Под солнцем и богом

Вместе с тем, повернувшись анфас, Бенефициар промолчал и воззрился на нашивку городского слуги.

– Так был он или нет? Брюнет со срединным пробором… – прорезалась нотка нетерпения.

Бенефициар поправил на руке часы, откинул назад голову. Должно быть, решил спрятать свой пробор, вполне посередине…

Тут его душа раздвоилась. Какая-то часть металась, страшась западни, но другая, преобладающая, искрилась шампанским удачи, которое Бенефициару так хотелось пригубить…

Он перевел взгляд с нашивки на ноги сверстника и, как бы разминая шею, осмотрелся. Будто бы ничего подозрительного…

– Может, это вы? И брюнет, и пробор… – спохватился вдруг «муниципалитет», добавив: – Наверное, холодно на ступеньках? Пересели поэтому.

Бенефициар вторым заходом, на этот раз – совершенно откровенно – оглядел окрестности. Поерзал.

– Кого вы ищете? – спросил он.

– Я лично никого! – то ли с напускной гордостью, то ли с опаской отрезал «муниципалитет». – Мой товарищ ищет… – и стушевался, переведя украдкой взгляд на ступеньки.

– Передавал еще что-нибудь? – словно между прочим спросил Бенефициар, глядя себе под ноги.

– Он болен, поручил пригласить. Только…

– Что? – вкрадчиво поднял глаза Бенефициар.

– Приказал строго-настрого: брюнет с пробором посередине, сидящий на ступеньках.

– Возможно, ваш товарищ в затруднении. Долг ближнего помочь… – изящно оборвал фразу Бенефициар, сама отзывчивость.

– В затруднении? Не он один… – «Муниципалитет», будто сбился с курса, темнея в лице. Казалось, миссия ему разонравилась вдруг.

Ринусу и на самом деле халтура стала поперек горла. До него с явным опозданием дошло: самовольная отлучка с работы отнюдь не безобидна. Вызов в журнале хоть и зарегистрирован, все разумные сроки по его исполнению прошли. Сменщик час как заступил на дежурство, но, не получив машину, более чем вероятно, забил тревогу. В это время суток экстренные вызовы – не редкость. Не приведи господь, о его самоуправстве до главврача ветеринарной службы дойдет, нагоняем не отделаешься. Пожива обернется в убыток…

– По-моему, я видел того парня, – быстро проговорил Бенефициар. – Но не убежден…

Казалось, озабоченный Ринус потерял к собеседнику всякий интерес. Беспокойно топтался, точно намериваясь отчалить. Все же сделал усилие, дабы завершить столь непознавательную беседу:

– Может, расскажете ему то, что видели? Сам он подойти не может, болен. Здесь рядом, ярдов сто. Если вы не против, следуйте за мной.

Невидимая пружина оторвала Бенефициара от скамейки. Он встал и отправился вслед за порученцем.

Попутчики смотрелись необычно. Ринус шел первым, явно торопясь. Бенефициар слегка отставал. Общность цели выдавали одни взволнованные лица.

Порученец, обогнув площадь, повернул направо – в ближайший переулок. Здесь Бенефициару бросился в глаза припаркованный грузовик с будкой. По фронту надпись: «Муниципалитет Йоханнесбурга. Отдел санитарии».

Городской слуга, остановившись, принялся высматривать нечто на обоих тротуарах. Увидев поравнявшегося с ним спутника, махнул в сторону грузовика, но без комментариев. Возобновил движение. Обойдя автомобиль, у створок будки стал на прикол. Полез за ключами.

Пока порученец возился с замком, Бенефициар рассмотрел еще одну надпись – «Служба отлова беспризорных собак», выделявшуюся на продольной стенке.

– Он здесь, в будке. – «Санитар» распахнул правую створку и… незаметно исчез.

