Культ свободы: этика и общество будущего

Вот такая несколько упрощенная схема приоткрывает завесу над тем процессом, который лежит где-то в глубинах мироздания и который разворачивает крохотное самоограничение, что приютилось в душе каждого свободного индивида, в огромную созидательную силу, придающую не только смысл существованию всех и каждого, но и увлекающую мир в неведомые дали. Процессом, который, как видно, полностью основан на благе договора и который безусловно заслуживает в дальнейшем значительно более подробного рассмотрения.

– Зачем нужна этика?

Понять себя разуму непросто. Если глубинные его механизмы, такие как совесть и верность слову, вроде бы не вызывают сомнений, то чисто умственные выводы постоянно нуждаются в подтверждении. Разуму свойственно сомневаться – так он работает. В этом проблема с истинным самоограничением – оно умственно. Какой-то там самоконтроль, подчинение каким-то там нормам, бесполезное ограничение своей воли – это все не имеет никакого естественного, биологического основания. Разум нуждается в четкой, ясной и убедительной логике. Увы, свобода не дарит нам такого счастья.

Требования этики не обьясняют свою цель, если только не иметь в виду очевидную цель – быть человеком. Не выжить, а именно быть. Камень становится камнем потому, что иначе не может. Человек становится человеком потому, что выбирает им быть. В этом противоречии – наличии требования к человеку и отсутствием ясной цели этого требования – заключается загадка этики, до сих пор терзающая наши лучшие умы. Зачем? Почему? Для чего? Этика не дает ответ. Но предлагает выбрать его самому. Не дает цель. Но намекает, что сама эта возможность – и есть цель. Никакой другой осязаемой, понятной и заманчивой цели – стабильного социального порядка, эффективного сотрудничества или царства божьего на земле – у этики нет и быть не может, поскольку такая цель противоречит самому принципу свободы. А потому никакое навязывание другим правильных целей или "истинной" морали недопустимо. Навязывая все это, человек вызывает ответное насилие и его бытие становится детерминировано, почти как у камня.

Поэтому задача на самом деле не найти этике рациональное обоснование, не открыть ее закономерную причину, не придумать ей ясную цель и практический смысл, а научиться следовать ей без этого всего. Это трудно, потому что разум – это понимание, а абстракция свободы совершенно, абсолютно непонятна. В результате разум то и дело тестирует ее необходимость и ее границы. И в этом ключе можно рассматривать всю историю общества – как историю практического и весьма кровавого выявления и ограничения способов навязывания своей воли. С самого момента появления коллектива-организма культурные нормы были ни чем иным, как правилами самоограничения, накладываемые человеком на самого себя (хотя и посредством других), с тем, чтобы сделать возможным взаимное сосуществование. Поиск границ того, что можно и чего нельзя – это одновременно поиск самоопределения, поиск того, что такое человек и что такое общество. И мы уже почти нашли ответ.

8 Терпимость и деликатность

У нетерпимости к нарушениям обьективной этики есть младшая сестренка – терпимость к чему-то иному, более субьективному. Все мы делим одну планету и она пока еще достаточно большая, чтобы удивлять нас своим разнообразием. Это разнообразие – вся остальная часть культуры, за вычетом ее универсального этического ядра – норм, ограничивающих взаимное насилие и единых для всех. Необьективная оболочка культуры содержит помимо прочего исторически сложившиеся обычаи и традиции, нормы навязанные силой слова и меча, а также эстетические порождения духа. Несмотря на общепринятое отождествление всего этого с моралью и нравственностью, это не более чем эстетика – в силу субьективности, преходящести и изменчивости. Одним нравится носить штаны на поясе, другим – на коленях. Одни предпочитают молиться глядя на восток, другие – на запад. Одни любят представителей своего пола, другие – никакого. Да мало ли что может прийти людям в голову? О вкусах не спорят. Если не считать того, что изза этих самых вкусов они только и убивают друг друга.

