Путь

Если я заплачу больше, это ничего не изменит в глобальном плане: равновесие между спросом и предложением останется тем же, цена останется той же, заработок у водителей – таким же, а состояние экономики в регионе – тем же самым, что и раньше. Пара лишних копеек не изменит материальную сторону жизни водителя к лучшему, а вот к негативным последствиям приведет наверняка.

Я много раз видел подобное в местах, куда приезжали богатые туристы, не привыкшие к путешествиям. Они приезжают в бедную страну, видят местные цены, и им становится жаль местных жителей – ведь они бедны. Туристы чувствуют вину за то, что они богатые, а местные жители бедные (и в этом даже есть смысл, по крайней мере в исторической перспективе) и решают хоть как-то эту вину загладить.

Как это водится в нашем обществе, основанном на вере в превосходство материальных благ над всеми иными, делают они это деньгами. Платят за все более высокую цену, оставляют огромные чаевые даже там, где это делать не принято, и считают свой “долг” выполненным.

При этом, ничто не мешает таким “благотворителям” в то же самое время вести себя неприлично и невежественно по отношению к местным жителям, нарушать местные обычаи и правила. Даже более того, никто обычно ни о каких местных правилах и обычаях и не задумывается, и люди ведут себя так, как и дома, забывая о том, что в общем-то находятся в другой стране с другой культурой, ценностями и менталитетом.

Приводит это к одному и тому же последствию: местные жители привыкают к тому, что иностранные туристы платят больше местных, да и к тому же ведут себя невежественно. Создается образ иностранца, недалекого и богатого “кошелька”, с которого можно и нужно вытрясать деньги – он тому и рад, да на большее и не годится.

Еда для иностранцев становится хуже, обслуживание – тоже. Их не уважают, посмеиваются за спиной, а иногда и прямо в лицо – все равно не поймут. Толстые глупые кошельки – вот как иностранцев начинают воспринимать. И в чем-то такой образ имеет смысл.

Туристы приезжают из богатых стран, в которых жизнь вертится вокруг материального комфорта и материальных ценностей, считая, что это и есть главная ценность в жизни. Все в своей жизни они измеряют в деньгах. Соответственно, приезжая в страны вроде той, в которой я сейчас находился, они оценивают окружающий мир по уровню материального достатка (это единственная шкала оценки, им знакомая) и приходят к мнению, что место здесь бедное, а значит, люди здесь несчастны. Значит, этим бедным людям нужно как-то помочь. Конечно же, деньгами.

Местные жители измерять действительность в деньгах не привыкли. Да, деньги важны, но есть вещи и поважнее: семья, дети, счастье и наслаждение от жизни. Ирония в том, что местные жители обычно действительно счастливы, но бедны в материальном плане. Богатые туристы – наоборот, богаты, но жизнь их полна стресса и депрессии, они погружены в рутину, и единственная радость в их жизни – тратить заработанные деньги. Ну, и раз-два в год выбраться в одну из таких бедных жарких стран, чтобы посмотреть и пожалеть местных жителей вокруг, которым якобы повезло меньше. А местные жители – этим пользуются.

Поэтому, приезжая в новую страну, я каждый раз старался узнать местные цены, и платить ровно столько, сколько платили местные жители. Если же с меня просили больше – я обижался, для меня подобное было дискриминацией – эй, ребята, я такой же как вы, и платить буду столько же! Дело было не в деньгах, а в равенстве, я действительно ассоциировал себя с местными жителями, не ставил себя выше, но и ниже них тоже быть не хотел.

Вместо того, чтобы забрасывать людей деньгами, будучи при этом невежественным (в том числе и оттого, что забрасываю людей деньгами), я старался невежественным не быть: изучал местную культуру, старался одеваться и вести себя так, чтобы не нарушать местные нормы.

Я не хотел быть невежественным и глупым кошельком, я хотел быть равноправным и равноценным земляком, несмотря на то, что выглядел по-другому и родился в другой части света.

