Путь Орла

– Богатство? Этот аргумент для Вас перевешивает всё остальное, или речь идёт о любви?

– Если Вы судите обо мне так поверхностно, это – Ваша проблема, Серж. Кстати, я не отношу себя к людям, которые плохо устроены в жизни и являются неудачниками. Я владею неплохим состоянием, доставшимся мне от моих родственников, проживаю в респектабельном районе и сказочном загородном доме по соседству с Маришей и её родителями. У меня отличная профессия, которую я очень люблю и без которой не мыслила бы своё существование.

– Минуточку… Разве я спрашивал о Ваших финансовых успехах? Я лишь спросил о Вашем мнении.

Какой хитрец!

– Разве? А я была убеждена, что все мои слова, сказанные только что, и являются ответом на Ваш вопрос.

Он вздохнул, вновь взял бокал с шампанским, отпил ещё немного и посмотрел на меня.

– Хорошо, пусть будет так, как Вы хотите. Я считаюсь с мнением симпатичной мне женщины.

– Значит, я Вам симпатична?

– Вы снова нарываетесь на комплементы? Да, Вы мне очень симпатичны.

– И чем же?

– Не всегда можно объяснить симпатию к одному человеку и антипатию к другому.

– Согласна. И всё же, почему эти люди отказали Вам?

– Если честно, тогда я представился им обычным человеком, среднестатистическим россиянином, диссидентом, ничего не имеющим за душой кроме своей профессии и страсти к искусству, зато очень любящим их дочь.

– И это оказалось для них недостаточным? – спросила я.

Серж развёл руками:

– Как видите. Я согласен с мнением Эрика Фромма о том, что любовь в нынешнее время подвержена законам рынка. Видимо, я оказался «товаром с изъяном». Кстати, Вам нравятся взгляды Фромма?

– Это – мой любимый философ, – мой бокал с шампанским так и оставался нетронутым, так сильно я была увлечена разговором с этим человеком, оставшимся для меня пока загадкой.

– Но, Серж, это гнусно, что Вы пошли на обман, чтобы проверить эту девушку и её родителей.

– Вы так считаете, Юлия?

– Да, абсолютно убеждена в этом. Я считаю, нужно уметь доверять людям.

– И я считал так же, как и Вы ввиду своей юности и неопытности, когда меня в последствии много раз предавали те люди, которым я доверял.

– Простите.

Я допила своё шампанское, «слишком быстро для девушки, мечтавшей прослыть «аристократкой», – подумала я.

Напротив, Серж отложил в сторону свой недопитый бокал, наверное, он обратил внимание на то, какая я невежа, или это я слишком критически к себе отношусь? Кстати, почему? При Андрее у меня никогда не возникали вопросы о «воспитании», да и Андрей никогда не подчёркивал свой «аристократизм» и манеры «великосветского джентльмена». Да он никогда и не был таким. Обычный инженер из обычной семьи, связавший свою судьбу с женщиной с дворянскими корнями.

Да, у меня были дворянские корни. После переворота во Франции и казни Марии-Антуанетты её камеристка Наннерль (кстати, точно так же звали и сестру Моцарта, которая сочиняла отличную музыку), сбежала в Россию, вышла замуж за дворянина Семёна Ильича Федотова. Моего будущего пра….пра… деда – 4 поколения назад. Брак считался морганатическим, но по семейной легенде никто не упрекал Наннерль в том, что она не была высокого происхождения. Такое положение вещей «сглаживалось» тем, что, во-первых, Наннерль являлась камеристкой самой Марии-Антуанетты и обладала хорошими манерами и воспитанием; во-вторых, тем, что она была чистокровной француженкой, а именно в те времена в России дворяне начали увлекаться всем французским, и это увлечение достигло своего апогея при царе Александре I. Но во времена Наннерли это было лишь самое начало, и тем не менее, французское происхождение моей пра… пра… бабки сыграло свою роль.

Дневники Наннерль о том, что по приезде в Россию она сначала очень боялась, что французская революция найдёт её и там, в Петербурге, тщательно скрывала своё происхождение и настолько хорошо изучила русский язык с помощью гувернанток и русской прислуги в доме мужа, что он стал её «вторым родным языком». Я сама читала дневники Наннерли, написанные быстрым, но аккуратным почерком. Я понимала её чувства, и они были мне по-настоящему близки.

