Путь Орла

Была ещё одна причина. Почему я так сильно спешила с покупкой дома. Андрей, мой жених, давно поговаривал об этом. Он давно мечтал о собственном доме, но не мог себе позволить «подобной роскоши» срочно. Было время, когда мы задумали оформить кредит, но именно в тот момент, когда Андрей и я приняли такое решение уже после похорон бабушки, меня вызвал нотариус.

– Ты у меня просто золото! – Андрей был рад несказанно новости о моём наследстве, тогда он расцеловал меня всю с головы до ног, он был на десятом небе.

Я и не думала его ни в чём упрекать, однако он заверил меня, что со временем будет вкладываться в семейный бюджет не меньше моего.

– Вот поработаю ещё немного в среднем звене, и шеф обязательно доверит мне руководство над частью продукции. Будут, правда, периодические командировки, но зато и зарплата заоблачная.

Мы подали с ним заявление в ЗАГС, и в этот день я рассказала Андрею об ячейке с легендарным ожерельем.

– Ожерелье? Может быть, его продать и купить престижный дом с роскошным садом? Ты же всегда мечтала о саде.

– Моих денег вполне хватит на покупку хорошего дома недалеко от Мариши. И сад там тоже будет роскошным, вот только жаль без магнолий.

– А зачем тебе магнолии, милая?

– Я люблю магнолии.

– Неужели это ожерелье такое необычное?

Я поведала ему о том, что случилось около ячейки в банке, о том свете, что исходил от камня.

– В семейных хрониках этот алмаз почему-то называется «Глазом орла».

– Алмаз?

Андрей был удивлён и поражён одновременно.

– Если он такой огромный, как ты его описываешь мне, должно быть, он стоит баснословных денег.

Тогда я пожала печами и уверила жениха в том, что в любое время его можно будет продать, но пока мне бы не хотелось этого делать.

– Почему?

– Семейные реликвии нельзя продавать. У меня такое ощущение, что, если я сделаю это, то перешагну через запретную черту, и несчастья посыплются на нашу семью. И потом, бабушка всю жизнь хранила этот алмаз, невзирая на финансовые затруднения, хотя давно могла сделать это. Мне кажется, она не сделала это по одной единственной причине.

– Какой же?

– Камень обладает необычной силой, в которую моя бабушка верила.

Андрей был высоким молодым человеком с густой шевелюрой чёрных волос и такого же цвета глазами. Загорелая кожа после очередного отдыха в Египте, куда мы ездим каждое лето, придавала ему большое сходство с Антонио Бандеросом в молодости – одним из моих любимых киноактёров Голливуда. И улыбка у Андрея была так же притягательна, как и у Бандероса, вот только не всегда хватало той мексиканской страсти, которую демонстрировал последний с экранов кино. Во всяком случае, он мне нравился, и это было главным.

….Дом скоро был приобретён гораздо дешевле, чем я предполагала, и сам интерьер и сад, мне были по нраву. Жаль только, что в саду отсутствовал бассейн, хотя в последнее время плавание не являлось моей слабостью, как раньше много лет назад. Я помню, учась в школе, я занимала всегда первые места в соревнованиях, проводившихся между школами нашего района.

– Ты, наверное, русалка в человеческом обличие, – как-то раз сказал мне мой тренер Виктор Семёнович.

– Правда? – со всей наивностью спросила я, – это действительно правда?

– Да, но, если б не твоё увлечение литературой и поэзией, из тебя бы вышла отличная пловчиха. Бросай свой литературный кружок и переходи в мою секцию на постоянной основе.

– Простите, Виктор Семёнович, я никогда не брошу занятия в литературном кружке и буду поступать в МГУ на факультет журналистики.

– В МГУ?

– Ну, да, в МГУ.

Я помню, как тренер опешил, будто, услышал впервые эту новость, несмотря на то, что я уже все уши прожужжала, и все мои знакомые и друзья были уверены в том, что я непременно стану журналисткой.

В школе я посещала дополнительные занятия по английскому, литературе и поэзии. Валентина Сергеевна – преподаватель филологии, русского языка, словесности и литературы, считалась одинокой женщиной, одевающейся старомодно, но у меня никогда не повернулся бы язык назвать её «старой девой».

Помню, как мы собирались вместе и читали поэтов «серебряного века». Больше всего мне полюбился Бунин с его запоминающимися яркими стихами.

