Паргоронские байки. Том 6

Никто из них не преобразовался слишком рано. Никто не запустил себя, не разожрался и не родил до срока. Они пристально следили за отцом-матерью и друг за другом, старались друг друга перещеголять и получить больше похвалы от родителя.

Аркродарок, первенец и любимец, совершил инициацию самым последним, достигнув аж тридцати девяти смертных лет. Он пожелал выглядеть зрелым мужчиной, чтобы сохранить старшинство над братьями и сестрами – не только формальное, но и внешнее. Но все остальные сделали это в юности, между семнадцатью и двадцатью пятью годами. Весельчак Гариадолл – в девятнадцать, тихоня Кошленнахтум – в двадцать три.

Это был венец творения Оргротора. Возвышенные, культурные, одухотворенные создания. Они походили на дивных бессмертных альвов… но с чудовищной начинкой.

Плодились и размножались они охотно и с удовольствием. Это у них было от Оргротора. От Гламмгольдрига же они унаследовали прекрасный аппетит. Когда все дети Отца Чудовищ прошли инициацию, его дворец стал обителью вечного праздника, непрекращающихся пиров и оргий. Численность его населения с каждым годом росла.

Но в конце концов Оргротор немного притомился от внимания потомков. У него уже были не только внуки, но и правнуки, их становилось все больше – и он намекнул детям, что любимый дедуленька хотел бы снова побыть в тишине.

Двенадцать первенцев к тому времени разбились на постоянные пары. Они по-прежнему занимались любовью с кем попало, но потомство заводили так, чтобы не слишком пересекать родовые линии. Оргротор сумел донести до них, что они стоят в начале нового народа, а поскольку они бессмертны – в будущем они пожалеют, если будут действовать непродуманно.

И теперь Оргротор помог пяти парам с их потомством отселиться. Паргоронская Чаша вся была поделена, но население ее было малочисленно. Высшие демоны – не смертные, они не плодятся миллионами. Общее число кульминатов, мегандоров, гохерримов, нактархимов, сурдитов, ларитр и недавно появившихся бушуков и кэ-миало составляло… может быть, тысяч триста. И они были рассеяны по огромной территории, так что от тесноты никто не страдал.

Конечно, еще оставались ла-ционне – вот их было действительно много. Но тоже все-таки не настолько, чтобы толкаться локтями. А поскольку жили они плотными сообществами, большая часть их империи представляла собой пустыню.

В эту пустыню и переселился Аркродарок. Самый старший и самый могущественный. Он уже почти не уступал отцу, и ему самому давно стало тесно в его дворце. Вместе с женой и потомством он удалился в Мглистые Земли и создал себе там жилище – вдали от городов ла-ционне.

Остальные тоже избрали себе места по душе. Гариадолл поселился на самом верху Каменистых Земель, у отрогов Ледового Пояса. Дзегакор – в Пекельной Чаше. Биллаон – на самом большом острове Пламенного моря. Идеммерий – в Туманном Днище, но очень далеко от отца.

И только самый младший, Кошленнахтум, остался с Оргротором. Он родился слабее остальных, и даже с женой ему не повезло – она пробыла с ним недолго, а потом ушла к другому, старшему сыну Аркродарока. Кошленнахтума это очень задело, а его самооценка и так оставляла желать лучшего.

Он был добр и робок. Больше всех, пожалуй, похож на Оргротора. Красивый, женственный, с мягким характером, неуверенный в себе. Оргротор ловил себя на мысли, что любит его не меньше, чем первенца, Аркродарока. А поскольку вновь оставаться в полном одиночестве ему все-таки не хотелось, он не возражал, что самый младший по-прежнему с ним.

Тем более, что тот во всем подражал отцу, учился у него, тоже хотел стать повелителем жизни. Сознавая, что уступает своим братьям и сестрам, он углубился в демоническое колдовство, изучал темные чары.

И потекли годы, века, тысячелетия. Дети Оргротора нарожали своих детей, те своих, а те – своих. Достигнув совершеннолетия, они также отделялись, обзаводились усадьбами на незанятых землях. Иронично, но существа, летающие без крыльев и владеющие телепортацией, оказались большими домоседами, коротающими дни в праздном безделье.

Они ходили друг к другу в гости, пировали, вели долгие беседы и поначалу совершенно не ссорились. Они были совсем юны, они еще не успели испортиться и развратиться, к тому же всей душой любили общего прародителя и не хотели расстраивать его склоками.

