Потерявшийся (в списках смерти не значится)

«Кэп» сидел на «броне» – фары БТРа не горели, но «кэп» и сержант, который шёл во главе бойцов, знали эти руины, как свои пять пальцев.

Они уже шестой час колесили по городу, круг за кругом, временами останавливаясь на передышки, пока «кэп» не нарушил тишину в эфире:

– По наводке зачистим адрес.

– Принял, – ответил сержант Витя.

Говорить подробно было небезопасно, – боевики слушали волну бойцов, – но метров через двести «кэп» тихонько стукнул по БТРу прикладом автомата, дав команду остановиться, и спрыгнул с машины. Витя был рядом.

– Короче, смотри, – быстро зашептал командир. – Первый этаж, квартира та, что слева. 50 метров слева будет этот дом, второй подъезд. Машины оставим в стороне, как всегда, чтобы без палива. Я захожу с отделением Яковенко, Вы – прикрываете.

Бойцы быстро и в полной тишине преодолели 50 метров до цели. Вадим понял, что они проходили здесь раз десять за это время, возможно, специально, чтобы усыпить бдительность бандитов.

Двое бойцов засели под окнами, несколько проникли на лестницу, ведущую на второй этаж, и там затаились на лестничной клетке. Остальные растянулись вдоль стены до выхода из подъезда. «Кэп», стоя чуть правее двери нужного «адреса», громко постучал в неё:

– Милиция! Проверка документов! Открывайте!

Тишина. Он ударил еще громче. За дверью послышалось вошканье, и командир ясно расслышал щелчок затвора автомата.

– Готовьсь, пацаны…

Едва он успел прошептать эти слова, как длинная автоматная очередь «прошила» дверь насквозь. Спецназ кувалдой начал ломать дверь. «Кэп» скомандовал по рации, чтобы подтягивался БТР; ребята под окном стали колошматить по нему, – окно было затянуто брезентом, – однако за ним лежали ещё и мешки с песком, и пули не проникали внутрь квартиры. Зато изнутри вдруг на землю упала «Эфка». Двое спецназовцев ринулись в разные стороны, раздался хлопок и одного зацепило в ногу. Тем временем подъехал БТР и по окнам «заговорил» башенный пулемёт – от его огня мешки с песком превращались в труху. Воспользовавшись моментом, под прикрытием БТРа, раненый боец со своим товарищем спрятались за броню и контролировали теперь оба окна.

Дверь в квартиру была сломана.

– Блять, не возьмем живыми, пацаны! – кричал с сожалением командир. – Кидайте гранаты!

И в коридор квартиры полетели одновременно три штуки: два высоких предсмертных вопля приглушили выстрелы и всё стихло. БТР перестал палить по окнам; спецназ двинулся вглубь логова бандитов.

В однокомнатной «берлоге» мебели почти не было – всё, что было, – стало кусками дерьма из дерева. Два порванных трупа боевиков валялись в зале в разных углах: один – старик, второй – молодой парень лет 25-ти – сын этого старика…

– Смотри, – показал «кэп» сержанту, светя фонариком и указывая стволом автомата на молодого боевика. – Борода свежесбритая… Они знали, что мы заметим, вот и решили сдохнуть. Оба. – «Кэп» закурил. – Хороший стукач у нас. Третий раз в точку бьём благодаря ему и, главное, как быстро! Этот хуй ёбаный сколько в городе? – Он снова ткнул автоматом в труп. – Сутки? Может, двое?.. От силы. Хороший стукач…

Сержант кивнул головой.

На блокпосте было тихо и спокойно. Данила и Артур (Арчи) сидели на своих «поджопниках» прямо на земле под прикрытием мешков с песком и хрустели макаронами. Время от времени в воздух взлетала световая ракета, озаряя руины и «зелёнку» недалеко от поста.

– Смотри и слушай, – монотонно прошептал Артур. – В этой темноте главное слушать. Любой шорох – стреляй в ту сторону, откуда он донёсся. Разбираться потом будем. Эти твари могут подползти и напасть на нас с одними ножами. А может, это будет простой ёжик, но это похуй, главное, – стреляй и не думай…

– Световые ракеты зачем? – спросил Данила.

– Ну, по той же причине… Ещё когда «наши» к нам на смену пойдут, мы увидим их благодаря свету. А ещё боевики любят «растяжки» ставить. А этот свет их отпугивает.

– Как вампиров? – произнёс Даня.

