Культ свободы: этика и общество будущего

Интересным средством убеждения является тонкая и изощренная ложь, которую можно назвать насилием "смысла" – извращение и выхолащивание смысла слов, подмена тем, подтасовка контекста, изобретение терминов, навешивание ярлыков. Мысли не только нуждаются в словах, чтобы быть выраженными, но и сами зависят от них. Оформление в слова – часть процесса мышления. Использование неточных слов, примешивающих посторонний смысл, смещающих оценку и добавляющих ценностную нагрузку приводит к формированию совершенно иных мыслей, чем могли бы сложиться, если точно выразить ощущения и понимание реальности. Стоит, например, назвать рынок "свободным", как всякая мысль о рыночных силах отказывается проникать в голову. Стоит назвать результат боевых действий "геноцидом", как вмешательство в них сразу становится морально оправданным. Или стоит, например, назвать добрые семейные отношения "половым доминированием", как эти отношения начинают восприниматься совсем в ином свете, а у всех вокруг наконец открываются на это безобразие глаза. А уж если наказание преступника назвать "исправлением" или "реабилитацией", а тюрьму – "лечебно-трудовым профилакторием", то о мере и сроках этого "лечения" уже как-то неудобно и вспоминать.

Продолжением манипуляции словами является злоупотребление терминами – научными, какбы-научными или просто бессмысленными. Если засорение речи "чакрами", "аурами" и прочей "психотроникой" эффективно для убеждения людей безграмотных, то для обывателей далеко продвинутых в науках хорошо подходит приложение к обществу, например, кибернетики, синергетики, теории систем, не говоря о простой математике. Формулы, точные формулировки, академичность, аналитический стиль, таблицы и цифры – все это наукообразие, особенно растиражированное кастовой системой и подкрепленное ссылками на великих, древних и просто известных людей, легко сбивает с толку, подавляет способность к сомнению и, по моим наблюдениям, способно сломить абсолютно любую волю к сопротивлению. Человек чувствует себя невеждой, смущается, стесняется показать свою неграмотность и не может найти подходящих слов для ответа. За каждым термином ему начинает мерещиться глубокая истина, которую следует принимать не думая, ведь она уже принята многими другими – грамотными, знающими и без сомнения умными! Сюда же можно добавить и тяжелую, излишне дотошную, заумную манеру изложения, утяжеленную неподьемным весом томов. Человек осилил проблему и предьявил "решение" в трех 800 страничных томах – он просто не имеет права не быть правым! Не беда, что дело уперлось в давно известный неразрешимый парадокс – зато теперь мы еще лучше знаем об этом.

Убеждение может не обязательно быть целенаправленным и даже осознанным. Люди приучены природой подражать друг другу. Многие нормы и обычаи проникают внутрь разума незаметно, и чем незаметнее – тем они прочнее там закрепляются. То же относится и к картинам мира, которые иногда достаточно лишь демонстрировать. Если все окружающие придерживаются каких-то концепций, их хочется принять автоматически. На анализ у мозга может не быть ни времени, ни способностей, а тысячелетняя практика выживания требует не выделяться.

Особенно это относится к нормам, усвоенным социализацией в детстве. Такие убеждения – самые бессознательные и потому самые прочные. Чем раньше начинается внушение нужных картин мира, тем оно эффективней, что серьезно повышает роль образования. Вместо развития автономных моральных структур, независимости, критичности, стремления докопаться до истины и умения аргументировано спорить, беззащитному мозгу ребенка перекрывают кислород знаний и туда насильно вдалбливают догмы, ценности и табу, после чего промытые мозги перестают расти и оказываются неспособны полноценно работать. Искалеченный в детстве человек может даже превратится в полноценного зомби, отказывающегося распознавать не только красоту, но и элементарную логику. Такой способ индоктринации незаменим, когда человека надо превратить назад в животное – убедить в том, что его роль в жизни предопределена, цель задана, а сам он должен делать то же, что делают все, что положено, что необходимо. Примитивные истины – лучший способ оболванивания, поскольку сложное детям непонятно. Все это невозможно навязать свободному человеку, но поскольку человек не рождается сразу свободным, его вполне могут воспитать с нужными убеждениями. А по сути – истребить ростки разума, посеять и взрастить конформизм, покорность и подобострастие.

