Заметки про Катюлика

А Ольга Петровна сказала:

– Духовку зажигал Серёжа!

А Серёжа сказал:

– Да, я включил духовку, но даже её не открывал!

Утром, в тишине и покое, Катюлик убрала сковородку в духовку. Чем она ей мешала?

– Я готовила кашу, – ответила Катюлик, – и побоялась, что сковородка нагреется!

– Вот она и нагрелась… – ответила я. Потом пришла Ольга Петровна и поставила курицу в духовку. Потом пришёл Сережа и включил духовку. Потом курица приготовилась.

– Сорок минут! – сказал Сережа.

Потом пришла я.

Иногда меня посещают правильные и умные мысли. Одной из них была мысль о том, что не стоит покупать новую сковородку, пока Катюлик живёт у меня.

***

Катюлик – богатая женщина. У нее четыре пары зимних сапог. Когда она уезжала от меня, она взяла с собой только три. Четвертую я отказалась отдавать – старые страшные коричневые сапоги на гейше. Какое счастье, что я не выкинула их на помойку, как только за Катюликом закрылась дверь.

Через месяц случилось страшное. Я позвонила маме и узнала, что на одном из шести сапог сломалась молния. Мама с Катюликом обсуждали эту страшную историю, почему-то привлекая меня. Мама кричала:

– Она хочет надеть мои сапоги! Ну те, которые мы в прошлом году купили!

– Зачем ей твои сапоги?! У нее еще как минимум две пары!

– Мне будут велики ее сапоги! – кричала Катюлик.

– Ну конечно, – саркастически говорила мама, обладающая самой маленькой ногой в нашей семье. – Ей будет велик мой тридцать пятый с ее тридцать седьмым!

– Да не собираюсь я носить твои сапоги! Я только померила!

– Катюлик, – увещевала я, – у тебя же есть еще две пары!

– Нет! – с гордостью говорила Катюлик. – Ни одной!!!

– Как?!

– Одни на мне не сходятся, потому что у меня опухли ноги, – отвечала Катюлик, – а вторые – осенние!!!

– Купи себе новые сапоги!

– Как осенние?! – орала я. – Там же мех!

– Там нет никакого меха!

– Там есть мех!

– И они короткие!

– Короткие, но с мехом!

– Там нет меха! Они осенние! Мне нужны мои коричневые сапоги!

– Катюлик, но тебе даже Миша говорил, что они зимние!

– Нет, они короткие и осенние! И я обычно ношу их осенью, и никогда не ношу зимой!

– Мама, – попыталась я внести рациональную ноту, – а нельзя сапоги со сломанной молнией отнести в ремонт?

– Можно, – сказала мама. – Наверное. А пока она походит в коротких зимних.

Через два дня мне позвонила Катюлик.

– Ты знаешь, – сказала она, – ты была права. Те короткие сапоги действительно зимние. Они с мехом.

Я выдохнула. Но ненадолго.

Вчера тема сапог встала снова.

– Кира, когда ты поедешь с вещами, захвати мои зимние коричневые сапоги!

– О боги, – тихо сказала я про себя. – А что, те твои со сломанной молнией вы еще не отнесли в ремонт?

– Их невозможно отремонтировать, – уверенно сказала Катюлик.

– Пачиму?! – снова заорала я. – Тебе сказал об этом мастер?

– Нет, я не носила их к мастеру. Но я знаю, что отремонтировать их нельзя. Поэтому привези мне мои коричневые сапоги.

– А что с другими сапогами?

– Одни на мне не застегиваются, а вторые – у них слишком тонкая подошва и они короткие, и я ношу их только осенью. И весной.

– Я привезу тебе коричневые сапоги.

Я привезла коричневые сапоги.

– Ой, я только что отдала свои сапоги в ремонт! – радостно сказала Катюлик.

– И что, неужели взяли?

