Потерявшийся (в списках смерти не значится)

Это произошло до того штурма.

Однажды, намотав свои тонкие нервы на кулак, Данила, Вадим и Серёга – «металист», среди ночи, попёрлись за водкой в соседний аул. Они взяли с собой по одной гранате и пистолеты. Жара стояла жуткая в ту ночь, они не стали одевать кителя – пошли в одних майках и поверх них – разгрузки. Данила захотел надеть бронежилет, за что друзья высмеяли его, но… Хочет – как хочет. Бережёного сам Бог бережёт. Никто этих щуплых, дошедших «до ручки» пацанов, не принял бы даже отдаленно за спецназ. Что это было и к чему: протест? скука? усталость? Желание погибнуть или пощекотать нервы, будто этого не хватало в их жизни итак? Зачем это надо было делать, спросил только Серёга, но и он это сделал не «с пристрастием», а так… Просто ТАК. Ребята отправились в «самоволку».

Дорогу они знали хорошо, путь был недалекий, и пацаны быстро добрались до «самогонщика»: было темно, хоть глаз выколи, но ребята отыскали нужный дом и постучались в ворота – через минуту на крыльце появился хозяин со свечой в руке и шёпотом пригласил войти. Вошли в дом только Данила и Серёга, а Вадим схоронился под высоким крыльцом – для всех, кто бы ни был в этом доме, «гостей» было только двое.

Ребята зашли, а за ними, закрыв двери, проследовал и сам хозяин – старый, но ещё бодрый, сухожильный чеченец.

Дом изнутри оказался очень тесным: с порога – сразу кухня со столом посередине; слева – кровать и шкаф; за печкой, – напротив входной двери, —был ход в другую комнату, завешенный занавеской. Ребятам хотелось обезопасить себя, осмотрев и вторую комнату, но это было не прилично в их положении простых «покупателей».

– Здравствуйте, – робко поздоровался и попытался улыбнуться Данила. – Нам бы водки…

– Говори тише, – оборвал его чеченец, – спят мои.

Данила перешёл на шёпот:

– Нам бы водки…

– Я понял, зачем вы пришли среди ночи. Хотели бы проверять меня, не любезничали бы на воротах. Сколько вам?

– Бутылок восемь, – Данила посчитал по бутылке на каждый карман под автоматные рожки на разгрузке.

– Подождите… – Чеченец скрылся за занавеской.

Послышался встревоженный женский шёпот. Чеченец оборвал его, сказав что-то резкое на своем языке.

В это момент раздался топот чьих-то ног на улице и стук в дверь. Чеченец выскочил из-за занавески с каменным лицом:

– Это не «ваши»?..

Испугались и ребята:

– Не знаем мы, – ответил Данила.

– Спрячь нас! Быстро! – скомандовал Серёга и, достав пистолет из разгрузки, направил его на старика.

– Куда?! – провыл старик.

– Куда хочешь, иначе всем нам пиздец, – проговорил Данила и достал свой ствол. – Скажи куда прятаться и открывай двери иди.

Чеченец очень быстро сообразил:

– По ниже который, – ты, – он кивнул на Серёгу, – в спальню под диван сразу за занавеской лезь. А ты – в шкаф! – бросил он Даниле. – Тоже в спальне он…

Пацаны, наконец, зашли за занавеску, за которую так хотели заглянуть: там стояла кровать, на которой сидела уже одевшая халат пожилая женщина и девочка лет 15-ти, тоже в халате поверх ночнушки.

Серёга еле втиснулся под сложенный диван с гранатой в руке.

В дверь постучали настойчивее и за ней раздался голос:

– Хозяин! Открывай блять!

Данила схватил девчонку за волосы и поднёс к её горлу нож:

– Это точно не «наши», понял?! – бешеным шёпотом процедил он сквозь зубы, смотря на чечена. – Я заберу её с собой в шкаф. Я зарежу её там, если ты нас выдашь! Помни об этом всякую секунду, дед…

Женщина тихо завыла и заплакала, протягивая к ребёнку свои руки.