Все перечисленное повсеместно наблюдается вокруг нас и, надеюсь, ставит точку, если она еще не стояла, в данном вопросе. Убеждения – результат идейного насилия, активизирующего эмоции, предрассудки и стереотипы, утверждающего фанатизм, невежество и неуважение к несогласным. Друзья, сравните это с размышлениями – сомнения, анализ, сбор информации, дискуссии, независимость, беспристрастность!

– Компетентность и эксперты

Граничной проблемой убежденности/убедительности является привлечение научного авторитета, точнее авторитета науки. Научные знания, основанные на рациональном подходе к окружающему миру, на проверенной методологии, на точных эмпирических исследованиях, являются для многих людей истиной в последней инстанции. Преклонение перед наукой давно стало новой религией. И это понятно. Многие ли из нас способны даже приблизительно уразуметь, о чем говорится во всех этих головоломных текстах, пестрящих пугающими формулами? А между тем с точки зрения обьективной этики каждый из нас является равноправным участником договора об истинности всего вокруг, до самой последней вселенской мелочи. И если мы начинаем полагаться в этом принципиальном вопросе на экспертов – о какой истинности можно говорить? Мы же не полагаемся на экспертов в вопросах, которые касаются, скажем, наших личных дел? Под "нами" я имею в виду нас, друзья, а не тех, кто бежит к психологу чтобы уточнить пора ли разводиться или еще подождать.

Но ведь глупо пытаться сравниться с теми, кто явно знает о проблеме больше нас! Как же быть? Задача кажется такой же нерешаемой, как и все прочие задачи обьективной этики. Мы не можем быть равны ни в чем, а должны! На самом деле выход есть. Для начала нам следует понять, что наука, а точнее – научное сообщество – это малое подобие общества, а научный метод поиска истины – маленькая копия нашего общего договора. Ученые, точно как это требует ОЭ, лишь пытаются найти консенсус. И если ученые этичны, они это делают не полагаясь на всевозможные методы убеждения, не говоря о насилии, а используют здравый смысл, дополненный многими знаниями и логикой. Они публикуют статьи, где стараются быть максимально обьективны, и в доказательство приводят результаты, которые все желающие могут проверить независимо друг от друга. Не правда ли, отличный метод поиска консенсуса? И, учитывая, что доверие – обязательный компонент этики, до тех пор пока ученые этичны, мы, хотя бы в некоторых вопросах, вполне можем им довериться. Временно делегировать, так сказать, свои этические полномочия.

К сожалению, этичность ученых, несмотря на их несомненные обширные знания, все еще не вполне дотягивает до стандартов требуемых ОЭ. Что тоже вполне обьяснимо. Даже самые добросовестные ученые – граждане насильственного общества, бытие которых зависит как от господствующих в нем идей, так и от его несправедливой, аморальной практики. Даже в точной науке, поиску истины в которой помогает сама обьективная реальность, ученые умудрились создать множество проблем. Выше уже упоминалась информационная коррупция, которая выходит далеко за пределы поиска консенсуса – авторитетность не только средств публикации, должностей, университетов, но даже целых стран в огромной степени создана искусственно, а значит – насильственно. Кроме того, финансирование множества исследований заранее зависит от предполагаемого результата – поскольку производится, увы, коммерческим образом. Соответственно, "положительные" результаты имеют совсем иной вес, нежели "отрицательные". С самим консенсусом, разумеется, тоже не все гладко. Господствующие научные идеи имеют множество сторонников и уже в силу этого кажутся более истинными. Научный авторитет – а каждый ученый гордится своим авторитетом – неизбежно влияет на степень убедительности. Научная специализация приводит к тому, что сами ученые начинают полагаться друг на друга. А взять систему образования? А добавить естественные проблемы с личным связями и групповой моралью?

