Могила Густава Эрикссона

– Вы абсолютно правы. И знаете, в чём величайшая ошибка историков, исследующих закономерность Октября? Они всё пытаются объяснить феномен революции социальными предпосылками. И совершенно не замечают, что это межнациональная война на уничтожение за власть в Империи.

– Вот это круто! Пожалуй, на этом моменте стоит задержаться. А не попить ли нам кофейку?

– Было бы неплохо.

Сергей набрал секретарше, и через пять минут мы прихлёбывали ароматный кофе из больших чашек.

– Если Вы мне объясните про эту межнациональную войну, мы потом много времени сэкономим, – предложил Сергей.

– Извольте, – ответил я. – Только тогда нужно отвлечься от роли евреев в социалистическом движении и революции. А также забыть о том, что из русских в революционном движении участвовали, в основном, подонки, а евреи делегировали туда цвет своей молодёжи. Рассмотрим совсем другие аспекты. Вот Российская Империя перед 1917 годом. Поляки с финнами и литовцами мечтают о национальных государствах. Латыши и эстонцы мечтают научиться строить сортиры, а не срать под себя, как это у них тогда было принято. Народы Кавказа и Средней Азии и о таком не мечтают, – им ещё рано. Внутри Империи три сильных народа. Во-первых, русские европейцы. Это потомки тех, кто после Петровских реформ пошёл по европейскому пути развития. То есть верхушка общества. Их всех вместе со станционными смотрителями, телеграфистами и грамотными унтер-офицерами всего пять с половиной миллионов. И огромную массу неграмотных или полуграмотных крестьян они дорогими сородичами не считают, даже если сами из них вышли во втором поколении. Да и зачем считать дорогими сородичами людей, которых твои предки (не важно, генетические или духовные) два века мордовали, как скот. Второй, и казалось бы, самый сильный народ – русские туземцы. Их миллионов семьдесят восемь вместе с малороссами и белорусами. Это те люди, предки которых были лишены Петром Великим любых человеческих прав и превращены в рабов. Идейная продолжательница Петра, Екатерина тоже Великая, пошла дальше и превратила этих людей в скот. Александр Второй, достойный правнук своей прабабки, этих людей освободил, но так и оставил жить в средневековье – с общинной собственностью на землю и без образования. Представляете, Серёж, как они обожали родственный себе народ русских европейцев? Православие и вера в доброго царя удерживала их от кровавой мести своим бывшим соплеменникам, но далеко не всегда.

– Говоря о расколе русского народа на две части Вы открытия не делаете. Поэтому переходите уже к третьему народу.

Да, собеседник у меня сегодня подкованный во всех отношениях. Поэтому все мои лекции надо строить из расчёта, что он, возможно, знает поболее меня.