– Замолчи, мать, и сиди смирно! Я спроважу их… Иди в шкаф, боец. Не нервничай… – успокоил Данилу чеченец.

Данила залез в шкаф, и приказал девочке закрыть створки – он прикрылся ею, как щитом, поставив впереди себя, а руку с ножом обвил вокруг её шеи:

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Амина…

– Я ничего тебе не сделаю, Амина, не бойся… Малыш… – он прошептал ей это на ухо, неожиданно нежно для самого себя. И почувствовал, как она сильнее прижалась к нему спиной, а может, это он сам вцепился в неё, словно утопающий за соломинку.

Хозяин отворил дверь и кухню заполнили бородатые боевики… Главарь, – здоровенный мужик лет 30 – 35-ти, – оглядевшись вокруг и заглянув за шторку, не заподозрил опасности и отправил двух часовых на улицу. В доме осталось пятеро бойцов и хозяин. Шестой боевик, с пулемётом, остался в сенях, не запирая внутреннюю дверь.

Боевики сели за стол. Стула было всего три и один табурет у печки, поэтому на стулья у стола сели главарь и, видимо, две его «правые» руки – остальные остались стоять, подперев стену дома.

– Ну чё? – главарь бандитов взглянул на хозяина. – Угощай гостей, что ли.

Дед вёл себя достойно и ничем не выдавал своё беспокойство: он зашёл в спальню, достал три бутылки самогона и поставил их на стол; из комода достал четыре стакана и так же спокойно выставил их перед боевиками.

Всё то время, что он суетился, главарь пристально наблюдал за стариком. Автомат боевика лежал на его коленях.

– На отшибе живешь, – нарушил тишину главарь. – Ну вот я и думаю: дай зайду. Все равно гулял без дела. – Он улыбнулся. – Я Алхазур.

– Иса, – ответил чеченец. – Закуска в сенях… – произнес Иса и дёрнулся в сторону сеней, но главарь остановил его:

– Сядь! – Иса рухнул на табурет у печки. – Балу нам принесёт. Правда ведь, Балу? – повысив голос, Алхазур шутливо позвал своего пулемётчика.

Тот, не говоря ни слова, занёс на кухню хлеб, банки с соленьями и кастрюлю с лагманом.

– Хорошо живешь… – с укором сказал главарь. – Хитрый, да?

– Чем Аллах послал…

– Ну, конечно. Аллах милостив…

Один из сидящих за столом боевиков открыл бутылку самогона и разлил по стаканам.

– Давай выпьем, старик, – Алхазур протянул чеченцу стакан. – Смерть неверным! – И он залпом проглотил содержимое стакана, а за ним и его товарищи.

Боевики потянулись за «закуской» и загремели крынками. Иса придвинул табурет к столу и выпил самый последний из них.

Десять минут спустя, ситуация перестала казаться Исе ужасной – самогон сделал свое дело. Иса даже осмелел.

– Ты чеченец, Алхазур? – спросил он.

– Да…

– Ну и как живётся тебе?

– А тебе? – Алхазур, хрустя солёным огурцом, упёрся локтями в край стола. – Правоверные мусульмане сражаются за свою Родину, за Свободу, и погибают каждый день от рук неверных, а ты? Сидишь и ждёшь, скотина, когда всё кончится, чтобы снова пахать свой огород и сажать картошку. Похую тебе, под кем жить и кто тебя на работу гонять будет.