– В какой-то степени, да, – усмехнулся Артур. – Мы же их можем увидеть и убить.

В этот момент что-то хрустнуло в ночи и Артур открыл огонь из автомата в ту сторону, не жалея патронов. Через пару секунд спохватился и Данила, и поддержал товарища огнём.

Взметнулась световая ракета и озарила метрах в двадцати труп человека.

– Вдруг «свой», Артур? – прошептал задыхающийся и взволнованный Данил.

– Свои тут не шастают… – произнес Артур ледяным тоном. – К нам лез… Головы резать, мразь.

Потом ребята услышали звуки боя в городе.

– Боевое крещение принимают товарищи твои, – прошептал Артур. – Хоть бы всё хорошо было…

– Да… – ответил Даня. – Надо быть вечно на чеку.

Дождь пошёл сильнее, и пацаны накрылись плащ —палаткой, затаились, временами поглядывая в щели, когда ракета вновь вздымалась в небо. Несколько пуль вошло над их головами в верхние мешки с песком. Артур два раза выстрелил в воздух, чтобы обозначить, что они живы на своем посту и воцарилась тишина. Со стороны города тоже больше не стреляли.

Так завершалась для «молодых» их первая ночь на войне.

***

На утро все участники ночной спецоперации спали. Они изъяли с той квартиры несколько единиц огнестрельного оружия, гранатометы и деньги. Тела отправили в комендатуру в шесть утра и «кэп» дал команду «отбой». Вадим и Данила успели обмолвиться парой слов и поделиться впечатлениями.

– Ты убил кого-нибудь? – спросил Даня.

– Нет, не пришлось… Всё произошло быстро, я даже толком и не помню ничего, только «бах! бах! бах!» и «тра- та- та- та!» … – Он устало посмотрел на своего друга. – А ты?

– Я не знаю… Первым в ночь выстрелил Артур, а дальше мы вкруговую палили. Кто знает, кто в него попал… Но я думаю, что Артур.

– Ясно… – Вадим потёр глаза и почесался – вши успели «пересесть» на новеньких. – Давай спать?

– Давай…

И ребята вырубились на своих лежанках, едва головами коснувшись подушек.

На КПП жизнь текла однообразно: днём – досмотр машин, пропуск автоколонн, ночью – борьба вслепую за жизнь. Ребят часто дергали на всякого рода «зачистки» не только в самом Грозном, но и за несколько километров от него, – в пригороде, в соседних аулах и сёлах. Изымали оружие и боеприпасы, чаще всего – со стрельбой…

Лёшка со своей СВД делал успехи и не раз прикрывал пацанов на марше и при штурмах. За первые несколько дней прибывания в Чечне, он первым из «молодых» убил боевика. А затем второго, третьего, десятого… Казалось, что он никогда не спал, замкнулся в себе и жил своей жизнью: если были на базе, он уходил в руины и возвращался поздно или его не было сутки, двое. Капитан Гена в нём души не чаял, и всегда брал его с собой куда бы они не направлялись. Серёга – «металлист», и без того не особо общительный, тут вообще приуныл и частенько выпивал, напевая под гитару свои чудесные песни.

Все пили… Кто-то больше, кто-то – меньше, но пили все – на трезвую голову жить день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем в условиях уличной, «окопной» войны, когда может прилететь смерть из-за каждого угла в любое время дня и ночи, было невыносимо в здравом уме и трезвой памяти.

Часто, боевики «развлекались» открытым текстом называя в эфире российских бойцов по именам и фамилиям, они называли населённые пункты и адреса прописки ребят, они знали родителей и близких родственников и грозили расправой над ними…

Вадим после того, как его чуть было не накрыло миной, через пару недель, закурил.

Больше всего на его нервы, помимо прочего, действовали разложившиеся трупы: трупы солдат, трупы мирных жителей, трупы женщин, трупы детей… Временами, они работали с МЧСсовцами, прикрывали их, пока те разрывали могильники и схроны, вытаскивая останки русских гражданских людей с перерезанными горлами, с вовсе отрезанными головами… И всё это случилось с этими несчастными еще до начала этой войны. Чудовищный факт, не укладывающийся в голове: чеченцы начали резать русских еще ДО войны.

Больше всего Вадиму запомнилась мумифицированная беременная женщина, с отрезанными грудями и вбитым колом во влагалище. Он блевал весь вечер после увиденного и вновь и вновь заливал это водкой. Водки было немерено. Воды не было, а водки – сколько хочешь.