Эти дневники до сих пор хранятся в моём доме в сейфе, хотя бабушка не раз намекала, чтобы я отдала их в музей. Я не могла сделать этого, ведь эти записи – единственное, что связывало меня с моими далёкими предками. И потом, если они окажутся в музее, люди будут равнодушными глазами созерцать дорогие моему сердцу страницы, а я не хотела допустить подобного.

Да, я осознавала, что чувствовала сильную связь с предками, которая была намного сильнее, чем у современной молодёжи со своими родителями. Сама не зная почему…, просто я имела поразительное сходство с Наннерль – у меня сохранился её портрет, написанный самим Боровиковским. Все, кто видел этот портрет, висевший в моей гостиной, были до крайней степени удивлены.

– О… неужели….неужели это – Вы? Но как такое может быть? – спрашивали гости.

Помню, даже родители Мариши, Елена Сергеевна и Павел Карлович были поражены и долго-долго глядели на портрет.

– Нет, не пугайтесь, это вовсе не я, – спешила я успокоить своих гостей.

– Не Вы? Но кто же тогда?

– Наннерль, моя пра-пра… -бабушка.

– Вы с ней неотличимы друг от друга. Как такое может быть?

Пожав плечами, я отвечала:

– Загадки природы.

Несмотря на то, что Семён Ильич любил свою французскую жену, на стороне у него были женщины, ведь он отличался отменной статью и благородством.

Портрет пра… пра… деда тоже сохранился, хотя только в виде небольшого медальона. Каждый раз оттуда на меня смотрел красивый молодой офицер императорской гвардии в напудренном парике по моде тех лет. Но вскоре эти парики вышли из моды.

Сохранилась даже грамота, где рукой императора Александра I были написаны слова: «За доблесть и отвагу в войне против Наполеона». К грамоте прилагался орден Св. Андрея первозванного, которым пра… -дедушка, как свидетельствовали семейные хроники, очень гордился.

Но даже несмотря на это, я никогда не гордилась перед Андреем своим происхождением, чтобы он не чувствовал себя ущемлённым.

….Серж посмотрел на мой допитый бокал.

– Вы просите извинения? Не стоит. Всё в прошлом, и эта «любовная история» не оставила глубокого следа в моей душе.

– Ах, вот как, почему?

– Все люди разные, Юлия Андреевна.

– Что Вы имеете в виду?

– Если бы вместо той юной девушки были Вы, если бы Ваши родители отвергли меня, я был бы глубоко ущемлён.

– Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было всего четыре года, – без истерики призналась я.

– Гм…, я виноват, что своим вопросом заставил Вас вспомнить то, о чём Вам не хотелось бы вспоминать, – произнёс Серж.

– Да ни в чём Вы не виноваты, просто так устроена жизнь, и за рулём по встречной полосе ездят не всегда трезвые водители, и потом, не Ваша вина, Серж, что люди смертны.

– И всё же, сеньора Юлия, Вам было неприятно думать и вспоминать гибель Ваших родителей.

– Об этом никому неприятно думать.

– У Вас философский склад ума, и это мне нравится.

– Вы напоминаете покупателя, высматривающего на рынке товар, который удовлетворил бы все его вкусы. Но люди все разные, я – не товар, и дома в Москве меня ждёт жених.

Услышав о женихе, Серж улыбнулся, вновь продемонстрировав мне свою безупречную голливудскую улыбку.

– Так у Вас есть жених, мадемуазель Юлия? – спросил он.

Если я надеялась найти в его серо-голубых глазах хоть маленький оттенок грусти и разочарования, то я просчиталась. Серж Вяземский действительно открыто улыбнулся мне. Неужели я надеялась найти в его глазах печаль при упоминании о моём женихе? Как глупо!

– Конечно, есть. Я не уродлива, и всё со мной вполне в порядке.

– Не очень предусмотрительно с его стороны отпускать такую красивую невесту одну за границу. Это опасно.

– И чем же?

– Ну, хотя бы тем, что у неё может появиться поклонник.

– Вы на что намекаете? Вы себя имеете в виду? – спросила я, вполне законно возмутившись этим вопросом.

Но затем я подумала: «Как глупо с моей стороны задавать такие неуместные вопросы».

– И себя, в том числе. Я уже говорил Вам, что Вы мне симпатичны.

«Наверное, поэтому он и пялился на меня в театре».

Я пожала равнодушно плечами, сделав вид, что меня совсем не задели его слова:

– Что в этом особенного? У девушки вроде меня может появиться множество воздыхателей, но это совсем не значит, что она кинется к первому встречному попавшемуся ей типу на шею.

