Полная версия
Во саду ли, в огороде
– Вспомнил всё же, что я есть! Или пиво кончилось?
– Ну что ты, что ты! Я расслабился, не заметил, сколько времени прошло. Что ты, в самом деле! Слёзы на пустом месте. Разве я напился или к чужой женщине пошёл?
– Почему тебя позвали в гости без меня? Ты не должен был – без меня!
– Ну, позвали… Больше без тебя – ни ногой. Хватит, сто лет не плакала…
Олег вымахал в настоящего мачо. Красивый, высокий, мужественный – вылитый Витя в молодости, и Варя постреливала в него глазками. Как-то мы были с ним вдвоём на участке.
– Тётя Света, соседи приглашают нас на обед.
Я не посвящала его в наши сложные отношения.
– Ты согласился?
– Да, а что?
– Ну, раз согласился – срежь кабачок, вон тот, красивый.
Сама я взяла плотный вилок капусты, зелени, и мы пошли в гости.
На бывшей стоянке автобуса Архитектор поставил железный вагончик. По сравнению с нашим недостроенным домом там было вполне комфортабельное жильё. Две комнаты с походными кроватями, кухонька посредине, занавески на окнах… В наше отсутствие Архитектор протащил электрический кабель через наш участок, поставил нашу буржуйку.
Олег не привык есть щи без мяса, и кабачок, что пожарили, не обваляв в муке, и всё это он высказал. Я была готова провалиться сквозь железный пол, а Варя улыбалась.
– Олег, когда вы возвращаетесь в Москву?
– Как только тётя Света управится.
Было четыре часа дня, мне надо было дополоть клубнику, и раньше шести-семи вечера уезжать я не собиралась. Но они как-то дружно стояли рядом, и до меня доносилось:
– Ваша тётя Света просто трудоголик.
– Есть немного.
– Это же надо! Видит ведь, что её ждут!
И я не выдержала, переоделась, и мы уехали в Москву.
Чего-чего, а наглости им было не занимать. Мы привезли телевизор, и Архитектор попросился посмотреть футбольный матч. И смотрел его до конца, до часу ночи, хотя при нём я стелила маме и у неё слипались глаза! Только моё проклятое воспитание не позволяло сказать ему:
– Так, всё. Дослушаете по радио!
Вскоре в вагончике поселились рабочие и начали копать яму под фундамент. Даша спросила:
– Почему они копают фундамент у самого забора?
– Он извинился, это рабочие ошиблись.
– И вы согласились? А ты знаешь, что дом будет двухэтажный?
– Знаю, Даша. Но что мы можем сделать? С одним соседом не поладили, получается, и с другим.
– А ты знаешь, что будет в этом здании?
– Он сказал, внизу баня, а наверху мастерская.
– Это он тебе так сказал. А мне – что внизу будет печь для обжига изразцов, это очень вредное производство. Конечно, достанется и всей улице, но вам больше всех.
– Что же делать…
И тут Архитектор принёс мне на подпись план. Он расширял это здание на пять метров, и нужно было моё согласие. Я поставила подпись с оговоркой, что здание не будет использоваться с экологически вредными целями. Он был вне себя:
– Вы нарываетесь на скандал.
Отношения стали натянутыми. Как я мечтала, чтобы поскорей стал забор, но он с ним не спешил.
А мы дошли уже до первой горы, уложили в её основание все консервные банки, которые смогли собрать на свалке, потом стащили корни, что Витя выкорчевал на участке. Гора вырастала на глазах, наполняясь глиной с песком. Потом туда же легла почти целая машина навоза, а сверху – торф. Чтобы она не осыпалась, я лепила её бока, словно ласточкины гнёзда, и засаживала клубникой.
Оленька прибегала к нам, как только они приезжали на участок. Наверно, моя работа была интересней, чем у них. А может, ко мне, как всегда, тянулись дети.
Варя сердилась:
– Оля, подмети дорожку!
Оля подметала дорожку и снова бежала ко мне. Я думала – вот поставят забор…
Наконец привезли сварку, и с Витиной помощью забор сварили за пару выходных.
И со стороны объездной дороги у нас появился настоящий забор из штакетника, зелёный с белыми ромбами. За ним вымахал целый ряд подсолнухов, длинноногих, с крупными яркими шапками цветов. Я посеяла их густо, думала, не взойдут, но взошли все, как всегда. Это была восточная сторона участка, и утром они дружно поворачивались к солнцу.
