенного. Это же – новый, улучшенный рецепт с особыми добавками.

Он нисколько не погрешил против истины. Добавки здесь и в самом деле были… добавка. Одна, лично от Оргротора. Действительно особая субстанция, настоящий концентрат его силы, его уникальных способностей.

– Да фу, тля!.. – выплюнул пиво Дегатти.

– Я не сказал, что это за добавка, – заметил Янгфанхофен, протирая стойку.

Гламмгольдриг содрогнулся в пароксизме вожделения, и сам его дворец колыхнулся следом. Вокруг замерцали огни, бесчисленные тропы-паутинки задрожали. У Оргротора зарябило в глазах, но он остался невозмутим, продолжая лукаво улыбаться.

Для Гламмгольдрига он представал не мужчиной и не женщиной. Как и Саа’Трирр, Желудок Древнейшего не имеет пола, и ему нет дела до пола других. Он способен испытывать страсть к живым существам, но эта страсть – извращенного, причудливого рода. Его притягивают те, кто способен изысканно его кормить и в то же время сами могут стать аппетитным кушаньем.

Оргротор это знал, а потому не прибегал к своим обычным приемам. Гламмгольдрига не удастся соблазнить, как иных демонов, а если даже и удастся – он сожрет того, кого вожделеет. Источаемые Оргротором феромоны изменили свойства – теперь они успокаивали, умиротворяли.

А когда зелье бушуков полилось в бездонный кратер, Гламмгольдриг издал довольное урчание. Внутри него все забурлило, пространство наполнилось как будто беззвучной мелодией, и Оргротор ощутил мягкие прикосновения. У Гламмгольдрига нет рук, но ему они и не нужны – он воздействует на материю просто силой воли.

– ЭТО И ПРАВДА ЧТО-ТО НОВОЕ! – с удовольствием воскликнул он. – ТЫ… М-МА!.. НЕ ОБМАНУЛ! БУШУКИ СОЗДАЛИ НОВЫЙ РЕЦЕПТ? КАКИЕ МИЛЫЕ СОЗДАНИЯ!

Он захмелел почти сразу же. Зелье бушуков не содержало спиртов, опиатов, амфетаминов и что там еще действует на слабые мозги смертных. Точнее, все это в нем было, но только в качестве символа, в гомеопатических дозах. Бушуки своим колдовством преобразовали смесь разных веществ в саму идею дурмана, в нечто вроде жидкого демона, пляшущего у тебя внутри.

А Оргротор своей добавкой еще и улучшил субстанцию. Внес в нее каплю самого себя, каплю божественной силы. Одну-единственную, и очень узкого применения – но с ней зелье бушуков приобрело новые свойства.

На Гламмгольдрига уже подействовало. Но он ничего не заподозрил, настолько хорошо ему стало. Раньше он ничего подобного не испытывал. Радуясь тому, насколько замечательный друг Оргротор, какой чудесный подарок он ему поднес, Гламмгольдриг благодушно пообещал:

– СЕГОДНЯ Я ТЕБЯ НЕ СЪЕМ. Я ДУМАЛ ОБ ЭТОМ, НО ТЕПЕРЬ РЕШИЛ НЕ ТОРОПИТЬСЯ.

Оргротор подозревал, что Гламмгольдриг все-таки собирается нарушить… точнее, обойти обещание. Желудок не производит впечатление титана мысли, ему далеко до интеллекта Саа’Трирра или мудрости Мазекресс, зато в нем таятся бездны низменного коварства. Он лжив, жесток и бессердечен… но Оргротор прекрасно это понимал и играл сейчас в ту же самую игру.

– Не надо, не ешь меня, Гламмгольдриг, – сказал он, улыбаясь. – Поглотив меня, ты получишь не так уж много, а оставив в живых – можешь многое выиграть.

– ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ СОЮЗ, – благодушно произнес Темный Господин. – КАК РВАДАКЛ. ГОВОРИ, Я СЛУШАЮ.

Оргротор мгновение промедлил. Он не знал, что Великий Очиститель начал какие-то отношения с Гламмгольдригом. Прежде они всегда враждовали, один раз даже бились насмерть, и Рвадакл тогда выжил, но долго зализывал раны.

Что же теперь – они заключили перемирие?

– И что же ты ответил Рвадаклу, о Темный Господин? – вкрадчиво спросил Оргротор, подлетая совсем близко.

– ГА-ХА-ХА-ХА-А-А!.. – прогрохотал Гламмгольдриг, содрогаясь всей тушей. – ВЫПЫТЫВАЕШЬ?! ХА-ХА-ХА, ХИТРЫЙ ХЕР! НРАВИШЬСЯ ТЫ МНЕ, ОРГРОТОР!

