Разговор с автором

Обед мне пришлось провести в компании глупеньких девочек из кредитного. Света уехала к зубному. Да и я на обед пошел раньше, чем обычно. Проголодался сильно. Купил большой мясной салат и пюре с чем-то отдаленно напоминающим гуляш.

Когда Света вернулась, у меня уже имелся клиент, которого я хорошенько раскрутил на старую модель из тех самых непроданных прошлогодних машин, про которые сегодня читал. Оформлял я его до вечера. Сначала сам мучился, потом еще мы вместе с Кристиной из кредитного химичили с программой, чтоб ему эту старую машину выдать. Потому что, как выяснилось, машины у нас в салоне не закончились, а из кредитной базы их уже убрали, оставили, почему-то, только наличный расчет. В общем, со Светой сегодня мы так и не договорили. И я пошел домой около восьми. Получился самый длинный мой рабочий день.

Уже в родном районе голодный как зверь я проходил мимо кофейни и увидел в окне Алису. Сначала обрадовался. Захотелось зайти и поговорить с ней снова. Так же душевно и интересно, как вчера. Но, когда я зашел, увидел, что Алиса совсем не в настроении. Вернее, она была в своем обычном настроении – раздраженном. Она сидела без ноутбука за барной стойкой и листала что-то в телефоне. Рядом с ней стоял стакан с какой-то мутно-зеленой жижей, похожей на популярное нынче смузи. Я подумал, что это странно – видеть ее без ноутбука. Она без него совсем не привлекала внимания и как будто сливалась с обстановкой кофейни. Я сел за ней, на свое любимое место у окна и повернулся полубоком в надежде, что официантка меня заметит и мне не придется подходить к бару и заявлять о своем присутствии. К счастью, бармен увидела меня и окликнула официантку из другого конца зала. Я заказал фирменные сэндвичи с ветчиной и латте с тремя кубиками сахара.

Когда же мой заказ принесли, Алиса все еще сидела, ни разу не обернувшись и пялилась в свой телефон. Наверно, она теперь туда свои заметки пишет. Но почему она опять такая раздраженно грустная? Неужели я вчера ее чем-то все-таки обидел? Или что-то случилось у нее сегодня? Так хотелось подойти к ней, как к старому знакомому, приобнять, поздороваться, спросить, как дела. Но так не пойдет. Мы же почти друг друга не знаем. Это было бы глупо. И могло бы ее смутить. Она девушка нестандартная. Кто ж ее знает, как отреагировать может. А мне так хотелось ей понравиться. Не для того чтобы что-то там… Ну, не для этого. Просто общаться с ней по-человечески хочется. Нужен предлог! Точно. Нужна какая-то причина. Клуб литературный! А что? Сойдет. Спрошу у нее про те книги, которые вчера ей домой тащил. Мне-то книг не дали. И Настасья Евгеньевна ничего про них не сказала. А я для себя сегодня решил, что попробую в этот клуб походить. Получается, надо быть в теме. Если на следующем занятии про них спросят? А я единственное, что помню из «Преступления и наказания», это то, как сильно меня бесил Раскольников и что он там страдал. Про «На дне» так вообще заикаться не стоит. Я это произведение в школе последний раз читал и то поверхностно. Даже не помню, что это. Пьеса? Повесть? Нет, не повесть точно. Может, вообще поэма какая? Да… С литературной грамотой у меня дела плохи. Надо спросить. Вот прямо сейчас подойду и спрошу!

Я встал, оставив свои приготовленные с пылу с жару сэндвичи, и подошел к бару.

– П-привет, – промямлил я.

Она не оторвала глаз от телефона.

– Алиса, привет, – повторил я более уверенно.

Алиса подняла взгляд и вопросительно, с небольшой долей недовольства, посмотрела на меня. Она нахмурила брови, а потом подняла их и удивленно ответила:

– Привет.

– Слушай, я спросить хотел. Вчера вам Настасья Евгеньевна эти книги раздала. А что делать с ними не сказала.

– Читать. Что с ними еще делать?.. – саркастично ответила она.

– А у вас по ним какое-то задание будет? Или просто обсуждать их будете?

– Нет. Это для общего развития.

– Значит, хочешь – читаешь, хочешь – нет?