Все больше в Паргороне становилось их поместий. Земельных угодий, на старопаргоронском – гхьетов. А к их владельцам прилипло прозвище «гхьетшедарии» – землевладельцы, помещики.

Гохерримы поначалу посчитали их легкой добычей для своих налетов. Расслабленные лодыри – что могли противопоставить эти одиночки хорошо вооруженным отрядам?

Много чего, как выяснилось. Эти твари мгновенно перемещались в любую точку Паргорона, могли молниеносно сбежать от налета или позвать на помощь родню. Их пожирательная способность оказалась неприятным сюрпризом, и гохерримы поначалу просто не знали, что с ней делать. К тому же они управляли пространством, и нерасторопного демона могли просто превратить в месиво.

– Но вы же справились? – участливо спросил Бельзедор. – Вы же и их начали гнобить?

– Коне… э-эй!..

Да, гхьетшедарии тоже вступили в общую междоусобицу. В течение трех тысяч лет пали трое сыновей Оргротора и четверо дочерей. Дзегакора и Биллаона убили гохерримы, Идеммерий пал от руки сурдита Поползня. Бицепс Древнейшего обладал суровым нравом и не потерпел рядом со своими землями какого-то выскочку, потихоньку раздвигающего границы.

Зато Аркродарок очень даже ужился с ла-ционне, и его владения простирались уже на тысячи кульмин. Он посчитал, что Кровь Древнейшего идеальна в качестве его подданных. Маленькие, поодиночке почти неразумные, но крайне работоспособные и способные заполнять любое пространство существа. Их комплексы постепенно становились все сложнее, и Аркродароку нравилось учиться у них инженерному делу.

Процветал и Гариадолл. Он не раскинул свои владения на такие просторы, как старший брат, ему вполне хватало относительно небольшого гхьета, где он кутил и познавал все возможные развлечения. Он спешил перепробовать все возможное, хватался то за одно, то за другое, научился выходить за Кромку и проводил много времени там.

Гхьетшедариев становилось все больше, их гхьеты расползались по Паргорону пятнами. Увеличивалась численность и бушуков – эти сразу нашли свою нишу, ухитрившись стать союзниками каждому демоническому народу и Органу.

А вот кэ-миало по-прежнему было меньше тысячи, и новые появлялись очень редко, зато они явно вырвались в лидеры. Дети Саа’Трирра, сильнейшего в Триумвирате, они почти не появлялись на поверхности, предпочитая темноту глубоких нор, но оттуда контролировали весь Паргорон.

Кэ-миало сумели стать даже нужней бушуков. Они не претендовали на многое, их не интересовали земли, власть, богатства. Они жаждали только информации – а это было то, что совершенно не ценили остальные. Каждый кэ-миало хранил часть воспоминаний Саа’Трирра, а Саа’Трирр по-прежнему оставался Мозгом Древнейшего – и прочие демоны молча признавали его превосходство.

До поры. Был девять тысяч семьсот пятьдесят второй год от Разделения, когда старейшины гохерримских кланов сошлись на сходку – и в этот день начались большие перемены.

55444 год до Н.Э, Паргорон, Школа Молодых.

Изначально их было тридцать два. Тридцать два первородных Зуба, шестнадцать мужей и шестнадцать жен. Но они без малого десять тысяч лет жили войнами и набегами – и за это время две трети их погибли. В живых осталось только десятеро.

Однако их заклятые враги, нактархимы, тоже сократились в численности. Из двадцати изначальных осталось всего шестеро. Зубы медленно, но неуклонно одолевали Ногтей – и сегодня они собрались, дабы обсудить финал затянувшейся вражды.

Даже через без малого десять тысяч лет гохерримы не строили городов и не жили оседло. Даже теперь они предпочитали шатры и спали под открытым небом. Их сердца были сердцами воинов, они радовались только битвам и ни на миг не расставались с клинками. Клинки были хранилищем их силы, клинки были их главным козырем – и они досыта поили свои клинки кровью.

Но нет правил без исключений. Один из первородных пару тысяч лет назад перешел к оседлости. Джулдабедан, уже прозванный Учителем Гохерримов. Когда в очередной битве с нактархимами погибла его жена, он первым задумался над тем, что демоническая жизнь вечна, но не вечен в ней демон. Нет абсолютного бессмертия, рано или поздно первородных не останется совсем. Новые поколения, возможно, не будут помнить о чести, силе и достоинстве Древнейшего так, как помнят первородные.