Должно быть, эта фраза была произнесена мною с таким пафосом и так нелепо, что это вызвало у моего собеседника гомерический смех.

Шампанское оказалось крепким, и я заметила, что пьянею. Слава богу, у меня не было авто здесь, в Италии, и я не взяла на прокат, иначе я не знаю, как бы я возвратилась с виллы Сержа назад в Милан в номер той гостиницы, где я остановилась.

Правда, Серж оказался прав в одном, Андрей мог действительно поехать со мной в Милан, тем более он только-только вышел в отпуск, в любом случае он мог бы отпроситься у своего шефа, мог бы выхлопотать командировку в Милан, ведь предприятие, на котором он работал, имело обширные связи за границей.

Я невольно с уважением подумала об Эдмонде. Он-то нашёл и возможности, и время сопровождать Маришу в её поездке. Постепенно благодаря Сержу моё отношение к художнику стало меняться.

– Прекратите смеяться! Меня это раздражает!

Однако мои слова произвели прямо противоположное действие на Сержа, он продолжал смеяться, будто я незаметно и невольно «подлила масло в огонь». Мне вдруг стало досадно. Досадно оттого, что я выглядела в тот момент довольно глупо; досадно оттого, что я так быстро опьянела, хотя благородная дама вообще не должна пьянеть. Так, во всяком случае, когда-то учила меня бабушка, когда занималась моим воспитанием и давала наставления на будущее.

– А-а, вы уже нашли общий язык!

Я совсем не заметила, как вошли Мариша с Эдмондом. Мне казалось, что они довольно долго гуляли по саду, а на самом деле прошло не так уж много времени. Мариша выглядела посвежевшей. Тёплый и ласковый итальянский воздух прекрасно действовал на её кожу.

– Ну, как вам мой сад? – спросил Серж.

– Великолепно! Вы очень богаты, Серж, – заметила Мариша.

– Это – наследство, доставшееся мне от моих благородных предков, которые были вынуждены покинуть Россию за два года до революционного переворота, предчувствуя наступление грозных времён. Но и я сам не люблю безделья, стараюсь, как могу, упрочить свой семейный капитал.

– Похвально.

Мариша и Эдмонд сели за стол и заметили два бокала: мой пустой и Сержа, хозяина этой роскошной виллы, заполненный наполовину. Маленькие пузырьки всё ещё продолжали лопаться внутри едва желтоватой жидкости.

– Вы хотите сказать, что вы пили шампанское?

– Не переживайте, Мариша, я сейчас же налью вам с Эдмондом по бокалу.

Серж достал со стойки два бокала, поставил их перед гостями и разлил в каждый своё великолепное шампанское.

– Кстати, я заказал пиццу, сейчас её привезут. Здесь готовят самую вкусную пиццу в Италии.

– Пиццу? Да Вы в своём уме, Сержио? Я скоро лопну, если учесть те самые маковые булочки в буфете после премьеры. Моя талия исчезнет, и тогда я буду играть каких-нибудь заправских матрон. Все оперные певицы не блистают точёными фигурами, а я слежу за собой.

– Что касается оперных певиц, то среди них много стройных, – успокоил её Серж, – но пицца здесь действительно отменная, и мне бы очень хотелось, чтобы мои гости её попробовали.

– Хорошо, Вы умеете уговаривать и убеждать.

Я вдруг представила Сержа на каком-нибудь торжественном приёме, например, в замке королевы Елизаветы; должно быть, это очень утомительное занятие находиться на подобных мероприятиях.

Я даже не заметила, как взгляды всех присутствовавших были обращены на меня.

– Юлия! Юль, ты что, не слышишь?

Я посмотрела на Маришу.

– О чём ты подумала только что, подруга?

– Да так, ни о чём, – отмахнулась я.

В этот момент все услышали звон дверного колокольчика.

– Вот как раз пиццу привезли.

Серж вышел и вернулся с очень большой коробкой, которую сразу же положил на стол. Запахло сыром, помидорами и грибами.

– А почему Вы сами открываете двери? – поинтересовалась я, – Разве у Вас нет швейцара и слуг?

– Я отпустил на выходной всю прислугу. А вообще-то я и сам не очень часто наведываюсь на эту виллу, слуги содержат её в образцовом порядке.

– Вы предупреждаете их заблаговременно о своём приезде?

– Конечно, моё положение обязывает меня к этому, – сказал Серж.