– Мир, – спокойно произнес Иса, – это наивысшее счастье для старика. Старость, проведённая в мире и покое, в окружении любимых и любящих и родных людей: супруги, детей, а затем детей их детей и детей их детей… А потом тихая смерть в своей постели. Но я лишился этой возможности. Мне 62 года, и я потерял любимую дочь на этой войне. За геройство немногих – страдание миллионов, это слишком большая цена. Но я заплатил… Не видел я ничего плохого в земледелии и поедании собственных плодов со своего огорода, не видел я ничего плохого, когда работали заводы и фабрики и наш город процветал. Он не был разрушен до основания, не был залит кровью, не был городом—призраком. И я рад был ходить на работу и мечтал об отдыхе. А сейчас? Что есть сейчас у ВАС? То, что началось вот так, – Иса махнул рукой в сторону окна, – так и закончится. А, может, не закончится никогда… Я заплатил своим ребёнком, и я тебе ничего не должен и не боюсь тебя, понял? – Он с ненавистью подался туловищем слегка вперёд и сглотнул накатившие слёзы.

– Сказать по правде, – проговорил после непродолжительной паузы Алхазур, – чешется у меня рука пристрелить тебя. Но я тебя уважаю. Что-то есть в тебе из… прошлого, из старины. Наверное, ты просто похож на моего, выжившего из ума, трусливого старика.

Вадим лежал на улице под крыльцом и наблюдал двух боевиков: они о чём-то говорили на своём, временами весело смеялись… Один из них зашёл отлить за крыльцо и его моча, просачиваясь чрез доски, попадала на Вадима – на его автомат, майку, лицо. Вадим стиснул зубы и терпел. Он понимал, что должен терпеть. Если в доме тишина, значит, ребята тоже спрятались и ещё есть шанс на то, чтобы выбраться отсюда живыми. В доме тишина… «Надо ждать», – подумал Вадим.

Боевики допивали третью бутылку. Серёга лежал под кроватью и через узкую щель не плотно прикрытой занавески мог видеть край стола и главаря боевиков. Граната в его правой руке отмокла от пота, а кисть и пальцы онемели от слишком долгого и судорожного сжимания.

Девочка в руках Данилы мучительно пыталась сдержать кашель – её тело сокращалось раз за разом и это создавало реальную опасность; Данила устал стоять и весь затек, он, что было сил, зажал девчонке рот своей левой ладошкой, а в правой теперь держал нож. Она слушалась, но переставала контролировать себя, особенно тогда, когда Данила решил зажать ей ещё и нос – теперь она вовсе не могла дышать, и едва заметно начинала извиваться в его смертельных объятиях. Но он не мог остановиться, не мог ослабить хватку, он даже не понимал, что зажал ей оба выхода для вдоха…

Данила оцепенел. Мысль зарезать её не появлялась в его голове, хотя нож он держал в руках именно на тот случай, – случай, когда всё пойдет «не так», – и это был как раз тот случай, но он просто душил её…

– Значит, – нетрезвым голосом произнес Алхазур, – в доме только ты и старуха?

– Да… – ответил Иса.

В этот момент девочка пискнула и, сорвав руку Данилы с губ, громко и жадно заглотила ртом воздух… В гробовой тишине избы это явилось раскатом грома: боевики все, как один, вздрогнули и повскакивали со своих мест, а Серёга – «металлист», наконец, швырнул ненавистную гранату в кухню: раздался мощный взрыв, «проглотив» несколько человеческих воплей, и свет погас.

Вадим двумя выстрелами через деревянное крыльцо «уложил» боевиков, бежавших с улицы в дом на подмогу. Он выкатился из-под крыльца и сделал в лежащих боевиков «контрольные» в голову, а затем медленно двинулся в темноту сеней, за которой остервенело строчил пулемёт.

Пулемётчик, что оставался в сенях, после взрыва на кухне ринулся внутрь и начал палить в темноте из своего ПК во все стороны, буквально превращая дом в решето. Не переставая стрелять, он зажёг фонарик у себя на плече: печь была разрушена – в темноте он по ошибке не той стороне дома «уделил» внимание. Не перестающий «говорить» пулемёт, перенес свой огонь в спальню по стенам, шкафу и кровати, на которой старуха была мертва ещё до того, как пулемётчик включил свой фонарь.