Внушительное здание научной истины, выстроенное поколениями честных, даже самоотверженных ученых, со временем дополнилось не менее внушительным зданием самой науки – научными и околонаучными структурами, обслуживающими потребности нынешних научных работников, которые вовсе не ограничиваются потребностью в поиске истины. В итоге, современная организация науки в такой мере превратилась в систему насилия, что ее обитатели иногда становятся обьектом насмешек. Но если бы люди осознали, к каким катастрофическим последствиям может привести наука окончательно отделенная от этики, им стало бы не до смеха! Пока наиболее невежественная часть общества возвращается к диким суевериям, погружаясь в постмодернизмы, релятивизмы и нью-эйджи, неэтичные эксперты все сильнее дискредитируют науку. Похоже, уже не осталось такой подлости для которой не нашлось бы "ученого", способного убедительно доказать ее нужность и полезность.

– Убеждение в свободе

В условиях системного насилия и повальной несправедливости избавиться от убеждений проблематично. Государственная реальность постоянно вызывает тоскливые мысли о свободе. Освобождение начинается с размышлений и пока существует власть, люди обречены размышлять. Но подменяя рассуждения убеждениями, люди порождают власть, а не уничтожают ее. Убежденность в своей правоте, подкрепленная активным ядром борцов за идею – это всегда зародыш новой власти, зародыш насилия, начинающегося с невинных мечтаний о справедливости и кончающегося истреблением неверящих и неверных. Мысли о свободе, чтобы вести в правильном направлении, не должны питаться ущемленными интересами. Такие мотивы непременно окрашивают мысли в насильственные цвета и чем сильнее ущемлен человек, тем радикальнее и необычнее цвета его убеждений.

Свобода не требует убеждения. Что общего между вербовкой сторонников и нахождением консенсуса, компромиссом? Между поиском истины и борьбой за ее уже готовый вариант? Договор предполагает единую, общую цель – свободу, будь то свобода повелевать, свобода подчиняться или свобода быть оставленным в покое. Свобода – необходимая предпосылка любого предположения о правильности. Никакая цель не может осуществиться без свободы. Истинность свободы неоспорима и в этом не надо никого убеждать. Равно как и в истинности ОЭ.

Откуда у меня такая убежденность? От здравого смысла конечно – как и у вас. А иначе и быть не может! Как только здравомыслящий человек узнает об ОЭ, он сам захочет следовать ей. Этика позволяет отделить добро от зла и дарит удивительную ясность, хотя и украшенную парадоксами. Правда, тут есть свои сложности. Узнать об этике пожалуй мало. Чтобы следовать ей необходимо три условия – знание, умение, желание. Если человек не знает об ОЭ, ему необходимо просвещение и образование. Если человек знает, но не может, ему необходима помощь. Если он знает и может, но не хочет – мы знаем, кто это. Трем условиям примерно соответствуют три типа детерминизма. Знания и все, что относится к рыночному договору, преодолевает природный детерминизм – насилие окружающего живого и неживого мира. Умение (воля) помогает преодолеть себя, побороть инстинкты выживания/борьбы и заключить договор. Это детерминизм 2, социальный. Желание же стать человеком возникает под воздействием "детерминизма" свободы, о котором мы уже говорили. ОЭ, к сожалению, никак не помогает ни с первым, ни с третьим. А вот с договорной основой и выбором ОБ была неясность. Так что можно надеяться ОЭ с этим покончит раз и навсегда.