– Должно быть, трудно в современном мире носить титул князя?

Он усмехнулся:

– К этому привыкаешь.

– Сознайтесь, иногда Вам бы хотелось быть простым парнем, слиться с этой безликой толпой и быть, как все.

Наши взгляды встретились.

– Вы угадываете мои мысли поразительно точно. Я действительно хотел бы раствориться в толпе. Быть публичным человеком – достаточно тяжёлая ноша. Но не все это понимают.

Эдмонд осторожно распаковал пиццу, освободив её от коробки и нарезал её на ровные части.

– Горячая.

От неё шёл пар.

– С чем же едят пиццу настоящие итальянцы? – спросила без обиняков Мариша.

– Ни с чем. Они просто наслаждаются ею.

Титулы и регалии не имели никакого веса в глазах Мариши, к людям она относилась вежливо, просто, и отношения с каждым человеком у неё складывались, исходя из тех эмоций, которые вызывал в ней тот или иной человек. Это подкупало. Чувствовалось, Серж уважал тех людей, которые не преклонялись перед его положением в обществе, и мне это вполне импонировало.

«Я слишком часто думаю о нём, – поймала я себя на мысли, – жаль, что Андрей отказался от поездки в Италию, ему бы несомненно понравилась эту пицца. Обязательно по своему приезду я приготовлю пиццу, порадую его.

– Вам нравится? – спросил Серж, наблюдая за тем, как я смакую каждый кусочек.

– Вы ещё спрашиваете? Конечно, нравится. Пицца замечательная.

– А паста? Вы когда-нибудь пробовали настоящую миланскую пасту?

– Лишь в отеле.

– Отель – это не то. Настоящая итальянская паста – это то, что итальянцы готовят своими руками.

– Тогда я никогда её не пробовала, – призналась я.

– Я приглашаю Вас послезавтра на пикник вместе с Эдмондом и вашей подругой Маришей. Чечилия вернётся из Рима и приготовит для Вас свою изумительную пасту. Кроме оперы у Вас будет что вспомнить об Италии.

– Отличная идея! – подхватила Мариша, не дав опомниться мне, – а Ваша Чечилия поделится рецептом?

– Разумеется, охотно. Чечилия любит, когда восторгаются её пастой, поверьте мне, это стоит того.

– Да, но….я сообщила Андрею, что завтра утром вылетаю из Милана, и он встретит меня в аэропорту, – не вовремя пробормотала я.

Я заметила, как карие глаза Мариши округлились.

– Сама разве не можешь сообразить? Позвони своему благоверному и скажи, что у тебя здесь дела, что приедешь на день позже.

– Ой, я как-то об этом не подумала, – призналась я, – Андрею бы это не понравилось.

– Ему много бы чего не понравилось.

– Хорошо, мне бы очень хотелось попробовать настоящую итальянскую пасту.

– Ну, и отлично, подруга!

– Тогда я заеду за вами в отель, – предложил Серж.

Мне ничего не оставалось, как просто согласиться.

…..– Ты видела, как он на тебя смотрел? – спросила Мариша, войдя в мой номер.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе ли не знать, подруга?

– У меня есть Андрей, и он меня ждёт.

– Да, оно и видно, что ждёт. Он тебе хоть раз позвонил, пока ты здесь со мной на гастролях?

– Нет, но….я же не в первый раз с тобой на гастролях. Просто, он привык к моим регулярным поездкам.

– А ты вообще уверена, дорогая, что он сейчас один в твоём доме?

– Я доверяю Андрею.

– Понятно……..а я и не знала, что всё так запущено, – вздохнула Мариша, – дай-ка свой телефон, мы ему сейчас позвоним.

– Нет, не нужно этого делать.

– А я думаю, нужно.

Не успела я опомниться, как Мариша уже набрала номер Андрея. Раздались длинные гудки. Я хотела поставить перед поездкой какую-нибудь хорошую музыку, но так и не сделала этого.

– А твой Эдмонд почему на этот раз за тобой не увязался? – подколола я Маришу.

– Если он и «увязывается» за мной, то только потому, что волнуется за меня.

– И даже тогда, когда ты со мной?

– Ладно тебе, не ревнуй. И женщин у него нет. Эдмонд всё время за работой.

– Я очень рада, что у Эдмонда нет женщин кроме тебя, – парировала я.

– Ну, что ты на меня так смотришь? Не спорю, он назначает деловые встречи Вике….Вике Сергеевне – владелице галереи на Тверской, она очень хочет выставлять его картины.