И вот тут приходит пора терпимости, эмоциональной сдержанности. Чужие вкусы могут раздражать. Чужие манеры – бесить. Чужая глупость – доводить до инфаркта. Люди вообще могут вызывать всякие эмоции. Иной раз, признаюсь друзья, мне тоже приходила в голову крамольная мысль взорвать эту планету. И хотя у меня было достаточно подобных мыслей, планета цела, что доказывает силу терпимости и самоограничения. Разумеется, сразу взрывать планету – это перебор. Большинство людей ограничивается тем, что пытается исправить чужой вкус, улучшить его и вообще, так сказать, сделать других культурнее и цивилизованнее. Иногда против их воли, что не может не огорчать. Особенно, когда при этом особо культурные обьединяются вокруг своих субьективных предпочтений против всех остальных – людей второго сорта. Но вкус – дело сугубо индивидуальное, даже если он связан не с предметами искусства, а с поведением людей. До тех пор, пока поведение одних не оборачивается насилием других, никому не должно быть до этого поведения никакого дела. Публичное пространство – область публичной этики, а личное никого не касается. Надо всегда помнить, что все эти люди – участники договора и требуют нейтральности и обьективности, которые без сдержанности и железных нервов, не удадутся.

Надо также помнить, что обьективная этика не требует и любить всех подряд. Терпимость – родственница самоограничения, а не вымученной любви. Этичный человек просто не мешает другим жить и радоваться жизни. Что относится и к обратной стороне терпимости – не к навязыванию своих норм, а к нарушению чужих. Чужие нормы можно нарушать многообразно. Можно по незнанию и чуть-чуть, а можно нарочито и вызывающе. Можно из благих побуждений, например "открыть глаза", а можно из не очень, например прославиться творческой оригинальностью или спровоцировать массовую резню. Этичный человек не станет испытывать терпимость других. Не потому что он хочет жить, а потому что нарушение норм – почти то же самое насилие, что и их навязывание. Почему "почти"? Потому что эстетических норм может быть бесконечно много. Их уже чересчур много. Практически невозможно ничего сделать не нарушив что-то где-то. И будет еще больше, потому что творчество – хоть художественное, хоть нормативное – часть человеческой природы. Соответственно, чем больше у человека художественное право творить, тем меньше – моральное право навязывать. В конце концов, самоограничение – ограничение себя, а не другого.

Тем важнее обьективная этика и отказ от всякого навязывания – норм, вкуса, любви или чего-то бы то ни было. Но признаемся себе – возможно ли это? Творческое самовыражение всегда направлено на других – перед кем еще самовыражаться? Беда, однако, в том, что посторонние, вообще говоря, совершенно не горят желанием наблюдать подобные представления. Некоторым творческим людям бывает мало целого неба для творчества, и поэтому мы должны тут четко сказать – нет! Самовыражение должно начинаться в личной сфере и продолжаться в публичную лишь по мере благожелательного восприятия его результатов. Пусть культурные нормы формируются как бы сами собой – следуя моде, слухам или просто случаю. И пусть люди бравируют своим вкусом и стараются переплюнуть друг друга в поисках идентичности, самовыражения или самоутверждения – но только в рамках того добровольного лично-коллективного пространства, которое их окружает. Ну, а что касается нас, посторонних – надо во всем видеть положительную сторону. Главное, чтобы новым нормам следовали по своему желанию. Эта добровольность – обьективная этика и не подлежит никакому компромиссу, несмотря на то, что она сама – некий компромисс. Этические механизмы опять направлены на поиск границы – в этот раз границы между обьективным и субьективным, между этикой и эстетикой, между личным и общественным, между терпимостью и терпением. Обьективная этика не только требует самоограничения от человека, но и, так сказать, сама ограничивает себя, свою нормативность.