Поэтому он создал то, что потом прозвали Школой Молодых, и начал обучать юношей и девушек.

Сначала только собственное потомство. Членов своего клана. Но с течением веков другие кланы также стали отправлять своих молодых к Джулдабедану. Он хорошо учил.

Межклановая вражда давно осталась в прошлом. На заре времен гохерримы сражались и друг с другом, но быстро поняли, что так просто изведут сами себя, и сплотились против всех остальных. А поскольку невест или женихов предпочитали брать из других кланов, они давно переплелись множественными родственными узами.

Изначально кланов было шестнадцать, и во главе каждого стояла чета первородных, от которых и происходили все остальные. Но теперь кланов осталось лишь десять, и старейшина у каждого был только один.

Два возглавляли Зубы Мудрости: Джулдабедан и Сильдибедан. Пять – Коренные: Худайшидан, Росканшидан, Эррешидан, Резкельшидан и Джойнайшидана. Два – Резцы: Гаштерлодан и Руналодана. Один – Клык: Мардзекадан. Однако в каждом были потомки и шести утраченных кланов, рассеявшихся по остальным. Кровь не пропала, она жила в молодых гохерримах.

– Давно мы не собирались вот так, все вместе, – произнес Сильдибедан, оглядывая братьев и сестер. – Сколько, лет пятьдесят уже?..

– Больше, все шестьдесят, – сказал Резкельшидан. – Я помню, вот этого корпуса у Учителя тогда еще не было.

– И нас по-прежнему десять, – с теплотой в голосе сказал Худайшидан. – Нас по-прежнему десять.

– За нашу кровь! – провозгласил Мардзекадан, поднимая огромный кубок. – За тех, в ком она течет! И… за прекрасных дам!

Столовую наполнил громовой хохот Джойнайшиданы. Одной из двух последних первородных женщин. В первые тысячелетия гохерримы не владели по-настоящему искусством поглощения душ, их демоническая сила была не так уж велика, и многое зависело в том числе от силы физической. При этом в войнах женщины участвовали наравне с мужчинами – и немудрено, что гибли они чаще.

Немудрено, что спустя десять тысяч лет их осталось всего две – и обе весьма крупные. Что Руналодана, прозванная Налетчицей, что Джойнайшидана, известная как Могучая Княгиня. Ее муж был одним из кариозных Зубов, умер больше восьми тысяч лет назад, так что свой клан великанша большую часть времени возглавляла в одиночку.

Сейчас в правой руке она держала именной клинок, громадный шестопер, а в левой – сочный шмат мяса. Гохерримы пировали уже несколько часов и успели извести целую мясную гору. Оставили лишь немного вокруг ядра – чтобы чудо-зверь не издох, чтобы смог снова нарастить плоть.

– А, это не то! – воскликнула Джойнайшидана, отрывая зубами сразу половину. – Какое мясо без духа?! Я скучаю по шашлыкам из сурдитов!

На многих лицах появилось смущенное выражение. Молодые гохерримы не помнят, но когда-то Зубы Древнейшего с удовольствием питались сочными сурдитами и хрустящими ла-ционне, выковыривали из-под панцирей плоть нактархимов, совместно забивали на мясо кульминатов и мегандоров. Именно их жертвой стала Левая Ступня.

А на заре существования, в самое первое тысячелетие… но об этом гохерримы совсем не любили вспоминать. Каннибализм они отвергли давным-давно.

Кодекс. Джулдабедан с самого начала размышлял о судьбе всех гохерримов. Не только о своей. С самого начала он был погружен в самое себя – неважно, чем при этом занимался. В пылу ли битвы, на брачном ли ложе, на пиру ли с друзьями, на охоте или в медитации – часть его ума всегда была обращена к решению проблемы, что одного его и волновала.

Остальных мало заботило то, что будет завтра, а уж тем более через тысячи лет – но Джулдабедан заглядывал в будущее не хуже Согеяна. Не переставал думать, как сделать так, чтобы гохерримы не стали рабами своих страстей или слугами тех, кто сильнее.

Даже клинок он себе выбрал нетипичный, не имеющий лезвия. Поначалу все сражались костями, выточенными из убитой Челюсти. Потом один за другим переходили к металлу, становились все более искусными оружейниками. Лишь Джулдабедан по сей день сохранил свой древний костяной шест.

– Подожди, – перебил Бельзедор. – Он же у него деревянный. Я точно видел.

– Так сколько лет-то с тех пор прошло, – пожал плечами Янгфанхофен.