– Да! Он сказал, что завтра все сделает! Поменяет молнию – ну, возьмет ее из других сапог – и все сделает. Я с ним еще поторговалась немного, – и Катюлик взмахнула рукой, посверкивая накрашенными ногтями.

Хорошо, что коричневые сапоги все же оказались у меня дома, а не на помойке.

***

"Девушка пела в церковном хоре"

Вчера приехала свекровь и привезла пасху, кулич и крашеные яйца. Пасха была вкусная, а коробочку с яйцами она уронила, и яйца потрескались. Кулич не пропекся. Но я знаю – она… такое странное чувство. Которое бывает, когда моя мама делает мне странные смешные маленькие подарки. Когда я вспоминаю письма, которые писал мне во Псков отец. Когда я вижу в метро старушку, бережно заворачивающую мобильный телефон в платок. Когда спускаюсь в метро на эскалаторе и вдруг понимаю, что смотрю на мир глазами своей мамы – потерянными и немного испуганными. Когда слушаю дыхание своего новорожденного сына. Когда сижу на празднике в детском саду и рыдаю. Когда смотрю на старые рисунки детей. Или на выпускном вечере – боже, неужели это со мной? Когда думаю про Иисуса, который умер мучительной и позорной смертью, и неважно, в конце концов, что там было после, потому что в это после я не очень верю. Про Сэма, который тащит Фродо на себе, чтобы тот наконец бросил это чертово кольцо в Ородруин. Когда любимая кукла разбивается и у нее выпадают глаза. Когда вспоминаю умершего друга и знаю, что он помнил обо мне всегда. Когда из окна маршрутки смотрю на детей, играющих в футбол под дождем. Когда Катюлик машет мне рукой на остановке. Когда бабка Лида достает пасху из старой деревянной формы, которую надо разбирать и собирать. Когда я думаю про Маргариту, идущую с тревожными желтыми цветами по старым московским улицам. Когда после пыльных бурь наступает первый весенний дождь. Когда я пью немного виски, чтобы набраться храбрости и написать этот текст.

Господи, мы все умрем.

***

Две недели назад Катюлик загрустила, нагнала себе давление до двухсот и легла помирать. Нет, не легла. Потому что когда у Катюлика давление, она не лежит, а бегает. Мама вызвала скорую. Скорая приехала и предложила госпитализацию в Александровскую больницу. Которая, кажется, является не лучшей больницей в городе.

Потом выяснилось, что Катюлик ничего не помнит (правда, она и так ничего не помнит) и вместо печенья ест сухлого ёжика. Сухлый ёжик сразил маму наповал, и мы вызвали невропатолога. Одновременно, правда, должен был прийти терапевт из поликлиники, который должен был вызвать невропатолога из поликлиники, а невропатолог из поликлиники должен был сделать еще что-то… но у мамы сломался домофон. Терапевт, возможно, немного поколотился в дверь и ушел. "Вот так, – подумала я, – находят трупы через пару недель…" Понятное дело – море вызовов, времени нет, зарплаты маленькие.

Платный невропатолог приехала практически через два часа после звонка. Она бы приехала раньше, но не могла найти мамин дом. Она звонила нам по телефону и вопила:

– Я не могу найти ваш дом! Объясните, как к вам доехать!

– У нас тут бассейн, – робко отвечала мама. – Его все знают.

– Я не знаю! И я не понимаю, где ваш дом!

– Ну вот тут… если вы едете по шоссе Революции…

– Я не знаю, где я еду!

– Но вот бассейн… спросите у прохожих, его все знают.

– Тут никого нет! И навигатор ваш дом не показывает!

Мама живет в Бермудском треугольнике. Но невропатолог все-таки нашла ее дом.