– Хорошо, Серёж, переходим к третьему. На 1914 год в Российской Империи проживало пять миллионов двести тысяч евреев. И это всё потомки восьмисот тысяч людей, доставшихся Империи после раздела Речи Посполитой. До раздела Польши евреи в России тоже жили, но было их исчезающее меньшинство. Когда Польшу присоединили, над евреями брезгливо смеялись и не знали, что с ними делать. Русским европейцам они казались этакими смешными и грязными туземцами, чем-то вроде эвенков, только живущими на территории бывшей Речи Посполитой. Надо было обращать внимание не на бедность и грязь, царившие в еврейских местечках, а на совсем другое. Например, на то, что все мужчины поголовно, и почти все женщины в этих местечках были грамотны. И читали они не дешёвые бульварные романы, а Тору. Не самая простая книга для осмысления. А мужчины в дополнение к этому читали комментарии к Торе, написанные в IX веке, и комментарии к комментариям, написанные в XVI-м. Также надо было обратить внимание на то, что если разрешить еврею открыть шинок, то он так быстро богатеет на винной торговле, что берёт в аренду у обленившихся потомков малоросской и польской шляхты управление имениями. А во втором поколении – он уже сахарозаводчик, купец минимум 2-й гильдии или банкир. Но на всё это русские европейцы внимания не обращали и очень удивились, когда в конце XIX века целые отрасли производства, банковского дела и торговли полностью оказались в мудрых и оборотистых еврейских руках. Как, например, внешняя торговля зерном. Николай Первый проводил политику русификации евреев и для этого набирал еврейских мальчиков в кантонисты. Либеральная пресса во главе с Герценом вопила на все голоса, что евреи слабы и не приспособлены к военной службе, что из трёх еврейских рекрутов выживает только один. А надо было замечать совсем другое. Один выживший из трёх еврейских рекрутов никогда не выходил в отставку рядовым солдатом. И редко когда унтер-офицером. А вот количество взводных командиров и заместителей командиров рот, выслужившихся из тех самых еврейских кантонистов, было непропорционально велико. Много ли мы знаем случаев, чтобы рекрут из русских крепостных крестьян выбился в офицеры? Случаи бывали, один даже умудрился до генерала дослужиться. Но чем ярче исключения, тем твёрже правило. С евреями-кантонистами всё наоборот. Ещё любопытнее обстояли дела, когда еврейской молодёжи открыли доступ к так называемому европейскому образованию. Они не просто учились хорошо, это была своего рода религиозная экзальтация. И ничего удивительного. В христианстве Бог – это нечто недоступное человеческому пониманию. А в иудаизме есть заповедь «Познай Бога своего». Поэтому образование и занятия наукой для евреев – это вещи глубоко религиозно мотивированные. Вот и получалось, что из десяти русских студентов, поступивших в университет, заканчивали его дай Бог человек семь. И это были просто люди, получившие высшее образование. А все десять еврейских абитуриентов университет заканчивали, и получалось из них, как минимум, трое выдающихся учёных, вне зависимости от выбранной дисциплины.

Тут Сергей счёл нужным меня прервать:

– Я вижу, Юр, что этой темой Вы владеете прекрасно и сели на своего любимого конька. Но такими темпами мы с Вами до ночи будем переливать из пустого в порожнее. А скажите, Вы к Салтыкову-Щедрину как относитесь?

– Люблю его очень. Величайший сатирик.

– Так вот, если мы хотим доказать закономерность Октября, как жесточайшего межэтнического столкновения, – нам без его помощи никак не обойтись. И расскажу я Вам сказочку, – Серёжа плеснул в рюмки понемногу коньяку. – Пусть она будет называться «Сказка о Бестолковом Помещике».

……….

Жил да был на белом свете Бестолковый Помещик. По молодости получил он изрядное образование. Да только всё, что выучивал, сразу же и забывал за ненадобностью. Из всего своего обучения запомнил он только романы Вальтер Скотта, которого очень любил за возвышенный слог. Когда пришло время служить, избрал для себя Бестолковый Помещик военную стезю. И, говорят, поручиком был бравым и героическим. Но вскоре служба ему наскучила до отвращения, и вышел он в отставку всего лишь ротным командиром.

Вернулся он к себе в поместье, женился на соседке, завёл детишек и стал управлять имением. Но трудиться он совсем не любил, поэтому управление имением наскучило ему ещё быстрее, чем воинская служба. И совсем дела в поместье шли бы плохо, и пришлось бы имение закладывать, если б не притащил с собой Бестолковый Помещик из батальона отставного унтера Карлыча. Заметил Помещик Карлыча ещё когда был бравым поручиком, да и приблизил его к себе. А когда стал он уже ротным командиром и службой манкировал, Карлыч муштровал роту, пока Бестолковый Помещик играл в карты да волочился за девицами.