Баланс ищется в случае взаимного культурного насилия опираясь также на деликатность – тактичность в устранении проблем. Это что-то типа зазора, допуска в свою сторону от границы – чтобы был запас прочности, пространство для маневра, резерв для компромисса. Так мне кажется, по крайней мере. Пока кто-то нарушает что-то по незнанию, всегда можно просветить человека и договориться. Когда кто-то умышленно действует на нервы, раз другой можно и проигнорировать, или можно выяснить причину эстетической агрессии и попытаться устранить ее. Если люди дошли до полной невменяемости и насильственно навязывают другим свое понимание прекрасного и безобразного, или смешного и грустного, или высокого и низкого, или вообще чего бы то ни было, надо обьяснить и доказать. Или помочь. Или еще как-то. Договор – самое лучшее средство. Ей богу не стоит сразу наказывать за то, что человек подтянул до пояса штаны и кинул мусор прямо в урну. И только если одни долго и упорно провоцируют других, находясь на заведомо недоговорных позициях, идущих вразрез со всем обьективным – например публично делают нечто, от чего тошнит, пора убива серьезно задуматься. Но будем надеяться до такого все же не дойдет. С животными мы уже как-то научились обращаться.

9 Эгоизм

Самоограничение помогает человеку избежать эксцессов эгоизма и альтруизма в отношениях с посторонними. Обьективная этика на картинке 1.13 выглядит как линия точного баланса, ибо и эгоизм, и альтруизм – всегда принуждение. Начнем с эгоизма.

Если не брать клинические случаи кровавых первобытных коллективов, то эгоизм – это обычная практика использования других в своих интересах. Более мягко – предпочтение своих интересов и пренебрежение чужими. В мире, где любое движение затрагивает всех, предпочтение своих интересов неизбежно становится эквивалентным принуждению других к уступкам, использованию их, созданию для них неудобств и проблем. Использование других ограничивает их возможности и это ограничение, если оно недобровольно, не что иное как насилие.

Но ведь оно так естественно! Как же иначе преследовать свою выгоду?

Да, такая точка зрения пока еще удивительна. Разве можно оказывать равное внимание себе и постороннему? Равную заботу? Одинаково учитывать свои и чужие интересы? Однако, верится, что можно. В публичной сфере человек безусловно преследует свои интересы. Но будучи обьективно этичным, он делает это так, что посторонние не страдают ни в процессе, ни в результате этого. Более того, они тоже получают выгоду! Если посторонние необходимы для сделки или затрагиваются ею, единственный способ сберечь их от любого давления – аккуратно рассмотреть и сбалансировать их интересы со своими. Говоря образно, "нулевой", или например "здоровый" эгоизм – это понимание нужд и учет выгоды других, признание их достоинства и уважение к ним, как к людям, а не занесение в гроссбух в качестве статистических единиц. Конечно, учесть чужую выгоду можно только с чужих слов, но важно, чтобы это было сделано максимально полно. Таким образом, учет взаимных интересов – это опять переговоры. И хотя каждая сторона движима при этом в основном своими интересами, переговоры – безусловно основанные на обьективных этических нормах – дают удачную возможность так их сбалансировать, чтобы найти общую пользу и тем разрешить противоречие эгоизма и этики, не полагаясь на моральный абсолют или откровение свыше.

На практике, честная сделка – всегда полностью прозрачная, приносящая не только практическую пользу, но и моральное удовлетворение. Нездоровый, чрезмерный, концентрированный эгоизм – это, напротив, перекос, давление, сокрытие информации, тайные умыслы, нечестное использование рыночного преимущества. Это односторонняя выгода, полученная в ущерб другим. Упаковка, в которую вложено больше труда, чем в сам товар, фальшивая реклама, полупустая тара, соблазнительные фразы и надписи, обманчивые цены и скидки – эгоизм продавцов. Дешевые, некачественные материалы и ингридиенты, ненадежный, но вычурный дизайн, плохая, но броская разработка и конструкция – эгоизм производителей. Мелкий шрифт, группировка услуг и навязывание сервисов – эгоизм обслуги. Унизительные условия работы, пренебрежение работниками, авторитарный стиль управления – эгоизм нанимателей. Про финансистов лучше вообще молчать. И конечно универсальный экономический эгоизм – рента, монополизм, сговор, манипуляция ценами и информацией. А его итог – введение потребителя, партнера или работника в заблуждение, сужение его свободы выбора, пренебрежение, отсутствие уважения, постановка его в худшее положение, в положение средства для достижения цели. Идеология эгоизма – успех любой ценой, волчья конкуренция, путь наверх через головы и трупы. Это экономическое насилие, даже если оно осуществляется в рамках государственных законов.