– Если вы встанете спиной к детскому саду, то перед вами будет бассейн…

– Ааааа! – заорала невропатологиня и бросила трубку. Но через три минуты пришла. Я спустилась вниз и открыла дверь. Она еще колотилась, но как только вошла в квартиру, неожиданно превратилась в строгого и холодного профессионала. Выписала капельницы, сказала, что в больницу и правда лучше не надо. Что если что – ей можно позвонить. Только напомнить, кто звонит. Ничего, сказала я. Мы напомним про бассейн.

Сегодня она приходила во второй раз. Катюлик прыгала и скакала, временами прижимая руки к вискам и говоря о том, как – ах! – у нее болит голова. На маму эти трюки не действуют – она не видит. Равно как и слезы, которыми временами наполняются глаза Катюлика при мысли о том, как она одинока и несчастна. На невропатолога тоже не подействовало – она сидела спиной и заполняла кучи бумаг. Но потом спросила:

– А когда вы последний раз, Екатерина Федоровна, выходили на улицу?

– Да вот вчера, – сказала Катюлик.

– Молодец! А подруги есть?

– У нее каждый день новые подруги, – сказала мама. – Вчера она пыталась заставить петь нашего соседа. Соседа зовут Павел Яковлевич, ему 91 год, и он глухой. А она ему говорит: "Ну спойте, спойте! Вы же можете спеть!" А потом со скамейки около дома ушла гулять. Без телефона.

– Да, и вот еще был один мужчина, – мечтательно продолжает Катюлик. – Мы с ним на улице познакомились. Он сидел в машине, а потом предложил подвезти меня до аптеки. Я села к нему в машину, вот там, справа…

– А вот этих подробностей ты не рассказывала! – завопили мы с мамой хором.

Когда невропатолог ушла, мама сказала:

– Мне нравятся платные врачи. Сразу – столько внимания! И разговаривают нормально. Надо будет кардиолога вызвать.

– И гинеколога! – радостно добавила Катюлик.

***

У Катюлика есть подруга Ира. Они одноклассницы, Ира живет в Москве. Я ее хорошо помню, потому что когда мне было 12 лет, мы с Катюликом ездили в Москву к Ире в гости и прекрасно провели там две недели. Купались в шесть утра в парке и вели здоровый образ жизни.

Катюлик с Ирой созванивалась, как-то общалась, но вот последние месяцев пять, а то и полгода, Ира на телефонные звонки не отвечает. Ира дама одинокая, родственников нет, никаких контактов у нас нет. Мама ей звонила и по городскому телефону, и по скайпу, и по мобильнику – тишина. Тогда Катюлик сказала: надо написать письмо. Как-то же надо узнать.

Пару месяцев она собиралась: покупала конверты, клеила марки. И наконец написала. Я видела это письмо. Дрожащим почерком написаны адреса: куда и кому, обратный адрес в Пушкине, и на обратной стороне конверта:

Ира, здравствуй!

Я сейчас живу у Ларисы. Напиши, как твои дела.

Катя.

– Ты можешь это отправить? – спросила меня Катюлик. На что я ей резонно ответила, что письмо в таком виде вряд ли дойдет до адресата. Но Катюлика это не смутило ни в малейшей степени, и она положила письмо в почтовый ящик сама.

Что удивительно – сегодня утром Ира позвонила маме и сказала, что получила письмо от Екатерины Федоровны и хотела бы с ней поговорить. И они проговорили с Катюликом час. Или два – я не знаю.

Морали тут нет. Но почта России работает, когда не работают мобильники, скайп и прочие средства связи.

Пишите письма.

***

Мама посоветовала дать Катюлику немножко коньяку от головной боли. Спустя некоторое время Катюлик:

– А ты знаешь, мне помогло! Правда, противно было…

***

– А что, ты завтра дома? – спрашивает Катюлик.

– Дома. Буду ждать "Петровича".

– А кто такой Петрович? А он один придет? А ты давно его знаешь?

Вот так и рождаются слухи.

***

– Ах, – говорит Катюлик и делает страдальческое лицо. – Надо мне принять этого… для сосудов.

– Коньячку, штоле? – спрашиваю я.