Данила также отрешился от всего. Последнее письмо от матери он получил, еще находясь в учебке. Мама писала, что переживает и каждый день молится за него. Данила, как мог, успокаивал и про отправку в Чечню ей, конечно, ничего не писал.

Все пацаны относились друг другу очень хорошо, они, спаянные боями и смертью, стали настоящими братьями друг для друга, но без надобности старались не разговаривать. Зачистка за зачисткой – и время шло. Три недели минуло, и командир говорил, что с новой партией к ним, должно быть, приехал и сам Иисус – за это время никто не погиб и даже ранен не был, за исключением того случая в первую ночь.

Отношения с местными оставались напряженными, но больше всего опасались детей, потому что никогда никто не знал, что они могут «выкинуть».

В конце мая ребятам автоколонной пришлось выдвигаться за хлебом за 18 км от их расположения. На трёх БТРах, с разведкой впереди, они с утра отправились в путь.

Глава IV

До населённого пункта, где находилась пекарня, добрались за час без особых проблем. Пока пацаны затаривались хлебом, Данила и Вадим собрались за водкой в магазинчик, находящийся неподалеку в бывшем помещении местного сельпо – теперь там торговал водярой, самогоном самого сраного качества и спиртом местный житель.

От любого из этих «яств» можно было легко задвинуть копыта, поэтому ребята брали исключительно акцизную, – Смирновскую.

– Пацаны, рацию возьмите на всякий случай, – посоветовал сержант Витя. – Берите всю «нашу», какая у него там есть. Мы подъедем следом за вами, как только хлеб закидаем.

Десять минут спустя, ребята вошли в помещение магазина, и скрипучая тяжёлая железная дверь затворилась за ними, эхом оповестив, казалось, весь район – всё напоминало о войне и тут, но это уже была привычная жизнь.

За прилавком стоял худосочный чеченец невысокого роста и, взглянув на ребят лишь краем глаза, спокойно продолжил заниматься своими делами – он прекрасно знал, зачем они пришли.

– Водки дай, – бросил ему Вадим, когда ребята подошли к прилавку. – Всего Смирнова, что есть у тебя. И спирта медицинского давай…

– Хорошо, уважаемый, – ответил чеченец и собрался идти на склад, но Данила остановил его:

– А где здесь туалет?

– Там, по коридору направо, увидишь, – ответил горец и скрылся.

– Пойду, отолью, брат…

– Давай, – Вадим остался ждать у прилавка.

Сортир этой дыры в заднице напомнил Даниле учебку, только был ещё хуже. Данила улыбнулся сам себе, удивившись тому, как быстро память возвратила его назад: казалось, это было так давно… А дом? Дом был совсем далеко, так далеко, что и не правда даже.

Когда Данила возвращался назад, то услышал странные звуки за углом, там, где была касса и прилавок, очень странные разговоры и мольбы чеченца – продавца:

– Не убивайте его здесь, – молил он кого-то, – ради Аллаха только не в моём магазине!

– Заткнись, сучий потрах! – чей-то грубый, властный голос оборвал чеченца. И этот акцент…

Данила высунул нос из-за угла и увидел боевиков! Их было восемь человек вместе с главарём, они стояли в центре полукругом, а Вадим находился прямо пред ними, – разоруженный и беззащитный, – и в лоб ему «смотрел» вороной ствол девятимиллиметровой «Беретты».

– Да опомнитесь Вы!!! – взвыл чеченец. – Он явно не один тут! За ним же придут и тогда мне конец!..

Данила стоял за углом и крупные капли пота стекали с его лба на глаза и дальше —по горлу вниз. Он мучительно соображал: чеченец не сказал про него ни слова, иначе бы его убили ещё в туалете со спущенными штанами. Значит, они не знают, что он здесь. А сколько их? Те, кто тут стоят, или ещё на улице есть? Да какая нафиг разница! Надо бежать к своим. Вызвать по рации? Это шум… А чем стрелять? ПМ или Калаш? Если их больше десятка, от пистолета мало толку. Значит автомат – он был в его руках на готове с заряженным подствольником.

– Ты не тех боишься, сын шакла, – всё тот же голос прогремел в огромном и полупустом помещении. – Я тебя быстрее ёбну, чем ОНИ, – кивнул головой боевик.

Данила снова высунулся и упёрся глазами в глаза своего друга – тот смотрел на Данилу и безмолвно просил помощи. Времени оставалось мало, – в любой момент жизнь Вадима могла оборваться.