– Какая красота! – говорили все, кто проходил мимо, и я улыбалась в ответ.
Теперь Оленька вбегала в нашу калитку, спокойно открывала щеколду:
– Здравствуйте! Я пришла вам помогать. Что вы сегодня делаете, гору?
– Сегодня я должна прорывать морковку.
– И я буду с вами прорывать морковку. Ту, что не нужна, можно есть? Я у дедушки, когда мне хотелось морковки, прорывала её, а когда хотелось клубники, полола клубнику, – делилась она своим нехитрым опытом.
– Оленька, папа обижается, что ты помогаешь мне, а не ему. Иди к себе, хорошо?
– Я что-то сделала не так, вы сердитесь на меня? Почему вы не хотите, чтобы я вам помогала?
– Я просто не хочу, чтобы твой папа обижался на тебя, и на меня тоже.
И она уходила, опустив светлую головку. У калитки оборачивалась:
– Только гору не лепите без меня, хорошо?
А я освоила весь огородный ассортимент средней полосы. Наверно, не было культуры, которую я не возделывала.
– Твоя работа не имеет никакого экономического значения, всё это можно купить за копейки. Чего только ты не сажаешь!
– Конечно, только твоя работа имеет смысл.
Как я умудрялась всё это выращивать на клочках земли, буквально по метру отвоёванной у болота!
Но мы дошли уже до твёрдой земли справа, островка в полсотки, которую немедленно засадили картошкой, а между её кустами я посадила фасоль.
Я применяла все способы уплотнённой посадки – огурцы оплетали вертикальные сетки, клубника росла на пирамидах, а кабачки и тыквы – в крошечных квадратных грядках, из которых они выбрасывали плети и свободно тянули их по целине. И конечно, яблони на первой нашей горе были самых лучших сортов.
Мы засыпали болото до второй горы, но ещё два озера никак не могли одолеть. Маленькое, дальнее, почти у Первой улицы, оказалось самым коварным, на его дне били родники.
Витя бросил клич, и в это озеро с окрестных участков понесли старое железо. Всё это сваливалось целыми тачками в чёрную глубину озера. Наконец железо стало выступать над водой, и Витя сыпал в него грунт тачку за тачкой, ждал, пока он осядет, и сыпал снова.
Оставалось одолеть сотки две болота и сегмент озера, который доходил до середины нашего участка. Вторая его половина была у Содомова.
Болото осушать было ещё сложней, чем озеро. Витя снимал верхний слой торфа и выстраивал «слоёный пирог» – сначала глину, потом песок, потом торф. И так на каждом квадратном метре. Грядки были высокие, насыпные.
Но я не могла себе представить, что можно засыпать большое озеро. А Витя прилаживался, сбрасывал по тачке по краям от дорожки. И озеро послушно отступало, сдавало свои позиции буквально по сантиметрам.
– Витя, ты не справишься с ним, пусть останется вода!
– Это не вода, это болото. Оно будет гнить со всеми прелестями этого процесса. И ещё мне очень хочется отгородиться от Содомова.
И вдруг позвонила Лена:
– С Иваном беда!
Такое отчаяние было в её голосе, что я подумала самое худшее.
– Что случилось?! Он жив?
– Жив, только в больнице. Осколок металла попал в глаз на работе.
Он лежит больше месяца, врачи пытаются спасти глаз. Лена по очереди со своей мамой дежурят у него в палате, я приношу какую-то еду. Витя просто сидит часами рядом. Он постарел лет на десять за это время.
Глаз всё же пришлось удалить.
Лена приехала к нам как-то вечером, когда дело уже шло к выписке. Она давно стала мне близким человеком, была тонкой, начитанной, умненькой.
– Поговорите с ним, тётя Света! Я не знаю, что делать… Он уходит из семьи!
– Не может быть! Всё же было хорошо?
– Не всё было хорошо, но я терпела. И женщины были у него, наверно. Часто возвращался Бог знает когда. Но чтоб уйти – этого не было. А тут эта врачиха, тихоня… Поговорите с ним, он вас послушает. Как я буду одна с Валюшкой?!
Он думал, я не знаю, что дело в другой женщине.
– Я не понимаю, чего она от меня хочет. То мало зарабатываю, то поздно прихожу, крик в доме постоянный!
