Паргоронские байки. Том 6

Это терзало его. В отличие от всех прочих частей Древнейшего, он не был бессмертен. Один из достойнейших и умнейших детей Паргорона, он медленно умирал.

Очень-очень медленно. Он прожил уже больше шести тысяч лет и мог прожить еще столько же – но он был обречен и понимал это.

Из-за этого Мазед вел постоянную активность. Он первым научился проникать за Кромку, он овладел колдовством, подглядев его у прекрасных альвов Тир-Нан-Ог, скрытных нагов Паталы и грозных джиннов Кафа. Со всеми он говорил на их языке и к каждому находил самый верный подход. Он обернул следы божественной силы в нечто новое, развил в себе подлинное демоническое начало.

Это именно Мазед привел в Паргорон лошадей и собак, осквернив их Тьмой, переделав в тех тварей, что так понравились гохерримам. Он даже поймал в землях альвов единорогов и превратил в двурогов – но те оказались настолько дики и необузданны, что лишь самые жестокие и могучие из воителей могли усмирить этих созданий.

Нактархимы же получили костяных котов и сталептиц. Верховые животные им не требовались, а вот костяные коты и сталептицы стали лучшими друзьями.

– Что за сталептицы? – спросил Дегатти. – Где они водятся?

– Нигде. Они вымерли… благодаря нам, – чуть отвел взгляд Янгфанхофен.

Мазед жил на границе, между гохерримами и нактархимами. Он торговал с теми и другими, искусно между ними лавируя. Оба народа считали его своим другом – не слишком верным, но безусловно ценным. Он был слишком полезен для обеих сторон, ухитрился стать почти незаменимым, а его способности были во многом уникальны.

В те времена за Кромку умел ходить только он, да еще Ксаурр. Но Ксаурр не любил этого делать и вообще обычно гулял сам по себе. Зато Мазед… его башня была полна сокровищ, этот хромой толстяк тащил к себе все, что ему нравилось, и богател с каждым веком.

Но богатства не слишком его утешали. Радовали глаз, но не сердце. Как и Оргротор, Мазед был одинок и страдал от этого.

– О, как мило, как мило с твоей стороны наконец-то заглянуть! – чуть язвительно, но приветливо воскликнул Мазед, когда Оргротор приземлился на балкон. – Ты так долго не давала ответа, что я уж начал волноваться.

Мазед видел в Оргроторе женщину. Все живые существа видели Оргротора так, как им было комфортнее.

– Что же, раз наконец-то навестила, проходи, – заковылял по широкому проходу Мазед. – Я принес из-за Кромки много изысканных напитков… и сластей. Или хочешь чего-то посущественней?

– Отчего бы и не подкрепиться? – улыбнулся Оргротор. – Спасибо, мой дорогой.

Мазед подавил довольную улыбку и захлопотал. Незримые силы уже накрыли стол, в богато украшенной зале вздувались диковинные яства, чаши с ароматными винами и наркотические зелья. Мазед не был так прожорлив, как Гламмгольдриг, но обожал пробовать новое, обожал дегустировать и обладал утонченным вкусом. Потому порции были небольшие, зато их было много.

– Это божественный итиэль, сладкая настойка альвов, – вещал хлебосольный хозяин. – Это карри, оно островато, но наги его обожают. А еще отведай медового вина – я купил его у джиннов. Оно не только наполняет бодростью все члены, но и порождает ароматный дым, так что услаждает не только вкус, но и обоняние.

Оргротор не стеснялся. Он не был таким гурманом, как Мазед, но диковинные яства порождали в нем почти детское любопытство. Парящий над полом, он вкушал то от одного кушанья, то от другого, пил из разных чаш и всякий раз хвалил искусство повара.

Мазед взирал на это с удовольствием, а его взгляд становился все более томным. Однако его пальцы нетерпеливо стискивали трость, поскольку Оргротор пока не заговаривал о том, для чего Мазед его и пригласил.

И в конце концов он заговорил сам. Отпив болеутоляющего зелья, которого Мазеду с каждым веком требовалось все больше, Язык произнес:

– Так что же, дорогая, ты обдумала то, что мы вместе обсуждали? Вижу, что обдумала, раз навестила мою скромную обитель.

– Обдумала, – кивнул Оргротор. – У меня есть для тебя несколько вариантов.