…. «Бриллиантом красивым и ярким,То зелёным, то синим, играя,На Востоке у гроба господняТихо блещет звезда, как живая..А над лесом всё выше и выше,Всходит месяц, и в дивном покое,Замирает декабрьская полночьИ хрустальное царство лесное».Или знаменитые Есенинские строки:«Хороша была Танюша,Краше не было в селе,Красной рюшкою по белуСарафан на подоле..У оврага за плетнямиХодит Таня ввечеру,Месяц в облачном туманеВодит с тучами игру…»

Валентина Сергеевна читала очень задушевно, а под крепкий чай с пирожными эклер эти строки воспринимались совсем иначе. Можно сказать, что она смогла заинтересовать меня в поэзии, привить любовь к литературе и современным поэтам, из которых я особенно выделяла Ларису Рубальскую и Андрея Дементьева с его незабываемыми знаменитыми строками:

«Никогда-никогда ни о чём не жалейте,Поздно начали вы или рано ушли,Пусть другой виртуозно играет на флейте,Но, ведь, песни берёт он из вашей души..Никогда-никогда ни о чём не жалейте,Ни потраченных дней, ни сгоревшей любви,Пусть другой виртуозно играет на флейте,Но ещё виртуознее слушали вы…..»

Я помню, именно эти строки помогли мне пережить тяжёлые времена, когда умерла бабушка, которую я считала самым близким мне человеком, и сначала даже на присутствие Андрея мне было очень одиноко без неё, без её ненавязчивого присутствия, без тех взглядов, полных любви, которые она бросала на меня.

….Римский консул Поллион взял за руку кельтскую жрицу Норму. Выражение красивого лица Мариши говорило о том, что она очень страдала, ведь по сюжету она была влюблена в Поллиона.

Мариша пела на итальянском, которым и я неплохо владела, но даже ничего не понимая, любой зритель мог бы сказать, о чём шла речь. Мариша в костюме Нормы упала на камни перед римским проконсулом и протянула к нему руки. Она просила его любви, но выражение лица римлянина оставалось холодным и отчуждённым.

Послышалось издалека пение друидов. На сцену вошёл Ореозо – верховный жрец. Норма и Поллион скрылись, чтобы никто из присутствовавших не узнал об их тайных отношениях, ибо Норма, верховная жрица друидов, должна была оставаться чистой и непорочной. На сцене я увидела обряд поклонения идолу, друиды пели и кидали в импровизированный костёр, состоявший из длинных кусков красной материи с встроенным вентилятором, пучки трав.

Если бы я смотрела этот спектакль впервые, эта сцена произвела бы на меня впечатление, но я уже видела всё, чему явилась свидетельницей сейчас.

Опустился занавес под громкие крики «браво!», затем он поднялся, и на сцене оказались участники только что произошедшего действа.

Издали под гулкие аплодисменты я увидела, как вновь выстроилась очередь вручающих цветы от благодарных зрителей, среди которых я разглядела Эдмонда. На этот раз он преподнёс букет белых лилий, впрочем, я бы не удивилась, если бы узнала, что эти лилии от Эдмонда купил его друг Серж Вяземский.

Я повернула голову назад и вновь встретилась взглядом с Сержем, почувствовав очередную неловкость.

«Как жаль, что Андрей не поехал со мной в Италию, как жаль, что он не любит искусство и не такой утончённый, как я думала сначала, когда он дарил мне целые охапки роз», – подумала я.

Андрей отошёл на второй план, перевешивала чашу вновь моя неловкость перед моим новым знакомым. Занавес снова поднялся, и сцена мгновенно преобразилась, потому что стены пестрели совсем другими декорациями. В центре белел всё тот же идол, только сейчас он смотрелся как-то иначе. Клотильда, наперсница Нормы, начала эту сцену с арии, обойдя вокруг идола. Она была одинока, и ей хотелось, чтобы в её жизни что-то произошло. И вот появился Поллион. Он подошёл к Клотильде и взял её за руку, и приблизил к себе. Клотильда отвернулась, но затем поддалась на ласки римлянина, и именно в этой сцене чувствовалась необыкновенная страсть и ничуть не меньшая, чем сцена Нормы с Поллионом.