Молодая врачиха говорила тихим проникновенным голосом…
Той зимой я покупала семена уже не у бабок, а в магазинах. Я чувствовала себя там, как модницы в бутиках дорогой одежды или у ювелиров. Набирала по сорок сортов помидоров, по десять-пятнадцать огурцов, какой только не брала капусты! Не гналась за красивыми картинками, даже астры покупала в белых дешёвых пакетиках. Правда, заранее выбирала по картинкам сорта – всех цветов и оттенков.
Количество рассады росло в геометрической прогрессии. Землю и песок мы привезли с дачи осенью, но стаканчики…
Покупаю торфяные, разовые, но они большие, уходит много земли. Самые удобные – от чая или кофе, что продают в ларьках, или от мороженого.
Витя выходит из себя, когда я собираю их в урнах. Все его тирады по этому поводу отскакивают от меня, как горох, потому что рассаду пора пикировать.
Захожу в «Макдональдс», где так ни разу и не стала покупателем. Собираю в сумку, когда успеваю раньше мальчиков и девочек в фирменной красивой форме, такие же красивые картонные стаканчики. Смущённо объясняю, что мне нужны только стаканчики для рассады. Я долго не знала, что их можно купить на рынках!
И вот уже Витя устанавливает на лоджии доски на подпорках, и я выставляю часть рассады на апрельское солнышко. Я сеяла с расчётом, что часть семян не взойдёт, но взошли все, абсолютно!
У мамы я тоже заняла все подоконники и стол придвинула к окну и заставила своими стаканчиками. На маминой лоджии мы поставили полиэтиленовый мешок, сделали в нём прорези и воткнули семена огурцов, как советовало всё то же «Приусадебное хозяйство». Я выслушала о себе много интересного, пока мы везли этот мешок, похожий на зелёного ежа, на дачу. Но огурцов в том году было несметное количество.
Мы могли что-то перевозить на дачу, только когда у Олега было время.
Я так мечтала о своей машине! Когда я ехала в троллейбусе, я загадывала, какого она будет цвета – такого, как третья, что пройдёт мимо, или пятая. Цвет каждый раз был другой. Марка могла быть только одна – «Жигули».
И наконец пришло письмо: получите машину на Варшавском шоссе, ваш номер такой-то.
Это была первая машина в моей жизни. В мечтах она рисовалась мне вишнёвой «четвёркой». Наверно, я слишком сильно этого хотела, чтобы исполнилось, так не бывает. Я сказала продавцу, что очень-очень хочу красную.
– Есть одна на складе, но она не укомплектована.
– Как это?
– Нет приборов, часов, датчиков.
Любой бы понял, что надо заплатить какую-то сумму за радость обладания заветным чудом. Я не поняла.
Когда мы выезжали на своей кремовой машине – это был основной цвет в городе, – когда мы выезжали на ней, на две машины позади шла вишнёвая…
Я долго не могла привыкнуть к этому счастью, к совершенно другому качеству жизни. Витя водил машину классически. Чувствовал дорогу, обладал мгновенной реакцией.
И теперь мы могли отвозить рассаду на участок по частям, иначе мне совершенно некуда было ставить очередную порцию. Астры, салат, капусту я посадила в теплицу, посеяла редис и зелень и лук на выгонку и на перо.
И приехали, наконец, помидоры. Их было в три раза больше, чем я могла поместить в теплицах и на двух грядках, отведённых для них в открытом грунте.
– Отдай лишнее Содомову!
Он появился тут же, вся наша жизнь была у них на виду. И на слуху тоже. Он стоял над моей рассадой и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Витя, я же для себя отберу лучшую. Ему достанется, что послабее, в его условиях она не даст хорошего урожая, и мы будем виноваты!
– Как это, лучшую – себе? – возмутился он.
Мы с Витей дружно рассмеялись.
– Пусть растут у нас, посадим гуще. Есть разные способы, – поясняла я растерянно моргавшему Содомову, – можно посадить редко и формировать в три-четыре ствола, а можно погуще, формировать в один-два, зато опробовать больше сортов. У меня в этом году их около сорока.
Он повернулся и ушёл, а помидоры долго росли у меня по краям картофельного поля, пока Витя сооружал временную тепличку и ещё одну грядку.
Три грядки белокочанной капусты, три – огурцов, фасоль среди картошки, кабачки, перец… Всё свободное место в тени занимал салат, мы раздавали рассаду его и Даше, и Жене, и Архитектору, и астры тоже, но всё равно до двадцатого июня у меня шли посадки. Я потом сокращала это срок год от года.