Наконец тук-тук доехал, а точнее – допрыгал по ухабам, до самой деревни. Деревня была маленькой, но выглядела вполне развитой и аккуратной. В ее центре (впрочем, центром это было условно, учитывая размеры деревни – и центр, и окраины находились в пределах пяти минут ходьбы) стояли несколько гестхаусов и ресторанов для туристов и путешественников, это было удобно. Я не привык питаться в ресторанах, а тем более в ресторанах для иностранцев, но после болезни это было неплохим вариантом – в таких местах еда более пресная и безвкусная, что мне и требовалось, поскольку правильное ощущение вкуса еды до сих пор еще не вернулось полностью, и есть было тяжело.

Вообще, еда для местных жителей и иностранцев в популярных у туристов местах – это отдельная история. Дело в том, что отличается она разительно. Иностранцы, кухня в родных странах которых не похожа на местную, предпочитают питаться чем-нибудь привычным. В конце концов, от непривычной еды можно запросто получить несварение и испортить свой и так недолгий отпуск. Спрос рождает предложение – и для иностранцев открывают специальные рестораны, в которых подают либо привычную им еду, либо просто адаптируют местные блюда под их вкусы.

Еда в таких местах сильно отличается от того, что едят местные, хотя блюда в меню называются так же. По большому счету, это другие блюда из другой кухни, измененные под вкусы приезжих, и я часто ловил себя на мысли, что многие туристы, приезжая за границу и пробуя местную еду, на самом деле едят то же самое, что и дома.

Они приезжают в незнакомую страну, но питаются той же едой, что и всегда, живут в заповедниках (огороженных дорогих отелях с собственной благоустроенной территорией), в которых жизнь и окружающая среда максимально соответствуют их привычным представлениям, и лишь иногда выбираются наружу, стараясь как можно меньше времени проводить за пределами своего привычного мира. Ты приезжаешь в чужую страну, но по большому счету не уезжаешь из своей. Никакого опыта, даже такого простого, как новая еда или общение с представителями другой культуры, ты не получаешь.

Ты выходишь из номера, валяешься у бассейна, загораешь на огороженном пляже, ешь в специальных местах, интерьер и еда в которых максимально приближены к привычным тебе, и не узнаешь ничего нового.

Садишься в автобус, в котором все пассажиры говорят на том же языке и живут в той же стране, даже гид здесь твой соотечественник, вы едете осматривать достопримечательности, но все по-настоящему интересное и стоящее остается где-то вдалеке, за окном, за оградой, которую ты сам себе построил, чтобы не выходить из зоны комфорта. В конце концов, на достопримечательности с таким же успехом можно посмотреть и в документальных фильмах или по интернету, ценность подобного опыта будет ровно такая же.

Я заселился в старый и огромный гестхаус, состоящий из нескольких стоящих рядом зданий, объединенных в большой и запутанный комплекс, напоминающий лабиринт. К счастью, моя комната была рядом со входом, и долго плутать в ее поисках мне не пришлось.

Администратором в гестхаусе был высокий, накачанный местный мужчина в самом расцвете сил, с черными длинными волосами, собранными в пучок, яркими темными бровями и ресницами, будто накрашенными. Глаза его были глубокими и бездонными, но в то же время отрешенными. Наверняка, он пользовался спросом у женщин, и скорее всего не зря работал администратором в гестхаусе, в котором останавливалось множество одиноких романтичных дам. Спорю на что угодно, что прогулки вокруг храмов, полных откровенных эротических произведений зодчества, вызывали у этих дам соответствующие фантазии. Администратор же был похож на какого-нибудь инструктора по йоге – самый подходящий в таких обстоятельствах партнер, и в духовном, и в физическом плане.

Мужчина, тем не менее, выглядел весьма отстраненно и казался безразличным к происходящему вокруг – может мое впечатление о нем и было ошибочным. Впрочем, я не романтичная дама, и меня этот вопрос не заботил.

Я скинул свой двадцатикилограммовый рюкзак с одеждой и прочими бытовыми мелочами в комнате, переместил второй рюкзак, с ценными вещами, с живота на спину, и решил начать осмотр местных достопримечательностей.

Храмов было немного, но часть из них была рассыпана по территории вокруг деревни, и идти до них было неблизко. Я решил начать с дальних, более мелких храмов, чтобы в конце сосредоточиться на более крупных и интересных.