Благо, действо развернулось столь стремительно, что Бенефициар не успел даже опешить. Он лишь подался немного назад. Чуть пригибаясь, стал рассматривать собачий острог. Ноздри резал запах собачьих экскрементов, Бенефициар поморщился. Его глаза сузились, всматриваясь, но толком он ничего разобрать не мог: какие-то клетки, установленные друг на дружке, дверцы распахнуты. Вторую створку будки «санитар» не открыл, а фантазия, что за ней, пасовала.

Заглянуть внутрь Бенефициару не хотелось, но и уходить тоже. Он хотел было кликнуть «санитара», для чего, выглядывая, отклонился в сторону, когда из склепа раздался голос. Нет, не собачий и не загробный – человеческий. Причем очень ему знакомый. Настолько, что он напряг все фибры, вспоминая, кто или что это. Вместо разгадки его накрыло запоздалой волной ирреальности события – как этого никак не проглатываемого эпизода, так и всего того, что обрушилось за последний месяц на него. А хотя, чего уж – за всю его многоликую, пытающуюся примоститься под брюхом паровоза жизнь.

Не успели его зрачки прийти в норму, как из недр стал вздыматься позыв: захлопнуть этот нужник на колесах – неважно, что притаилось в нем – капкан или, напротив, лаз в закрома «Ситибанка», и провалиться, где стоит. А там – вопить, орать что есть мочи, пока не исторгнется вся скопившаяся, с добавками собачьего помета, муть.

Но Бенефициар не сдвинулся с места и даже не зашептал. Каким-то кристалликом своего взбунтовавшегося естества уловил: донесшаяся из будки фраза – пароль, который его связник должен был озвучить у памятника королеве Виктории. Все, что от него требуется, – назвать ответный пароль, дав зеленый свет встрече. Правда, с одной оговоркой: как связник, так и он сам обязаны друг друга узнать, соприкоснувшись воочию. Обоим перед операцией вручили несколько фото контакта, вменив запомнить внешность. В первых числах января Бенефициар летал в Берлин, где доводилась инструкция задания и демонстрировались фото связника. Там же совместными усилиями доработали вариант «Б» задания.

Помимо распахнутых клеток Бенефициар по-прежнему ничего одушевленного рассмотреть не мог, как ни пялился. Сделал шаг вперед и, приподымаясь на цыпочках, осторожно заглянул за запертую створку. Заметив ступни в кроссовках, струхнул, отпрянул. Поднабравшись духу, вновь просунул голову, на сей раз вглядываясь вглубь. Обозначились контуры человеческого тела в спортивном костюме, необыкновенно худого, обретающегося на полу в полувертикальном положении – корпус прислонен к стенке. По бокам раскинулись руки-дротики в перчатках, ближайшая – шевельнулась. Наконец Бенефициар увидел горящие глаза, выказывающие запредельные потуги, а скорее, болезнь. Само лицо, кроме бороды и глаз, различалось с трудом, ибо голова укрыта капюшоном спортивного костюма, да и тот сектор будки просматривался едва. Допустить, что за этими немощами скрывается герой-связник, хорошо изученный по снимкам, Бенефициару было непросто. Между тем, практически не раздумывая, он произнес свою часть пароля. И только тут до него дошло: одолевший Сахару должен выглядеть именно так! Дистрофия и есть его верительная грамота, а выискивать в подобии человека знакомые черты – бессмысленно. Смотрелся бы Кроссмен здоровяком, берегись, подстава! Прозвучал пароль или нет, не столь уж важно. Это связник и никто другой!

– Лезь сюда, не стой, – донеслось из будки. – Дверь только запри, но не полностью.

– Сюда, внутрь? – смутился Бенефициар. Осмотрев свои каблуки, без энтузиазма забросил правую ногу на подножку, после чего с миной брезгливости оторвался от земли. Забрался в будку, прикрыл дверь, оставив зазор в два пальца.

– Слушай меня внимательно, – прохрипел Кроссмен. – У меня инфаркт. Теперь, надеюсь, ясно, почему нарушена инструкция и откуда этот тип. Подрядил по необходимости.