Карлыч был из остзейских немцев, но человек православный, толковый и доброго нрава и поведения. Вот и сделал его барин в своём имении управляющим. Кое-как отставной унтер с крестьянами да работами справлялся, ну и слава Богу. А сам Бестолковый Помещик предпочитал играть на виолончельке, очень он это дело любил. По вечерам почитывал романы своего любимого Вальтер Скотта, а иногда и сам стишки пописывал. И надо сказать, стишки у него получались недурные. И был Бестолковый Помещик великим хлебосолом, очень любил попотчевать заезжавших к нему соседей, попить чайку с наливочками, и поговорить с ними о тяжёлой крестьянской доле и о том, что все помещики перед крестьянами в неоплатном долгу.

Крестьян в имении было много, и были они такие же бестолковые, как их помещик. Землю они пахали и сено косили через пень-колоду, и совсем бы с хозяйством беда случилась, если бы отставной унтер Карлыч не учил их уму-разуму. Зато были бестолковые крестьяне весёлыми и счастливыми, любили песни петь да молиться в Божьей церкви, которую построил для них ещё дед нашего Бестолкового Помещика. И барина своего они любили тоже. А что его не любить? Ну, самодур, это да. Ну, нрава крутого, и может как следует высечь на конюшне. Так ведь отходчив. Бывало высечет, а потом лечить начнёт, да ещё детишкам пришлёт гостинцев. И недоимку всегда прощает. А что приходится на него работать и оброк платить – так это от века заведено. Правда, виолончель, стихи и Вальтер Скотта крестьяне не понимали, – безграмотные были. Не понимали они и когда с соседями за чаем Бестолковый Помещик по-французски балакал. Так на то он и барин, чтобы был непонятен, как Бог. А всё же свой. И в святую церковь вместе с крестьянами ходит и на Пасху с ними христосовается. Побаивались, конечно, крестьяне Карлыча, уж больно крут был отставной унтер. А с другой стороны – тоже свой, православный. И уму-разуму научит, и барину шибко самодурствовать не даёт, и добрый человек, хоть и немчура.

Но был среди бестолковых крестьян один умный. Землю он, правда, пахать не любил, прямо-таки отвращение к этому занятию испытывал. Да и руки у него росли не оттуда, откуда у добрых людей. Поэтому изба у него разваливалась, но он внимания на это особо не обращал. Сидел себе в грязной, вонючей и разваливающейся избе и читал Тору. В этом чтении он видел своё основное занятие.

– А что ж ты, мил человек, в Божью церковь не ходишь? – спрашивали его другие крестьяне.

– А нечего мне в вашу церковь ходить, – отвечал умный крестьянин. – Я – иудей. И вера моя древнее и правильней, чем ваша. А вашего Христа мы специально придумали, чтобы и у недочеловеков тоже Бог был.

Очень обижались крестьяне на такие речи и умного крестьянина возненавидели.

В развалившейся избе умника было полным-полно детишек. Были они все какие-то тощие, облезлые, неказистые и слабенькие. Не то, что румяные карапузы кровь с молоком у других крестьян. Вот только из десяти – двенадцати румяных карапузов до взрослого возраста доживали три – четыре. А у умного крестьянина, назовём его, хотя бы Мордка, никто из детишек не умирал.

Прознал отставной унтер Карлыч, что в имении его барина существует такое неисправное недоразумение, как Мордка, да и доложил о том Бестолковому Помещику. И непросто доложил, а и спросил, что же с этим Мордкой делать. Опечалился барин, уж больно не любил он заниматься низменными делами. Но сам себя считал человеком умным и образованным. Поэтому дал вопросу решение:

– Он землицу не пашет, потому что надел ему плохой достался и работать на земле его никто не учил. Ты, Карлыч, нарежь ему землицы самой лучшей, да крестьянам накажи, чтобы работать на ней его научили. А пока он работать не научится, ты с него оброка никакого не требуй.

Так и сделали. Нарезали Мордке самой лучшей земли, освободили его от оброка, а Карлыч заставил крестьян показывать умнику, как пахать надо. Посмотрел на это всё Мордка, плюнул и пошёл обратно в свою избу Тору читать. Пришло время жатвы. А у Мордки на наделе – шаром покати. Увидел это отставной унтер, обозлился, и пошёл барину докладывать.