Лаура Монтинелли в роли Клотильды смотрелась очаровательно. Это была прима Ла Скала, и как только она появилась на сцене, зал разразился бурными аплодисментами. Поллион соблазнял жрицу друидов, несмотря на то, что давно любил Норму….Где же здесь логика? А ещё говорится, что именно женская логика является a priori самой алогичной. Никогда я не соглашалась с этим несмотря на то, что моё мнение пытались сломить многие, кого раздражала моя независимость.

Мужчинам, вообще, не нравятся независимые женщины, потому что нами трудно управлять; проще управлять серыми глупыми мышками. Я гордилась тем, что и я, и Мариша никогда не были такими. Мы были преданы каждая своему делу и никогда бы не оставили его ради мужских прихотей и собственничества.

…Новый дом, действительно, очень понравился Андрею, и на следующий день он уже чувствовал в нём себя настоящим хозяином. Задевало ли это меня, ведь этот дом был приобретён на деньги, доставшиеся мне по наследству? Нет, нисколько, скоро мы должны были пожениться. А дальше всё закрутится по давно накатанному ритму, как и в большинстве семей: я уткнусь в свой ноутбук и стану строчить большинство своих новых статей, присутствовать на тусовках, чтобы почерпнуть материал для моих будущих статей. Андрей же целыми днями будет пропадать в своём офисе и командировках. Иногда по вечерам мы будем встречаться за семейными ужинами при свечах, говорить нежные слова друг другу, зная, что это, всего лишь, слова, не больше. Не знаю, устраивала ли Андрея такая жизнь; что же касается меня, я была в раздумье, правда, очень часто у меня даже не было времени на раздумье.

Своими мыслями я однажды поделилась с Маришей, когда нам, всё же, удалось вырваться в кафе без вечно ошивавшегося возле неё Эдмонда.

– Ты его любишь? – спросила Мариша, слизывая белую массу мороженного.

Пахло кофе.

– Конечно, люблю.

– Только говоришь ты это как-то обыденно.

– Обыденно?

– Ну, да, это чувствуется сразу.

Я пожала печами:

– Я давно привыкла к Андрею, мне с ним хорошо, а после смерти бабушки он мне так сильно помог, скрасил моё одиночество.

Мариша вздохнула:

– Всё, что ты мне только что сказала, не является той любовью, как я её понимаю.

– А что такое «любовь» по-твоему? – спросила я.

Мариша пожала плечами:

– Ты знаешь, я никогда, вообще-то, раньше не задумывалась над этим. Но по моим соображениям, если между двумя людьми возникла взаимная любовь, никто из них не перетягивает одеяло на себя, каждый позволяет другому быть собой, уважает его интересы, не заставляя ублажать себя; а если случится беда с одним из них, то второй будет до конца с любимым, а не уйдёт искать лёгкой жизни.

– Разве то же самое можно сказать про твоего Эдмонда?

Мариша нахмурилась. Думаю, она всегда чувствовала моё отношение к её избраннику.

– Чем тебя не устраивает мой Эдмонд?

Она отпила немного горячего кофе, от которого ещё исходил пар.

– Это ты меня спрашиваешь? Меня он устраивает, главное, чтобы тебя устраивал.

Мариша благодушно улыбнулась:

– Ну, меня-то он вообще во всём устраивает, а вот твой Андрей давно кажется мне слишком подозрительным.

– И в чём же?

– Не знаю. Просто мне кажется, когда ты смотришь на него, его взгляд становится каким-то чужим, жёстким.

– Я не замечала.

– Ещё бы ты заметила, моя дорогая. Ты же летаешь от его комплементов, как бабочка, готовая сжечь свои крылышки в огне.

– Ладно, подруга, «один-один» – ничего, теперь мы квиты. Давай завершим этот бесцельный разговор, из которого я поняла главное. Любовь – это такое чувство, такое неопределённое чувство, и для каждого человека оно раскрывается по-своему.

Слова Мариши тогда заставили меня задуматься над многим. Я действительно никогда не замечала того, что порой взгляд Андрея становился жёстким; мне вдруг подумалось, что Мариша специально это сказала, чтобы уколоть меня, раз я не питаю и никогда не питала симпатии к Эдмонду. Таким образом она решила мне отомстить. Я пообещала себе, что отныне буду более внимательна по отношению к Андрею, как-никак он – мой будущий муж, будущий отец наших детей.