– Даааа… – томно отвечает Катюлик, и лицо ее светлеет.

***

Вчера решили выпить за Тёмин ДР. Разливаю вино, спрашиваю Катюлика:

– Будешь?

– Нет, – говорит Катюлик. – Мне бы коньячку!

– У меня нет! – вру я ей в глаза, опасаясь старческого алкоголизма.

– Зато у меня есть! – отвечает Катюлик, идет в комнату и приносит из своих вещей небольшую бутылочку коньяку, предусмотрительно захваченную ею от мамы.

***

Катюлик и мой супруг сидят на кухне и в моем присутствии меня обсуждают. Кажется, зреет заговор.

***

А толкнула меня на это Женя, Ларина соседка. Я к ней пришла, она говорит: коньяк так хорошо помогает от головной боли! Я попробовала. И ты знаешь, мне понравилось! (с)

Катюлик.

***

Заходим с Катюликом в лифт. Рядом – девочка лет пяти и женщина.

– Как тебя зовут? – спрашивает Катюлик девочку.

– Меня зовут Кристина, – отвечает девочка. – А это моя бабушка!

– А это – моя! – говорю я.

Ошарашенная девочка пытается переварить информацию.

***

– Боря меня уже неделю посылал, посылал… – жалобно говорит Катюлик.

– Куда посылал? – в ужасе спрашиваю я.

– Куда-куда… В парикмахерскую!

***

Прихожу домой – Катюлик с накрашенными бровями сидит. Моей тушью для ресниц их накрасила, сидит, сама себе нравится.

***

Коты опрокинули цветочный горшок. Спрашиваю Катюлика:

– Кто из котов опрокинул горшок?

– Ну этот… С хвостом, – отвечает Катюлик.

***

Катюлик капризничает. Катюлик не хочет есть одно, а хочет есть другое. Подозреваю, что она хочет есть исключительно картошку с котлетами. Но сегодня ночью мне приснились ленивые голубцы. Это знак, поняла я и сходила за капустой. Поэтому Катюлику пришлось есть голубцы.

– Капуста у тебя жёсткая, – говорит Катюлик, но ест. – А вилка тяжёлая.

– Да, – говорю я. – Капуста жестка, вилка тяжела, а ночь темна и полна ужасов.

Жизнь вообще довольно страшная штука.

***

– Сколько тебе лет? – спрашивает Катюлик.

Я кокетливо отвечаю:

– А ты как думаешь?

– Ну, лет сорок.

– Нет, – говорю я. – Сорок четыре.

– Ооооо, – разочарованно говорит Катюлик. – Такая старая!

***

– Катюлик, – говорю я. – Я поеду на работу, у меня совещание.

– А мужчины будут? – заинтересованно спрашивает Катюлик.

***

Двенадцать часов дня. Катюлик спит. Иду её будить – ибо должен же быть какой-то режим! – говорю:

– Подъем! Двенадцать часов!

– А я никуда не тороплюсь! – отвечает Катюлик.

***

Сделала ёжики.

Катюлик: – Что это? Я никогда такого не ела!

Я: – Ну честное слово! Сколько можно! Забыла – скажи, что забыла!

Катюлик: – Нет! Я никогда их не ела!

Серега: – Мам, ну и как ёжики? Вкусные?

Я *злобно*: – Спроси у Катюлика!

Серега: – Катюлик, ну и как твои первые впечатления?

***

Все, что в голове есть, все болит (с)

Катюлик

***

Разговоры на кухне.

– Кира, когда ты купишь настенные очки? – возмущённо вопрошает Катюлик.

– Что?

– Настенные очки!

– Хм. Вот очки, – показываю я на свои.

– Ну вот такие же, только настенные!

Тогда я показываю свои наручные часы.

– А это что?

– А это ерунда!

В общем, настенные часы я пообещала купить.

***

– А это у тебя какое варенье?

– Клубничное.