– Батюшка барин! Не хочет он работать, бездельник и дармоед. Надо бы его вздёрнуть со всем его выводком!

– Что ты, Карлыч, что ты! Как вздёрнуть? Не по-христиански это! Не может Мордка работать на земле, что ж, убить его за то? Давай ему другое занятие придумаем. Пусть тебе по хозяйству помогает и по ночам деревню и поместье сторожит.

Сказано – сделано! Выдал Карлыч Мордке старое ружьё и стал учить его караульной службе. Такой оборот событий умному крестьянину ещё больше не понравился. Старое ружьё он на зло Карлычу сломал. Осерчал Карлыч и снова прибежал к Бестолковому Помещику:

– Батюшка барин! Ну что мне делать с этой сволочью! Ружьишко то он мне сломал. Выгнал бы ты его из поместья – один вред от него.

– Что ты, Карлыч, что ты! Разве ж можно просто так людьми разбрасываться! А ты говоришь выгнать! Ты потерпи немножко, я помозгую, да и придумаю, как нам Мордку к полезному занятию пристроить.

Хотел Бестолковый Помещик помозговать, да лень была ему. Он всё на виолончельке играл, да стишки кропал. А тут ещё мемуары писать начал. В общем, не до Мордки ему было. И оставили того на некоторое время в покое.

Почувствовав, что никто его больше не тревожит, начал Мордка у других крестьян за гроши зерно скупать да гнать из него самогон. А самогон этот втридорога продавал обратно крестьянам. Мордка разбогател, а мужики стали спиваться и работали всё хуже и хуже. Прознал про это Карлыч, прибежал к Мордке, самогонный аппарат сломал и заорал страшным голосом:

– Вот уж я изведу тебя, шельма! Будешь знать, как народ православный спаивать и обирать до нитки!

Но Мордка был не из пугливых и отвечал отставному унтеру спокойненько:

– Ты тут хоть оборись, а я теперь человек состоятельный, и ничего ты со мной, колбасник, не сделаешь.

Потерялся Карлыч от такой наглости и пошёл жаловаться Бестолковому Помещику. Тот выслушал его, поохал, но путного сказать ничего не мог. Только стало барину интересно, что же это за чудо-юде в его поместье живёт. И решил он сам сходить и во всём на месте разобраться. Зашёл он в избу к Мордке, а тот сидит и Тору читает. И тут Бестолкового Помещика осенило:

– Милый ты мой! Да ты же у меня грамотей! А я позволяю такой талант в землю зарывать. Да что ты читаешь эту дрянь! Я тебе сейчас настоящих книжек принесу. Станешь ты умным и образованным и будем мы с тобой беседовать о высоком.

Мордка посмотрел на него недоверчиво, но сказал:

– Книжки? Ну, приноси…

Бестолковый Помещик и рад стараться! Самолично притащил Мордке книжек из своей фамильной библиотеки, да побольше томов Вальтер Скотта, чтобы было с кем потом разговаривать о высоком.

Мордку же Вальтер Скотт совсем не заинтересовал. Пушкин ему не понравился до того, что хотел он его сжечь в печке, да побоялся – барин хватится. Зато попалось Мордке несколько книжек по медицине, физике, химии, астрономии и естествознанию. Вот это его захватило. Он их быстро прочёл и пошёл к барину, чтобы взять новые. Бестолковый Помещик нарадоваться на Мордку не мог и дал ему все книги, которые он захотел, да ещё историю и юриспруденцию вдобавок.