И именно своему кодексу Джулдабедан в первую очередь учил юных гохерримов. С младых лет те усваивали, что нельзя есть тех, кто способен говорить. Что следует щадить тех, кто достойно сражался. Что дуэль священна, а честная победа не призывает к отмщению.

Учил истинной красоте поединка. Искусству благородной войны.

Как следует отметив встречу, старейшины кланов переместились на открытый воздух. Они собрались не только для того, чтобы выпить за здоровье друг друга и убедиться, что их по-прежнему десять. У многих были новости, многое давно назревало. Они неоднократно встречались по двое и по трое, обсуждали будущее своего народа, но сегодня пришло время для общего решения.

– Ты хорошо учишь нашу молодежь, – сказал Сильдибедан Джулдабедану. – Мы все тебе за это благодарны.

Вдали проскакали двое юношей на паргоронских конях. Мардзекадан узнал в одном своего сына – недавно старейшина снова женился, и у него наконец-то снова появился сын. Все предыдущие погибли много лет назад, в бесконечных битвах.

Пусть хоть этот переживет их побольше. Не из-за великой любви Мардзекадана к отпрыску, а чтобы не жалеть о том, что кровь слабеет.

– Однако когда они покидают твою школу, то ведут ту же жизнь, что и все мы, – продолжал Сильдибедан. – Скажите мне, братья, в чем правда?

– А в чем правда? – нахмурился Мардзекадан.

– Я думаю, что правда в силе: у кого сила, тот и прав, – рубанул ладонью Сильдибедан. – Братья. Сестры. Выслушайте мои слова. Мы все воины, и мы сильнее всех в этом мире, но мы неразумно используем свою силу. Беспорядочные набеги, стычки с кем попало, охота поодиночке и малыми группами.

– Согласен, – прохрипел Эррешидан. – Мы можем поставить Паргорон на колени, если организуемся в единое целое.

– Именно это я и хочу предложить, – кивнул Сильдибедан. – Систему. Армию. Мы все воины – так давайте станем войском. Нас достаточно много для этого. Пусть вместо кланов будут легионы.

Первородные загомонили. Предложение Сильдибедана всем пришлось по душе. Самый рассудительный из них, он прославился своими знаниями родовых древ и умением разрешать споры меж их веточками, за что был прозван Судьей Паргорона. К нему прислушивались прежде – прислушались и сейчас.

– Мы давно обсуждали это с Росканшиданом, – продолжил Сильдибедан. – Когда-то наши кланы были просто семьями, когда-то они состояли только из наших детей и внуков. Сейчас у нас столько потомков, и они так переплелись, что большинство происходит от всех нас сразу. Мы – предки всего народа гохерримов.

– Мы – и еще двадцать два погибших, – дополнил Гаштерлодан. – Их кровь…

– Я не к тому, чтобы умалить их заслуги, – вскинул ладонь Сильдибедан. – Моя собственная жена лежит там, где ее убили нактархимы. Но перед гибелью она произвела на свет много детей, у меня тысячи потомков. Весь народ гохерримов – мои потомки.

– Мой сын – не твой потомок, – усмехнулся Мардзекадан.

– Ты так в этом уверен? – насмешливо спросил Сильдибедан. – Кто его мать, скажи?

– Критаригнева, прекраснейшая из дев клана Резкельшидана.

– Критаригнева – дочь Гирратеблата и Стардиромены. Стардиромена – дочь Экротарима и Марезабелы. Экротарим – сын Ростардрахара и Шьянагариты. Ростардрахар – сын Резкельшидана и Терремодены. Терремодена – дочь Эльглетаблона и Ногфанхолиты. А Ногфанхолита – дочь Зиглекаданы… и меня. Твой сын – мой прапрапрапраправнук, Мардзекадан.

Последний из Клыков опешил. Он невольно поймал взглядом скачущего вдали юношу, а потом расплылся в улыбке и хлопнул Сильдибедана по плечу.

– Мы обязательно за это выпьем, брат, – пообещал Мардзекадан. – Но заверши свою мысль. Вот переименуем мы кланы в легионы – что дальше?

– Позвольте мне, – молвил Росканшидан. – Мы с Судьей много об этом толковали. Вы же все знаете, что мой клан – самый малочисленный? Знаете, почему?