– И как выглядит эта твоя Вика? – поинтересовалась я.

Андрей не отвечал, и это нервировало меня.

– Она довольно симпатичная молодая особа со стрижкой, у неё светлые волосы, голубые глаза. Обычно она носит голубую кофточку и серую юбку, не очень удачное сочетание, и, тем не менее, ей очень идёт.

Я вспомнила ту молодую особу, которую я видела рядом с Эдмондом. Её описание в точности совпадало с тем, что я видела тогда.

«Хорошо, если всё так», – подумала я, старательно вслушиваясь в нудные назойливые телефонные гудки.

– А-а, алло! Привет, Андрей! Почему ты так долго трубку не берёшь? Спал? Ну, ладно, я волновалась. Кстати, почему ты мне не позвонил?

Голос Андрея вполне успокоил меня, я победно улыбнулась в ответ на подозрительный взгляд подруги.

– Ну, вот всё нормально, Мариша.

– Ага. Я так и думала.

– О чём ты думала?

– О том, что твоему благоверному сейчас совсем не выгодно говорить о своей любовнице, когда он, как король, живёт в твоём роскошном доме.

– Ну, и что с того. Мы этот вопрос давно решили. И вообще, у нас будет крепкая семья.

– Я рада за тебя.

Я понюхала розы в вазе. Свежие розы встречали любого постояльца гостиницы, но я была бы совсем не против, если бы точно такой же букет мне подарил Андрей. Цветы обычно появлялись накануне или в день Восьмого Марта, дня рождения, Нового Года. Мне всегда хотелось, чтобы этот список был продолжен, но он не продолжался. В большой хрустальной вазе красовались аппетитные фрукты. Мариша взяла яблоко и надкусила его.

– Отлично! Ну, что, ты готова к пикнику у Сержа, подруга?

– Перестань делать «непрозрачные намёки». Серж – приятель и спонсор Эдмонда.

– Разве он тебе не понравился?

– Он – не вещь, чтобы нравиться.

– Не будь дурочкой, Юлия. Ты сама знаешь, что я имею в виду.

– Он приятный, обходительный.

– Ты шутишь. Да он просто красавчик.

– Мне не нравятся красавчики. Когда на них смотришь, то кажется, будто с их лица стекает сладкий нектар.

– Я что-то не заметила. По-моему, внешность Сержа – что надо.

– Серж слишком интеллигентен, и потом, не забывай, у меня есть Андрей, и мы скоро поженимся.

– Это я помню. Но вы всё ещё не женаты, а значит, ты свободна.

– Ты о чём? – спросила я.

– Ладно, не бери в голову, и я рада, что ты скоро выходишь замуж за Андрея

– Мариша, скажи, каковы твои планы на будущее?

– Личные или творческие?

– И те, и другие.

– Что касается творчества, то в следующие три месяца я буду выступать в Большом в арии супруги графа Альмавива в «Фигаро», а затем… скорее всего, Мариинка. Ну, а потом, Эдмонд и я поженимся.

Я обняла подругу.

– Ну, вот, слава богу, что это случится. Мы непременно будем дружить семьями.

Когда Мариша ушла, на моей душе стало как-то пусто, одиноко, несмотря на то, что, вроде бы, всё было в порядке.

Я остановилась в роскошном номере отеля «Милан», денег у меня было много, карьера шла в гору, даже Андрей Петрович – мой шеф-редактор уже начал хлопотать для меня «эфирное время» на Первом Канале.

– Для чего Вы это делаете, Андрей Петрович? – как-то раз спросила я его.

– Вы неплохо бы вписались в элиту нашего телевидения, и потом, телепередача для женщины – это то, что нужно.

– Ну, о чём Вы говорите, Андрей Петрович! Наше телевидение итак грешит изъянами, а Вы ещё хотите добавить один.

– То, что Вы так знаете, на нашем общественном телевидении нет или практически нет ни одной образовательной программы. Расписание напичкано фильмами и сериалами сомнительного качества, ток-шоу и новостями.

– Успокойтесь, будет ещё одно ток-шоу для женщин, скажем, под названием «Женские проблемы».

В итоге шефу не удалось продвинуть проект с моим участием в качестве ведущей на Центральном общественном телевидении, однако он не опускал руки и продолжал пробивать эту идею на других менее рейтинговых каналах. Это означало дополнительную работу для меня, дополнительный приток денег. И, всё же, слова Мариши не давали мне покоя. Я вышла в лоджию и продолжала думать над ними.