Пулемёт замолк… Боевик глубоко дышал, но лишь какой-то миг – Вадим в упор выстрелил ему в затылок, и тот с грохотом упал на пол.

Данила стоял сам не свой в шкафу и держал мёртвого ребёнка в руках: прикрывшись им, он не «прогадал» – пулемётная очередь буквально прошила её в районе живота и груди. Пули прошли на сквозь, но бронежилет задержал их: Данила почувствовал только сильные удары по себе в тех местах, где они прошли сквозь плоть Амины. Он ещё не знал, цел ли был он сам – он держал мёртвую девочку на руках, а её кровь капала ему на берцы и эти капли били по барабанным перепонкам, словно в колокол: «бом-бом-бом».

Данила ногой распахнул двери шкафа и вышел: воздух в доме после душного шкафа показался ему ледяным… Вадим светил на него фонариком боевика; Серёга закопошился и показал голову из-под дивана; Вадим посветил на него и подал руку:

– Вставай!..

Теперь оба товарища стояли и смотрели на Данилу, который тоже смотрел на них, но его глаза вряд ли что-то видели вокруг себя в этот момент: мёртвое дитя висело на его левой руке, беспомощно свесив свою голову и руки через его предплечье. Данила был похож на мясника – брызги крови обильно покрывали его лицо, а на полу растеклась целая лужа, и стоял он прямо в её середине.

По сравнению с Серёгой, Вадим был в настоящем шоке, ведь он даже не представлял, что тут происходило всё это время. Только спустя минуту, он более—менее осмыслил замысел своих товарищей и это его ещё больше потрясло.

– Положи её, Даня… – произнёс Вадим. – Надо уходить, брат…

Данила осторожно положил тело на пол и сам опустился перед ним на колени. Лицо окаменело. Он сжал голову девочки в своих объятиях. Друзья оторвали его от остывающей Амины и пустились наутёк что было сил.

Глава V

В эту же ночь от капитана Гены ребята получили отменных пиздюлей. Таким злым его не видел даже сержант Витя за семь месяцев совместной службы. Гена орал дурниной и бил троих своих провинившихся солдат по лицам и головам чем попало, не контролируя ни своей силы, ни своего гнева. Это продолжалось минут пятнадцать.

– Долбоебы блять!!! Вы что, совсем ахуели?! – вопил он. – Или бессмертными себя почувствовали?! Выкроили время между часовством и сбежали… За ВОДКОЙ блять!!! – эти слова он прокричал фальцетом и вновь град ударов посыпался на буйные головы. – А если бы Вы не вернулись?.. – уже спокойнее проговорил изможденный и выдохшийся капитан, грузно севший на табурет и закрывший глаза. – Тупые мальчишки… За водкой… Не ожидал я такой глупости ни от одного из Вас, – «кэп» уничтожающе мерил взглядом пацанов, стоящих перед ним плотным рядком плечом к плечу.

– Виноваты, товарищ капитан, – пробубнил Вадим, швыркая разбитым носом. – Не повторится…

– Конечно, не повторится. Я пристрелю в следующий раз без суда и следствия каждого ебанутого, кто покинет расположение без моего приказа. И точка. И я не посмотрю ни на чьи заслуги и награды – пуля в лоб и всё. – Он замолчал на минуту, будто принимая решение. – Собирайтесь на северный блокпост…

Ребята развернулись «кругом» и пошли на выход.

– Даже не спросишь, чья идея была? – бросил сержант Витя из своего тёмного угла.

– А смысл?.. Думаешь, они скажут? Да и какая нахуй разница. У всех крыша едет… Но они одни из лучших, согласись?

