bannerbanner
Потерявшийся (в списках смерти не значится)
Потерявшийся (в списках смерти не значится)

Полная версия

Потерявшийся (в списках смерти не значится)

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

– Да ерунда, – отозвался Леха. – Повезло…

– Да ну конечно, ага… Рассказывай сказки старому Илье.

Старший лейтенант остался с дагестанцами один на один:

– Значит – так, – начал он. – У проводницы есть лёд для ваших носов, возьмёте. К моим больше – ни ногой! И они тоже не полезут. Начнётся что-то снова, я вас перестреляю, клянусь вашим Аллахом, даже не сомневайтесь, – и он дотронулся до кобуры с пистолетом на своем бедре. – Доступно объяснил? Или развить?

– Доступно… – ответил Эльбрус. – Но и своих предупреди, что полезут вновь, окажутся на ножах.

– Справедливо, – кивнул головой «старлей». – А теперь всем спать. И кстати, – «старлей», уходя обернулся, – почему не по форме едете?.. Дембеля же.

– В ушах жмёт… – брякнул Эльбрус.

Офицер ничего не ответил и отправился к своим.

– Всё выжрали? – Он стоял среди пацанов, сидевших и лежавших на своих местах. – С этого момента бухать запрещено. Застукаю кого-то – накажу. К этим бородатым не лезьте больше без Особой надобности – нам до Москвы ехать вместе, они дембельнулись и едут домой, поэтому проблемы им не нужны и нам тоже. Ясно? – Все покивали головами… – Отбой, бойцы.

Он ушёл к себе, а ребята вдруг поняли, что он классный мужик. И что он на их стороне, что бы не случилось…

Давно перевалило за полночь и ребята спали крепким сном. Только Старлей не сомкнул глаз всю ночь до утра.

***

Данилу разбудила гитара… Играл на ней и пел тот паренёк в футболке с фоткой «Металлики». Данила услышал песню, которая на момент пробуждения стала частью его сна… Грустная песня с не менее грустным мотивом, исполняемая чудесным и чистым голосом, наполнила Данилу грустью и тоской. И светлой печалью о жизни и любви, а, может, даже и смерти. Данила почувствовал, как из края левого глаза выкатилась слеза.

«Я был влюблён в Вас, помните ли Вы?..Тот летний вечер в парке на природе…Дворец, колонны, каменные львы…Как стражники, стоящие на входе…Я был влюблён в Вас, я ловил ваш взгляд,Я задыхался от сердцебиения,Я шёл, с пути сметая все подряд,Я падаю, шатаясь и бледнея…Представьте, я был вызван на дуэль,Я был убит и вот восстал из гроба,Пришёл сказать Возлюбленной своей,Слова, что прозвучали громче грома:Я был влюблён в Вас, Вы казались мнеМоих иллюзий перевоплощением.Корабль мой покоится на дне,Я в лодке, мне не справиться с течением.Я был влюблён в Вас, я молил Богов:Послушай, Боже, только Ты бессмертен…Я в лодке, я не вижу береговИ с берегов я тоже незаметен!..Представьте, я был вызван на дуэль,Я был убит и вот восстал из гроба,Пришёл сказать Возлюбленной своейСлова, что прозвучали громче грома:Я был влюблён в Вас и влюблён сейчас,Когда в цветах и яблоня, и вишни,Моя, внезапно вспыхнувшая страсть,Которая дороже целой жизни.Я был влюблён в Вас и влюблён теперь,Я напеваю всюду эти строки,Я незаметно превращаюсь в тень,Идущую по солнечной дороге.Представьте, я был вызван на дуэль,Я был убит и вот восстал из гроба,Пришёл сказать Возлюбленной своей,Слова, что прозвучали громче грома:Я был влюблён в Вас…»

– А что за песня, браток?.. Твоя? – спросил Данила «металлиста», украдкой вытерев щеку.

Тот улыбнулся и отложил гитару на стол:

– Нет… Это Александр Васильев, «Я был влюблён в Вас» … Меня Серёгой зовут, кстати.

– Данила я…

И Данька повернулся на другой бок спиной ко всем. Но больше он не спал, а просто никого не хотел видеть.

Глава II

До Москвы добрались без происшествий. На Казанском вокзале призывников забрал автобус и повёз их в подмосковный город «N», откуда они ещё около часа тряслись до непосредственного места прохождения службы.

Наконец, спешившись, призывники вошли в ворота Воинской части и Старлей проводил их в здание Клуба – помимо Алтайских пацанов, там уже были ребята и с других регионов.