Данила принял решение: поставив автомат в режим одиночной стрельбы он вышел из своего укрытия и прицельным огнем убил Главаря; Вадим молниеносно упал на пол и закрыл голову руками; чеченец тоже завалился под прилавок.

Данила уверенно и твёрдо шёл в сторону боевиков и безжалостно убивал их, никуда не прячась, с открытого места, нагло и методично. Через считанные секунды он истребил всю «стаю».

Всё произошло будто во сне – Данила не ощущал себя в себе, словно это не он стреляет и попадает в цель, а кто-то чужой его руками. Когда все они лежали недвижимые, а он один стоял над ними, он понял, что эта «спецоперация не по плану» точно его рук дело. Он опустил автомат, а Вадим поднялся на колени и так и остался на них – так близко смерть к нему ещё не подкрадывалась и его поразили действия Данилы: это было поразительно. Всегда поразителен результат быстро принятого решения, неожиданного и дерзкого, а, главное, – исполненного безупречно.

Замешательство Данилы длилось какой-то миг, а затем он полез к чеченцу. Водка и спирт стояли на синей каталке рядом.

– Придут ещё? – Данила направил ствол автомата чеченцу в лицо. – Ну?

– Я не знаю, откуда они взялись, появились и всё, там, у входа на склад, сзади… Не убивай, брат… – чеченец смотрел Даниле в глаза и тот верил ему. И был благодарен за то, что хозяин лавки не выдал его.

– Ладно… Надо уходить… – Данила вышел из-за прилавка, Вадим уже стоял при своих вещах как вдруг распахнулась дверь: это братья по оружию, услышав стрельбу, прибежали на подмогу.

– Живые??? – сержант, еле переводя дух, осмотрел мельком обоих и выдохнул. – Слава Богу…

Досмотрев трупы, Витя забрал документы и солдатские жетоны. Все они были «бородатые» и один – славянской наружности, наёмник.

– Зачётно поработали, пацаны, – хвалили остальные бойцы двух друзей и хлопали их по плечам.

Пока Витя собирал документы, водка была погружена в БТР, радист передал свои координаты и, в случае чего, попросил помощи на случай реального столкновения с превосходящими силами противника у бригады ВДВ, пострелять из их «Акаций» – самоходных гаубиц.

– По машинам, ребята, бегом, – скомандовал Витя и все расселись на «броне». – Ходу! – колонна двинулась домой.

– Витёк! А чё, так и оставим? – спросил сержанта кто-то из пацанов.

– Приказа не было! – Витя пытался перекричать шум мотора. – Нас мало! Понятное дело, этим заняться надо, но я доки все, кроме нашего «кэпа», никому не отдам. Скажет вернуться – вернёмся. Но тут навалом кого есть и без нас, информация по рации передана, сейчас и ОМОН нарисуется и СОБР и просто «вованы» и ещё кто-нибудь… За одно. Нахуй. Мы хлеб взяли, водки взяли – задание выполнили, – Витя улыбнулся. – У каждого своя война… А как вообще произошло-то все?! – обратился он к друзьям.

– Это Данила их всех положил… – ответил Вадим.

– Ахуеть… Всех. Один? – обалдел Витя.

Даня молчал.

– Спасибо, братан, – и Вадим протянул своему другу руку.

Даня пожал её и приобнял его:

– На счастье…

– Ты правда красавчик.

– Я обязательно расскажу Гене, – сказал Витя и бодро потрепал по плечу Данилу. – С первым… – Витя осёкся. Хотел поздравить «с первым духом» убитым, но это не подходило, и он выкрутился:

– Эээ… Нет, с первыми восемью «духами»! – Витёк рассмеялся, а колонна бодро двигалась дальше.

***

Июнь прошёл. На очередной зачистке в частном секторе, средь бела дня, разгорелась война и один боец из группы капитана Гены – погиб: пуля угодила в «сферу», и шея сломалась… Дом сравняли с землей, а Даня впервые увидел смерть товарища. Провожали домой Сашку Колтакова, двадцатилетнего бойца спецназа ВВ, не дожившего до дембеля 4 месяца, всей группой, а дождь лил так, будто и небо тоже «оплакивало» парня. Двухмесячный период «без потерь» завершился, и капитан Гена полночи просидел за письмом, адресованным матери солдата…

На Данилу пришли наградные документы «За отличие в службе» и медаль. «Кэп» торжественно вручил Даниле награду, пожал руку и обнял, как сына. Застреленные тогда боевики оказались очень важным доказательством того, что совсем рядом, буквально под боком, начинала орудовать банда арабских наемников.