Читал Мордка, читал, и уж больно ему это занятие понравилось. И захотелось ему с барином о прочитанном поговорить. Тот обрадовался, думал сейчас они с Мордкой будут Вальтер Скотта обсуждать, ну или Пушкина на худой конец. Но умный крестьянин извёл Бестолкового Помещика разговорами об естественных и точных науках, да об юриспруденции. Всему этому барин когда-то учился, но ничего не помнил, да и не интересовала его такая белиберда. Так о чём же говорить? Вроде сошлись на истории. Бестолковый Помещик обрадовался и начал обсуждать с Мордкой историю государства Российского. И тут вдруг оказалось, что история каких-то недочеловеков, которая и насчитывает всего лишь тысячу лет, Мордке не интересна. Пригорюнился помещик, а Мордка разозлился и говорит ему:

– Не о чём мне с тобой барин разговаривать, потому как ты неуч и болван, бездельник и Обломов.

Хоть и сказал Мордка правду, да страшно обидел барина. Осерчал тот, позвал отставного унтера Карлыча и приказал тому высечь умника на конюшне, все книжки у него отобрать, из деревни выселить на дальнюю заимку и строго настрого запретить у барского дома появляться. Карлыч всё выполнил в точности. Жаль только не смог забрать у Мордки все книжки. Они валялись у него, как попало, вот унтер не все и нашёл. Лучше бы он забыл забрать что-нибудь из Вальтер Скотта. Но не повезло. Книжка, оставшаяся у Мордки, называлась «Капитал».

И стал Мордка жить на дальней заимке да «Капитал» почитывать. Тора его больше не интересовала. Уследить за умным крестьянином было трудно, не мог же старый Карлыч везде поспеть. Поэтому начал Мордка опять исправно самогон гнать. Очень быстро все глупые крестьяне оказались у него в долгах. Он за долги отбирал у них зерно, хоть и должны были они его барину сдавать, и продавал его в другие поместья с большим барышом. А чтобы поразвлечь себя, Мордка частенько пробирался к самому дому Бестолкового Помещика и кричал:

– А барин то у нас – дурак!

Не раз старый Карлыч предлагал своему господину изловить Мордку, да повесить, но тот отвечал ему:

– Что ты, голубчик, что ты! Господь с тобой! Разве же можно казнить человека только за слова да за то, что он умён.

А тем временем Мордка дочитал «Капитал», подговорил нескольких бестолковых крестьян из самых пьющих и решил поджечь барский дом. И всё бы у него получилось, да увидели это глупые, но трезвомыслящие крестьяне. И побежали за старым отставным унтером. Схватили Мордку и его приспешников. Последних пороли на конюшне очень долго и тщательно. А Мордке наваляли так, что все кости переломали. Ели уполз он к себе на дальнюю заимку и больше в поместье носа не показывал.

И всё продолжалось бы долго и счастливо, не будь Бестолковый Помещик вспыльчивым самодуром. Был у нашего барина сосед, приходившийся ему кузеном. Соседствовали они с ним долго и дружны были до чрезвычайности. И вот однажды обиделся наш самодур на какой-то пустяк. Что за пустяк был, сейчас уже и вспомнить трудно. Но призвал к себе отставного унтера Карлыча, который к этому времени совсем одряхлел, и говорит ему:

– Иди-ка ты Карлыч, воюй имение моего соседа. Соседа убей, а его поместье мне захвати.

– Батюшка барин! – взмолился старый Карлыч. – А нешто меня убьют, и что тогда? Ведь пропадёшь ты один без меня!

– Ничего, ничего! – ответил Бестолковый Помещик. – Ты ещё крепкий старик и солдат справный, всех победишь.

Делать нечего, пошёл старый отставной унтер соседа воевать. И почти уже захватил поместье его, да попали ему пулей прямо промеж глаз. Узнал Бестолковый Помещик о смерти своего верного слуги, всплакнул и собрал всех своих крестьян.

– Вот, – говорит, – крестьяне мои верные! Мало того, что сосед мой нанёс мне тяжкое оскорбление…

Хотел барин рассказать крестьянам про тяжкое оскорбление, да забыл уже из-за чего весь сыр-бор пошёл.