Кстати, возможно уместно будет для еще большей ясности, определить что такое зло. Про добро мы говорим давно и много, а вот про зло все как-то между делом и впопыхах. Чуть раньше мы второпях приравняли зло к детерминизму на основании просто того, что он – антипод свободы. Но есть нюанс. Сам по себе детерминизм – не зло. Он морально нейтрален, так же как и свобода. Животные подчиняются ему и неплохо живут. Приобретя возможность выбора, мы приобрели возможность придавать всему окружающему моральную окраску, смысл. Но смысл этот существует только в рамках нашего выбора. Договариваясь и следуя договору, мы выбираем, и следовательно творим, добро. Выбирая детерминизм – творим зло. Но что, если "выбирать" его нам приходится недобровольно, подчиняясь силе? Предел сопротивления мы чувствуем сами, лично. Иногда выбор есть, иногда – нет. Сажем, легкий голод или страх можно побороть, причем даже оставаясь практически целиком спокойным, нейтральным и обьективным. А сильный? Зависит от человека. Но тогда, если предел у каждого индивидуальный, как отличить истинное зло? В этом сила зла, причина его неистребимой власти – не выбрать его можно только всем вместе, договорившись и четко прочертив границу. Потому самое первое настоящее, истинное зло – это осознанный отказ от договора, от определения границы. Ни подчинение силам природы (детерминизм 1), ни подчинение социальному насилию (детерминизм 2 в предельных случах) не являются злом, поскольку эти силы не оставляют нам реального выбора. Но даже простое уклонение от договора без всякого причинения кому-либо заметного вреда, нежелание вникать в этику, отгораживание от всех – зло. Не говоря о том, что только участвуя в договоре человек может "отгородиться" по-настоящему – так, что его "отсутствие" предоставит всем свободу.

Эта мысль напомнила мне о вас, друзья мои. Что-то давно вы молчите, пропали куда-то. Не злоупотребляю ли я вашим терпением? Не слишком ли я увлекся? Обьективность требует признать, что многое из написанного, выглядит как попытка убеждения, даже как информационное насилие. Но это не так. Мы занимались размышлениями, но разве я вас пытался в чем-то убедить? Конечно нет, тем более что это мне вряд ли бы удалось, с моим-то склерозом. Я конечно старался выглядеть обьективным, но не для того чтобы вас убедить. Я только помогал вам распознать свою внутреннюю свободу, обнаружить то духовное начало, которое ведет к добру. Вы же и без меня все это знаете, верно?

9 Обоснование и договор

– Способ обоснования

Убедившись во вредности убеждений, попробуем обосновать пользу обоснований.

Индивидуальные картины мира различаются не только степенью соответствия реальности, но и степенью искажения реальности. Под искажением я теперь имею в виду целенаправленное преобразование картины в сторону ОБ. Каждый видит не только то, что видит, но и то, что хочет видеть, не только прошлое, но и будущее. И если соответствие картины мира реальности по крайней мере поддается экспериментальной проверке – на этой идее основана наука – то с истинностью нового вопрос вечно открыт. А ведь даже новое может быть неправильным – если оно будет слишком субьективным, слишком искаженным уже известным нам детерминизмом. Искажение – не слишком благозвучное слово для этого, но его можно оправдать тем фактом, что индивидуальные модели будущего слишком часто не имеют ничего общего с действительным ОБ. Они так и оставались бы искажениями, если бы не возможность договора и приведения их к обьективному виду – виду прекрасного светлого завтра.

Очевидно, что целенаправленное искажение картин мира делает вопрос согласования не просто сложным, но и сомнительным. Как можно согласовать, если каждый хочет своего, индивидуального? Как стремление к обьективности, нейтральности и непредвзятости должно практически проявляться? Чем оно способно преодолеть субьективизм? Какие методы обоснования должны использовать стороны, чтобы найти истину?

Первое, что приходит в голову – здравый смысл. Но даже он не обладает достаточной убедительной силой. Например той силой, какой обладает детерминизм. Согласитесь, что убедить используя такой прием, как тяжелая дубина, совсем не сложно. И, однако, здравый смысл подсказывает, что этот прием не совсем верный. Гораздо вернее, например, логика. Но давайте спросим себя – а чем логика лучше дубины? На первый взгляд ничем, ведь логика – тот же детерминизм. Если идти от логики дальше – к математике, физическим законам, выживанию и т.д., мы рано или поздно придем к дубине. Где же черта? Почему логика выглядит вернее дубины?

Ответ, который подсказывает здравый смысл, состоит в том, что граница лежит там, где начинается свободный выбор. Пока мы ссылаемся на непреодолимый, не зависящий от нас детерминизм, мы убедительны. Как только мы выбираем его в качестве метода убеждения – мы впадаем в неправоту. Логика, математика и т.д. – это то, что от нас не зависит, мы можем лишь знать или не знать об этом. Это детерминизм 1-го типа, которому подчиняется все новое, если оно истинно. Всякое новое открытие и свершение ново только в первый момент. Будучи рождено, оно загадочно подчиняется законам, оно оказывается согласовано, вписано в существующий порядок (второй процесс на рис. 5.1). Логика, как одно из фундаментальных оснований этого детерминизма, позволяет относительно легко проверить это соответствие.