Пермский ОМОН с Барнаульским СОБРом в последующие дни зачистили тот район и смогли выдавить лазутчиков в лес из поселка, где дальше боевикам прищемили «хвост» и основательно их потрепали тульские десантники и спецназ ГРУ: в общей сложности уничтожили больше 200 боевиков с минимальными потерями убитыми и ранеными для себя.

Разведку в те дни не хвалили, и она не радовала. В том мало было вины разведчиков, потому что армия, прогнившая изнутри алчностью и продажностью командиров, в том числе и на самом высоком уровне, подставляла всех и каждого, а информация менялась и видоизменялась, подтасовывалась и продавалась – за деньги.

В этой атмосфере никому не было дела, как и что происходило: было ли уничтожение боевиков следствием многодневной изнурительной слежкой, разведкой, работой и прочим или просто пара пацанов, зайдя за водкой, случайно напала на след «волка» – бахнули и всё. В новостях сказали, что федеральные силы, проявив выдержку и стойкость, бандформирование уничтожили… Но для Данила это происшествие было очень важно, после него он поверил в себя и осознал, что он тут не зря, что он приносит пользу, а может даже, что он главный герой именно этого «боевика». Наверное, он им и был, а медаль стала напоминанием об этом.

За водкой в тот магазин ребята больше не ездили – в перестрелке хозяина убили, а лавку его сожгли до тла ко всем чертям. Это была месть боевиков за убитых товарищей: кто-то где-то кому-то шепнул, как там все было, вот и все дела. Доброго чеченца «приговорили» к смерти.

***

Весь июль месяц на позициях капитана Гены проходила настоящая снайперская война: вражеский стрелок донимал каждый раз поздним вечером либо с утра. Иногда пропадал на день или на два, а затем вновь вылезал откуда ни возьмись. Лёха со своей винтовкой на базе почти не появлялся – рыскал по округе, следил, наблюдал, но ему не везло. Приходя изредка с охоты, он напивался до беспамятства и падал на свою койку, а затем исчезал так же внезапно, как и появился. Превратившись в «пса войны», он стал совершенно не узнаваем для Данилы. Война меняет человека, но Данила себе казался прежним, а Лёшка откровенно пугал – наверное, таким и должен быть Снайпер, у которого была уже куча наград и он переплюнул всех «своих» по убитым бандитам.

Но с этим «дятлом» ему приходилось возиться, и это держало его в напряжении, напряжении особом, ведь он понимал, что именно от него все ждут решения вопроса, что на нём ответственность, а у него никак не получается. В напряжении жили все, но именно Его напряжение было напряжением человека, на котором лежит ответственность за невыполненную работу. А когда погиб ещё один его товарищ от рук того, кого он никак не мог «добыть», то стало совсем невыносимо.

Капитан, видя состояние своего бойца, передал информацию о снайпере командованию дивизии, те прислали ребят из других войск и соединений, но ничего не помогало, пока эта сволочь сама себя не выдала – на очередном патруле кто-то заметил во дворе не убранную треногу от миномета. Зашли «в гости». Деда этого все знали – он вечно тёрся у располаги и блокпостов, интересуясь делами и настроением бойцов, новостями из дома… Не дед, а прям дедушка. Дедушка «Бом-Бом». При обыске у него и нашли эту винтовку. Привезли в расположение, немножко «даванули» и он все рассказал… Что специально ходил и вынюхивал, а затем стрелял в ребят.

Его убили.

***

А Лёшки не было ещё три дня. Он не верил, что тот, кого он искал, мог быть обычным стариком. К тому же «прошла» информация, что боевики посылают детей, возрастом от 9 до 12 лет, к милицейским и военным блокпостам и те, подойдя достаточно близко, кидают гранаты в солдат.

Он поднялся на небольшую высоту, предгорье, и затаился в зелени. Отсюда ему было видно свои блокпосты и вообще полгорода как на ладони. Очень долго он полз к этому месту и сильно устал. Сделав все, что надо, приготовившись и разложив «инструмент», он расслабил тело на минуту. Мысли… Он не знал, когда последний раз его голова была занята какими-то мыслями помимо войны и этого ёбаного гада – чеченского снайпера.