Гохерримы смутились. Да, все знали, что Росканшидан по прозвищу Часовой кочует в основном на границе с Каменистыми Землями. Там прохладнее, там больше растительности, а сейчас там еще и стоит башня Мазеда. Паргоронский Банкир и его дети-карлики посредничают в торговле по всей Чаше, да еще и доставляют интересные мелочи из-за Кромки.

Но еще там начинаются земли нактархимов. Из своих тайных крепостей они делают налеты. Живые молнии, закованные в костяную броню невидимки, они сливаются с почвой, сливаются с песком – и нападают из ниоткуда. А уж в те дни, когда Мистлето засыпает, и Центральный Огонь меркнет… ночь на внутренней стороне случается только раз в год и длится недолго, но она воистину страшна.

– Мы сражаемся с нактархимами испокон веку, – сказал Росканшидан. – И мы можем победить. Если создадим организованное войско первыми – победим.

– Паргорон должен стать нашим! – вспыхнули глаза Эррешидана. – Нактархимы – единственные наши соперники! У всех остальных кишка тонка! Уничтожим нактархимов, а остальных сделаем своими слугами! Сурдиты будут рыться в земле, ла-ционне – делать для нас вещи! Бушуки и кэ-миало нам тоже пригодятся! А ларитры… ларитр мы тоже потом уничтожим. Как-нибудь.

– А что насчет этих… гхьетшедариев? – спросила Руналодана.

– Дети Хера Древнейшего?! – фыркнул Эррешидан. – Сперма, смегма и нечистоты?! Эти разбегутся, как только мы обнажим клинки!

– Я бы вырезала их всех до одного, – процедила Джойнайшидана. – Мне отвратительны они как явление. Я убила ту тварь, которая поселилась в Пламенном море… и вы не поверите, если я расскажу, как мерзотна она была.

– Поверим, – сказал Гаштерлодан. – Мой клан тоже одного такого уничтожил. Он сожрал пятерых отличных воинов, а потом превратился… сначала я подумал, что это какой-то Орган, но нет.

На лицах Зубов промелькнуло отвращение. Гхьетшедарии, эти самые молодые из обитателей Паргорона, вызывали у них смесь омерзения и потаенного страха.

Они не боялись самих гхьетшедариев, но опасались того, что означало их появление. То, что демоны произошли из божественного Тела, не являлось предметом веры – все просто это знали. Но что ответит сам Древнейший, если спросить его, кого он скорее станет считать своими детьми? Ожившие Зубы или тех, кто появился из его Чресел, из божественного Семени?

Что больше похоже на классическое определение ребенка?

Но всерьез гхьетшедариев пока еще не воспринимали. Они не были воинственны. Все были уверены, что выжечь их поместья не составит труда. Просто никто не видел смысла этим заниматься, пока жив и силен главный враг.

– Десять легионов, – рисовал в воздухе план Сильдибедан. – Мы десятеро будем зваться вексиллариями. Знаменосцами. Мы будем не командовать своими легионерами издали, а вести их в бой. Каждый легион будет делиться на десять когорт – в первой будем лидировать мы сами, остальные возглавят достойнейшие после нас.

– Что делать, если один из нас погибнет? – спросил Худайшидан. – Легион будет поглощен другими?

– Нет. Число кла… легионов не должно больше уменьшаться. Если вексиллария убьет другой гохеррим – он докажет тем свою силу и сам станет вексилларием.

– Прекрасная мысль! – вспыхнули глаза Мардзекадана. – Мне нравится!

– А если это будет не гохеррим? – спросил Худайшидан.

– В таком случае мы объявим турнир за титул. Пусть молодые сражаются – и лучший среди лучших станет одним из нас.

Эта мысль понравилась всем еще больше. Гохерримы обожали турниры. На них они сдерживались, сражались не до гибельного исхода, но все равно безумно их обожали.

Новоявленные вексилларии оживились, стали обсуждать грядущую реформу. Единение! Совместный удар на нактархимов! Сильдибедан и Росканшидан уже наметали систему будущего народа-армии, но каждому первородному нашлось, что добавить.

– Когда мы расправимся с нактархимами и раздавим всех остальных, Паргорон станет нашей житницей, – хрипло вещал Эррешидан. – А потом мы сделаем его огромной крепостью… и пойдем дальше. Вы знаете, как кишит душами пространство за Кромкой? Мы заставим бушуков показать туда дорогу – и наши клинки никогда не будут голодать.

Эррешидан был первым, кто научился поглощать души. Он же был и тем, кто сильнее всех это любил. Его меч Кровожад был особенно жаден, особенно ненасытен – и Эррешидан щедро его кормил.