– Ах, несколько!.. – подвинулся ближе Мазед. – Это значит «да», верно?

– Я попробую исполнить твое желание. Но нам понадобится твое колдовство. И зеркала. Но не обычные, а кривые. Но не обычные кривые, а те, что искажают… гармонично.

– У меня много зеркал, любых, – осклабился Мазед. – Чего-чего, а этого у меня много. Зазеркалье было первым, что я освоил, когда учился ходить насквозь. Но для чего тебе это?

– Для чего… Дорогой мой, скажи, как много своих подобий ты бы хотел?

– Чем больше, тем лучше, – сжал кулаки Мазед. – Я хочу свой народ. Чтобы они были, как я. Такие, каким был бы я, если б не этот яд, который меня жжет. Чтобы после меня кто-то остался и покорил этот мир. Чтобы я мог завещать кому-то все, что накопил. И научить их всему, что узнал. Чтобы меня помнили и любили.

– Это непростая задача – создать целый народ. Моего собственного чрева на такое не хватит.

– А… но… как же тогда ты это сделаешь?.. – растерялся Мазед.

– Не переживай, соитие не потребуется.

– Не потребуется?.. А… ну… это хорошо, конечно… – сник Мазед, застегивая сюртук обратно.

– Но я кое-что придумала, – заверил Оргротор, накрывая руку Мазеда своей. – Зеркала, твоя кровь, твое колдовство – и немного моей помощи. Я объясню, что делать.

Голос Оргротора журчал, как ручеек. Слаще любого вина, он был одновременно мужским и женским, приятным для любого, кто его слышит. Мазед испытал некоторую досаду, что способ будет более обезличенным, но когда Оргротор закончил рассказывать свою идею, он даже обрадовался.

Ведь таким образом это будут именно дети Мазеда. Не Мазеда и Оргротора, не смесь двух Органов, а именно его собственное потомство, только его. Без примеси чужих признаков.

Именно этого Мазед хотел в первую очередь. Он родился в окружении гохерримов, которые сразу были целой семьей, могучим сплоченным кланом – и смертельно завидовал такому счастью.

Его ведь они тогда не приняли. Возможно, именно из-за соседства с гохерримами он и сам получился похожим на гохеррима – но все-таки другим. Почти вдвое больше, хвостатым и каким-то распухшим. Уродливым, искаженным, с огромным носом и ушами.

Мазеда отвергли, не признали за своего. А потом долгими тысячелетиями его тело все сильней ветшало, все чаще раскрывались рубцы и давали о себе знать язвы. Ему становилось все хуже, он чувствовал неуклонное приближение смерти.

И Мазед искал способ продолжить себя в других.

Весь верхний этаж башни занимала зеркальная зала. Тридцать четыре зеркала, и каждое вело в другой мир. За каждым светилось не только отражение Мазеда, но и пейзаж иной планеты, иного измерения. Кроме хозяина, никто еще не бывал в этой зале прежде – Оргротор стал первым.

– Это подойдет, – сказал он. – Это даже лучше, чем кривые зеркала. Теперь нужна кровь.

Мазед с готовностью отдал целое ведро своей крови. Каждое зеркало окаймил алой рамкой и написал в углах слова индивидуальности. Он не хотел получить кучу близнецов – каждый потомок должен чуть-чуть отличаться от него и своих сиблингов.

Эта зала была его святая святых, его путем за Кромку. Мазед много веков ее отшлифовывал. Зеркала висели по кругу, и все было так рассчитано, что отражения не пересекались. Напротив каждого стекла была глухая стена, и каждое было ограничено толстой рамой, так что даже боком ничего не попадало.

Кто-кто, а Мазед знал, насколько это опасно – когда одно волшебное зеркало отражает другое. Получается зеркальный тоннель, способный увести в необозримые глубины мироздания – и оттуда могут явиться такие гости, что заставят обгадиться даже демона.

Встав точно в центре, Мазед разделся догола, выдохнул серебристый дым, и зала наполнилась иллюзиями. Льющийся сверху свет многократно преломился, и тридцать четыре отражения задвигались вместе с Мазедом.

Поначалу отражения были точными – но быстро стали искажаться. Черты, силуэты, движения – они все меньше совпадали с оригиналом. Зеркальные Мазеды начали обретать собственную жизнь.