– Читать нужно все, что она дает. Это для нас же делается. Ты если просто штаны протирать ходишь, так лучше вообще не ходи.

«Резко…» – подумал я.

– Нет, нет. Я хочу. Правда.

– Что хочешь?

– Погрузиться в писательский мир.

– Тебе что, правда так скучно? – спросила она, уставившись обратно в свой телефон.

– А? – удивился я.

– Тебе просто скучно, и ты ищешь, чем заняться?

– Не то что бы…

В разговоре возникла пауза. Я думал, что ответить. А потом понял, что вообще не обязан ничего отвечать и оправдываться. Стало даже как-то злостно, что она не идет на контакт и отвечает так нехотя и нахально.

– Слушай! – Я немного повысил голос. – Ты чего такая злая все время?

В этот момент бармен тактично удалилась в подсобку.

– Отталкиваешь меня и отталкиваешь… – продолжил я.

– А ты что, подружиться со мной хочешь? – не отрывая взгляд от телефона говорила она.

– Да. Это так странно?

– Нет, не странно… Просто я не понимаю, что тебе от меня нужно. Хочешь дружить – так и скажи.

– Хочу дружить, – уверенно повторил я.

– Зачем?

– Как зачем? А зачем люди дружат? Просто так… Хочу дружить с писателем. Потому что ты интересная.

– Какая-то странная у тебя мания к писателям… – пробормотала она.

Я уже закипал. И Алиса это заметила. Она отложила телефон и повернулась ко мне.

– Ну, ты чего. Я же шучу.

Я закатил глаза.

– Давай, спрашивай, что хотел.

А вот к такому повороту событий меня жизнь не готовила. Алиса сидела напротив, смотрела прямо на меня. Со всем вниманием смотрела. А у меня в голове, как назло, ни единой мысли. Это как когда тебя просят что-нибудь рассказать, автоматически все интересные истории из памяти пропадают и в итоге получается что-то в духе: «Эм-м-м, ну, вчера я ходил за хлебом и увидел собаку у магазина. Ну, решил ее накормить этим, как раз, хлебом, а она оказалась не бродячая. И ее хозяин, прикиньте, вышел как раз в тот момент, когда она у меня с руки кусок хлеба жевала. Вот неловко было…» Или еще что более глупое, нелепое такое, специально вымученное… Спрашивай, говорит… Эта ее фраза меня обезоружила. До нее мне много чего хотелось узнать и темы для разговора были, как мне казалось, интересные. Но все! Белый лист перед глазами… Перекати-поле и кузнечики стрекочут. А отвечать что-то надо. Это шанс. Да еще какой! Вот же она сидит, слушает.

– Ты знаешь, – сдался я, – как назло, в голову ничего не идет.

– Ну и что ты тогда меня отвлекаешь? У меня конкурс на носу, между прочим. А еще из-за некоторых мне теперь без ноутбука работать.

«Кто-то явно не в настроении сегодня», – подумал я. То, как она постоянно на меня за этот ноутбук наезжает уже начало надоедать. Когда речь про него не идет, она вроде адекватная. Но как только… И еще эти ее перепады настроения. Короче, я старался как мог с ней подружиться. Мне казалось вчера, что мы нашли общий язык. Но, видимо, сама она так не считает. И раздражение снова накрыло.

– Знаешь, Алиса. Я говорил тебе уже сотню раз и повторю еще, что если бы не этот кто-то, ты бы, может, вообще работать не смогла. Из морга, знаешь ли, сложно что-либо делать. И вообще…

Тут я понял, что совсем зря стараюсь. Она меня даже не слушает. Потом еще вспомнил, что позади меня на околооконном столе лежат и остывают два моих сэндвича. А, может, уже остыли. И кофе… Потекла слюна. Я вернулся за стол, специально сел спиной к залу, в частности, к Алисе, и начал запихивать в рот холодный сэндвич с ветчиной, проглатывая большими кусками. Пока я так злился и смотрел в окно, с тарелки исчезло все, что на ней лежало, а кружка с латте опустела наполовину. И, успокоившись, я подумал, что ее, в принципе, можно понять. Она, наверно, сильно переживает из-за своего конкурса. Ей плохо. Это даже нормально, так агрессивно реагировать на людей, когда тебе плохо. Как странно, что она появилась в этом кафе. В моем кафе, в котором я ем уже больше года. Взяла, появилась и начала вытеснять меня из него. Теперь я не мог просто прийти сюда, расслабиться, поесть. Теперь я о ней постоянно думаю. Зачем она, вообще, тут? В моем кафе. Зачем?!