Темный Господин хмелел все сильнее. На огромном теле выступил пот – липкий, белесый. Он выделился из-под складок, стал источать нестерпимый смрад. Но Оргротора он не отпугнул, а только сильнее возбудил. Он любил… излишества.

И когда он приник к Гламмгольдригу, когда стал нежно елозить по его поверхности…

– Не надо! – взмолился Дегатти.

– Дегатти, просто заткни уши, я расскажу только Бельзедору, – вздохнул Янгфанхофен.

– Обычно я люблю сцены демонического секса… но, кажется, я только что нащупал свои границы, – покачал головой Бельзедор.

Гламмгольдриг не запомнил, чем закончилась их с Оргротором встреча. А вернее, не придал значения. Он просто неплохо провел время и пригласил своего нового друга захаживать при любом удобном случае. Да, у Оргротора есть свои странные потребности, но Гламмгольдригу понравилось, удовольствие было обоюдным.

Зато Оргротор вернулся в свой дворец удовлетворенным, с лукавой улыбкой на лице. Он получил, что хотел. Немного особого, заряженного специальным образом геноматериала Гламмгольдрига. Он сохранил его внутри себя и уже активировал первую партию.

В течение следующего года у него рос живот. С обычной скоростью. И все это время Оргротор корректировал свойства и облик своего первенца – но не слишком усердно. Что-то следует оставить и на волю случая, природа иногда может придумать интереснее.

Этот ребенок был только его собственным. Всего один – но это было только начало. Сразу после родов Оргротор активировал похищенный геноматериал снова, и у него опять начал расти живот.

Тем временем его первенец лежал в колыбели и сердито ворчал. Он родился младенцем – но сразу умел говорить и многое знал о мире. Оргротор применил те же методы, что с бушуками и кэ-миало – ребенок унаследовал часть его памяти.

И у него сразу же были зубы. И два пупка. Но во всем остальном это был самый обычный младенец, подобие самого Оргротора, только однополый. Истинный потомок Древнейшего.

– Я назову тебя… Аркродарок, – произнес Оргротор, изучая генокод первенца.

– Это драконье имя, – ответил младенец, глядя в потолок. – Какова причина, отец?

– Со временем узнаешь, – усмехнулся Оргротор.

Его дети обещали быть всесторонне одарены. Умные с рождения, способные к колдовству и манипуляциям с пространством. К тому же оборотни, имеющие две жизни.

Но Оргротор столько от них хотел и столько всего намешал, что появились некоторые сложности. Например, все их способности оказались до поры запечатаны. Поначалу это были только дети Оргротора – причем дети ущербные, ничем не отличающиеся от смертных. Чтобы открыть в себе Гламмгольдрига, обрести полный спектр способностей и второй облик, им предстояло пройти своего рода инициацию. Несложную, доступную легким усилием воли – но запечатывающую в том облике, в котором они сейчас есть.

– Это неудобно, – посетовал Аркродарок. – Если я получу рану и буду вынужден превратиться, то навсегда останусь ранен.

– А еще ты навсегда останешься младенцем, – подтвердил Оргротор. – А потому ты будешь жить в моем дворце, в безопасности и неге, пока не достигнешь желаемого возраста. Я защищу тебя и позабочусь.

– Спасибо, мама. Но все-таки это неудобно. Что если я обращусь, не заметив заусенца на пальце? Что мне, всегда ходить с этим заусенцем?

– Получается, так. Так что ты уж проследи, чтобы заусенцев не было. Инициацию нужно будет пройти только один раз – уж подготовься к ней как следует.

Следующие полвека Оргротор провел в своем дворце – затихнув и скрывшись от чужого внимания. Он не принимал гостей и сам никого не навещал. Никто не подозревал, что в тиши его залов, в роскошном убранстве древнего чертога один за другим рождаются и подрастают все новые высшие демоны.

Всего он произвел на свет двенадцать младенцев – шесть мальчиков и шесть девочек. После этого заряд похищенного геноматериала стал истощаться, двенадцатый отпрыск уже родился немного хилым, и Оргротор решил не продолжать, чтобы не портить породу.

Он мог вернуться к Гламмгольдригу за добавкой, но в этом не было нужды. Когда дети войдут в возраст, то станут размножаться сами. Поначалу под строгим присмотром своего отца-матери, а потом… у них будет целая вечность, чтобы заполнить его дворец внуками и правнуками.

Сначала дворец – потом весь мир.

Дети самого Оргротора были ослепительно красивы. Все до одного. Они унаследовали его лучшие качества, его безупречную внешность, его культурное обхождение и высокий интеллект. Сам же Оргротор приобщал их к прекрасному – искусствам, наукам, волшебству и альковным таинствам.