Парящий под куполом Оргротор раскинул руки – и его тень упала на Мазеда. Ровно половина отражений оказалась в сумраке – и изменилась еще сильнее. Эти уже совсем не были Мазедами – скорее Мазедессами.

Язык Древнейшего закатил глаза. Его слегка колотило, эманации Оргротора вливались в него и наполняли жизнью зеркала. Тридцать четыре отражения тоже затряслись, задергались… и принялись дубасить в стекло кулаками.

– Просто откройте двери, ребятишки!.. – захлопотал Мазед, как несушка.

Вот, первое отражение вырвалось наружу! Кровь Мазеда со свистом втянулась в него, даруя плоть, делая материальным. Глаза засветились истинным сознанием, монада души зажглась, словно вспышка новой звезды.

Мазед ахнул, радостно хлопнул в ладоши – но то было только начало. Второй, третий, четвертый!.. Один за другим они выходили в залу – а зеркала за ними тускнели и чернели, навсегда становясь просто матовыми стеклами. Дети Мазеда забирали себе волшебство Зазеркалья.

Вот уже их ровно тридцать четыре – семнадцать юношей и семнадцать девушек. Они были несомненно подлинными существами, настоящими демонами – не иллюзиями, не демоникалами, не Ярлыками. Они ничем не уступали гохерримам, нактархимам, сурдитам.

Разве что…

– Какие малюсенькие… – растерянно молвил Мазед, когда те подошли поближе. – Они… они даже меньше ла-ционне.

– Да… стоило взять зеркала побольше… или комнату поменьше… – тоже немного растерянно сказал Оргротор. – Надеюсь, ты не в обиде?

– Нет, так даже лучше, – довольно потер руки Мазед. – В них плотнее сконцентрировано волшебство. Будут самые лучшие колдуны. А к тому же… я возвышаюсь среди них, как гора! Они будут поклоняться мне, как своему богу!

– Нет, не будем, – с некоторым вызовом сказал тот, что вылез самым первым.

– Ах ты мой маленький несмышленыш! – умилился Мазед. – Я назову тебя… Мараул.

– На старопаргоронском это означает «сварливый», – пояснил Янгфанхофен, заметив замешательство собеседников.

Усталый, но счастливый Мазед пригласил Оргротора отметить успешное завершение родов. Снова оказался накрыт огромный стол… теперь еще больше, еще богаче! И кроме двух Органов за ним расселись тридцать четыре гомонящих рогатых карлика.

Своим волшебством Мазед сотворил для них одежду – самых разных фасонов и цветов. Из всех тридцати четырех миров, с которыми имел дело – и каждый детеныш нашел себе что-то по душе. Самый старший, Мараул, первым облачился в алую мантию и колпак и первым плюхнулся на стульчик возле отца.

За пиршеством Мазед раздал имена им всем. Оргротору тоже хотелось поучаствовать, но Мазед был так счастлив и так носился со своим потомством, что он не стал встревать.

И то сказать – именно от Оргротора им не досталось почти ничего. Он наделил их только разделением на мужчин и женщин, да способностью к размножению – все остальное они получили от Мазеда.

Кроме его хронической болезни, к счастью. Ни у кого не оказалось ни рубцов, ни отростков по всему телу. Совсем крохотные – зато и совершенно здоровые.

Когда имя получил самый младший детеныш, Каген, Мазед сложил руки на животе и умиротворенно вздохнул:

– Ну что ж, пусть я однажды умру. Зато какая у меня огромная семья!

Оргротор вздрогнул. В каком-то смысле это были и его дети – но Мазед явно не собирался ими делиться. Теперь его башня наполнится жизнью, будет кишеть молодыми демонами-колдунами.

А через несколько поколений гохерримов и нактархимов ожидает неприятный сюрприз. Закромочный кудесник, которого много веков пытаются присоединить к какой-нибудь фракции, неожиданно создал свою.

Сами малыши тоже не воспринимали Оргротора как свою… мать?.. Второго отца?.. Они смотрели только на Мазеда, и смотрели с почтением. Не как на живого бога, конечно, но как на кумира и родоначальника.

Любимого батюшку.

– Запомните, дети, – наставлял их Мазед, когда Оргротор потихоньку удалился. – Перед лицом вечности нет ничего важнее семьи.

Верные слова. Оргротору они тоже запали в душу.

58869 год до Н.Э., Паргорон, Обитель Саа’Трирра.

– Ты звал меня, Саа’Трирр?