И тут я понял, что это и есть тот самый волнующий меня вопрос. Не про ее личную жизнь, возраст, даже не про литературу, а про то, почему она именно здесь. Уже вторую неделю приходит и пишет здесь. На моей территории. Я встал, подошел к барной стойке, облокотился на нее уже слишком уверенно. Так уверенно, что даже сам от себя удивился. И сказал:

– Что ты тут делаешь?

– А? – переспросила она, повернувшись ко мне вполоборота.

– Что ты тут делаешь? В кафе, – повторил я.

– Эм-м… Пишу… – растерянно сказала она.

– Ну, это понятно. Почему в кафе? Еще и целыми днями. Ты не учишься?

– А тебе какое дело? – нахмурив брови, ответила она.

– Ты сказала спрашивать, что хотел. Вот я и хочу знать, почему ты именно это место выбрала, чтоб писать. Не дом, не библиотеку, не знаю… Тут же так шумно. Не отвлекает?

– Пока что, единственное, что меня отвлекает – это ты, – сказала она, сделав глоток зеленой жижи.

Я закатил глаза, а Алиса улыбнулась и продолжила:

– Здесь уютно. Не знаю, я здесь не чувствую себя одинокой. Это не единственная причина, но, пожалуй, основная. Еще мне нравится наблюдать за людьми. В некоторых из них я даже вижу зачатки образов. Сидишь так иногда, смотришь на шумную компанию каких-нибудь девушек, распускающих сплетни и ощущаешь жизнь в полной ее мере. – Она вздохнула. – А дома от меня вечно кому-то что-то надо. Не сосредоточиться. Думала, хоть тут спокойнее будет. А нет… Теперь вот ты появился.

– Я могу уйти, если хочешь.

– Да нет. – Она отложила телефон в сторону и сначала подняла на меня глаза, а потом опустила. – Прости, я просто устала. Еще и не пишется, вдохновения нет…

– А что вообще такое это ваше вдохновение?

– В смысле? – смутилась Алиса.

– Ну, как ты понимаешь, есть оно или нет?

– Как это? – она посмотрела на меня, будто я спросил только что, сколько будет дважды два. – Если оно есть, значит пишется, а если нет – не пишется.

– Нет, ты не поняла, – улыбнулся я и постарался посмотреть на нее тоже как на дурочку, но у нее получилось явно лучше. – Как ты это чувствуешь?

– Никак. Просто чувствуешь и все. Как настроение. Ты же не можешь сказать, почему оно есть или его нет. Я вот сейчас, может, спать хочу. А еще, может я расстроена и ни о чем другом думать не могу.

– То есть ты просто сосредоточиться не можешь?

– Нет, это разное, – раздраженно сказала Алиса. Затем она глубоко вдохнула, будто успокаивая саму себя, и отпила из бокала с зеленой жижей.

– Смотри, – сказала она пугающе спокойно, – у меня есть свой стиль. Я убила много времени, чтоб его найти. И он проявляется только в определенном настроении. Мне нравится и стиль, и настроение. Но они не всегда со мной, понимаешь? Я человек, имею право быть непостоянной, – оправдывалась она как будто сама перед собой. – Чтоб произведение было написано хорошо, в одном стиле, чтоб не казалось, что разные его части писали разные люди и, чтоб оно нравилось мне самой, нужно писать его только в определенном состоянии. А это состояние не предусматривает раздражения и злости.

– Так ты злишься? – Я так и знал. Все еще про этот ноутбук думает. Самое главное, я-то тут при чем?

– Нет. Я устала, – сказала она и снова глубоко вздохнула. – Творчество такая сложная штука…

Пока она говорила, поглощенная своими мыслями, из подсобки вернулась бармен. Она встретилась со мной своими удивленными глазами, потом кивнула в сторону моего любимого столика у окна, на котором стояла кружка недопитого кофе, а потом тактично перебила Алисин монолог:

– Извините, вас пересадить сюда?