– Да…

– До рассвета полчаса… Надо собрать бойцов и ехать туда. Хотя бы на одном БТРе, – произнес «кэп», смотря на огонь в буржуйке. – Если они там всех поубивали, бояться при свете дня нечего и надо подчистить всё. Там народу теперь будет пиздец!

– Понял…

– Ушной! – позвал он радиста. – Передай в батальон, что по данным нашей разведки, боевики были замечены на юге в ауле N. Едем смотреть что к чему.

– Есть! – отчеканил радист Миша по кличке «Ушной».

Прибыв на место, спецназ застал там весь аул и милицию. Женщины голосили, когда выносили трупы Исы, его жены и внучки, старики и дети стояли молча с суровым видом.

– Не успели, блять, по-тихому… – выругался капитан и сержант Витя расстроенно сплюнул.

БТР остановился и «кэп» спрыгнул с брони. Возле ворот стоял участковый в звании майора, из местных, и нервно курил.

– Что тут у тебя, майор? – спросил «кэп» и тоже закурил.

– Семья Исая Галиева погибла, – ответил майор. – И с ними восемь боевиков.

«Опять восемь?» – подумал «кэп», вспомнив инцидент с поездкой за хлебом.

– Что думаешь? – спросил «кэп».

– А хули, блять, мне думать?! Война идёт! – разразился майор. – Что я могу?! Но я, блять, точно знаю, что гнал этот несчастный самогон. А знаешь, кто были его клиентами постоянно, а? Русские вояки! Не твои ли были сегодня? – и майор сильно ткнул Гену пальцем в грудь. – Судя по тому, что внутри, Иса не мог этого сделать в одиночку… Бойцы, блять… Бросают посты, уходят за водкой! Свиньи! – майор зло сверлил глазами капитана Гену.

– Закрой хайло своё, клоун ёбаный, – Гена с отвращением надвинулся на майора. – У тебя тут банда шастает под носом, а ты яйцами своими в бильярд играешь, сука!

– Чоо?!.. – майор было вздумал отстоять свою честь.

– Хуй в очо, не горячо? – «кэп» плюнул майору под ноги. – Я боевиков посмотрю.

– Да пошел ты… – отрезал майор и отошёл.

«Кэп» осмотрел дом и увидел опытным взглядом всю картину происшедшего прошлой ночью. Особенно наглядно получилось, вспоминая рассказ ребят. «Поработали зачётно, ничего не скажешь… Везение и удача, конечно. Но ведь и голова на плечах есть, раз так всё произошло. Не буду наказывать», – решил про себя капитан. Осмотрел боевиков. Документы забрать не удалось, но он понял – эти бандюганы из местных, не наёмники. А значит, вполне возможно, что никого больше и нет, кроме этих. Может просто спустились с гор домой и по пути нарвались на спецназ, жаждущий водки…

Но информацию Гена всё равно передал. Он запрыгнул на броню и бойцы, провожаемые плевками и непристойными жестами, под общий гул толпы, скрылись из виду.

***

А через несколько дней боевики снова поразили своим появлением, казалось бы, из ниоткуда. Удивили появлением и количеством – что-то в районе двух сотен их было. Заняли Аргун и окопались в нем. Несколько дней шёл штурм, задействованы были спецназ ВВ, СОБР, ОМОН, танкисты, артиллерия, да и в общем, «вся королевская рать»…

Во время боя за один двухэтажный дом, Данилу контузило близко разорвавшийся миной. Спецы засели на первом этаже, пытаясь выдавить боевиков со второго, и Данила выскочил на улицу, чтобы зашвырнуть гранату в окно. У него это получилось, но в тот момент, когда граната залетела в окно к боевикам, и ударила та самая мина: Данилу подбросило в воздух и перевернуло, слетела каска и кроссовки, он упал лицом вниз и лежал в позе спящего… Вадим с сержантом Витей, под прикрытием пулемёта, затащили Данилу без сознания обратно внутрь помещения, а вторая группа взяла второй этаж и заодно весь первый подъезд. Если бы не бронежилет и каска, Данила бы не выжил – ноги покоцало, но кости были не задеты. Данилу наскоро перевязали и его срочно надо было эвакуировать, а возможности не было. Серёга и Вадим, рискуя жизнями, дотащили его до близ стоящего танка, под его прикрытием вынесли товарища из зоны огня и передали в тыл. Даня не приходил в сознание, но был жив…