Огромный серый купол устремил свои чувства к гостю. Оргротор был совсем мал в сравнении с Космическим Разумом – так в последнее время все чаще прозывали Саа’Трирра. Когда Мозг обращался к кому-то, все трепетали, ибо могущество его было подавляюще и безгранично.

– Да, – раздалось в голове.

Саа’Трирр говорил, не говоря. Посылал слова, не издавая звуков. Это не было обменом мыслями, хотя чужие разумы были ему что раскрытая книга.

– Мазед очень благодарен тебе. Его племя разрастается.

Оргротор улыбнулся и чуть склонил голову. Да, за минувшие двести лет дети Мазеда обзавелись собственными детьми, а те – своими. Их пока еще было не так много, но они уже распространились по Чаше, снискали себе славу ловкачей, кудесников и авантюристов. К ним прилипло прозвище «бушуки», что на старопаргоронском значит «торговцы».

– У них любопытная мозговая активность, хотя и несовершенная, – прокомментировал Саа’Трирр. – К тому же с несколько узким спектром интересов. Как и у всех.

– Творение определяется формой и содержанием, – произнес Оргротор. – Картина закончена, когда мы заключаем ее в рамку. А мозговая активность ни у кого не совершенна… может, кроме тебя.

– Нет. Ни у кого. Совершенство недостижимо, Отец Чудовищ. Но это не повод бросать попытки. А потому у меня к тебе есть просьба.

Оргротор не удивился. Он догадался, для чего Саа’Трирр пожелал увидеться. От него не укрылось то, что он сделал для Мазеда, но долгое время Мозг выжидал, желая как следует изучить результат. И теперь, когда он убедился, что бушуки получились сильным племенем, что их способности не угасают с поколениями, а дети не уступают родителям, то пригласил Оргротора встретиться.

– Моя мозговая активность тоже несовершенна, – повторил Саа’Трирр. – Но это как раз тот случай, когда количество может повысить качество. Этот метод используют ла-ционне, и я тоже желаю попытаться. Я прошу тебя взять мои образцы тканей.

Оргротор медленно плыл вокруг серого купола. Он размышлял над этой новой задачей. Саа’Трирр – совсем иное существо, нежели Мазед. Его не выйдет отразить в зеркалах-порталах, и никакое прихотливое колдовство тут не поможет… наверное.

– Я уже все проанализировал для тебя, – снова послышалось где-то между ушей. – В моем случае лучший способ – почкование с небольшим количеством сопутствующих мутаций ноогенеза.

Оргротор почувствовал, как в голову вливаются новые знания. Разум обогащался тем, чего в нем раньше не было.

– Это займет несколько минут, – сказал Саа’Трирр. – Я бы переслал все сразу, но боюсь перегрузить твой несовершенный мозг.

В чужих устах это прозвучало бы оскорблением. Высокомерием. Но Саа’Трирр не был высокомерен, он просто излагал факты. Говорил как есть, не заботясь о чувствах собеседника.

И теперь Оргротор понимал, как лучше всего подступиться к тому, о чем просит Космический Разум. Его глубинная суть – информация. Мышление и воспоминания, хранение и обработка данных. Нужно создать существ, что будут способны делать то же самое. Обмениваясь пакетами информации, совместно храня все им известное, они будут разными – и в то же время единым целым.

Второго Саа’Трирра Оргротор создать не мог. Для этого нужно божественное происхождение. Но Саа’Трирр сам сказал, что можно взять количеством. Вместо второго Мозга Древнейшего – множество меньших разумов, способных работать в коллективе.

Проект был изящным. Саа’Трирр явно давно его обдумывал, и Оргротору захотелось поучаствовать. Однако один момент его смущал… некая неизвестная переменная.

– Я вижу здесь пробел, – сказал он, просматривая перечень действий. – Ты добавляешь некий компонент… что это за компонент?

– Я добавлю его сам, – бесстрастно ответил Саа’Трирр. – Тебе нет нужды знать, что это.

– Нет-нет, Разум, так не пойдет, – покачал головой Оргротор. – Если ты желаешь моей помощи, я жду в ответ полной откровенности. Я не твой слуга, меня нельзя подозвать и сказать: сделай мне детей, Оргротор, а потом поди прочь. Твои дети будут и моими… в определенном смысле. И коль уж я оказываю тебе услугу, то имею право хотя бы знать, что именно ты создаешь.