«А вдруг твой благоверный совсем не один, пока ты сопровождаешь меня на гастролях…»

Не один.

Ну, конечно, у него много друзей. Моё отсутствие в Москве – замечательный шанс пообщаться с ними. Да нет же! Мариша совсем другое имела в виду. Неужели Андрей был способен водить любовницу в наш дом? Я оттолкнула от себя эту нелепую мысль.

Мариша сама, возможно, подозревает своего Эдмонда, только придумывает разные версии его «похождений». Я достала сигарету, сделала затяжку, а затем опомнилась – боже мой! Я же давно бросила курить! Для чего я возила с собой пачку сигарет, я не знала. Вернее, это было оправдание моей слабости. Бросить окончательно курить у меня не хватало силы воли.

И вообще, мне, наверное, нужно заняться собой, перестать верить во всякую чушь, несмотря на то, что она нашёптывалась моей лучшей подругой. Затем эта чушь начинала внедряться в мою голову, и я злилась на Андрея. Я успокоила себя и бросила вниз затушенную сигарету, отпила немного вина, которое стояло на столе. «Я слишком много пью в последнее время, – подумала я, – вернусь в Москву, и ничего кроме зелёного чая, пить не стану».

Я набрала номер Мариши и, услышав её бодрый голос, повеселела.

– Привет, ну, как ты? Эдмонд пишет новую картину? Передай мои наилучшие пожелания ему. Нет, я не иронизирую и не смеюсь над ним. Кстати, мне очень понравилось полотно Эдмонда на вилле Сержа. Я была впечатлена. Ну, да передай ему это. И вообще, за один день, проведённый в компании Сержа моё мнение о твоём женихе стало меняться, и все события предстали совсем в другом свете. Нет-нет, я не вру, это на самом деле так. Спокойной ночи!

Я хотела поболтать ещё, однако Мариша, утомлённая спектаклем в Ла Скала валилась с ног.

«Она тоже стала больше прикладываться к спиртному в последнее время, – подумала я, – надо будет отговорить её от вина и приобщить к сокам. У нас с ней очень нервная работа, и с нервами нужно как-то справляться».

Несмотря на выпитое снотворное, уснуть в ту ночь полноценным сном мне так и не удалось. Всю ночь мне снились какие-то кошмары, за мной кто-то гнался, преследовал меня в пещерах и на гротах, я видела ожерелье на своей шее, и легендарный алмаз «Глаз Орла» светился ярко-синим светом, так что создавалось впечатление, будто, я была окружена водой со всех сторон.

Затем я видела, как вышла из этих пещер, светило яркое солнце; я видела Андрея, протягивавшего ко мне свои руки и звавшего меня. Но когда я приблизилась к нему, он сам толкнул меня к моим преследователям.

– Нет! Нет! – кричала я, – Андрей! Помоги мне!

Но взгляд его тёмно-карих глаз был полон презрения.

И вдруг я увидела, как чьи-то руки помогают мне освободиться от лап чудовищ.

……Я проснулась от собственного крика. Было ранее утро. За окном сияло ласковое итальянское солнышко, согревавшее меня своими тёплыми и нежными лучами. Я потянулась, как самая гибкая в мире кошка, и напялила свой пеньюар. Этот пеньюар мне подарил Андрей на годовщину наших отношений, поэтому он был особо дорог мне, розовый, с цветами ромашки. Белые ромашки очень красиво смотрятся, правда, Марише этот пеньюар никогда не нравился.

– У твоего Андрея явная безвкусица, – сказала она, когда увидела подарок.

– А мне нравится.

– Тебе нравится всё, прошедшее через руки Андрея. Посмотри на себя: ты такая сильная, открытая миру, современная леди, на которую сотням девчонок хочется равняться……И ты пресмыкаешься пере этим человеком, который и в подмётки-то тебе не годится.

– Мне он нравится и точка!

– Ладно, молчу.

– Сама бы посмотрела на своего Эдмонда, – парировала я.

Нет, этот пеньюар мне явно нравился и вовсе не потому, что его подарил мне Андрей….А может быть, всё же, Мариша была права?

Я заказала в номер сок и салат, чтобы немного подкрепиться перед пикником, не чувствовать себя размазнёй. Салат был с настоящим оливковым маслом, которое я очень любила и кусочками мелконарезанных помидор. Сок тоже пришёлся кстати; я заказала себе яблочный, и немного перепелиных яиц.