– Начинаю догадываться…

– Не перебивай. Что дышу, что говорю через силу… Вот что еще… Мне нужна помощь, кроме тебя, обратиться не к кому. Собачник, как понимаешь, не в счет… Где он, кстати?

– Не знаю, исчез…

– Надеюсь, пошел отзвониться в контору. В любом случае, пора с ним распрощаться. Теперь о помощи. Чтобы завершить мероприятие, ты должен предъявить мне сегодняшнюю «Таймс». Купить ее сам, как видишь, я не в силах.

– Зачем? – еле вымолвил Бенефициар.

– Пока не увижу объявления, передача не состоится. Такова инструкция. Встретились бы вчера, не требовал бы, читал. Если «Таймс» с тобой, показывай.

– Откуда?

– Выбросил? Тогда за новой иди.

– Идти незачем.

– Это почему? – Болезненный голос Кроссмена резко окреп.

– «Таймс» сегодня не завезли… – ответил Бенефициар, чуть подумав.

Зависла пауза, беззвучная лишь внешне. Бенефициару казалось, что все четвероногие, когда-либо побывавшие в этой душегубке, хором жалобно скулят.

– Выходит, живодер не смухлевал… – наконец откликнулся Кроссмен. Уточнил спустя секунду-другую: – Все-таки, не вышла или не завезли?

– Я спрашивал у вокзала, в подробности не вдавались… – Бенефициар хоть и не сфальшивил, но большей убедительности не помешало бы.

– Ладно, принимается… – Кроссмен закрыл глаза.

Падай на лицо Бенефициара хоть немного света, Кроссмен ему бы ни на йоту не поверил. На вопрос о газете его перекосил испуг, а резюме связника – обратило в сбитень масла, то растекающийся, то вновь густеющий.

– Теперь о передаче. Код и номер ячейки получишь в аэропорту.

– Передача там? – дался диву Бенефициар. – Разве не на автовокзале?

– Она там, где и должна быть. Но, кроме как тебя привязать, выхода не вижу. Без сторонней помощи мне не добраться в аэропорт, да и эту ночь… не пережить.

– Подожди, ничего не понимаю… Какой аэропорт? Твое место в больнице! – воскликнул Бенефициар.

– Зря распаляешься, ничего другого предложить не могу. Купишь лекарства, обеспечишь ночлег и… получишь в аэропорту код ячейки. Есть еще кой-какие детали, но о них потом.

Дверь в будку приоткрылась, показалась голова «санитара».

– Сэр, я так и не спросил вашего имени. – Ринус ловко запрыгнул на подножку. – Впрочем, и не важно. Главное, чтобы польза…

Живодер в некоторой растерянности уставился на Бенефициара, будто силясь вспомнить, кто он. Но вскоре спохватился, хлопнув себя по лбу.

– Вот-вот! – Ринус перевел взгляд на Кроссмена. – Вашего приятеля нашел, поручения все выполнил. Увы, вынужден вас высадить – работа. Еле сменщика унял. Итак, рассчитаемся?

– Да, Ринус, готово. Возьми – и не пять, а шесть, но с одним условием: подбросишь нас.

– Подбросить? Не могу! С работы вытурят! – запричитал «санитар».

– Тогда, как договаривались, пять. – Кроссмен вытащил из зажатой ладони банкноту.

– Впрочем… – Ринус замялся. – Если по дороге, тогда…

– Вот и правильно. Куда ехать, позже скажу. – Заветный набор с чаевыми пополнил аванс.

Спустя полчаса Бенефициар вкатил Кроссмена в инвалидной коляске в хостель, где уже несколько дней бобылем в номере на четверых обитал. Коляску истребовал у дежурного консьержа, пояснив: «У меня гость, родственник, инвалид с рождения».