Алиса удивленно нахмурила брови. Она не понимала, что происходит и почему бармен со мной разговаривает.

– Да я сам перенесу, не утруждайтесь, спасибо, – ответил я бармену, после чего поспешил объясниться перед Алисой: – Я, когда пришел, сел туда, – моя голова совершила кивок в сторону окна. – И мне туда принесли заказ. Раз уж мы разговорились, я сюда пересяду?

Она пожала плечами.

– Ну, пересядь.

Я быстро встал, схватил кружку с кофе, которая была уже даже не теплая, и переставил на барную стойку рядом с Алисой.

– Как там, кстати, твой ноутбук? Не узнавала? – спросил я, усевшись.

– Сегодня как раз ходила в мастерскую. Говорят, можно будет забрать только в воскресенье.

– Это хорошо… – выдохнул я.

– Что хорошего?

– Успеешь на свой конкурс.

– Было бы мне еще, что на этот конкурс подавать… – пробормотала она, отведя глаза, а лицо ее опять сделалось грустным и напряженным. – Ничего у меня не складывается. Одно расстройство!

– Так ты поэтому такая злая?

– Я не злая! – на удивление громко выдала она.

В воздухе повисла пауза. Официантка выглянула из-за угла, а бармен обернулась на нас с Алисой.

– Ладно, может и злая… – пробормотала она опять себе под нос. – Слушай, ты лучше меня не отвлекай. А то у меня и так все сроки горят пока я тут сижу и с тобой болтаю попусту.

– Сколько я тебя здесь видел, ты целыми днями тут сидишь. Пишешь и пишешь… – возразил я.

Мне вовсе не хотелось заканчивать нашу, не успевшую начаться, беседу. Алиса опять меня отталкивала, и нужно было что-то делать. Как-то вернуть ее расположение. Мне хотелось, чтоб она снова говорила со мной с теми же горящими глазами, что и вчера.

– Разве не нужно иногда отвлекаться?

– Некогда мне отвлекаться.

– А ты попробуй. Переключись всего на часок. Смотри, сейчас девять, так?

Она подняла глаза на глиняные часы над баром.

– Так.

– Кофейня работает до десяти, – продолжил я. – У тебя есть час, чтоб поговорить со мной.

– Или час, чтоб написать хоть что-то нормальное, – перебила она.

– Разве у тебя никогда не бывало такого, что сидишь, пыхтишь над чем-то и не можешь решить, а потом идешь, например, мыть посуду, и ответ приходит в голову сам собой?

Алиса, нахмурив брови, смотрела прямо на меня и внимательно слушала. «Она меня слушает, – подумал я. – Это уже очень хорошо! Нужно продолжать».

– Это же известная всем истина, что, если что-то долго не получается, нужно отвлечься. У нас есть час. Попробуй всего разок, – говорил я и, сам того не замечая, подавался корпусом вперед к Алисе. – От этого часа ты много не потеряешь. Зато представь, если сработает. Возьмешь завтра и напишешь весь свой рассказ одним махом.

Она еще раз посмотрела на часы, затем отодвинула телефон, повернулась ко мне вполоборота и сказала:

– Ладно, твоя взяла. Но только сегодня. А если не сработает, будешь мне должен.

– Если не сработает, – выдал я на энтузиазме и своей появившейся из неоткуда уверенности, – я тебя до самого конкурса буду угощать кофе или чаем, или, что ты там пьешь…

– По рукам, – улыбнулась она и протянула мне ладонь.

Мы пожали руки, после чего Алиса добавила:

– И да… Я не пью чай.

– Не пьешь чай? Почему?

– Просто не нравится и все. Не знаю, почему. Я еще ни разу в своей жизни вкусных чаев не встречала, сколько ни пробовала. Даже знаменитый английский чай не впечатлил. И после него я перестала их пробовать вообще.

– Интересно, – ответил я, сделав глоток кофе. – Неужели эта зеленая жижа вкуснее, чем чай?

Она обернулась на свой стакан со смузи.

– На самом деле, не вкуснее. Я первый раз тут заказала. Решила попробовать. Но больше брать не буду.

– Значит, английский чай… – продолжил я, чтоб разговор не зашел в тупик. – Где ты достала настоящий традиционный английский чай?