«Мать… Как она там?.. А я?.. Я вернусь НАЗАД или НИКОГДА не вернусь?..» – думал он. Состояние было таким, будто Лёшка пребывал под длительным и очень неприятным «кайфом». Внутри его головы всё горело огнём, а сердце, казалось, не билось вовсе. Нужна была «перезагрузка», отдых. Он прекрасно понимал, что однажды «вырубится» на позиции и только Бог знает, куда его это заведёт, но… Он не мог остановиться. Он даже специально не мылся и не стирался, – не боролся со вшами, – чтобы хоть эти твари его грызли и не давали покоя.

На какое-то мгновение он, должно быть, все-таки закрыл глаза, уткнувшись носом в приклад своей «подружки» – Снайперской Винтовки Драгунова, но какая-то неведомая сила будто толкнула его в бок, заставив поднять голову и посмотреть в оптику – к блокпосту на велосипеде подъезжала девочка лет 11—13ти. За спиной у неё болтался рюкзак.

Ребята на посту увидели её и направили в её сторону пулемет, приказав остановиться. Он всё это видел и понимал, что происходит, без слов. Но она ехала… Кто может убить ребёнка? А кто сможет? Вадим, напрягшийся всеми своими конечностями и судорожно схватив пулемет? Данила с автоматом, что-то оравший ей и трясший головой в каске или Он – Лёха, снайпер с «железными» нервами? Ни у кого нет права на ошибку – ни у него, ни у них, – но если они не выстрелят, то заплатят своими жизнями и Он, – Лёха, – будет нести за это ответственность… «Пусть лучше их жизнь будет на моей совести, чем их смерть…», – успел подумать Лёха.

Девочка была уже совсем близко, сделала круг перед блокпостом, затем другой. Рюкзачок в форме мишки соскользнул с плеч в её правую руку. Она заканчивала третий круг и вот-вот должна была повернуться к блокпосту лицом. Ещё миг и она сможет швырнуть мешок!

Лёха выстрелил…

Выстрел, словно щелчок бича, разрезал воздух, и пуля вошла девочке между грудей; рука с рюкзаком взмыла вверх, но он так и остался в её руке, упав рядом с головой своей мёртвой хозяйки; её глаза моргнули, она поперхнулась кровью и, дважды тяжело с хрипом вздохнув, затихла навсегда в двадцати метрах от блокпоста.

Пацаны на посту попадали по углам в изнеможении… Лёшка с открытым ртом пялился в прицел, и он успел увидеть, как жизнь ушла из девочки. Он убрал палец с курка и закрыл глаза. А затем открыл их снова, услышав выстрел: Данила стрелял по рюкзаку, наверное, хотел проверить, есть ли там бомба. Но рюкзак не взрывался… Через несколько минут Данила решился медленно подойти к ребёнку. Взяв рюкзак в руки, он открыл его.

И ничего не произошло – внутри лежал хлеб, несколько шоколадных конфет и прострелянная банка тушёнки…

Рюкзачок выпал из рук Данилы. Он перевел на девочку взгляд и вдруг узнал её – они шастали по одному из аулов в поисках жратвы, и именно её отец сказал ей принести им припасы. Она, отдавая именно ему нехитрый скарб, тогда улыбнулась… Данила понравился ей… Он не знал её имени, но как он мог не узнать ее лицо?! Столько всякой параши произошло после этого, что не до воспоминаний лиц, даже и девичьих…

Он упал возле трупа на колени и заплакал, заплакал так искренне, что слёзы сплошной стеной стояли в глазах, будто вся боль и скорбь, накопившаяся за все эти месяцы, где день идёт за неделю, а месяц за год, вытекала из него со слезами.

31 июля заканчивалось. Лёшка приполз на свою койку и проспал двое суток на одном и том же – правом боку.

***

В августе несколько дней шёл штурм Аргуна. Боевики вновь прошли «незамеченными». Пацаны из ВДВ рассказывали, что иногда они видят колонны боевиков, но имеют приказ «Пропустить»…

Стоит только «зажать» боевиков и реально начать перекрывать им «кислород», как тут же приходит директива «сверху» – «Пропустить», а значит, – и дать уйти. И басмачи, ровными колоннами, прекрасно вооруженные и экипированные, со смехом уходят.

Данила не знал, на какой он тут срок и эта неизвестность просто убивала его. Каждодневная борьба за жизнь изматывала, а осознание того, что каждый день может стать последним, должно было бы давно убить в нём чувство страха, но не убило…