– Так он ещё и Карлыча нашего дорогого, слугу моего верного, убил! Так идите и покарайте соседа моего и всех тех, кто укокошил Карлыча! Так убей же хоть одного, так убей же его скорей…

Но крестьяне своими ликующими криками не дали излиться барскому красноречию:

– Батюшка барин! Отомстим за твою обиду, как за свою! Отомстим за нашего Карлыча родного! Ура, православные! Вперёд!

И двинулись бестолковые крестьяне стройными рядами воевать соседа. И уже почти захватили поместье его, да соседские крестьяне, хоть и были тоже бестолковые, а всё же их отогнали, а нескольких убили. Прибежали крестьяне обратно к Помещику и говорят:

– Батюшка барин! Беда! Побили нас! Что делать.

Вспомнил любитель поиграть на виолончели, что был он когда-то кадровым офицером, и отвечает им:

– А вы отройте окопы полного профиля и залезайте в них. Соседские крестьяне тоже выроют и будут сидеть супротив вас. А потом им это надоест, они разбегутся, вот тут вы соседское имение и захватите.

– Ура батюшке барину! – закричали бестолковые крестьяне и побежали рыть окопы.

Вот сидят они в окопах день, два, неделю сидят. Всем уже домой хочется, к жёнам и к деткам, к хозяйству. А подлые соседские крестьяне и не думают никуда разбегаться, а только из своего окопа постреливают. И иногда попадают.

Тут и появился в крестьянском окопе Мордка, успевший залечить свои сломанные кости и прослышавший, что сгинул Карлыч и некому теперь барина защищать. Раздал он бестолковым крестьянам табачку на самокрутки и говорит:

– Товарищи! За что вы тут гибнете? Зачем стреляете в таких же крестьян как вы? За интересы нашего барина? Так он дурак и самодур. И всю жизнь вас эксплуатировал и пил вашу кровь.

Спрашивают у Мордки крестьяне:

– А что значит сплуатировал?

– А это значит – порол вас на конюшне и все плоды вашего труда забирал себе!

– Ну, так и есть, – порешили бестолковые.

– Долой войну! – надрывался Мордка. – Мир – народам! Земля – крестьянам! Хлеб – голодным!

– Ура!!! – завопили бестолковые. – А что делать то?

– Возвратимся домой, товарищи! Барина убьём, землю поделим по-честному и будем свободным трудом строить светлое будущее!

– Ох, и голова ты, Мордка! – завопили крестьяне. – Веди нас!

И повёл их Мордка жечь барскую усадьбу. Как увидели это соседские крестьяне, повылазили из своих окопов и половину пахотной земли оттяпали. А бестолковые крестьяне, пока шли к барскому дому, крепко поспорили, как лучше барина извести: заколоть штыком, али повесить, али в пруду утопить. Спорили долго, передрались между собой и многих перебили. Наконец, дошли до дела – Бестолкового Помещика штыком закололи, жену его застрелили, детишек утопили в пруду, а усадьбу сожгли. Мордка на радостях выкатил им несколько бочек самогону, и загудели они на целую неделю.

Мордка же самогон не любил и зря времени не тратил. Нашёл он где-то угрюмого и злобного парня по имени Янис. Говорят, он тоже был из остзейских, но на Карлыча был совсем непохож – ни православным он не был, ни добрым. А человека ему убить – что лопатой дождевого червя разрубить надвое.

А тут ещё конфуз случился. Был у Бестолкового Помещика родной племянник. По сравнению с ним дядя был гений и талант. Этот и образован был плохо, и на виолончели играть не умел, а уж если брался писать стихи – дерьмо получалось. И не было у племянника никакой другой надежды, как получить хоть какое-то наследство от дядюшки. Фамилия у племянника была препротивная, что-то про испортившееся мясо. Прослышал племянничек о приключившемся с дядюшкой, и приехал на пепелище за наследством. Мордка ему и говорит:

– Ты всё-таки поручик. Объединяйся с Янисом и охраняй меня, пока я для всех светлую жизнь буду строить, не щадя живота своего. Тогда я тебя кормить буду. А не хочешь, – скатертью дорога! Шляйся по миру нищебродом и проси ради своего Христа.