– Что-то оно не похоже на клубничное…

***

В телевизоре Катюлик смотрит канал "Сарафан" (потому что с 1 канала я переключила телевизор, хочется сказать – раз и навсегда, но это неправда, потому что сейчас там начнётся "Голос"). По каналу "Сарафан" показывают Петросяна и новых русских бабок. А также иногда передачу "Скрытая камера". Катюлик поражается, как можно показывать по телевизору голые жопы. Иногда и остальные члены семьи попадают на эту передачу. Серега закричал: "Что это такое вообще?!" и гордо удалился. Супруг с интересом посмотрел.

Сюжет: молодая привлекательная девушка просит прохожего помочь ей с машиной. Машина прикреплена ремнями к подъемному крану. Как только мужчина оказывается в машине, кран начинает её поднимать.

– Ну неужели эти идиоты не видят, что машина на ремнях? – спрашивает супруг.

– Конечно, не видят. Потому что они смотрят не на ремни, а на сиськи! – отвечаю я.

– Но почему я могу смотреть одновременно и на то, и на другое? Вот когда я встретил тебя, я сразу разглядел твой недюжинный ум!

– Ага, – говорю я. – Это все потому, что у меня нет сисек.

***

Кошка Энджи приходит к Катюлику на ручки. Кошка Энджи смотрит на Катюлика взглядом Терминатора и говорит: "Мне нужна твоя гречневая каша с молоком, твои таблетки и твой аппарат для измерения давления". И не уходит, пока не получит хотя бы гречневую кашу.

***

Сварила суп с фрикадельками. Катюлик спрашивает:

– А из чего у тебя фрикадельки? Неужели из мяса? Что, правда, что ли, из мяса?

В то, что фрикадельки из рыбы, не верит.

***

Катюлик: Очень болит голова. У тебя есть что-нибудь от головы?

Я: Лучшее средство от головной боли – гильотина.

Катюлик, заинтересованно: А что, у тебя есть?

***

Катюлик рассматривает мой свежекупленный белый свитер с кружевными вставками.

– Хороший свитер, – говорит Катюлик. Трогает кружевную вставку: – Хорошая. Нежная, как яйцо.

***

Беседую с Катюликом. Катюлик долго говорит о том, какие у меня прекрасные мальчики и следом интересуется, не хочу ли я родить девочку.

Я спрашиваю:

– Катюлик, а сколько мне лет?

– Ну, лет двадцать, – хитрит Катюлик.

– А Серёже сколько?

– Ну тоже примерно столько же… – Катюлик глубоко задумывается.

Я продолжаю:

– Значит, Серёжу я родила примерно года в три.

Катюлик хихикает.

"А Тему, видимо, родила в минус три", – додумываю мысль до конца.

***

– А вот вы были в Эстонии… Как вы там время проводили? На концерты ходили?

– Почему на концерты? Были в отеле. В отеле 8 бань. Ходили каждый день в баню.

– Неужели такие грязные были? – хохочет Катюлик.

***

Катюлик не успокоилась.

– Так что вы там делали-то?

– Я же говорю: в баню ходили.

– В бане, наверное, мужики голые… – Катюлик хитро на меня смотрит. Я не посвящаю ее в подробности.

– Ну-ну, – говорит Катюлик. – Потом начнут сюда приходить.

– Кто?

– Ну с кем ты ездила…

– Я с подругой ездила.

– Аааа… С подругой. Ну-ну, – смеется Катюлик и уходит спать, не убежденная в моей невинности.

***

У котиков лапки. У Катюлика котики. Поэтому никто ничего не может делать.

***

Сегодняшнее утро началось не с Нескафе. Мне звонило начальство (воскресенье! 12 часов! я только открыла глаза!), Катюлику звонил Валентин.

– Кто тебе звонил? – спросила я.

– Какой-то Валентин. Сказал, что живёт в нашей квартире. В нашей квартире в Пушкине живёт Валентин?!