Глава 32

Выйдя из аптеки, Бенефициар пустился трусцой, будоража праздную публику. Что за манеры? Надо же, с виду пристойный молодой человек… И что это у него в карманах? Трещат – так набиты. Ежели от жены улепетывает, прихватив бритву, носки – куда не шло. Стерв хватает…

По состоянию же души Бенефициар рвал бы сейчас как спринтер, но бог не миловал, запустив на иную колею. Призы на ней не разыгрывают, а вынюхивают: либо спрятаны за семью замками, либо в безликом фрахте приморожены. И никакого олимпийского товарищества: локтем под дых, подножки – в порядке вещей.

Бенефициару казалось, что до цели он не добежит, но не из-за рвущегося наружу сердца, отвыкшего от физических нагрузок, а оттого, что Кроссмен прежде преставится. Едва назвав нужные ему лекарства, тот потерял сознание. Отключившись, унес с собой заветный шифр.

Своим явлением Бенефициар шокировал всю аптеку, в особенности персонал, когда чуть не опрокинул стеллаж с парфюмерией. Все же не настолько, чтобы провизоры не разобрались: большая часть списка – по рецепту. Выложив на прилавок несколько упаковок бинтов, шприц и аспирин, вежливо разъяснили: «На остальное – рецепт. Заходите».

Отступив, Бенефициар чего-то выжидал, нервно теребя бинты в кармане.

На удачу, в торговый зал вышла сотрудница, веснушчатая африканерка средних лет – инвентаризовать товар на стеллажах. Он покосился на прилавок: коллеги заняты, обслуживая очередь. Подплыл к ней, широко улыбаясь и извлекая из брюк банкноты – все по двадцать рандов. Изящно просунул три купюры в карман халата африканерки и чарующе прикоснулся к бедру. Провизорша разинула рот, густо покраснела. Бенефициар страстно всматривался ей в очи.

– Мой друг, иностранец, попал в беду: тяжело болен, а медицинской страховки, как и денег на госпитализацию, нет. Его жизнь в ваших руках. Вот список. Буду ждать у служебного входа.

– Это же безумие, без врачебного предписания! – изумилась дама.

– А что делать – умирать? – обезоружил провизоршу Бенефициар. То ли простейшей логикой, то ли новым касанием бедра, проникновеннее предыдущего.

Последние метры забега взмыленный Бенефициар скорее шкандыбал, нежели бежал, припадая на правую ногу – сказывалась прежняя, полученная в парке «Глори» травма. В его обложенном свинцовыми тучами мироощущении обнажались, выныривая, обломки событий, давних и не очень, но своей назойливостью застилавшие окошко обзора – и без того замутненное.

«Все прахом! – дергался кадык души. – Нырок по молодости в мертвящие объятья гебистов – не столько вытащить отца из зоны, сколько из опостылевшей страны, прихватив семью, убраться, израильский цикл наушничества – скрежет зубов хоть так в циничном мире капитала утвердиться и, наконец, эта эпопея, провалившаяся с треском. Только потому, что родился не там и не вовремя!»

Бенефициар, весь в саване печали, оперся о дверной наличник его номера. До него вдруг дошло, что наяривал он совершенно зря.

«Прок от лекарств, если Кроссмен без сознания? Привести его в чувство я не смогу – усвоенные в школе ГРУ навыки первой помощи давно выветрились. Итог банален: если и был шанс вернуть Кроссмена в сознание, вызвав амбуланс, он утерян.

Да, их обоих усиленно ищут, о чем успел с Кроссменом поделиться. Да, выяснилось, связник без паспорта. Родной затерялся при аварии, а «позаимствованный» в Чаде – отобрали в аэропорту Киншасы, единственном африканском городе, поддерживающим воздушную связь с Йоханнесбургом. Заметив, что клерк после сверки наружности с паспортом потянулся под стойку, Кроссмен драпанул, чудом уйдя от погони.