Дольше всего я сажала астры. Они заняли всё место, не занятое водой, болотом и овощами. Когда они расцвели, это было что-то невероятное, море изумительных, сочных цветов и оттенков, сплошной ковёр, – я не соблюдала канонизированных расстояний между ними, у меня не было пространства для такого множества рассады!
И оказалось, что я предвосхитила современный дизайн! Сейчас тоже сажают цветы на малом расстоянии друг от друга, чтобы создавать сплошные цветовые мазки.
В то лето у нас было особенно трудно с деньгами. Витя опять начал свою карьеру с нуля, с мастера по ремонту телевизоров – после должности начальника отдела головного оборонного института, серьёзных разработок, семнадцати лет полигонов в прошлой жизни, до меня. Судьба иногда выдаёт подобные зигзаги.
Про мои заработки вообще говорить не приходилось. Последние большие деньги, которые я получила, был гонорар за книжку стихов. Он был неожиданно внушительным, заказ по стране потянул на двойной тираж.
Денег хватило как раз на машину, тютелька в тютельку, с охранной системой, какими-то закрылками и ковриками. Слава Богу, занимать не пришлось.
Но уже в середине лета наступил самый настоящий кризис. Я всё поглядывала на женщин, что продавали цветы у метро. Мои астры были куда роскошней!
– Витя, я хочу попробовать продать астры.
– Ты с ума сошла! Лучше я пойду разгружать вагоны.
– Это ничуть не лучше. Я только попробую. Если мне будет тяжело, физически или морально…
– Нет, – сказал Витя и уехал на работу. А я взяла ведёрко и поехала за астрами.
Ему давно следовало понять: если я что-то решила, меня не остановить. Хотя любимым моим ответом всегда было:
– Как скажешь!
Я резала астры и ставила в воду, я налила её в ведро на треть. Долго выбирала очередную жертву, чтобы не нарушать цветовую гамму. Оставшиеся смыкали свои ряды, прислоняли головку к головке, и цветной ковёр не редел.
Они оказались стойкими, не привяли, пока я несла их в ведре, потом везла в автобусе, электричке, метро. Я всё продумала по дороге: у своей станции метро стоять нельзя, могут увидеть соседи. Остановилась у последней станции своей линии.
Все, ну все проходили мимо моих прекрасных цветов. У соседок, что продавали розы и гладиолусы, тоже никто не останавливался, на верно, людям было не до цветов. А я ведь просила недорого, всего по пятьдесят копеек за штуку.
Но вот одна девушка долго подбирала цвета, благо было из чего выбирать, и взяла три штуки. И какая-то бабушка выбрала четыре.
– Я на кладбище. Когда еду, всегда в городе покупаю, возле кладбища дорого, вообще они цены не сложат. Возьму тёмненькие, вот, фиолетовые и бордовые. Спасибо, детка!
Я взбодрилась! За какие-то полчаса – три рубля пятьдесят копеек! И тут подошёл мужчина и стал вынимать мелочь из всех карманов. Не много там было, всего четыре рубля с копейками.
– Выбирайте! – радостно предложила я ему.
– Вам не надо здесь стоять. Если бы у меня были деньги, я бы всё у вас купил, только бы вы здесь не стояли. Вам не надо продавать цветы!
– Муж говорит то же самое, – сообщила я ему.
Больше у меня цветов никто не покупал. Все проходили мимо, будто заговорили меня. Я уже и место меняла…
– Да не переживай, – сказала бойкая женщина с гладиолусами, – сейчас пойдёт народ с работы, всё расхватают, ты же не загоняешь цену.
– Мне надо вернуться домой раньше мужа.
Когда пришёл Витя, вся квартира была в цветах, и у мамы тоже. Я не хотела ему рассказывать, что продавала цветы. Но я никогда не обманывала его и даже не пыталась что-то утаивать.
Он только головой крутил, когда я рассказывала, как никто не покупал у меня астры, как мужчина выворачивал карманы, чтобы я не стояла у метро…
Наше советское воспитание – жить скромно, делать что-то полезное; торговля – табу! Будто мы, как дворяне в старину, должны презирать купцов!
Странно, через несколько лет он спокойно позволял мне продавать книги от издательства и помогал даже!