В наше время эгоизм не просто естествен, это чуть не единственный возможный образ жизни. Нулевой эгоизм не слишком выгоден и стало быть экономисты без труда докажут, что предельно этичный экономический агент нерационален. Но история и выборочная окружающая действительность подсказывают нам, что бывают честные производители, продавцы и даже агенты. Причем в нынешних условиях затеянной государствами экономической войны. Если же говорить о будущем свободном рынке – он в принципе невозможен без этики. Рынок требует доверия. Что вообще такое деньги, если не доверие? Правильно, насилие. Так что нынешняя вакханалия пузырей, спекуляции и мошенничества долго не протянет. Вместе с нынешними деньгами.

Сама "обьективность" экономических законов покоится на этике, ведь в семье и личных отношениях нет никакой экономики. Не будь этики в публичной сфере – не было бы и экономики, был бы голый эгоизм в виде разбоя и грабежа. Экономический закон возможен только если люди будут действовать строго бесстрастно, целеустремленно, рационально, законопослушно и т.д. Т.е. этот "закон" – лишь желанный способ поведения людей, а вовсе не внешняя принуждающая обьективная сила. Попытки обьяснить жадность, безответственность и другие виды экономического насилия обьективностью экономических законов куда менее убедительны, чем обьяснения воровства нуждой. Голод по крайней мере реален.

С точки зрения разума, а не экономистов, нулевой эгоизм полезен. Он означает способность осознанно и намеренно балансировать общие интересы, ощущать свою причастность к обществу и ответственность за его судьбу, чувствовать себя человеком, а не хищником. Нулевой эгоизм не означает жертву, упущенную выгоду. Ведь точно так же можно считать "жертвой" отказ от физического принуждения или от использования безвыходной ситуации другого. Да, физическое насилие сейчас рискованно, но как быть если упускаемая выгода настолько велика, что оправдывает риск? Нулевой эгоизм – это обьективная этическая норма, даже если она пока не является общепризнанной, практикуемой или даже осознаваемой.

Ученые также могут доказать, что бесчеловечная конкуренция и жесткие меры эффективны, что есть случаи когда любые упомянутые выше способы поведения экономически оправданы. Эффективность для убедительности ассоциируется с выгодой большинства или даже "всех". Жесткая конкуренция дает огромный общественный эффект, скажут они нам. Но это иллюзия. Сравнивать пользу и мораль вообще бессмысленно. Физическое принуждение еще эффективнее.

А уж как эффективно промывание мозгов! И популярно тоже. Впрочем, эгоизм не сводится только к экономической выгоде. Не обязательно промывать мозги, чтобы обмануть и что-то поиметь. Процесс промывки бывает приятен сам по себе. Иногда – чтобы показать свое интеллектуальное или моральное превосходство, иногда – показать свою власть или поруководить людьми, иногда – создать себе более комфортные условия существования нетерпимостью или неуважением к чужим нормам. Так, в последнем случае, эгоизм морального насилия, идеологической индоктринации и религиозного миссионерства заключается в манипуляции людьми, подчинении их своим потребностям и постановке на службу себе и своему коллективу. Или как добровольных жертвователей, или как участников, легитимизирующих идеологические институты и их деятельность, или как просто членов коллектива, укрепляющих его численную базу. Принуждение других бессмысленно, если оно не нацелено на эгоистичную пользу. За всяким насилием всегда стоит конкретный, хоть и не всегда материальный, эгоистичный интерес.

10 Альтруизм

Аналогично можно сказать, что альтруизм – насилие над своими законными интересами, потребностями и желаниями с целью продвижения чужих. Этим он отличается от этики. Этика принуждает только до точки баланса. Альтруизм – идет дальше. Он призывает жертвовать своими удобствами, помогать, содействовать. В экстремальных случаях – любить как самого себя и делиться последней рубашкой.