Наметив маршрут, я вышел из гестхауса. Путь лежал через “спальный район” деревни – небольшой квартал из одинаковых домов, которые были построены из вручную сделанных глиняных кирпичей и были покрыты слоем белой отделки, тоже, судя по всему, из глины, с какими-то примесями.

Лишь только я вышел с территории своего постоялого дома, как ко мне подбежал парнишка, скорее всего житель деревни, с сальными волосами и в потрепанной, пыльной одежде.

– Привет! Добро пожаловать в нашу деревню! – Сказал он мне. Парнишке было лет двенадцать, и он неплохо говорил на иностранном языке, что меня слегка удивило. Все же в городах люди более образованные, и языки знают лучше, но здесь – деревня.

– Привет! – Ответил я.

– Хочешь, я проведу тебе экскурсию? – Спросил меня паренек. Знание им иностранных языков обретало смысл – оно было нужно для бизнеса.

– Нет, спасибо.

В этом не было смысла – информации про храмы было предостаточно в том же интернете, в открытом доступе, и я уже давно изучил все, что меня интересовало. Оставалось просто посмотреть на все своими глазами.

– Я здесь все знаю, все покажу, – Не унимался подросток.

– Нет, спасибо, мне не нужна помощь.

Парнишка не сдавался:

– Хочешь, я покажу, где здесь можно поесть?

В этом ровно в той же степени не было резона, в деревне на пару домов и так все было на виду. Смысл подобной помощи от паренька был лишь в том, чтобы он завел меня в одно из заведений, заказал половину меню, а потом правдами и неправдами заставил меня за свой обед заплатить. Вполне возможно, что владелец заведения даже заплатил бы юноше комиссию за приведенного клиента, то бишь меня.

Я опять отказался.

– Давай хотя бы попьем чаю, я покажу, где. Пообщаемся!

Ставки падали, но “помощник” продолжал отчаянные попытки вытянуть из меня хоть что-нибудь. Впрочем, это было бесполезное занятие. Я продолжал идти, не замедляя шаг, и парень начал отставать.

– Ладно, всего хорошего! – Пожелал он мне, развернулся и пошел обратно.

Наконец мне удалось перевести дыхание. К подобным сценам я привык и старался вообще не обращать на них внимание. Но осадок все же оставался – быть тугим глупым кошельком всегда неприятно. Я продолжал идти в сторону намеченного для посещения первым храма, деревня уже почти осталась позади. Проходя мимо последнего дома, за которым начиналось дикое поле, я увидел у стены здания еще одного мальчика, помладше, лет десяти.

– Пошли попьем чаю! – Закричал он мне. Ребенок был более непосредственным и бесхитростным, он просто сразу перешел к делу, безо всяких прелюдий.

Я просто помахал ему приветственно рукой и, не снижая скорости, пошел дальше. Деревня позади, “помощники”, к счастью, тоже.

Но не тут-то было. Не успел я пройти и сотни метров, как передо мной предстал очередной паренек, лет двенадцати.

– Привет! Хочешь, я доведу тебя до храма?!

– Нет, спасибо.

– Давай я проведу тебе экскурсию!

– Нет, спасибо!

– Может показать тебе хорошее место, в котором можно поужинать?

– Я не голоден, спасибо!

– Пошли хотя бы попьем чаю!

– Спасибо, но у меня нет времени, я очень спешу.

Во время нашего разговора, если это вообще можно назвать разговором, я то и дело ускорял шаг, идя все быстрее и быстрее. Мальчишка не успевал за мной, говорить ему приходилось быстро. Он не мог поддерживать мой темп ходьбы и почти сразу отстал. Последние фразы ему пришлось кричать.

Что интересно, он все продолжал плестись за мной, как вдруг резко остановился, будто перед ним выросла невидимая непреодолимая стена. Не успел я удивиться такой резкой остановке, как передо мной возник новый подросток, со стандартными предложениями и вопросами.

В мою голову начало закрадываться подозрение, что вся территория деревни и пространство за ней, были поделены на некие “зоны ответственности”, и у каждый зоны был свой хозяин – мальчишка-подросток, пытающийся неумело “стричь” проходящую мимо добычу.