– В Англии, где же еще, – усмехнулась она.

– Ты была в Англии?

Она кивнула и сделала глоток своей зеленой жижи.

– Нет, ну, вообще пить невозможно! Извините, – обратилась она к бармену, – а можно мне стакан воды?

Когда ей налили воду, сделав еще несколько глотков, она продолжила:

– Да, была в Англии. Ездила со школьным лагерем в прошлом году. Родители подарили путевку на день рождения… Хотя, если честно, лучше б не ездила. Надо было тем летом готовиться к экзаменам, тогда может и поступила бы, куда хотела…

– Выходит, ты сейчас нигде не учишься?

– Ага. Не прошла вступительные при вузе. Теперь вот год пропускать придется. Все из-за этого лагеря…

– Да что ты! Я вот за границей ни разу не был. Если бы мне дали такой выбор, я бы точно поехал, – перебил ее я.

– Я много раз уже была в Европе. Но в Англии забавно.

– Из богатой семьи, значит?

– Ну, – она смутилась, – небедной, скажем.

– Значит, ты там в общежитиях жила?

– Ага.

– Наверно, в Англии они получше, чем тут…

– Наверно… Сейчас мы этого не узнаем.

– И то верно. А что вы там делали все лето? Да еще и со школой…

– Это программа расширения горизонтов. Наша восемьдесят восьмая является школой международного содружества. И каждый год наши ездят в Англию на летнюю учебу. Мы там занимались в основном английским, ну, и литературой тоже немного. На экскурсии еще всякие ходили. В общем, мне понравилось. Но только надо было больше литературу изучать. У нас там всего урока три-четыре было. Зато английский мне этот теперь совсем не нужен…

Она глубоко вздохнула и бросила взгляд на телефон.

– Что ты так переживаешь?.. – сказал я, сделав глоток латте. – Получится у тебя все с поступлением. Бывает, что просто не повезло. В следующем году повезет значит. А английский – это такой инструмент хороший. Я бы такую поездку ни за что не пропустил.

– Да не надо меня успокаивать! Я сама прекрасно знаю, что поступлю. И знаю, что английский – полезная вещь. Я понимаю, что такие поездки вообще большая привилегия. Я ж не глупая. Просто хочется поныть.

Я замер, а потом скривил рот в улыбке и утвердительно покачал головой. Она была права. И чего это я?..

– Мне объяснять не надо. Ты спросил – я и рассказала. Я не просила у тебя совета.

– Ладно. Я понял, – ответил я, продолжая по-дурацки неестественно улыбаться.

Больше я Алису не перебивал и ничего ей не советовал. Просто слушал, как она сказала. И считал свое молчание неотъемлемым условием нашей с ней сделки. Она рассказывала про свои поездки, про то, как решала вступительные экзамены. В общем, все, что у нее наболело, вывалилось на меня буквенно-словесной лавиной. Но по итогу вечера я остался очень доволен. И видел, что Алиса тоже повеселела. Мне было очень приятно снова ее слушать, узнавать о ней какие-то факты, погружаться в ее жизнь. Я как будто читал какой-то новый модный роман. И меня поражало, что тут, совсем рядом, в этом же городе и в этом же районе живет девочка, чья жизнь, по сравнению с моей, чудовищно насыщена разного рода происшествиями.

Час пролетел незаметно. И официантке пришлось нас из кафе выпроваживать очень настойчиво. Я в этот раз тоже проводил ее до дома, а по пути она все продолжала и продолжала увлеченно говорить. Уснул я снова крепко и быстро. Все же вымотался сегодня. Но когда шел домой, у меня сияла на лице улыбка.