– Катюлик. Валентин – твой давний поклонник. Он жил в квартире в Пушкине до того, как вы сделали обмен.

– Не помню никакого Валентина!

– Ну ты с ним встречалась! Он недалеко живёт!

– Не помню, – твердо стояла на своем Катюлик.

Тогда я позвонила маме. Рассказала, что Катюлику звонил Валентин. Сказала, что не знаю, как ей лучше объяснить, кто это такой.

– Скажи ей, что Валентин – это тот, кто все время ходил к своей жене на кладбище.

– Катюлик, Валентин – это тот, кто все время ходил к своей жене на кладбище!

– Аааааа… Значит, его жена умерла, – пришла к очевидному выводу Катюлик.

– Странно было бы, если бы Валентин ходил на кладбище к живой жене, – тихо сказала я маме.

– А все потому, – сказала мама, – что надо было чаще звонить. А не раз в полгода.

– Пойду позвоню Валентину, – сказала Катюлик.

***

Когда я уезжала, Катюлик неделю была у мамы. Когда Катюлик вернулась, она сообщила, что Сережа очень вырос. И стал выше Тёмы. Мы с Серёжей долго смеялись и пытались объяснить Катюлику, что Тёма вообще-то выше Серёжи примерно на голову. А Сережа чуть выше меня. Но Катюлик твердо стояла на своем.

Потом Катюлик сообщила, что кошки тоже выросли. Особенно кошка Энджи, самая мелкая из всех моих кошек.

Сегодня Катюлик в очередной раз сообщила, что Энджи выросла. И что особенно вырос хвост.

– Посмотри, – сказала Катюлик, – как она форсит!

Дальше я сомневаюсь насчёт глагольного управления: "форсит хвостом" или "форсит с хвостом", но суть не в этом.

Когда Катюлик ушла спать, предварительно положив соленый огурец в соус для рыбы (оливковое масло, сок лимона, чеснок и перец – рекомендую, – и да, я долго орала), я поняла, в чем дело.

Когда я была маленькая и уезжала на лето, я возвращалась и понимала, как все изменилось. Все становилось меньше: комната казалась узкой и тесной, кровать маленькой, люди тоже становились меньше, и только трава во дворе, которую в те далёкие времена никто не косил, вырастала мне по пояс.

То же самое происходит и с Катюликом. Она возвращается – и все становится больше: кошки, Сережа. Я тоже становлюсь все выше и выше. А Катюлик становится меньше. Пока совсем не исчезнет.

***

Ну и о политике.

Катюлик интересуется выборами. Я отвечаю, что в Пушкин голосовать ее не повезу.

– А вот мы с Валентином вместе ходили. Голосовать. Не помню уже, за кого.

– За Путина, разумеется. За кого ещё можно голосовать последние 18 лет?

Каюсь, про Медведева я забыла.

***

Катюлик: Хочется чего-нибудь попить.

Я: Выпей чаю.

Катюлик (капризно): Не хочу чаю.

Я: Выпей кофе. Или выпей молока.

Катюлик: Не хочу кофе.

Я: Ну а чего ты хочешь?

Катюлик (задумчиво): Не знаю. Говна на лопате!

Сидим, ржем.

***

Сегодня я:

– свозила маму и Катюлика на кладбище, где Катюлик причитала: ах, бедный мой любимый муж, наверное, он сгнил уже весь, и где же он сейчас, я сказала, что, наверное, на небесах, где же ему ещё быть, а мама заметила, что он и так прожил удивительно долго для того образа жизни, который он вел,

– привезла их обратно с кладбища, о чем впоследствии пожалела, потому что

– переругалась с мамой и Катюликом в пух и прах, потому что я ненавижу мамин тупой айфон, в котором все сделано через одно место, а она его обожает, а Катюлик, вернувшись с кладбища и поставив галочку на выполненном задании, тут же вспомнила ещё о паре больных мест и грустным голосом спросила меня: "А ты бываешь в Пушкине? А вот там на стене висела фотография Дедулика…"