– Не говори так, словно тебе это в тягость. Я знаю тебя, Отец Чудовищ, и вижу твои эмоции – поверхностные и глубинные. Ты сам навязываешь всем свою помощь, ибо это твое любимое занятие.

– Возможно, – не стал спорить Оргротор. – Но не думай, что ради краткого удовольствия я стану пешкой в чужих махинациях. Я властен над своими чувствами, как над ними был властен Древнейший.

– Это правда. Но я не могу сказать тебе все. Примешь ли ты заверение в том, что это никак не направлено против тебя и ты нимало от того не пострадаешь?

– Приму, – только и сказал Оргротор.

Это было не всей правдой. Оргротор принял заверения, но собирался выведать, что же такое скрывает Саа’Трирр.

А Саа’Трирр, разумеется, понял, что Оргротор собирается это сделать. Однако он нуждался в помощи Отца Чудовищ и заранее знал, что тому будет любопытно.

Мозг и Фаллос знали друг друга тысячи лет. Очень и очень разные, во многом чуть ли не противоположности…

– Дегатти, хватит ржать. Ты же давно не школяр, несолидно.

Разумеется, они давно не были в буквальном смысле Мозгом и Фаллосом. Позвольте объяснить. Это были существа, которые родились из определенных органов… даже не органов, а идей этих органов. Стали воплощениями конкретных частей тела и представлений об их функционале. Даже не обязательно чего-то объективного – облик и способности многих Органов могли иметь чисто мифологический сюжет.

Во многих культурах фаллос – это символ плодородия. Созидательных сил природы. Таков был и Оргротор. Его прозвали Отцом Чудовищ, поскольку он стремился давать жизнь, одухотворять все сущее. Но, как и любая полноценная личность, он не был заключен в рамки своего функционала.

По всей поверхности Саа’Трирра стали прорастать незримые нити. Наружу выступили миллионы аксонов, и пространство исказилось, пошло радужными волнами. Не знающая границ мысль Космического Разума соединилась с ноосферой и начала перестраивать реальность.

Оргротор наблюдал очень внимательно. Он готовился вступить в ритуал – и в то же время ждал, когда появится неизвестный компонент. Громадный серый купол все сильнее пульсировал, и в какой-то момент Оргротор поднялся, воспарил, со свистом полетел меж струящихся аксонов.

Мы не будем излагать детали. Упомянем лишь, что физического контакта не было. Акт осеменения не был в буквальном смысле осеменением. Оргротор просто… придал Саа’Трирру силу сделать все самостоятельно.

И в какой-то момент на макушке мозгового купола вспухла… это походило на опухоль. Межполушарная щель разомкнулась, выпуская гроздь из пяти дрожащих серых комьев.

Именно тогда все и случилось. Оргротор наблюдал очень внимательно, но ключевой момент пропустил. Саа’Трирр что-то сделал… на одно мгновение Оргротор почувствовал колоссальную энергию, пронизавшую пространство. Энергию, похожую на… силу Древнейшего?..

Это длилось десятую долю секунды. Потом все закончилось, загадочная энергия исчезла… и Оргротор услышал в голове чужие мысли.

Сразу пять. Новорожденные разумы – немного растерянные, взволнованные, но сразу же высокоразвитые. С серых комьев стекала влага, они медленно отделялись от подсыхающей грозди. Крошечные, почти невидимые рядом с Саа’Трирром, они казались камешками на вершине горы.

Они захлебывались от потоков информации. Слепые и глухие, как сам Саа’Трирр, они воспринимали мир через призму ментальных волн. Каждый получил часть воспоминаний отца, в каждого было скопировано все самое важное и немного менее важного.

А еще… это были уже готовые личности. Бушуки, дети Мазеда, тоже родились сразу взрослыми, но их разумы были чистыми страницами. Очень быстро развившимися, но изначально – чистыми.

Саа’Трирр же неким образом притянул в свои микрокопии обитателей Лимбо. Затерявшиеся в тумане души – но не первые попавшиеся, а придирчиво отобранные. Оргротор слышал лишь отголоски их мыслей, что стихийно хлестали во все стороны, но этого хватало, чтобы понять, насколько могучие перед ним интеллекты.