Правда, я ничего такого не заметила. Взгляд тёмно-карих глаз Андрея был полон нежности и любви. Хотя одна деталь меня по-настоящему действительно напрягла. Однажды я была занята уходом за садом (на будущий год я пообещала нанять себе опытного садовника, который был у всех соседей и это являлось реально оправданным ввиду моей занятости), Андрей сидел в шезлонге на террасе, увитой вьюнком, и почитывал газеты. Мирная семейная атмосфера – это то, о чём я всегда мечтала, и вот моя мечта сбылась, здесь не хватало лишь моей бабушки с самоваром и плюшками, и родителей за столом…..

– Юль, а действительно тот алмаз, вправленный в ожерелье, который считается семейной реликвией, имеет необыкновенную силу?

Я отряхнула корень розы от земли и посадила его в специально выкопанную ямку. Розы я люблю, действительно, они выглядят очень красиво, если их умело разместить в саду, как говорил мой дизайнер.

– Я не знаю, Андрей Так, во всяком случае, говорит письмо бабушки, которое я нашла в столе ещё на старой квартире после её похорон.

О том необыкновенном свете, который я видела тогда, оставшись возле банковской ячейки, исходивший от алмаза, я не стала вновь упоминать. Андрей перевернул газетный лист и начал читать другую статью.

– А почему ты спросил об этом?

– Просто…..подумал, может, мы устроим здесь бассейн такой же, как и у твоей подруги?

– Но при чём здесь ожерелье?

– Алмаз можно продать по очень хорошей цене.

– Я уже говорила тебе, Андрей, что не стану этого делать. Семейные реликвии не продаются.

– Ты всё ещё не можешь расстаться со своими суевериями?

– Это – не суеверия.

Я обрезала куст смородины, и теперь он смотрелся аккуратно, ещё немного, и сад будет приведён в приличное состояние. Полюбовавшись на свою работу, я посмотрела на Андрея. Он сделал вид, что внимательно читает хронику.

– Тебе нравится? – спросила я его, кивнув на преобразившийся куст.

Он безучастно кивнул:

– Неплохо.

И всё же, этот разговор оставил у меня осадок. А что, если Мариша права, и Андрей со мной не потому, что он меня любит, а потому, что у него есть сугубо личный интерес?

…..Пламень костра на сцене разгорался всё сильнее и сильнее, так сильно, что заполонил собой всё пространство вокруг. Слышалось пение жрецов, которые благодарили своего идола и бросали в огонь многочисленные охапки трав и хвороста. Действо завораживало. Особенно мне нравилась сцена, где Норма, признавшись в том, что любит давно римского проконсула, принимает решение пожертвовать собой перед всеми друидами.

А затем наступает решающая кульминация, когда Поллион восходит на костёр вслед за Нормой. Раньше у меня на глазах всегда проступали слёзы во время этой последней сцены, но не сегодня.

Я думала, что между мной и Андреем пробежал холодок особенно в последнее время, когда он всё чаще и чаще начал задерживаться на работе, слишком часто уезжал в командировки – намного чаще, чем каких-нибудь полгода назад. Я думала над этим, хотя и за сценой с интересом продолжала наблюдать. «Норма» – одна из моих самых любимых опер, и в роли Нормы лучше всех играла Мариша. Она была непревзойдённой во всех трёх постановках Ла Скала.

Норма допела свою арию и трагически сделала шаг в костёр, за ней последовал Поллион, распрощавшись с этим миром навсегда. Зал вновь загудел оглушительными аплодисментами, когда римский проконсул допел последние аккорды своей арии изумительно красивым тенором.

– Браво! Браво!

Зрители встали, на сцену полетели охапки цветов. Занавес. Когда он повторно открылся, вся труппа целиком и участники симфонического оркестра вышли на поклон.

– Браво! Браво!

Послышалась итальянская речь живая и холеричная, но в этом потоке голосов я с трудом разобрала отдельные реплики, хоть и неплохо владела итальянским. Я смотрела на счастливое лицо Мариши и была горда за неё в том, что с каждым спектаклем она выкладывалась по полной, не позволяя себе халтуры и посредственности.

– Молодец, Мариша! – воскликнула я, – горжусь тобой!

Многие стоявшие со мной рядом зрители итальянцы с изумлением посмотрели на меня. Видимо, не часто им доводилось здесь слышать, в стенах Ла Скала русскую речь. Но мне было всё равно, потому что кроме всего прочего я гордилась тем, что я – русская.

Глава 2. «Ожерелье»

«Ты часто ценишь то,

Что в итоге не имеет ценности,

Ты жаждешь того,

Чего совсем

Не желает душа твоя,

Ты бредишь тем,

Чем не бредит твоя душа».