Все построились, и перед призывниками возник Полковник, – старый и уставший от жизни, – с толстым омерзительным рубцом через весь рот от уха до уха. Полковник сказал призывникам о Долге и Чести и Почёте службы в Вооруженных Силах, а уж в их Краснознамённой Дивизии, – так это вообще удача…

– Солдата имеет право ударить только мать! – выступал он.

Красивые слова. Они всего через несколько часов превратятся в прах, а этот отвратительный шрам на лице окажется полученным не в бою, как наивно полагал Данька, а следствием пьяной езды на мотоцикле: он нёсся в сумерках и «закусил» телеграфный провод, висящий поперёк дороги. К счастью для полковника, тот провод был не под напряжением…

Но пока что Данька слушал, развесив уши, и всё больше и больше верил этому человеку, полагая, что с таким командиром не пропадёшь.

Когда «полкан» закончил свою политпросветительную агитационно—вдохновительную речь, бойцов повели в солдатскую баню.

Этого полковника из Отдела кадров Данила увидит вновь только через два года, ровно на одну минуту, когда тот вручит ему ж/д билет до дома и военный билет.

***

Баня оказалась ледяной. А вода – только крутой кипяток, как в чайнике. Холодной не было.

Помывшись с горем пополам, призывники были отведены в каптёрку и переодеты, а то, в чём они приехали, так и осталось огромной кучей лежать на полу в предбаннике.

В столовую строем их вёл капитан, – худой, невысокий, – он постоянно шутил и говорил, что: «если уж что-то началось, значит, оно обязательно закончится!..». Вряд ли кто-то тогда понимал смысл его слов, – такие умозаключения чужды восемнадцати годам.

Вновь прибывшие бойцы поднимались по ступенькам высокого крыльца в столовую, когда до них донеслись вопли и матерки. Войдя внутрь, все остановились как вкопанные: по обеденному залу метался человек эльбрусовской комплекции с длинной деревянной лавкой в руках, готовый прибить ею любого. Повара на кухне, словно напуганные куры, стояли на подоконниках, солдаты, у которых шёл приём пищи, тоже «рассосались» по углам и подоконникам и лишь один Стол, стоящий отдельно от всех, – в углу, – продолжал есть да ещё и покрикивать этому здоровяку да подбадривать его, подсказывая, кому в первую очередь этой лавкой надо бы «отвесить». То были Дембеля.

Через считанные минуты, которые, вероятно, всем и каждому в этом аду показались вечностью, в столовую влетел майор со значком Дежурного в сопровождении отделения из Комендантской роты. «Комендачи» были вооружены автоматами и спецсредствами, которые применяются милицией для устранения беспорядков. Несколько секунд спустя под прицелами автоматов и пистолета дежурного, верзила лежал мордой в пол и у него за спиной застёгивались наручники. Потом, его увели…

Это первое впечатление об Армии оказалось неизгладимым – в первый день срочной службы такое было «не развидеть».


«Молодые» ели баланду, вяло гремя ложками, и никто из них ничего не сказал ни тогда, ни потом – каждый был погружён в свои мысли и переживания.

Всё, что отодвинули от себя вновь прибывшие, жадно дожрали ребята, приехавшие сюда двумя неделями ранее…

***

Вечером, перед отбоем, новоиспечённые «запахи» стояли в одну шеренгу в «спальнике» в расположении роты. Их было тридцать человек. Илья, Костя, Серёга, Данила, Вадим и Лёха держались вместе.

Двое старослужащих сержантов стояли перед шеренгой и «учили премудростям службы» – сначала словесно, потом дошло и до «прокачки»:

отжались раз триста, присели тысячу… Если шла «волна» по шеренге, то есть кто-то не «вывозил» приседания, этот присед всей шеренге не засчитывался. Если кто-то отказывался, того жестоко «пробивали» – кулаком в грудь или ногой – сил не жалели.

Судя по тому, как били эти «деды», Друзья поняли, что оба они занимаются какими-то видами единоборств: первый был похож на башкира, не особо раскаченный, невысокого роста, но зато прыгал, как бабочка, и здорово «махал» ногами; второй – гораздо шире в плечах, славянского типа, отлично «работал» кулаками. Был с ними ещё и третий, но тот ни к кому не лез, а только сидел на табуретке у двухъярусных «шконарей» и курил одну сигарету за одной. «Башкир», пока пацаны отжимались, успел помочиться на тех, до кого смог «достать» струёй – «счастливый случай» и только.