Я прошел мимо очередного внезапно возникшего подростка, который принялся семенить за мной, тараторя вопросы и предложения, похоже что выученные наизусть и доведенные до автоматизма. От всех предложений я, естественно, отказывался. Я быстро шел в сторону храма, мальчик – за мной, и вдруг мой новый “помощник” тоже резко остановился. Краем глаза я заметил, что сбоку ко мне уже шел новый мальчуган на замену предыдущему.

“Вот это организация”, – Подумал я. – “Работают как часы! Интересно, в школе они так же старательно учатся?”

Я шел в сторону храма по сельской дороге вдоль диких полей, и, казалось, что это именно то место, где меня должны были ждать покой и одиночество, но не тут-то было! Ни минуты я не был один, со мной каждую минуту пути, пока я продвигался к своей цели, был какой-нибудь благотворитель, отчаянно пытающийся мне помочь!

Новый “помощник”-мальчуган на мое счастье оказался последним. Впереди виднелся храм, очередной мальчишка отстал и куда-то исчез, а новых благотворителей не появилось.

Я начал осматривать святилище. Оно представляло собой развалины и, в общем говоря, ничего интересного в нем не было: обычная груда камней. За годы путешествий подобные места перестали меня интересовать, хотя вначале в восторг меня приводило все, даже груда камней, подобная той, что лежала сейчас вокруг.

Обойдя храм по периметру, я взобрался на него, погулял назад и вперед, и решил идти дальше, к следующей достопримечательности. Я уже выходил обратно на дорогу, как меня кто-то окликнул. Обернулся – вокруг никого не было, двинулся дальше. Опять оклик. Оглядываюсь еще раз и вижу, как в незаметной хижине недалеко от территории храма сидит человек и машет мне рукой. Это был то ли охранник, то ли полицейский. Я решил не шутить с человеком в форме, мало ли что от меня ему требовалось, и подошел к хижине. Человек приветственно улыбался мне. Это был все-таки охранник, на поясе у него болтался фонарик, у полицейских в этой стране вместо фонарика – деревянная или пластмассовая палка в руке.

Что интересно, хижина стояла так, что храм из нее виден не был. По большому счету, человек в форме просто охранял кусок заросшего поля впереди, поскольку кроме него из наблюдательного пункта больше ничего видно не было. Да и не было похоже, что человек что-то охраняет, скорее просто сидит, скучает и пытается хоть как-то скоротать время. В руке у него был телефон, а из телефона лилась задорная местная музыка.

После того, как я подошел к хижине, охранник положил телефон на стол перед собой. Он поздоровался и начал задавать мне вопросы. Сперва, когда он меня только окликнул, я подумал, что ненароком нарушил какое-то правило, и охранник хочет меня за нарушение наказать. Может, на эту территорию не разрешено заходить. Но сейчас было очевидно: человеку просто скучно сидеть в одиночестве, и он хочет поболтать со мной.

Охранник задавал множество вопросов, со смыслом и без, но ответы ему были не очень интересны. Он не хотел слушать, а хотел говорить. После одного вопроса, не дослушав, он задавал другой. Я понял, что отвечать бессмысленно, и перестал это делать. Оказалось, что этого охранник и ждал. Он воспользовался паузой и начал говорить сам. Рассказал о семье, о жизни, о работе, о том, о сем. Я хотел его прервать, не то, чтобы я был снобом и не хотел с ним общаться, просто к тому моменту я уже устал от постоянно сменяющихся людей передо мной, которым все время что-то от меня было нужно. Ни минуты я не мог побыть наедине с собой.

Я дослушал рассказ охранника, так и не придумав, как перебить его и закончить разговор. Наконец, ему надоело говорить, и он сказал:

– Ладно, можешь идти, – Звучало так, будто он прекрасно понимал, что разговор меня тяготил, и просто смилостивился надо мной. – Прощай!

– До свидания, – Кивнул я на прощание, и пошел прочь.

Дойдя спокойным темпом до угла хижины, я завернул за нее и кинулся прочь, пешком, но настолько быстро, насколько мог идти не переходя при этом на бег. Голова гудела от непрекращающейся болтовни, которая преследовала меня уже который час.