Серёжа в том же бою, спустя всего несколько минут после выше описанных событий, заработал орден Мужества, накрыв своим телом залетевшую к ним гранату, но она не разорвалась. Когда его, обмочившегося, пацаны подняли с пола и поставили на ноги, сняв с него каску, чтобы облить водкой, Серёга был совершенно седой…

Много было раненых в тех боях. И убитые были: погиб, совсем недавно получивший звание майора, «капитан Гена» – его «снял» снайпер. Погиб связист Миша – осколок гранаты аккуратно вошел ему в основание черепа и Миша так и не успел донести послание о том, что их командира больше нет и им нужно отходить, потому что их окружали, надо было откатиться назад, чтобы потом всё начать с начала…

Вадим с сержантом Витей руководили оставшейся без «головы» группой. Благодаря им, люди остались живы, а группа осталась мобильной и боеспособной, потому что под прикрытием танков и СОБРа, вовремя отошла. Не было ни одного, кто бы не получил ранение – серьёзное или нет – но так или иначе пострадали все. Мало толку от спецназа в открытом поле, ведь заходить надо было с открытого места.

При поддержке авиации, удалось погасить сопротивление боевиков – следующие дни проводились только зачистки.

Данилу самолётом с другими ранеными со всех родов войск отправили в госпиталь в Ростов-на-Дону, а в конце сентября потрепанных бойцов сменили всех: кого по сроку службы, потому что большинство служило с начала войны, кого – по ранениям и заслугам. Из тех, кто прибыл в мае, остались все, кто был жив и мог держать в руках автомат. Только Серёгу отправили в отпуск, можно сказать, насильно: командование дивизии надеялось, что через сорок дней отпуска, пыл его остынет, он отдохнет и принесёт пользу этой войне, готовя молодых глубоко в тылу.

Сержант Витя тяжело переживал потерю своего друга Гены… Он не пожелал оставаться под командованием нового человека и тоже поехал домой – до дембеля ему оставалось каких-то полгода. Из близких друзей остались воевать дальше только Вадим и Лёха – они решили дослужить свои 9 месяцев.

Приехал новый командир, вошёл в курс всех дел и через несколько дней Вадим и Лёха оказались совсем в новой группе.

Тяжело терять тех, кого любишь. Даже если эти люди живы, но их нет с тобой рядом… От этого то место, где ты живешь, тускнеет, и даже ты сам уже не тот, что был раньше.

Вадим очень скучал по Даниле. По началу даже кусок в горло не лез, а жизнь потеряла смысл: каждодневные операции и зачистки превратились в один сплошной затяжной сон, и Вадим перестал считать дни – стал человеком войны… Но практически постоянно он видел тени своих товарищей: тут вот капитан Гена сидел и думал, глядя на огонь; тут вот сержант Витя читал книгу… «А тут, на броне, со мной, сидел мой друг», – Вадим закрыл глаза, а когда открыл их, рядом с ним сидел совсем другой солдат.

«До встречи…», – мысленно простился он с Данилом и, должно быть, в этот момент только и отпустил его.

Глава VI

Даниле присвоили досрочно звание старшего сержанта. В госпитале его «настигла» ещё одна награда – медаль «За Отвагу». За тот случай в ауле. Прощальный «Привет» от капитана Гены…

За то время, что лечился, Данила получил пару коротеньких писем от Вадима: всё было хорошо там, у них… Серёга – «металлист» писал, что поступает в институт МВД: командование дивизией само предложило ему эту судьбу и подписало рапорт. Данила был искренне рад за своего друга и постоянно вспоминал ту песню, которую тот пел в поезде. В очередном письме Данила попросил Серёгу написать слова.