Пот лился градом с испытуемых, а ноги давно стали ватными… Всё то время, что кого-то били или то время, что они «качались», Даня каждую секунду ждал, что войдёт тот бравый Старлей, который вёз их сюда, и прекратит Это. Но никто не входил: ни командир роты, ни его заместитель, ни дежурный по гарнизону – не было никого и, как потом выяснится, – никогда. Были только эти трое уродов, на чьих плечах и держится та самая пресловутая «дедовщина».

Старлея не было… Лишь раз Данила снова увидит его. В штабе. Мельком… У него была своя «война», и им он был не помощник – каждый одинок в своём горе.


– А теперь, пидарасы, блять, встали! Бегом встали!!!! – рявкнул тот, который «башкир».

Все выпрямились: у кого-то китель выправился, как юбка, у кого-то- надулся на брюхе, как шар. За это полагалось наказание: «боксер» будет идти вдоль шеренги и бить, как хочет и куда хочет, – каждого. Серёга, Вадим и Данила стояли рядом в середине шеренги, Лёха – там же, но через одного бойца.

Сержант начал: Илья, стоящий первым, и получил первым – неожиданно и подло боль врезалась ему в солнечное сплетение. Будучи по природе своей большим, но добрым, ему всегда было нужно подумать, прежде чем действовать, а чтобы вывести его из себя, надо было ему жестоко насолить. Илюха никак не ожидал такой несправедливости и пропустил удар, проглотив обиду…

Каждый, кому сержант «отвешивал», отлетал на «шконки», стоящие позади шеренги, и либо не распрямлялся, либо и вовсе не вставал с пола. Адовая очередь приближалась к друзьям. Вадим должен был получить первый, потому что стоял ближе к краю, с которого начал сержант:

– Я не буду терпеть, Даня, – произнёс одними губами Вадим. – Я ему ёбну…

Данила ответить не успел, как вдруг, «крутой пацан» наносит удар Вадиму в грудину, но получает «блок» и ответный хук справа – развернувшись вокруг своей оси, сержант приземлился на жопу, притулившись к стене – если бы ни она, он бы лег пластом. У постоянно курящего «деда» выпала сигарета изо рта. От неожиданности и такой дерзости «молодых» на мгновение и «башкир» впал в ступор, но это длилось всего секунду:

– Ах ты салага ебучая! – прорычал он и кинулся на Вадима, но тут подключился Лёха, правда, «смазав» удар по этому мелкому и скользкому гавну. Зато Данилин хайкик достиг цели и уложил «башкира» на пол – на повал. «Курильщик», опрокинув табурет, ломанулся бегом из казармы, наверное, за помощью, но догонять его не стали – вместо этого толпа ребят, которые боялись и были избиты, затаптывали «боксёра»: он не успевал очнуться, как вновь получал шквал новых ударов по себе. «Башкира» сгрёб в охапку Илья и понес в туалет окунуть в «очко» головой.

Только пятеро «молодых» просто стояли и наблюдали за этим всем затравленными глазами.

– Поучаствовать не желаем? – пригласил их Вадим. – Что, блять, ссыте? Или, может, вам нравилось то, что делали эти «воины»? – Но те только взгляды опустили и ничего не ответили. – Ну ладно. Будте подтирашками… Похеру мне. Эй! – крикнул он разбушевавшимся «духам». – Вы не убейте его там!

На полу лежало раздавленное, но ещё живое тело бывшего мучителя. Другая группа, «опускавшая» «башкира», возилась с ним в туалете – он пришёл в себя и вопил оттуда, как резаный, но было поздно сначала угрожать, а затем и молить о пощаде.

Данила побежал в туалет прекратить самосуд, но пацаны уже, итак, выходили:

– Он жив?

– Живой. Доигрался…

– Трибунал нам не нужен. Надо, чтобы они могли ходить и говорить, – сказал Данила и в этот момент послышался топот нескольких десятков ног на лестнице: это «старики» подняли своих «слонов» – рябят, на полгода младше себя сроком службы, на разборки.

– Атас, пацаны! – крикнул Вадим. – К бою!!!

И все, как один, с табуретками в руках выстроились у входа в роту, а у кого снимались кроватные поручни в изголовьях или в ногах кроватей – сняли и их.


Толпа из двадцати человек завалилась в роту и замерла на входе: «вооружены» они были теми же предметами. Какое-то время бойцы пялились друг на друга, – никто не решался ринуться в бой первым. Тишину прервал тот самый старослужащий, который убежал за помощью:

– Хули вы стоите, идиоты! Прибейте их! – орал он.