(Неизвестный).

Чашка горячего кофе обжигает горло, но и даёт тебе бодрость. День завершился тем, что после премьеры «Нормы» вечером Серж Вяземский пригласил нас к себе на виллу.

– О, Серж, разве у Вас есть вилла в Милане? – вежливо поинтересовалась Мариша, – я что-то слышала об этом, но мне всегда казалось, что это – досужие сплетни.

– Почему же сплетни? – удивился наш (точнее мой) новый знакомый, – что особенного иметь виллу в округе Милана?

– Ничего, – Мариша кокетливо пожала плечами, – ничего, но разве можно быть таким богатым и успешным, не продав душу дьяволу?

Он расхохотался, и его смех мне показался даже забавным, что немного развеселило меня после мрачных мыслей об Андрее.

– Если Вам станет от этого легче, думайте, что я продал душу дьяволу.

Улыбка сошла с красивого личика Мариши:

– Не шутите с этим, Серж. Высшие Силы никогда не прощают подобных шуток.

На ней были обычные джинсы и свитер, и вряд ли в этой молодой женщине можно было угадать трагический образ верховной жрицы Нормы в длинном балахоне, который она всего час назад изображала на сцене оперного театра, словно, сам ангел спустился с неба на землю – контраст казался ощутимым. Вот теперь я узнавала свою любимую подругу Маришу Дрейфур, её образ в джинсах и этом свитере выглядел привычным для меня. Эдмонд выкурил одну сигарету и взялся за вторую.

– Эдмонд, разве Вам нравится отравлять всем воздух? – заметила я.

– Хорошо, я выйду, – жених Мариши нехотя встал, покосился на меня, – кроме тебя никто не заметил отравленного воздуха, – съязвил он.

– Кажется, я не переходила «на ты».

Мариша дала мне знак замолчать и сама вышла с Эдмондом в сад, чтобы «ублажить» недовольного.

– Вы так ненавидите Эдмонда? – Серж отхлебнул немного кофе и с интересом посмотрел на меня.

Вопрос поставил меня в тупик, потому что был задан без обиняков напрямую, без излишних преамбул. Я задумалась, а затем ответила:

– Да как Вам сказать, Серж…..Не то, чтобы я его ненавижу, просто, я на дух не переношу таких, как он.

– Что является, впрочем, одним и тем же.

Серж посмотрел за окно на две обнявшиеся фигуры в саду. Мариша что-то говорила Эдмонду, активно жестикулируя, её приятель отвернулся и пускал дым после очередной затяжки.

– Не могу понять, что Вас связывает с женихом Мариши. Вы такие разные, и так непохожи друг на друга.

– Для дружбы не обязательно быть похожими друг на друга, как Вам известно.

– Конечно, но…..

– Вообще-то, Эдмонд – очень талантливый человек, мне нравятся его работы в стиле апроприации. Я решил помочь ему и спонсирую его новый проект.

– Так это благодаря Вам у Эдмонда появилась возможность так высоко подняться?

– Вас это удивляет, Юлия?

Я пожала плечами:

– Вовсе нет. Просто мне всегда казалось, что он использует Маришу и пользуется её известностью.

– Знаете, Юлия, не всё, что кажется кому-то со стороны, является реальностью.

– Откуда Вы взяли эти слова?

– Вы, похоже, считаете меня недостаточно умным? Эти слова говорят гиды перед экскурсией по пустыне Сахара.

– Да, Вы, похоже на то, объездили весь мир, – предположила я.

– Вы правы. Спросите лучше, где я не был, и эти места можно перечитать по пальцам.

– Потому во всём мире везде пользуется спросом Ваша необычная высокохудожественная обувь?

– Нет, вовсе нет. Своим поездки я не связываю с путешествиями. Это – моё хобби.

Я оглядела огромное помещение, где мы пили кофе. Стены, пол, потолок были белыми. Пол состоял из мраморных плит. Здесь же был бар со стойками и сушилкой для стаканов и бокалов. Но меня привлекла необычная картина, висевшая на стене, как раз напротив барной стойки. Она была написана в стиле «модерн», смешанного с «имрессионализмом». Там вдалеке краснела закатная река, необычно синий песок, как ни странно, вполне сочетался с жёлтым морем. Загорающие отдыхали в свих шезлонгах и наблюдали за уходящим за горизонт Солнцем, от которого исходила необыкновенная энергия. Я, как заворожённая, смотрела на это Солнце, на этих отдыхавших на пляже людей, меня, словно, как магнитом притягивало к себе это Солнце.