Но тогда он сказал тоном, не допускающим возражения, какого ещё не было в нашем доме:
– Я тебя очень прошу, слышишь, о-о-чень, – чтобы этого больше не было. Иначе я и вправду пойду разгружать вагоны по ночам. И ты меня не остановишь.
– Как скажешь, – ответила я покорно.
И этого больше не было.
Олегу вдруг перестала нравиться работа в его прекрасном институте океанологии!
– Ты же объездил полмира, я и мечтать не могу о каких-нибудь Магеллановых островах, а ты видел их собственными глазами!
– На любые острова можно прилететь самолётом, отдохнуть и прилететь обратно.
Замашки у него были не по нашим деньгам. Он понимал это, пытался сам зарабатывать. Возил пассажиров на старой отцовской машине, сколотил бригаду ребят – на тросах мыть окна в высотках, красить фасады. Как-то, когда отца не было поблизости, пожаловался:
– Знаете, как страшно спрыгивать с крыши на тросе! Я полчаса собираюсь с духом…
И я просто кожей почувствовала этот его страх.
Он кончил самый лучший институт, защитил диплом! В последний день перед защитой, в воскресенье, я искала машинистку, ночью чертила рисунки, и он защитился! Я была счастлива.
– Слава Богу, ты стал на ноги. Теперь я буду только волноваться, на ком ты женишься.
– Почему вы не доверяете моему вкусу!
– Ты бы привёл девочку, с которой встречаешься. Ты же встречаешься с кем-нибудь?
– Тётя Света, не переживайте, я не монах. Но я не собираюсь приводить к вам в дом кого попало. Иван привёл невесту? Вот и я приведу невесту.
И вдруг он объявляет, что не хочет возиться с железками.
– Если бы я рос рядом с вами с детства, я стал бы гуманитарием.
– Так. Определись, пожалуйста, чего ты хочешь. Нужно снова поступать в институт.
– Я хочу быть режиссёром.
Час от часу не легче, подумала я, но сказала только:
– Хорошо, но ты узнавал, где на них учат, как туда поступать, что сдавать? Наверно, снова нужен репетитор! И не откладывай, год терять обидно.
– Я устроился в театр администратором. Они обещают послать меня на режиссёрские курсы.
Были мы с отцом в этом молодёжном театре. Классическую пьесу они довели до абсурда, рекламный листок безграмотный…
В океанологии работали настоящие мужики. Они сказали:
– Иди, Олег, попробуй себя, не получится – возвращайся, увольнять пока не будем.
В театре он быстро разочаровался. И в институт не вернулся.
Мы сидим с ним на кухне. Я не знаю, что делать, ругать – бесполезно, да какое я право имею!
– Знаешь, Олежка, ты уже большой, это твоя жизнь. Трудно будет – приходи, накормить я тебя всегда накормлю. И деньгами поделимся, если надо будет.
Он ушёл. На мои звонки отвечал, что у него всё в порядке. Но не показывался к нам, долго не показывался. А потом организовал фирму со своим сокурсником и довольно быстро действительно стал на ноги!
И вдруг – звонок:
– Тётя Света, можно я приду сегодня? Только не один, с девушкой. Часов в семь можно?
– Конечно, Олежка, мы вас ждём!
В семь часов у меня был накрыт стол, фирменные булочки с корицей остывали под полотенцем. И Витя – при параде, в галстуке, который терпеть не мог.
Девочку звали Таня. Была она милая, чёрненькая, скромная.
– Я не ожидал, что вы нас так примете…
– Как же иначе, Олежка, ты ведь привёл невесту!
А у него уже были деньги доплатить Ивану за обмен – Олег отдал ему свою однокомнатную квартиру, а сам получил родительскую. Не маленькая, наверно, была доплата, Иван на неё дачу купил с домом.
И свадьба была с размахом, конная прогулка, обед в ресторане.
– Я женюсь один раз, не то что вы все – то женитесь, то разводитесь!
Это относилось и к отцу, и к Ивану, и к Диме, их дядьке, младшему брату их мамы, он скорее годился им в братья.
На свадьбе у Олега я познакомилась с новой женой Ивана, Ингой. Она была по-светски сдержанна, так не похожа на простую и открытую Лену…
А лето катилось неспешно. У Содомовых маленький внук. Его и раньше иногда привозили на дачу – он в машине, коляска на крыше. В прошлом году я слышала, как Августа зовёт, даже чаще, чем Эдика:
– Славик, Славунчик, Славушка!