…Долгими бессонными ночами он осознавал, что те две погибшие девочки навсегда останутся в его памяти. Это станет его Ношей, которую он должен будет нести всю жизнь – все приносят с войны что-то, и у каждого свой ад. Для Данилы он станет – таким…

В декабре 1995-го года Данила вернулся в свою родную часть. В том же декабре вернулись из Чечни и его друзья – Вадим и Лёха. Встреча состоялась яркой и тёплой… Присоединился к ребятам и старшина Витя. Не верилось, что сидели просто, вот так, и пули не свистели над головой, не верилось, что сегодня никто не уйдет в ночь и, возможно, не вернётся… Были помянуты погибшие друзья: особенно вспоминали командира. Скупые мужские слёзы освятили самогон и жареную картошку…

Данила почти не разговаривал – он долго не мог избавиться от заикания после контузии, но к концу срочной службы ему это почти удалось.

В июне 1996-го года ребят снова набирали на Кавказ. Данилу не взяли, да он и не просился – он хотел вернуться домой. Вадим и Лёха уехали под «крылом» старшины Вити: три товарища снова шли в бой. Данила чувствовал какое-то отчуждение, будто он предатель, но он не мог с собой совладать – он оставался… А ребята уходили. Никто из них не сказал ему ни слова, все помнили его заслуги и контузию, но он чувствовал стыд, а что ещё хуже, так это то, что он впервые ощутил себя ЧУЖИМ, чуждым этим ребятам – своим братьям по оружию. Он не сказал об этом никому, схоронив в себе все чувства, но жизнь разделяла друзей и, наверное, так чувствовал каждый.

Никто из них пока ещё не знал, что больше они никогда не увидятся: Вадим и Витя погибнут при штурме Грозного уже в августе, а Лёха просто потеряется где-то после дембеля – Данила не увидит его и не услышит о нём.

***

В конце августа командир роты принимал рапорт у Данилы о сдаче на «краповый» берет – «погибший» романтик с живой Мечтой хотел во что бы то ни стало отдать последнюю «дань» своему прошедшему детству.

Ранним утром ребята-спецназовцы в количестве девяностоодного человека со всех родов войск стояли на плацу дивизии. Огромного роста полковник – командир спецназа «Витязь» – поздравлял испытуемых с праздником сдачи на «краповый» берет, желал всем удачи, и чтобы каждый из бойцов проявил все свои знания и навыки, полученные за время несения службы в войсках специального назначения.

Данила стоял вместе со всеми, но мысли его были далеко… Лишь когда к мемориалу погибшим воинам один из бойцов понёс цветы, и все бойцы встали на одно колено, он очнулся и сделал то же самое.

После торжественной части ребята построились колонной по семь и побежали двенадцатикилометровый кросс – квалификационные испытания начались.

Он бежал с автоматом, как и все, в бронежилете и каске, но у него не было ощущения правдивости событий – Данила давно заметил за собой, что может отключаться от происходящего с ним. И чем хуже была реальность, тем легче ему было отстраниться от неё: это тело бежало, падало в грязь, ползло и кувыркалось, шло «гусиным» шагом, а душа летела где-то рядом и как бы говорила: «Давай, браток, догоняй!..». Кросс постоянно дополнялся всякими вводными: физическими упражнениями или «засадами», инструктора – «краповики» практически постоянно кидали дымовые шашки и стреляли над головами рябят холостыми патронами. Но Даниле было всё равно… Он мог часами вести долгие разговоры со своей мамой или вспоминать дела давно минувших дней, мусолить слова, которые он говорил, а мог бы сказать другие, более подходящие, или вообще ничего не говорить, будто это ворошение прошлого имело смысл…