Но как же может существовать "нулевой" альтруизм? Куда девать природную доброту и заботу, которые просто рвутся наружу из души жителей земли?

И опять верится, что это возможно. Нулевой альтруизм – это дистанция в деловых отношениях, ровность, нейтральность, отказ от навязывания личных связей, предпочтений и панибратства. Как исполнение судейских обязанностей требует беспристрастности, точно так же и прочие отношения с посторонними людьми требуют уважения и ничего больше. Разве не унизительно помогать там, где не просят? Считать другого ниже? Оказывая непрошенную услугу, люди лишают других независимости, ставят их в положение должников. Только абсолютная независимость равнозначна взаимной свободе. Дистанция между людьми – атрибут не только деловых, но и любых публичных отношений. Дело не обязательно связано с обменом материальными ценностями, услугами и т.п. Признание в другом равносвободного, равноуважаемого и равнодостойного члена общества автоматически означает отказ от патернализма и жертвы ради него.

Конечно, если человек вызывает симпатию и другие личные чувства, отношения незаметно переходят в личную сферу, где граница свобод может меняться в произвольном направлении. К этому сводятся и вопросы помощи в беде. Помогать в беде надо. Но поскольку помочь всем невозможно, каждый помогает тем, кто рядом. Иными словами тем, с кем его связывает нечто большее, чем формальные отношения. Нейтралитет не допускает материальной или другой существенной помощи, поддержки, предпочтения. Хотя доброе слово, конечно, недорого стоит, но дорого ценится.

Следует остановиться на обожаемой записными моралистами ситуации спасения. Надо ли спасать постороннего? Не означает ли такой альтруизм чрезмерного насилия? Разумеется означает… хотя не знаю, надо подумать. А что если человек желает покончить с собой? Или провоцирует? Или еще что? Кто ж его знает, постороннего-то? Впрочем, какое значение может иметь мое мнение на этот счет? Обьективная этика говорит, что если спасаемый – абсолютно чужой человек и, например, находится на другом краю земли, то можно не напрягаться. Если близко – все зависит от того, какие эмоции его положение вызывает у субьекта. Я думаю, у большинства людей отчаянное положение постороннего вызовет желание помочь. Но требовать от прохожего рисковать жизнью или чем-то ценным – неэтично. Не только потому, что не все способны на это, но и потому, что для человека вполне естественно ценить свою жизнь выше жизни чужого. Однако, если можно помочь не подвергая себя опасности, мораль безусловно требует помочь.

Но почему? Не опровергает ли этот факт все длинные предыдущие рассуждения? Увы, похоже опровергает… шутка. Конечно нет. Отвлекаясь от того, насколько обьективно требование спасать абсолютно чужого человека, ответ в том, что свобода и все прочее обьективное, что вытекает из нее, возможны только в ситуации отсутствия чрезвычайных сил. Стихийное бедствие, нищета, война – все это приводит к тому, что баланс отношений нарушается. Мы фактически оказываемся в ситуации детерминизма. Зона свободы сужается, расширяется зона личных отношений и социальных инстинктов. Люди, пытающиеся с выгодой торговать в условиях военных действий вызывают недоумение. Наживающиеся в условиях катастрофы – ненависть. Точно так же в обществе, где отсутствуют элементарные условия для рынка, где люди голодают, говорить о свободе нелепо – они будут воровать и грабить. Интересно сравнить с животными. Известно, что животные в засуху идут к водопою чтобы напиться и не нападают друг на друга. У людей все наоборот. Люди, в полном соответствии со своей отрицающей животную эволюцию природой, в нормальное время свободны, а в критическое возвращаются к своим первобытным инстинктам. Этика публичных отношений требует не только высокого уровня развития общества, но и благоприятных внешних условий. Неординарные ситуации, друзья мои, вызывают к жизни неординарные моральные механизмы. И требуют неординарных книжек.