Поистине великие умы. Глобальные. Опередивший свое время математик, инженер и философ, совершивший в своем мире научно-техническую революцию. Гениальный шулер, махинатор, вычислительные мощности чьего ума были настолько велики, что он мог просчитать результат броска костей, как только те начинали падать. Дотошный историк с абсолютной памятью, по едва заметным несоответствиям в хронологии сумевший вычислить истинную историю своего мира. Ребенок-аутист, чья мысль была настолько ясна и стройна, что еще в детстве он доказал считавшуюся недоказуемой теорему. Осознавший себя искусственный интеллект, много веков служивший информационным центром целой планеты.

Я во тьме. Все ощущается странно. Ничего не вижу. Не слышу. Или вижу и слышу? Как я смотрю? Где мои руки? Неизвестный носитель. Карта не распознана.

Мысли мелькали беспорядочно, переплетались и отражались от одного мозга к другому. Они были мертвы, они блуждали в забвении – и теперь Саа’Трирр вытащил их, тщательно отобрав из триллионов.

– Моими детьми могли стать только лучшие, – не скрывая гордости, помыслил Космический Разум. – Я решил, что это продуктивнее, чем создавать искусственно слепки индивидуальности.

– Изящное решение, – согласился Оргротор, отмахиваясь от ментальных щупалец новорожденных.

Кто ты? Что ты? Что я такое? Что мы такое?

Но паника быстро стихала, демоны-младенцы складывали картину произошедшего. Они все были чрезвычайно умны, да к тому же получили часть памяти праотца. Вскоре они осознали, кем стали, как появились. Осознали, чем теперь являются и что их окружает.

Их мысли обрели упорядоченность. Воспоминания прежней жизни уходили на задний план, подавляемые новым телом полностью из мозговой ткани. Быстрее всех справились мальчишка-аутист и искусственный интеллект, но остальные отстали ненамного.

Вот один начал приподниматься в воздух. Он сумел перевести свои мысли вовне и проявить телекинез.

– Это как сон, – прозвучали бесстрастные звуки. – Всегда хотел летать. Я построил массу машин для этого, но это не то же, что летать во сне.

– Все так условно, – поднялся над серым куполом второй. – Реальность поддается моей воле. Действительно, как управляемый сон.

– В промежутке я был в Лимбо, – задумчиво сказал третий. – Я не осознавал себя, но теперь мое мышление стало даже яснее, чем до смерти. Я ведь умер, не так ли?

– Это форма, к которой я стремился, – произнес четвертый, изучая ментальные волны братьев. – Теперь ничего лишнего.

– Синхронизация завершена, – прозвучало со стороны пятого. – Носитель органического происхождения. Мощность ментал-поля достаточна. Состояние систем удовлетворительно.

Оргротор с любопытством рассматривал свои новые порождения. Они абсолютно не походили на бушуков Мазеда. И какое удивительное у них единодушие. Они уже как будто ментально сплелись, начали обмениваться мыслями. Каждый – самостоятельная личность… и в то же время часть единой сети, часть глобального разума.

– Раздашь им имена? – спросил он у довольного Саа’Трирра.

– У них уже есть. Но надо привести к единой системе.

– Предлагаю по образцу оригинала, – сказал один. – Мы же клоны?

– Мы не совсем клоны. Но предложение разумно.

– Позитивная реакция.

– Поддерживаю.

– Принято.

Саа’Трирр и пять его крохотных парящих сателлитов стремительно обменивались мыслями. Имена большинства Органов представляли собой искаженные названия того, от чего они произошли. На старопаргоронском, который тогда еще называли просто паргоронским. «Саа’Трирр» буквально означало «творец мысли» – так в родном языке Древнейшего иносказательно именовали мозг.

Имена же новорожденных стали сокращениями и анаграммами их прежних имен. Ге’Хуул, Кор’Скатон, Мо’Нахти, Уль’Вакам и Шег’Раа. Пятеро первых представителей нового вида… но не последних.

– Вопрос, – вскинул палец Дегатти. – Который из них Ге’Хуул? Математик?

– Почему ты так решил?

– Ты назвал его первым.

– Я назвал их в алфавитном порядке. Простите, но я сам не знаю, кто из них кто. Ге’Хуул отказывается говорить на эту тему, так что можно только предполагать.

– В дальнейшем твоя помощь не потребуется, – сказал Саа’Трирр Оргротору. – Все необходимое в них заложено, повторять процедуру они смогут самостоятельно.