Но ему всегда было мало.

– У меня есть предложение, – сказала Джойнайшидана. – Нактархимы – сильный враг. До того, как ими займемся… не проредить ли нам сурдитов? Накормим как следует клинки их мясом…

– Между нами и сурдитами – толща Чаши, – перебила Руналодана. – Мой клан все время делает туда налеты, но ты знаешь, сколько воинов гибнет в дыме ларитр? Эти выпуки Легких… с ними охереть как трудно драться!

– Поэтому я предлагаю прорубить новый тоннель, – ухмыльнулась Джойнайшидана. – Прямо в центре. Там, где был дворец той твари, которую я убила.

– Тоннель сквозь Чашу? – удивился Мардзекадан.

Джойнайшидана только осклабилась. Братья и сестра посмотрели на нее с сомнением, но возражать не стали. В конце концов, если кому и под силу такой подвиг, так это ей, Могучей Княгине.

– Сытые клинки – это очень важно, – согласился Худайшидан. – Но я тоже хочу сказать. Эррешидан, ты тут хорошо сказал насчет судьбы сурдитов, ла-ционне и остальных… но один народ ты позабыл. Что ты планируешь делать с кульминатами?

Эррешидан хмыкнул. Кульминаты всегда как-то выпадали из картины. Да, иногда гохерримам удавалось одолеть кого-то из них, но только целой гурьбой. Даже первородные не рисковали выходить на них в одиночку.

– Неверно поставленный вопрос, – отвел взгляд Сильдибедан. – Я бы лучше спросил, что кульминаты планируют делать со всеми нами.

– Я каждое утро начинаю с фразы: спасибо, что я еще жив, о кульминаты, – хохотнул Резкельшидан. – Если бы они были такими же, как мы, в Паргороне давно бы остались только кульминаты.

– Верно, – кивнул Худайшидан. – Поэтому я считаю, что делать их врагами неразумно. Вместо этого разумно будет… но, впрочем, пусть за меня скажет другой. Вы слышите?

Гохерримы прислушались. Рокот. Гул. Земля словно чуть вздрагивает. И грохот понемногу нарастает, приближается…

– Я позволил себе дерзость пригласить на нашу сходку гостя, – сказал Худайшидан.

– Ты что замыслил, Князь?! – воскликнул Гаштерлодан. – Ты восстал против нас?!

– Я бы никогда не восстал против гохерримов! – вспылил Худайшидан.

– Я всегда говорил, что ему нельзя верить! – повысил голос Гаштерлодан. – Он же последний из… подгнивших!

Худайшидан невольно сжал кулаки. Его алый глаз вспыхнул пламенем, черный – чуть заметно задымился. Единственный тут в доспехах, в маске на пол-лица, Гниющий Князь придвинулся к Гаштерлодану и процедил:

– Я «подгнил» только телом. А что касается твоих малодушных и подлых слов, то ты мне за них еще ответишь. Но не здесь и не сейчас. Братья! Сестры! Я привел на эту встречу друга – и простите, что не предупредил!

Его толком не слушали. Все смотрели на быстро растущую багровую громаду. Коротконогий и длиннорукий, с огромными рогами, он шагал неторопливо, но каждым шагом мог перемахнуть здание.

– ПРИВЕТ, ХУДАЙШИДАН, – раздался оглушительный глас.

– Привет, Агг! – помахал Гниющий Князь.

Остальные Зубы смотрели на это с неприкрытым изумлением. О том, что Худайшидан водит дружбу с кем-то из кульминатов, слухи ходили давно. Но его не спрашивали – Гниющий Князь всегда был замкнутым.

И Гаштерлодан сказал правду, Худайшидан – последний из кариозных. Четверо остальных погибли тысячи лет назад – они родились слабее здоровых Зубов, страдали от вечной боли, и постоянные войны выкосили их в числе первых… хотя потомство успели оставить все.

Но не Худайшидан. У него яд Ралеос отравил только часть тела, и он сумел обратить свою слабость в силу. Тоже живущий в непрерывной агонии, Худайшидан научился ее претерпевать, почти не обращать на нее внимания. Искусство, которое переняли от него и остальные, а Джулдабедан даже включил в курс обучения молодых.

Конечно, лучше всех этому мог научить сам Худайшидан. Но из него плохой наставник. Его клан так же велик, как у остальных, но Худайшидан почти не управляет им, а много времени проводит в одиночестве, в пустыне и горах.