Подумал племянник, подумал, да и согласился. И стал охранять Мордку. А бестолковые крестьяне погудели с неделю, опохмелились и пошли к Мордке землю делить.

– Ты у нас голова, образованный, умный. Вот и подели всё по-честному.

– По-честному, ребятушки, – ответил Мордка, – будет, если мы все вместе самоотверженным коллективным трудом будем строить светлое будущее. А пока вы не выучились грамоте и не поумнели, – работайте, а я уж возьму на себя самое тяжёлое – буду всем управлять и всё распределять.

Удивились бестолковые крестьяне:

– А что же, землю делить не будем?

– Нет, – ответил Мордка, – земля будет общая.

Попробовали крестьяне повозмущаться, но угрюмый Янис и племянничек с тухлой фамилией быстро загнали их в стойло и заставили работать. Причём работать заставили по-настоящему, до кровавого пота. Тех, кто в стойло вставать не хотел, без разговора ставили к стенке вместе с семьями. А все плоды труда отбирали, чтобы Мордка их честно распределял. Он и распределял их по-честному между собой, злобным Янисом и племянничком с тухлой фамилией.

Вот тут и вспомнили глупые крестьяне своего бестолкового, но доброго барина и душевного отставного унтера Карлыча. Да поздно было. А когда детишки у глупых крестьян начали пухнуть с голода и умирать, решили бедолаги пойти замаливать грехи в церковь, которую построил для их дедов дед Бестолкового Помещика. Пришли к тому месту, где веками стоял храм, а там руины и пепелище. Умный Мордка церковь взорвал, а батюшку-настоятеля приказал Янису убить, чтобы не отвлекал глупых крестьян от построения светлого будущего.

……….

И смех, и слёзы. Больше слёзы, конечно. Но как верно и ёмко! Я смотрел на своего собеседника со всё большим удивлением. Не многие маститые историки способны на такой глубокий и безошибочный анализ. А этот ещё и умудряется всё излагать изящно и ненавязчиво.

– Ну как, Юрий, Вам моя сказочка? Помог нам Салтыков-Щедрин?

– Вы, Серёжа, поосторожнее со своими сказочками. Не рассказывайте их каждому встречному и поперечному. А то Вам легко нарежут для начала двушечку за разжигание межнациональной ненависти.

– Понял, понял! Но Вы то всё-таки не каждый поперечный? Ну так что, покончили мы с причинами, природой и закономерностью Великого Октября?

– Исчерпывающе! На самом деле, глубокий респект, мы не только с Октябрём разобрались. Я думаю, после Вашей сказки и о XIX веке можно больше не говорить.

– А что говорить о XIX веке? О нём пусть рассуждают литературоведы, искусствоведы и культурологи. Для историка он неинтересен. Бесконечная череда причинно-обусловленных событий, вроде бы разнообразных, а на самом деле сводящихся к четырём моментам. Провальная внешняя политика – раз. Окончательное превращение русских в два совершенно разных народа, готовых истреблять друг друга до полного уничтожения, – два. Идиотские попытки решать еврейский вопрос. Настолько идиотские, что изначально безобидная ситуация становится одной из главных причин крушения государства – три. И самое главное, удивительное потворствование власти нарастанию революционного движения. Всё было сделано, чтобы процесс деградации элиты общества, а, пожалуй, и всего народа русских европейцев, стал необратим. Более того, можно сказать, под патронажем власти родилось так называемое либеральное общество, враждебно настроенное к государству и ставшее питательной средой для революционеров всех мастей. Да, принимались законы, направленные на борьбу с социализмом. Но, как говорится, строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. XIX век в Российской Империи – это великие поэты, писатели, архитекторы, художники, композиторы. И серенькие убожества в качестве исторических деятелей первого плана.