Вместе с тем вызов реаниматоров оставлял хоть какой-то шанс, перекидывал пусть гнилой, но все же мостик к передаче. К тому же дистрофичный Кроссмен почти неузнаваем. А хотя… с черным камуфляжем на теле, без ксивы – нет, задержали бы, наверняка. Куда ни кинься, всюду клин!»

Бенефициар, вдруг взбодрившись, выхватил из кармана ключ от номера. Но просунуть его в замочную скважину не получалось. Впопыхах нажал на ручку – дверь отворилась. Вспомнил тотчас, что, мечась в панике, не запер.

Кроссмен лежал в той же позе, что и сорок минут назад. Правая рука безвольно свисает, левая – на груди. Голова на подушке, повернута к окну – в противоположную от Бенефициара сторону. На хлопок двери – ноль внимания.

Бенефициар страшился мертвых, причем до такой степени, что не решался даже на почившего взглянуть. Ныне же он испытывал нечто, ничего общего с брезгливостью или страхом не имевшее. Своими стандартными пятью с половиной литрами крови он зашипел, Кроссмена презирая. За то, что борт, на котором тот летел, ни с того ни с сего грохнулся, за то, что своей якобы кончиной превратил его в опасного свидетеля, за то, что неясно как «выгреб» из Сахары и прорыл рогом весь континент, за то, что неистребимому инстинкту жизни предпочел бездумно им зазубренную инструкцию, и наконец за то, что, покидая сей мир, все-таки заюлил. Как результат, унес с собой передачу в могилу.

Пошипев, кровь забурлила. Бенефициар, бросившись к кровати, схватил Кроссмена за грудки и стал дико трясти, изрыгая проклятья. Тем криком, которым должен был разразиться еще у «кареты» живодера, очищающим, изгоняющим демонов и наконец дозревшим. И как это водится, на родном языке…

«Кто это? Что за речь?» – спрашивал он себя. А может, и не он, за него кто-то. Все же спрашивал… Не находя ответа, он продолжал дрейфовать на волнах забытья.

«Язык вроде мамин, хотя и не совсем… Слова же и одичание отца. Неужели я вернулся – в ту степь, в те времена? Хочу ли этого? Или, как родителей, не спросят? Теперь что, отец вновь будет трясти по утрам, багровея: «Бездельник, не добудиться! Трудодни не выработаем, сошлют дальше!» Все-таки, почему немецкий? Отец, кроме нескольких слов, мамин язык не знал. Да и «Десять саженей в землю!»[103] – от матери такого не слышал. Путаница… Язык будто мамин, но руки отца. Все же, не настолько тяжелые…

Кроссмен, открыв глаза, увидел знакомую багровость, но лицо не отцовское, другое. Встречались, вроде бы…

«Веки давят, слипаются… а может, ухожу? Типун тебе! Уходить… Дело-то не сделано! И не передал и не доложил, все на полпути. Отчитаешься, тогда и передохнешь – до следующей работы. Вопрос тут, правда: доверят ли? С этой-то на месяц припозднился. Вникнут ли, что без вины? Еще убедить надо… Все-таки, кто этот парень? Может, он и есть контакт? Точно, похож… Только почему красный, как свекла, и глаза наружу? Молят зачем, пресмыкаются? Какой у контакта интерес? Что везешь, порой не знаешь. Отдай, распишись – и всех делов… Здесь хоть сказали. Губы ишь как дрожат, словно в лихорадке. Все-таки это он, больше некому…»

– Лекарства принес? – прохрипел вопрос.

– Молодчина, слава богу! – заголосил Бенефициар. Пригладил грудь Кроссмена, распрямляя складки. – Что-что? Спросил о чем?

– Медикаменты…

– Какие?

– Мне нужны…

– Ах, да! И лекарства и бинты, все до единого! Скажешь только…

– Что «только»? – насторожился Кроссмен, все еще болтаясь в гамаке забытья.

– Говори: номер и код ячейки, а то, не дай бог, как прошлый раз… – Из носа Бенефициара показалась лукавая козявка.