Наверно, он уже начинал ходить. Я его не видела, я же не заглядывала через забор! Но в том году он уже разговаривал вполне членораздельно. И я слышала, как он вполне членораздельно предложил деду:
– Давай построим крепость, башню такую, чтобы я видел всё, а меня никто не видел.
– Наблюдательный пункт, – уточнил дед.
Наблюдать они собирались за нами, дед и так не отходил от забора. Я полола свои грядки и переживала. Он же интеллигентный человек! Он должен был сказать, это не зоопарк, за людьми не наблюдают, это некрасиво и невоспитанно!
Крепость не крепость, но вполне удобный шалаш вырос у нашей границы за озером.
– Витя, что же это такое! Я и так не могу раздеться до купальника, это ты ходишь в плавках.
– И ты можешь ходить в купальнике, пусть сравнивает со своей Августой и облизывается!
– Да, особенно внук! Не жди, пока засыплешь озеро, на это годы уйдут, поставь штакетник хотя бы от улицы до воды.
– Легко! – сказал Витя и опять переключился на забор. Он всё делал легко и красиво.
Но штакетник был ниже человеческого роста. Содомов продолжал торчать возле него, с интересом наблюдая за всем, что мы делаем. При этом он не стеснялся отпускать замечания и задавать вопросы. Свой наблюдательный пункт они просто подняли повыше.
Глава 4
– Неужели ты так любишь Светку, что делаешь это для неё?
ЖеняУ других наших соседей стройка шла полным ходом на вполне промышленном уровне. Уже была готова яма под фундамент у нашего забора. Когда я в неё заглянула, мне стало страшно.
Края ямы были из серой глины с прожилками железа, потом почва плавно переходила в торф, и уже на торфе росла старая берёза, высоченная, в три обхвата. Она стояла у самой границы с нашим участком на линии фундамента. Яма кончалась у самого ствола, три четверти корневища были вырублены, как говорят технари, заподлицо.
– Она же упадёт, – сказала я Архитектору, – и смотрите, упадёт прямо на наш дом! Вы же ей подрубили корни, спилите её!
– Мы поставим фундамент и снова засыплем эту яму. Не переживайте, никуда эта берёза не денется!
Приехал кран и установил в подготовленную яму блоки и перекрытия. Но их за объездной дорогой оставалось ещё несметное количество. Наверно, поэтому начали срочно копать яму под дом.
Там тоже была плотная глина, а по проекту надо было не просто выкопать яму, под зданием располагался цокольный этаж.
– Такая хорошая глина, – сокрушался Витя.
Наверно, Архитектор услышал этот крик души, наша жизнь была как на ладошке со всех сторон.
– Витя, я могу снять одну секцию забора. Берите глину, только сами копайте. Мне – цокольный этаж, вам – глина. Идёт?
– Идёт! – обрадовался Витя. Ему перепало немного и из первого фундамента, но там копали рабочие, насыпали серую глину в тачку, и Витя отвозил её в наше бездонное озеро. Сыпал по десять тачек в одно место, и вся эта глина оставалась под водой. На покупку грунта у нас тем летом не было денег.
Витя бросил наш дом и всерьёз взялся за архитекторский. Я не могла смотреть, как он ломом отбивает огромные куски глины.
– Это же каторжная работа, пусть лучше останется вода!
– Нет, надо использовать эту возможность. Поставят фундамент, перекрытия, и мы никогда не сможем засыпать озеро.
Содомов, конечно, не мог пропустить такого события. Он сбегал посмотрел, откуда Витя берёт глину. Долго ходил с шестом и мерил воду на своём и зачем-то на нашем участке.
А Витя сыпал и сыпал глину в одно и то же место, пока она не выступала из воды. Потом переходил на другой участок и возвращался, когда она оседала. По краям озера вырастала суша. Сначала она была мокрая, но через пару дней становилась влажной, потом сухой. Вода отступала медленно, но верно, метр за метром.
Пришла Варя, неодобрительно посмотрела на новорождённую сушу:
– Это сколько у вас получается дополнительной земли!
Потом она долго в чём-то убеждала Архитектора. А Витя в это время откалывал глыбу за глыбой, и в будущем цокольном этаже росло свободное пространство.
Может быть, поэтому не последовало никаких новых распоряжений.