Допустим с войной, катастрофами и бедствиями все ясно, но как быть в единичном и обыденном случае? Ведь такие ситуации возникают постоянно. Более того, такие ситуации – чуть ли не норма в нынешних экономических условиях. Человек, оказавшийся в критической ситуации несвободен, но посторонние не обязаны ему помогать. Мало ли людей оказывается по разным причинам в таких ситуациях. Если у человека беда, ему помогают знакомые, близкие, те кто рядом. Только в кругу своих место для альтруизма, доброты и заботы. Требовать помощи от чужих – чрезвычайное дело и находится на границе аморальности. Банкрот не пойдет в банк просить заем на льготных условиях, потому что у него особая нужда. Можно лишь предлагать что-то полезное в обмен, можно еще как-то искать баланс. Но и другие не должны пользоваться ситуацией к своей выгоде. Использование безвыходного положения, с обеих сторон – насилие.

Жестоко? Да, друзья мои, свобода – жестокая вещь. Хуже того, она еще и аморальна. Но как же быть с ключевым вопросом любой моральной системы – хорошего и плохого? Абстракция обьективного добра конечно хороша теоретически, но разве не обязан человек помогать тем, кто конкретно нуждается в помощи? Разве не в этом сама суть морали и всего хорошего? Морали – может и в этом. А обьективной этики – нет. Эта последняя никому конкретных благ не приносит. Человек должен помогать, но только в зависимости от его расстояния до нуждающегося – как социального, так и просто физического. Да и то, если так подсказывает ему мораль и воспитание, а не закон, проповедь или общественное мнение. Обьективная этика относится к самому большому – бесконечному, если быть точным – расстоянию между людьми. Помогать абстрактному нуждающемуся, неизвестно кому, неизвестно почему и неизвестно зачем, не требуется. Это бессмысленно, вредно и обьективно просто невозможно. Кроме того, публичная этика формальна, что исключает помощь по определению – как личный, эмоционально окрашенный, спонтанный порыв чувств.

Но ведь в глубине души человек хочет быть хорошим? А альтруизм неотрывен он всего хорошего! Тут опять путаница морали и этики. Конфуз. Обьективная этика связана только с неличными отношениями, с опосредованным взаимным влиянием и давлением, она не требует от человека быть добрым, заботливым, щедрым, терпеливым или каким-то еще "положительным". Она не указывает ему путь к семейному счастью, нравственному очищению, духовному совершенству или личностному росту. Это все – его личное дело. Похвальные качества характера и добродетельное поведение исторически ассоциировались с высокой моралью. Однако мы не можем сказать какие качества хорошие, а какие нет. У нас нет никакого обьективного критерия для этого. А потому нет и не может быть никакого идеала добродетельного человека, равно как и "этики добродетели", принуждающей к поклонению таковому. Свобода означает, что пока он никому не мешает, человек волен сам выбирать свои цели и воспитывать для их достижения любые качества. Отсутствие четкого критерия добродетели приводило к великому многообразию философских подходов к морали в зависимости от личных вкусов философов. Надо ли быть скромным, умеренным, храбрым, трудолюбивым, предприимчивым, аккуратным, бережливым? Вероятно. Но лишь постольку, поскольку это затрагивает других и приводит к чужим горестям или радостям. Что в случае персональных качеств, очевидно, ограничивается личными отношениями и к публичной этике никакого отношения не имеет.

Что касается альтруизма, то обьективная этика не видит в нем ничего хорошего, как и в любом мотиве, приводящем к насилию.

11 Справедливость

– Что это такое?

Нахождению черты созвучно понятие "восстановление справедливости". Последняя, таким образом оказывается сродни некому балансу. Если вы не читали предыдущий текст, друзья мои, то наверное спрашиваете себя – какой такой баланс? Да тот же самый, что и со свободой. Как мы говорили когда-то, любое действие вызывает противодействие и свобода (а также справедливость) – это не столько отсутствие насилия как явления, сколько баланс в противодействующих силах, возникающих при действии или бездействии. Точка равновесия и есть неустойчивое состояние свободы (а также справедливости). То, что мы называем насилием (а также несправедливостью) – это отклонение от баланса, преимущество одной стороны за счет другой. Нарушение баланса увеличивает "свободу" инициатора насилия за счет сужения возможностей другого.