– Ничего ты, я вижу, не понял. – Кроссмен оперся одной рукой о поперечину. Попытался приподняться, но тщетно. – Слушай меня внимательно, больше повторять не буду… В дискуссии вступать – против правил. Все же придется, придавило… Кто ты, я не знаю и знать не должен. Но, услышав твой акцент, понял: работодатель у нас один и тот же. По крайней мере в недалеком прошлом. Раз так, то имеется еще нечто, что, помимо инструкции, нас в этом эпизоде объединяет. Но тут вопрос выбора и предпочтений, во главе же угла – инструкция. Она же твердит: ко всем прочим оговоркам, передача состоится лишь при условии, если я смогу о ней лично отчитаться. Если нет, то ей не бывать. Ну а… за лекарства спасибо. Но зря думаешь, что захомутав тебя, стремлюсь выкарабкаться…

– Что же? – прытко спросил Бенефициар. Осмотревшись, открыл для себя: он сидит на соседней к Кроссмену кровати. И, как там оказался, не помнит.

– Собственно, ничего. Приказано: предписание выполнить любой ценой, но параграф за параграфом. Далее. Мне нужен паспорт. Без него вылететь, а значит, отчитаться не смогу…

– Может, ты мусульманин? – перебил, ухмыляясь, Бенефициант. Но тут же его физиономия онемела.

– А это с каких полей? – дался диву Кроссмен.

– Правоверные убеждены, что мученики попадают в рай, где на каждого семьдесят две девственницы. Ты меня не просто зае…ал, в завхозы потустороннего гарема прочишь!

– Вот-вот… петух закукарекал, – подхватил язык работодателя Кроссмен. – Только все – кудахтанье, без паспорта тебе шифра и номера ячейки не видать.

– Послушай! – Бенефициар подхватил с пола целлофановый пакет с медикаментами. Встал, просунул в него голову. – Тебе плохо, температура, бред… А я, болван, вместо того, чтобы помочь, болтологию развожу. Скажи, какое лекарство? Дозировка, что с чем…

Бенефициар поднял горящие целебным энтузиазмом глаза, но сразу скис. Кроссмен его реверанс не оценил, транслируя твердокаменную решимость дожать, настоять на своем.

– Принеси лишь воды и передай пакет. – Кроссмен указал на прикроватную тумбочку. – А сам двигай… Знай, подойдут лишь корки «Общего рынка». Кроме того, понадобятся инструменты. Но какие – скажу позже, в зависимости от того, что достанешь.

– Подожди! – Бенефициар вновь сел на кровать, держа пакет в руке. – Давай серьезно. Паспорт на чужую фамилию – тебе зачем? Чего вне лабораторных условий добьешься? Да и как с твоими разводами на шее фотку нормальную сделать? Оставим даже твое состояние побоку…

– Твое дело достать, – оборвал Бенефициара Кроссмен. – Остальное – мои проблемы. А фото у меня есть, еще в Чаде доводилось… – Кроссмен задумался, но вскоре продолжил: – В одном ты меня надоумил. Замотать голову и шею бинтами – чтобы разводы прикрыть – пустая затея. На паспортном контроле, насторожившись, сфабрикованную ксиву просветят до микрон. Одного паспорта мало, справка из ожогового отделения нужна.

Бенефициар, вскочив на ноги, грохнул пакет на прикроватную тумбочку. Бросился к двери, на каких только языках не бранясь:

– Приказ, отчитаться, «Общий рынок» с ожогами в мозгах и ксивами! Хватит! Лечиться и счастливого пути! Заколебал…

Бенефициар распахнул дверь, но порог не пересек, замер в нелепой позе. На него таращился метрдотель, который, проходя мимо, остановился на шум. Тот самый портье, который заселял его в хостель.

Бенефициара завертела машина раздела фракций – инерционный компонент, секундой ранее казавшийся необратимым, и решение, подсказанное изумленным консьержем. При регистрации тот обронил: «Иностранцев, не оплачивающих вперед, заселяем под заклад паспорта». Вчера же, к обеду, хостель заполонила голландская шпана, бузившая далеко за полночь.