– Вам нравится? – спросил Серж.

– Очень.

Я заметила улыбку на его лице. Загорелая кожа и очень белые, как снег, зубы, составляли необычный яркий контраст. Улыбка сержа напоминала улыбку голливудской звезды и очень ему шла.

– Кто же, Вы думаете, мог написать это талантливое произведение?

– О, боже… неужели….?

– Да-да, это – Эдмонд.

– Но…..

– Вы никогда не видели в нём талантливого художника, мастера своего дела, а я….я однажды разглядел и поддержал….так мы стали друзьями. Кстати, на аукционе «Сотбис» его картины расходятся на «ура». Каждый, причисляющий себя к светскому обществу, желает обладать ими.

– А Мариша? Она знает о талантах своего жениха?

– Мариша любит Эдмонда. Когда ты любишь человека, то всё, чего бы он ни делал, кажется тебе правильным, талантливым, совершенным.

Я допила кофе и почувствовала бодрость во всём теле. Серж действительно готовил изумительный кофе, ничуть не хуже любой горничной или секретарши. Следующий вопрос дался мне с большим трудом, но я, всё же, задала его своему собеседнику.

– А Вы, Серж, Вы кого-нибудь любили?

– А хотите шампанского? У меня замечательное шампанское 1862 года, его подарил мне сам владелец небольшой плантации в Шантильоне Привер Фреви. Вы его не знаете?

– Нет….ради меня Вы готовы откупорить такую ценную бутыль, которую Вы так долго держали?

– У меня целая коллекция вин от сотерна до каберне, и я готов открыть это шампанское ради Вас.

– Но почему?

– А Вы нарываетесь на комплимент? Разве мало мужчин Вам их произносит? Если да, то остальные – сущие болваны.

Он умело открыл дорогое шампанское и разлил по бокалам, я наблюдала за тем, как лопаются пузырьки, мне был приятен этот умиротворяющий шум. Я пригубила. Вкус этого шампанского из погребов Сержа резко отличался от того, что в огромных количествах заставляли полки Московских супермаркетов, от которого за версту веяло «ширпотребом».

– Ну, как Вам, Юлия?

– Никогда не пробовала такого шампанского, его вкус отдалённо напоминает вкус трюфелей с некоторой горчинкой и оттенком вишни.

– Из Вас вышел бы отличный сомелье.

Серж сделал небольшой глоток, повертел бокал в руках, как это делают, возможно опытные специалисты по винам, прислушался к своим вкусовым ощущениям.

– И, всё-таки. Вы не ответили на мой вопрос.

– Мм-м, замечательно. Напомните мне его, если Вас, конечно, не затруднит, – произнёс потомок княжеского рода.

– Вы кого-нибудь любили в жизни?

– Жизнь – долгая история, мадемуазель Юлия.

– Не увиливайте.

За окном я видела, как Мариша с Эдмондом тихо подошли к беседке и скрылись в её белизне. Беседка была окружена небольшим живописным прудом с прекрасными лилиями и кувшинками, так что до самой беседки можно было дойти по узкой дорожке, украшенной мозаикой.

Изменилось ли моё отношение к Эдмонду после защитных слов Сержа Вяземского и созерцания необыкновенного полотна, которым я была поражена? Я и сама не знала. Возможно. Бывают случаи, когда первое впечатление, действительно, обманчиво. К этому случаю относилась и личность Эдмонда Вайгендта.

– О чём Вы думаете?

– О том, что Вы увиливаете от темы. Впрочем, если не хотите, можете не отвечать, это – Ваше право.

Он снова улыбнулся:

– Спасибо, что напомнили мне о моих правах, мадемуазель….Да, я был когда-то влюблён и влюблён сильно, я чуть ли не бредил этой девушкой, но….

– Но?

– Она оказалась ветреной кокоткой, и потом, её родители были против этого брака.

– Чем они мотивировали свой отказ? Вы молоды, привлекательны; в Вас бьёт жизнь ключом, и Вы сказочно богаты.

Вдруг взгляд его серо-голубых глаз стал серьёзным, и это немного напрягло меня. Серж поставил бокал на столик, за которым мы сидели и мило болтали вдвоём.