Изначально я собирался остаться в деревне на недельку, спокойно обойти все храмы и отдохнуть, но понял, что долго здесь не продержусь. Деревня была очень маленькая, и в любом месте, стоило только выйти из гестхауса, меня ждали “помощники”. Грубить я им не хотел, но был уже на грани.

В общем говоря, я решил остаться еще на сутки-двое, чтобы обойти главные достопримечательности, и затем уехать.

Маршрут пришлось скорректировать. Я оставил для посещения несколько отдаленных храмов и крупный комплекс прямо на выходе из деревни – самая главная местная достопримечательность. На остальное нет времени.

В плане, однако, была и загвоздка. Один из храмов, которые я себе оставил, был на территории “спального района” деревни, того, что состоял из одинаковых домов, построенных из самодельного кирпича. Именно там, скорее всего, и находилась штаб-квартира “помощников” – они там жили.

Я решил обойти “спальный район” вокруг и подойти к нужному мне храму с другого бока, со стороны поля – так я должен был остаться незамеченным.

Моя хитрая тактика сработала – я обошел деревеньку по пустырю и оказался у нужного места, однако меня ждало разочарование – храм, а точнее комплекс из нескольких полуразрушенных храмов, был обнесен забором, а ворота посреди забора были закрыты на засов. Я легко мог бы открыть этот засов, он был чисто номинальным, но в одном из зданий я заметил охранника – это был старик с короткими седыми волосами, в неопрятной форме. Охранник сидел, облокотившись на стену, и спал.

Уже столкнувшись с местными охранниками, я не хотел попасть в ту же ситуацию опять. Я медленно, ступая как можно тише, начал идти обратно. Внезапно я услышал окрик – охранник каким-то непонятным образом проснулся и теперь звал меня к себе. Я сделал вид, что не услышал его, но охранник крикнул еще сильней. Решив все же не расстраивать старика, я обернулся. Он показал мне жестом, чтобы я открыл ворота. Я повиновался. Затем охранник подозвал меня к себе. И начал разговор.

Полчаса я слушал рассказы старика, и местами мне даже становилось интересно. Я уже смирился с судьбой и просто пытался хотя бы получить удовольствие от общения. Старик оказался интересным собеседником.

В конце концов охраннику все-таки наскучил разговор. Он потерял интерес, начал зевать и сказал мне:

– Я очень устал, я стар, и мне хочется спать. Можешь идти.

Так я и сделал.

Времени до вечера оставалось еще немного, и я решил посетить еще один храмовый комплекс из своего списка.

По плану я собирался вначале осмотреть наименее интересные места, и только в конце добраться до тех храмов, которые представляли наибольший интерес. Развалины я уже осмотрел (впрочем, вторую группу развалин я толком и не увидел, все время, которое я провел на их территории, я разговаривал со стариком, точнее он со мной, а затем я просто ушел); теперь была очередь храмов поинтереснее.

Я уже свыкся с мыслью, что мне не дадут покоя в этом месте, и ждал, что по пути, а идти было несколько километров, у меня опять будут попутчики. Но попутчики куда-то исчезли, и весь путь до комплекса я наслаждался одиночеством.

Наконец я добрался до нужного места.

Храмы здесь были одними из самых древних, они были небольшими, но очень детальными, и сохранились практически идеально.

Святилища были похожи именно на святилища, а не на произведения эротического искусства, как можно было ожидать. Детально расписанные стены и потолки демонстрировали сцены из религиозной литературы. Среди серьезных религиозных сцен, впрочем, встречались и эротические, но сдержанные и консервативные – ничего сверхъестественного, только то, что видел и делал в жизни практически любой взрослый человек.

Один из храмов меня заинтересовал больше остальных. Он относился к небольшой по численности последователей и мало известной за пределами страны религии.

Религия эта была очень суровая, ее последователи должны были следовать большому числу сложно выполнимых правил и ограничений. Согласно учению, которое лежало в ее основе, любое убийство, даже убийство комара – это величайший грех. И любое убийство, убийство человека ли, или опять же убийство комара, равно по своему деструктивному воздействию на душу.

Чтобы минимизировать воздействие на душу неминуемого греха (в конце концов, с таким отношением к вещам греха было не избежать – даже во время ходьбы к любому человеку может залететь в нос или в рот маленькая мушка, да там и умереть, и это будет считаться убийством), строгие правила и были нужны.