Три года я говорю ей о том , что вывезла из Пушкина все. Три года я говорю о том, что понятия не имею, куда делась фотография. Мама подлила масла в огонь и сказала, что вот где-то тут есть коробка с фотографиями, а Катюлик ее не хочет разбирать. Катюлик сказала, что а вот была ещё такая фотография ее мамы, и показала руками, что она висела на стене между комодом и буфетом, я начала орать, как не орала уже давно, Катюлик начала плакать, мама сказала: вот ты даёшь мне советы, как мне себя вести и сдерживаться. Я начала орать ещё громче, что как только фотография будет найдена, снова возникнет тема кладбища, а как только мы снова съездим на и кладбище, Катюлик спросит, почему же Тема не живёт в Пушкине и придумает что-нибудь ещё, Катюлик пустила слезу снова, мама намекнула, что хватит орать, в разгар психодрамы я ушла и

– поехала покупать шкаф. Конечно, у дамы, оформлявшей шкафы, уже сидел клиент, и она попросила меня погулять двадцать минут. Нет проблем, сказала я, потому что, кроме шкафа, мне нужна ещё кровать, и пошла смотреть кровати. Медленно и печально дошла до одного из отделов, в котором ко мне тут же кинулась девочка.

– А вот посмотрите, вот тут такой механизм, а вот тут такой, гарантия десять лет, а вот тут резиночки…

– Сколько стоит? – перебила ее я.

– Сейчас-сейчас, минуточку!

– А матрас?

– Матрасы у нас разные! – с гордостью ответила девочка.

– Ну хотя бы диапазон: от и до.

– От тринадцати до двухсот пятидесяти!

Увидев мое выражение лица, девочка быстро сказала:

– Пойдёмте, я вам покажу! Вот! Смотрите! Да вы прилягте на него! С ногами! Ну что вы смущаетесь! Вот смотрите, я тоже лягу!

Мы вместе полежали на матрасе за двести пятьдесят тыщ. Матрас за двести пятьдесят тыщ был хорош. Он был практически как облако, в котором можно лежать бесконечно.

– Тут миллион пружин, и все они сделаны вручную! Это норвежский матрас! А вот эту систему вы у нас видели? Ложитесь-ложитесь, я сейчас вам покажу!

Девочка взяла в руки пульт, и матрас начал шевелиться. Он поднял мне голову, потом опустил. Потом поднял ноги, поднял голову, опустил голову, опустил ноги, поднял, опустил, потом разложился обратно, а вот это очень полезно, когда ноги выше головы, вы же знаете, и тут ещё есть массаж на шесть режимов, я сейчас вам включу! Чувствуете? Я чувствовала, что ещё минута на этом волшебном матрасе, и я больше уже не встану.

– Сколько стоит? – задала я вопрос, прекращающий практически любую дискуссию.

– 160 тысяч! – с восторгом ответила девочка. По сравнению с норвежским матрасом это дешево, подумала я. – Сейчас у нас скидки, а так он дороже! А ещё вы можете взять кредит!

Расслабленная массажем, я задумалась о кредите, о том, как я сплю на прекрасном матрасе, через неделю пульт управления кошки заигрывают в дальний темный угол, раз в год я вспоминаю о том, что матрас может делать массаж…

– Большое спасибо! – сказала я. – Я обязательно приду к вам ещё!

Пошла заказывать шкаф.

Заказала.

***

"То ли цветов и музыки хочется, то ли зарезать кого-нибудь" (с)

В Яндекс-радио поет Синатра. Помню, лет в двенадцать я откопала его пластинку, послушала и не поняла, почему так много про него говорят. Ничего особенного. Скучная музыка. А сейчас… Сейчас как-то и Синатра, и Джонни Кэш, и много чего ещё.