"Независимость от нас" именуется обьективностью и ее убедительность вытекает из практического опыта. Если же вы спросите, почему наука убедительней собственных глаз, я могу предположить лишь, что наиболее убедительно наиболее простое. Разлагая явления на части, мы в конце концов добираемся, возможно интуитивно, до самого элементарного – что 1≠0, что 1+1=2 и т.д. А потому, например, и небесная механика кажется убедительнее, пусть и не сразу, плоской земли и ходящего по небу солнца.

Что происходит, когда мы отказываемся от логики и используем дубину или любой из приведенных выше способов убеждения? Мы выбираем насилие. Вы, друзья, можете возразить – но чем выбор дубины хуже выбора логики? Разве это не такой же выбор? Не такой, несмотря на то, что логика – это тоже насилие. Логика – это детерминизм 1, его нельзя "не выбрать". Почему? Смысл обоснования, как и договора – преодоление детерминизма. Дубина – социальный детерминизм 2, поэтому без выбора дубины теоретически можно обойтись, можно преодолеть этот детерминизм. Однако природный детерминизм преодолевается только путем знания и использования его же законов. Нельзя "не выбрать" закон притяжения и полететь. Но можно построить самолет, который подчиняясь гравитации, все же полетит. Точно так же мы не можем "не выбрать" логику – но можем победить ее логикой, создав такое новое, которое будет ей и соответствовать, и преодолевать. Все, что нам останется для правильного и верного обоснования – лишь проверить оба эти факта. Не знаю, достаточно ли я обосновал свою точку зрения, но здравый смысл тут абсолютно ясен. Выбирая дубину, мы выбираем детерминизм, а значит творим зло. А зло не только неубедительно, оно прямо отрицает правильность. Поэтому дубина убеждает только в одном – ей убеждают в явной лжи.

Обосновывая индивидуальную картину мира, включая будущее, мы полагаемся на детерминизм, потому что картина эта уже существует, хоть и в голове. Мы ее создали, частично с помощью анализа окружающей реальности, частично – с помощью интуиции и творческого воображения. Это второе – особенно важно, потому что логичность – еще не гарантия правильности! Самолеты, которые так и не взлетели, тоже были построены с использованием законов физики. Чего же им не хватало? Красоты. Созданное должно быть не только логично, но и красиво – это и будет вторым признаком его истинности. Но почему? Потому что парадоксальность нового, одновременно подчиняющегося детерминизму и преодолевающему его, не может иметь иного проявления, несмотря на всю расплывчатость и даже нелепость красоты как критерия истинности.

Но как обосновать красоту? Никак. Ее надо показать. Разве летящий самолет не красив? И кстати, не будь такой вещи как красота – зачем бы нам договор? Логики было бы вполне достаточно. И красота, и логика не нуждаются в убеждении, их надо только донести. Логику – излагая доводы, а не выводы. Красоту – демонстрируя, а не нагружая смыслом и интерпретируя. Демонстрация и обьяснения сами собой формируют заключение. Эстетическое чувство, ощущение нового, достаточно распространено, хоть и пока неравномерно. А логика вообще доступна всем, это самая простая часть детерминизма, давно понятая и усвоенная. Действительно, что может быть проще, чем очевидное? Что часть меньше целого, равенство транзитивно, а из причины вытекает следствие? Добавляя к свободе красоты детерминизм логики, а по мере необходимости и прочих законов природы, и скрепляя эту смесь здравым смыслом, мы и получаем прекрасный способ обоснования новых идей. Способ, единственно подходящий в качестве средства аргументации в договоре.

Так что, друзья, убеждать оппонентов – если вы вдруг задумаете это – ни к чему. Не тратьте время, вы все равно никого ни в чем не убедите. Обязанность понимать, вникать в аргументы и формировать свою точку зрения лежит на самом человеке, это потребность его разума, если он им обладает. Просто предоставьте ему такую возможность. Достаточно следовать сказанному выше или, в крайнем случае, ограничиться цитатами из будущей книги, и тогда обоснование случится само собой. Самое важное не начать убеждать – именно в этот момент торжествует зло.