Мне была интересна эта религия, и я хотел посетить один из храмов, которые были ей посвящены. Я посмотрел на указатель, установленный на дороге в центре комплекса, выбрал нужный мне храм, и зашел в него. Храм как храм. В общем говоря, были некоторые отличия от других святилищ, которые я здесь увидел, но в те времена, когда храмы строились, все они строились в одном и том же стиле и слабо отличались.

У религии был свой основатель, и его статуя стояла в центре здания. Отличало статую то, что основатель религии был изображен голышом. Пожалуй, это и было главным отличием от других святилищ.

Я постоял внутри храма, осмотрелся и пошел на выход.

На выходе стоял мужчина, священник, судя по всему. Он подозвал меня к себе. Как только я подошел, он начал говорить. Он рассказал мне о религии, поведал о правилах, которые нужно было соблюдать ее последователям. К примеру, им запрещалось заниматься сексом, исключение было только для соития с женой, но ровно один раз в шесть месяцев, не чаще. Пожалуй, все остальное время адептам религии оставалось лишь рассматривать эротические композиции на стенах местных храмов.

У религии, и без того суровой, было еще одно, даже более экстремальное течение. Сторонники этой суровой школы старались исключить вообще любую возможность убийства живого существа. Они не носили одежду (отсюда и статуя основателя религии, изображенного голышом), не ходили по траве, ибо можно ненароком задавить какое-нибудь насекомое. Для того, чтобы эти люди могли ходить по делам, миряне строили для них специальные дорожки в нужные места. Если дорожек не было, то адепт никуда не ходил. Раздавить насекомое можно и на дорожке – поэтому последователи религиозного течения носили с собой веники и подметали ими тропинку перед собой и за собой, чтобы очистить свой путь от мелких насекомых.

Пожалуй, из-за своей суровости, религия, очень древняя, и не обрела большого числа сторонников. Не стать грешником и убийцей с такими взглядами на жизнь было практически невозможно.

Священник закончил свой рассказ. В конце он попросил сделать пожертвование. Мне такой подход показался нечестным – все было устроено так, чтобы в случае отказа я чувствовал себя виноватым. Для этого как раз и нужен был навязанный священником подробный рассказ о религии, о котором я, собственно, не просил.

Получалось, что священник оказал мне услугу, рассказал о своем веровании, а затем потребовал оплату. Я заплатил, не споря с ним, хоть мне и казалось, что со мной поступили несправедливо. Если ты оказываешь услугу, то цену за нее должен указать заранее – так работает честный бизнес.

Впрочем, большой трагедии здесь не было.

Побродив еще немного по территории комплекса, я решил, что пора возвращаться в деревню.

Выйдя за огороженную территорию, я нашел нужную мне дорогу и пошел обратно. Я шел и размышлял о странной и необычной религии, о которой узнал сегодня немного. Она меня заинтересовала, хоть я и не был согласен с ее постулатами – если я случайно наступил на букашку, в этом нет моей вины, и я не совершил никакого зла, ведь у меня не было злых намерений.

Я решил навести справки об этом необычном учении, чтобы познакомиться с ним немного поближе. Остановился, огляделся вокруг. Вокруг ничего не было, кроме пыльной сельской дороги, по которой я шел, да одинокого холма сбоку, с парой камней на вершине. Я забрался на холм, сел на камень и достал ноутбук. Словил кое-как интернет с телефона, подсоединился к нему с ноутбука и начал искать нужную информацию.

Прошло совсем немного времени, как вдруг я заметил периферийным зрением, что ко мне кто-то идет. Это был старик в бедной, но чистой белой одежде. Он шел, уставившись на ноутбук у меня на коленях.

Старик поравнялся со мной и стал у меня за плечом. Я повернулся и посмотрел на него. Он был полностью занят ноутбуком, ко мне у него не была интереса. Старик потыкал пальцем в экран, что-то бубня себе под нос. Происходящее было для меня, понятное дело, неприятным, но я уже привык к подобным вещам, и просто терпеливо ждал. В конце концов, старик не проявлял агрессии, наоборот, он смотрел на ноутбук и радовался как ребенок.