Но никто не тронулся с места… Вид решительно настроенных, с табуретками в руках, не собирающихся отступать «молодых» ребят, остудил боевой пыл «слонов» – в конце концов все они были «одной крови», все натерпелись беспредела и безнаказанности от этих олухов и, конечно же, никому не хотелось подставлять свою морду за них: одно дело запугать какого-то несчастного «духа», – одного и без «оружия», затравленного и уже заведомо сломленного, – другое же дело противостоять хорошо организованной и бесстрашной группе. Как бы то ни было, то, что происходило, происходило впервые и никто не знал, как с этим быть…

– Нууу, блять! – рявкнул тот же самый «дед» и в голосе его послышались нотки разочарования, обиды и страха.

Вперёд вышел ещё один «старый» и спокойно произнес:

– Это беспредел – то, что вы делаете. Не по понятиям. Не хотите «залупаться», как мы в своё время? Особенные, да? Всех били! Хотите избежать неписанного Закона армейской жизни? Так не будет. Должна быть иерархия, потому что это – ПОРЯДОК и ДИСЦИПЛИНА. Что будет, если все будут равны? Это то же самое, если все вдруг станут богаты, – никакого кайфа… Это не порядок – это рай, которого не будет никогда, потому что Мы – Люди, а люди полны жадности, азарта, жажды власти, жажды жертвы и наживы! Тысячелетние пороки не могли победить даже те, кто был и покруче Вас! Так за кого Вы, блять, себя принимаете, салаги?! Хотите изменить Мир???

– Именно, – ответил ему Вадим. – И начали мы прямо с себя, а не с кого-то там за углом. Беспредел – это когда два долбаёба на протяжении двух с половиной часов издеваются над толпой пацанов, а те терпят! Потому что боятся! И этот страх дембеля – это и есть тот самый неписанный армейский закон. Этот страх заложен в нас непонятно откуда, происхождение его мне не известно, но скажу так: присесть 1500 тысячи раз я могу и днём, а не ночью, и мне не нужен кусок гавна, стоящий надо мной и ссущий в это время мне на горбушку. Ты – старослужащий! Ты должен учить молодых СЛУЖБЕ, обращением с оружием и всё такое прочее, да элементарно объяснить, как подшиву пришить правильно на воротник! Порядка и дисциплины можно добиться и не издеваясь над людьми! Я знаю, что мы не в институте благородных девиц, но ведь всему есть предел, ёбаный ты в рот!.. Чему я могу научиться у тебя? А они, – Вадим махнул головой назад в сторону своих парней. – Как не отбить печень, пиная по ней всю ночь? Если только этому, то сосите Вы хуй, пацаны, – Вадим бросил это всем, кто стоял по ту сторону баррикад. – Сами разберёмся как-нибудь. Да и вообще, толпа тут никому не нужна. Я готов прямо сейчас, лично, схлестнуться с любым и каждым из Вас, но! – Один на один. Зачем нам куча разбитых рожь? Хватит и нескольких – «особенных»…

Воцарилось молчание. «Боксёр» и «башкир» – в миру Слава и Иван – стояли на входе в спальник, понурив свои буйные пустые головы.

Не сказав ни слова, «слоны» один за другим стали покидать расположение. Через пару минут уже никого не было в казарме, будто всё это случилось во сне.

Стояли только «наши» и те двое, «гонец» за помощью и его товарищ, пришедший с автороты – Виктор.

– Ладно, – сказал он. – Не знаю, что тут еще сказать, пацаны. Думаю, что об этом никто не должен узнать на утро. Из командиров, в смысле…

Вы за ночь подшейтесь, у кого что порвано и прочее. Славян, – он обратился к своему одногодку, – скажешь «кэпу» завтра, что упал… Когда брился…

Виктор печально улыбнулся. Слава качнул головой даже не подняв взгляда.

– Ну, значит всё! Бывайте…

После этих слов ушёл и он.

***

А дальше… Дальше оказалось, что это Учебная рота и после присяги их разберут по тем местам, где дальше будет продолжаться служба. Строевая подготовка по два часа в день, дважды в неделю стрельбы на полевом учебном центре (ПУЦ), на плацу с дубинками и щитами отрабатывали приёмы разгона демонстрантов, отрабатывались приёмы, базированные на таких дисциплинах, как самбо и дзюдо, по субботам с восьми утра до обеда проводились «заплывы» в казарме на ПХД (парко—хозяйственный день). Кормили отвратительно: если «борщ» – красная вода с куском свеклы, если «щи», – вода белая с листом капусты.