– Тест на разумность

Но как тогда быть с договором? Ведь вы не забыли, друзья, что договор наш – между абсолютно незнакомыми, даже абстрактными, гражданами? Как же быть, если оппонент не хочет диалога? Если он высокомерно заявляет, что наши доводы неинтуитивны, нерациональны и неубедительны? Что ОЭ ненаучна, неапробирована и не прошла оценку высокоуважаемого философского сообщества? Не опубликована в рецензируемых журналах и не преподается в престижных университетах? Что наша будущая книга плохо написана, изложена примитивным языком и чересчур дорого стоит, а ее автор – неизвестно кто? Друзья, не отчаивайтесь! Многолетний опыт научил меня – люди стремятся к истине, они хотят понять мир и используют для этого любую возможность. Вам просто пока не повезло их встретить. Как впрочем и мне. Поэтому, дабы избежать ненужных разочарований, полезно сначала убедиться, что имеешь дело с человеком, а уже потом приступать к общению.

Гораздо интереснее ситуация, если человек никак не хочет соглашаться, если он постоянно выдвигает новые доводы против и сомневается в красоте. Это уже не так страшно, по крайней мере он, скорее всего, обладает разумом. И тем не менее, тут мы опять сталкиваемся с важным вопросом – все ли, умеющие манипулировать информацией, на самом деле способны быть, и являются, людьми?

Некоторое время назад мы решили, что договор – тест на человечность. Теперь, когда мы осознали всю парадоксальность истины, вопрос о тесте кажется вовсе не таким легким. В свете этого надо уточнить – как узнать почему договор невозможен, мы ли это ошибаемся, та ли сторона договора не блещет разумом или, самое страшное, никто из нас не является разумным существом? Вопрос звучит, конечно, несерьезно. Все мы знаем, что мы разумные люди, стремящиеся к свободе. И однако, сдается мне, люди еще тысячу лет не смогут договориться и превратиться в людей в истинном смысле этого слова – в представителей гомо-этикус. Так что вопрос имеет и практическое значение.

К сожалению ответа на него в общем случае нет, так же как нет и ответа на вопрос о познаваемости мира. Это в сущности, тот же самый вопрос. Есть правда несколько простых случаев. Не способных думать не рассматриваем сразу. В случае высокомерия, насмешек, отсутствия интереса, игнорирования и аналогичного нежелания общаться, дело также ясно. Фактически, любое рациональное животное можно отличить по неспособности следовать уже повсеместно принятым нормам, в данном случае – нормам диалога. А вот с инопланетянами, роботами и прочими программируемыми гражданами сложнее. Интерес к новому и способность понимать должны быть обязательно, но как их выявить? Увы, формального теста на умение мыслить нет, как нет и формальной процедуры договора. А можно ли, скажем, как-то зафиксировать само это наше знание, т.е. что мы нашли проблему на которую не существует детерминированного решения, но заведомо существует недерминированное? Нет. Мы опять упираемся в тот же проклятый вопрос, который не следует задавать во избежание бесполезной головной боли. А наше знание, в силу неформализуемости, не только неточно и неясно, но и неизвестно знание ли это вообще. Мы знаем, что теста нет, и одновременно – мы не можем этого знать в силу того, что сам этот вопрос одновременно и есть этот тест.

Удивительным в этой связи представляется успех математиков, сумевших доказать, что математика неполна, т.е. что в математике существуют предположения, о которых невозможно сказать истинны они или ложны. Как это выяснилось? Путем прихода к противоречию в попытке доказать обратное. Но что означает противоречие? Что исходное предположение неверно? Или что оно не имеет ответа? Иными словами, является ли само предположение о "неполноте" математики точно таким же – не имеющим ответа? Смеем ли мы предположить, что сам детерминизм – неполон, это только часть реальности? Или что детерминизм так же неотделим от свободы, как одна часть чего-либо не может существовать без своей противоположности?