Попав в сепарационный оборот, Бенефициар, словно китайский болванчик, дважды поклонился метрдотелю, чем добил того окончательно. Не сказав даже sorry, стал закрывать, пятясь в комнату, дверь.

– Ты знаешь голландский? – обратился Бенефициар к Кроссмену, почесывая за ухом.

– В смысле? – уточнил Кроссмен, открыв глаза.

– Голландский паспорт, похоже, достанем. Прямо здесь, в хостеле.

– Дергался тогда зачем? Не дал подсказать… – Кроссмен вновь опустил веки. – Язык не нужен, чтобы его погранцу предъявить…

– Учти: разница в возрасте большая, лет двадцать…

– Хуже, дату придется менять. Впрочем, одну цифру. – Кроссмен забросил таблетку аспирина себе под язык. – Тогда запиши, что в хозяйственном магазине купишь. Но вначале поделись, как корки увести намерен.

– Жаль времени, диктуй.

Спустя полчаса Бенефициар сидел в лобби хостеля, делая вид, что читает «Йоханнесбург Таймс». На самом деле украдкой изучал расположение службы портье, где потягивался новый, только сменившийся администратор.

– Скотт, они скрутили ручку! – заверещал женский голос на втором этаже.

– Кто, Стефани?! – всполошился метрдотель.

– Lousy Dutchmen![104]

– Вызвать слесаря?

– Сам поднимись, дождешься его!

Когда портье вернулся на свое рабочее место, то увидел через стеклянную входную дверь, что пробавлявшийся «Йоханнесбург Таймс» постоялец усаживается на привокзальной площади в такси. Он отметил про себя: «Надо же какая прыть, и пяти минут не прошло».

Портье поплелся к журнальному столику в лобби и подобрал лежавшую там с утра газету, которую только что читал постоялец. Стал искать результаты последнего тура чемпионата ЮАР по регби. От его внимания ускользнуло: связка ключей администраторской перекочевала из ящика для счетов – в ящик, где хранились паспорта-депозиты.

До полуночи Бенефициар покидал хостель еще дважды. Первым заходом слетал в магазин одежды, где приобрел Кроссмену костюм, рубашку и галстук. А вторым – навестил ближайшую больницу. В приемном покое, действуя приблизительно так же, как и в администраторской хостеля, стащил пачку больничных бланков.

В начале первого ночи звено затянувшегося почти на месяц контакта засело за работу, расположившись за столом. Но принять жесткое, столь необходимое для работы фальсификатора положение у Кроссмена не получалось.

– Уложи меня на пол, – скомандовал Кроссмен. – Перенеси инструменты и сам укладывайся.

Кроссмен подолгу отдыхал, уткнувшись то в сложенные на полу руки, то просто в пол, но неуклонно продвигался к цели. Бенефициар, подрядившись подносчиком боеприпасов, смотрел на него с полуоткрытым ртом. В какой-то момент он вовсе онемел: действуя обычной отверткой, Кроссмен воспроизвел печать теснения на новой, вклеенной фотографии.

Все же первый паспорт из двух, изъятых Бенефициаром, «солдат будущего» запорол: вытравливая цифру в дате рождения, ошибся с консистенцией раствора. Высохнув, обработанный участок поменял цвет – блеклое пятно бросалось в глаза.

– Не пойдет. – Спазм сдавил горло Кроссмена.

Он положил еще одну таблетку аспирина под язык и со взором, полным заиндевелой маеты, перевернулся на спину. Но, чуть переведя дух, молвил: «Давай следующий».

– Да отдохни ты! – взорвался Бенефициар.

– Ты же знаешь, – возразил коллега, – следующий рейс через неделю. А неделю… – Кроссмен оборвал фразу.

– Что, неделю? – всполошился Бенефициар. Казалось, его мясистый нос заострился.