На ПУЦ бегали 12 километров туда и 12 – обратно и только в эти два дня в неделю еда была человеческой и по многу.


В декабре началась первая Чеченская война. Большую часть старослужащих Дивизии переправили в «горячую точку», – остались только «духи», сержанты по одному на роту с командирами рот, Учебный центр и Штаб.

4-го января 1995 года, ровно через месяц после прибытия в Часть, ребята приняли присягу и однажды, на очередном построении, один офицер ходил вдоль шеренги и, оглядывая каждого из ребят, для себя прямо на руке писал: «спецназ», «разведка», «авторота» … После присяги начался специальный отбор: ребят отбирали ростом не ниже 180см и не выше 185см и обязательно хорошо физически развитых. Илью отправили во второй полк к зенитчикам и миномётчикам, Костю тоже во второй полк, только в автороту, а Серёгу – «металлиста», Данилу, Вадима и Лёху определили в спецназ. Лёха был ниже 180см, но его взяли, потому что он имел разряд по стрельбе и, видимо, о случае в поезде шепнул, кому надо, тот Старлей. Илья тоже просился к ним… Здоровенный детина не понимал, почему его не берут в спецназ, но ему объяснили, что с его физическими данными он пригодится на снарядах, мешках, ящиках и всяких гаубицах. В спецназе такие не нужны —лёгкая мишень. Приказ – есть приказ…

Время полетело незаметно в новых и нормальных условиях по сравнению с первым месяцем службы – за постоянными и каждодневными нагрузками, марш – бросками по 15км с полной выкладкой, рукопашкой, стрельбой из разного вида оружия, приёмами маскировки, высотной подготовкой, учебными штурмами зданий и освобождению заложников, однажды наступила весна.


Война в Чечне была в разгаре, наши несли большие потери – сейчас это известно, но тогда информация от срочников утаивалась, только не утихали разговоры, что и едва окончивших «учебку» бойцов, бросят на замену тем, кто уехал зимой. Никто не знал, куда, но все были уверены, что это «куда-то на Юг»…

5 мая 1995 года, поднятых по тревоге и взявших с собой заранее собранные вещмешки, солдат построили на плацу. Командир зачитал приказ. Затем поехали в аэропорт.

Спецназ ВВ улетал на Кавказ.

Глава III

Через два с половиной часа были в Моздоке, а вечером – в аэропорте Северном, в Грозном.

Встречали ребят «деды» на «Уралах» и «ЗиЛах». Полк располагался в 15-ти километрах от Грозного в заводском микрорайоне. Пока ребят везли по Грозному, они смотрели на разрушенные дома, трупы, валяющиеся прямо на улице, застывшие в нелепых позах… Часто встречались оторванные руки или ноги, или ополовиненные тела – только верх или только низ. В более – менее уцелевших жилых домах окна оказывались завалены мешками с песком.

Даня смотрел на весь этот кошмар и не мог понять, никак не мог, что он на войне. Было внутри него ощущение, будто он на машине времени перенёсся на 50 лет назад и оказался где-то на полях Великой Отечественной, – против немцев… Но это была всего лишь игра воображения, детская фантазия, которая до первого выстрела казалась милым приключением.

Ни у кого не было никакого желания что-то говорить или спрашивать —ребята наблюдали смерть.

Машины остановились возле какой-то полуразрушенной школы. В бывших классах стояли двухъярусные кровати – это было местом дислокации. Командир был на задании, поэтому встретил пополнение сержант Виктор Бойко, девятнадцатилетний широкоплечий паренёк с грустными глазами.

Ни матрасов, ни подушек, ни одеял не было, поэтому первое, чем занялись молодые бойцы – это потащились под присмотром старослужащего собирать себе все эти необходимые вещи по разрушенным пустым домам.

– Местные будут на вас смотреть, как на собак, – начал солдат, который сопровождал «молодых». Его звали Иван и ему было не больше 20-ти лет, но война наложила на паренька неизгладимый отпечаток: немытый, небритый, подстриженный наголо и постоянно чесавшийся, в затертой и вымоченной в солярке «форме», он напоминал домового. С автоматом. – Днём эти твари будут называть себя другом и братом, тебя – защитником, а вечером обстреляют блокпост. Так что, пацаны, держите ухо в остро и пока что делайте только то, что вам говорят и не ходите никуда далеко, тем более – по одному. Ясно?

– Ясно, – ответил Данила и едва не вывернул себе ногу, угодив в какую-то яму.

– Осторожнее… – невозмутимо продолжал Иван. – Да. И ещё Вши. Это просто пиздец, мужики. Моемся раз в месяц, жрать добываем сами, потому что на сухпае далеко не уедешь, да и продуктов в пункте дислокации части часто не бывает. Тут за забором школы, в здании больницы, стоит батальон внутренних войск, так мы иногда воруем оттуда сгущёнку и прочее…


Конечно, всё было ясно.

***

Вечером «молодые» представились своему командиру – капитану Шерстобитову Геннадию Павловичу. Высокий, светлобородый, с белоснежными зубами на фоне обветренного потемневшего лица, «кэп» ничем не отличался от своего ефрейтора Вани: такой же грязный, замызганный, без знаков отличия. Со стороны он казался обычным солдатом и принял пополнение по-свойски:

– Располагайтесь, пацаны! Теперь, это и Ваш дом. Я – капитан Шерстобитов. «Свои» меня зовут просто по имени – Гена. Это, – он указал на бойца, лежавшего и читающего какую-то занюханную книгу, – сержант Витя. Вы его уже знаете. – Витя, не отрываясь от книжки, приветственно махнул рукой. – Ну а там дальше разберётесь по ходу пьесы. Субординация моя заключается в том, чтобы никто не ахуевал и делал то, что я скажу в точности так, как я сказал. Вот и всё… Да, и кстати, никто не знает, насколько мы здесь. С вашим прибытием уехали немногие… Я вот планирую тут до конца быть. – Он не весело улыбнулся.

Капитан произвёл приятное впечатление в целом: спокойный, уверенный в себе, знающий, казалось, всё на свете.

Потом собрались поужинать, чем Бог послал, – в основном, макароны и сухпай, – но в этот вечер повезло больше: ребята накануне подстрелили корову и оставалось немного мяса, поэтому порешили сварить «праздничный» суп в честь приезда пополнения.


Одиночные выстрелы, временами пулеметные очереди, являлись нормальным явлением – «старики» особо не обращали внимание даже когда по их школе постреливали. Наблюдательные пункты и блокпосты лениво отвечали на «укусы» боевиков – время открытых боестолкновений закончилось совсем недавно.


– Ладно, – вытирая бороду, произнес «кэп» после ужина. – По нарядам… На блокпосте с 22-х часов: «Старый» и Михач. До часу. С часу до четырех: Арчи – ты. Возьмешь «молодого» с собой. Данилу Фролова, например. – Чернобровый и черноокий Арчи кивнул. Похожий на еврея, он был слишком бледен и худ. – В четыре Вас сменят те, кто сейчас вернётся: кто у нас там? – «Кэп» обратился к сержанту.

– Стасян и Влад.

– Стасян и Влад… Дальше: в Грозный на патруль идём: Я, ты, Витёк, отделение Яковенко и все «молодые», кто прибыл. За старшего здесь оставим Кочу. Комендантский час с 22-х часов, поэтому надо, чтобы порядок был. Сейчас тут уже не Сталинград, конечно, когда сидели как прослойки в торте – первый этаж наши, второй – чечены, третий снова наши, а через дорогу в доме напротив – опять «бородатые», – но эти гады сбривают бороды и возвращаются под видом мирных жителей, поэтому: никаких лишних движений. Они стреляют нам в спины, это может произойти в любой момент. Тихо и чётко будем работать и смотреть в оба. В темноте не поймёте, но днём станет видно, – у кого подбородок белый, тот и сбрил недавно бороду. Значит, «валить» его надо, собаку, блять. Броники, каски, разгрузки, полное вооружение и боеприпасов столько берите, сколько сможете унести. Готовимся!

***

В 22:00 спецы на одном «бэтере» и БМП медленно ползли по разрушенному городу. На въезде бойцы «спешились» и шли теперь по обе стороны улицы один за одним. Мелкий противный дождь стучал по каскам ребят. Было холодно, погода вообще была очень изменчивая: днём могла быть жара, а ночью снег, который таял днём. Ни одного огонька, ни одного фонаря… Тишина и тьма повсюду, даже кошек и собак было ни слышно, ни видно, только звук моторов боевых машин резал ночь и дождь. Ровные шаги бойцов месили мерзкую липкую грязь.

На страницу:
2 из 7