Следующим днем на работе я встретил у крыльца расстроенную Свету. На улице продолжало тихонько холодать, слава богу, без дождя и прочей непогоды. Но мне все равно было холодно. И я думал о шарфике каждый раз, выходя из помещения. «На выходных точно схожу и куплю. Чего бы мне это не стоило. Наперекор любым планам схожу», – решил я для себя. Света как обычно курила свои тоненькие вишневые сигареты. Когда я подошел, она сразу же молча достала пачку из кармана куртки и, открыв, тыкнула ею в меня, мол, бери, что стоишь. Я взял, подкурился, хотя, если честно, курить мне не хотелось. Так, из солидарности. Не отказывать же ей, когда она такая расстроенная. Света была, как обычно, в своей спортивной курточке до колен, которая, вроде, была ей в пору, но из-за ее высокого роста казалось, что куртка точно должна быть ниже. Кроссовки, которые она всегда носила на работу, с работы и, как я думаю, в свое свободное время тоже, были сильно испачканы прошедшими недавно дождями. Так в повседневной жизни увидишь Свету на улице – ни за что не узнаешь. Пацанка пацанкой. А в салоне, на каблуках, в юбочке да с блузочкой – совсем другой человек. Женщина изящная. И, если честно, мне всегда казалось, что именно то, как она одевается на работу, ей больше подходит. Все же длинноногая блондинка с короткой стрижкой, длинными ногами и хорошей фигурой. Ей бы моделью быть. И откуда в ней все эти уличные повадки? Тут я заметил, что внутри салона не горит свет.

– Что, никого нет еще?

– Угу, – кивнула Света.

Я достал телефон. На часах было две минуты одиннадцатого. И я ощутил то самое чувство, которое обычно бывает, когда приходишь вроде вовремя, но никого еще нет. Такое со мной случалось не на этой, но на прошлой работе. Невольно начинаешь думать, что что-то перепутал. Забыл, например, время перевести, хоть мы уже несколько лет в нашем регионе не переводим часы с зимнего на летнее. Или сегодня вообще оказывается выходной, а ты что-то пропустил и приперся как дурак. Последнее со мной лично было как-то раз. Начальство на прошлой работе объявило после корпоратива выходной, а сделали они это на самом корпоративе. Там уж кто услышал, тот услышал. Обидно тогда было. Потому что я после того корпоратива с трудом с кровати-то поднялся. Оказалось, все зря. В общем, сейчас та же самая мысль проскользнула. Успокаивало только то, что Света-то тоже тут, и тогда получается, что я не один такой дурак, если мы что-то действительно перепутали.

– Странно, – сказал я в пустоту.

А Свету это как будто вообще не волновало. Она сильно грустила, была погружена в свои мысли. И я, наконец, решился спросить ее, в чем дело.

– С мужем мы поругались, – начала она.

– Как?! Еще же вчера все хорошо было, вроде.

– Так мы вчера вечером и поругались.

– Ну, рассказывай, – сказал я и попытался выдавить из себя максимально сочувствующий взгляд.

– Помнишь, я недавно говорила, что у моей подруги кошка родила?

– Так…

– Там такие очаровательные котятки. Я хотела к нам хоть одного забрать. Давно о пушистом друге мечтала. А Виталик истерику целую устроил. Уперся рогами. Нет, говорит, и все тут.

– И даже не обосновал никак?

– Не потерплю, сказал, никакой живности у нас. Слово в слово так и было. Прикинь! Живность ему… Что заботиться о котенке сложно. Прикрывался тем, что у него на работе и так проблемы. Я ему говорила, что сама все делать буду, мой же кот. Но ему все равно. Как об стенку горох!

Я участливо кивал и думал про себя, какой же, все-таки, странный у нее муж.

– И ладно бы на котах все закончилось, – продолжала она. – Я ему говорю, что вот дети – это тоже ответственность и много проблем. Что теперь и детей не заводить?

– А он?

– А он мне: «Не сравнивай. Это разные вещи». Я ему пыталась объяснить, что нет, не разные. А потом…

Света замолкла и грустно посмотрела вдаль. Я мог только предположить, какой большой ком у нее сейчас застрял в горле.

– Потом я спросила, – продолжила она через силу, – хочет ли он вообще детей. Ну, он начал на меня наезжать, что я раздуваю из мухи слона. Сказал, что вообще пока рано о детях думать. Что мы еще не готовы и на ноги не встали. А мне уже тридцать, Андрей! Тридцать лет! Еще немного и я даже если сильно захочу детей иметь не смогу. Он, блин, даже не представляет, как это тяжело – рожать после тридцати. У меня от каблуков на работе-то ноги болят. А, прикинь, на меня сейчас еще килограмм десять навесить. А через несколько лет… Все же еще хуже будет.

Голос ее дрожал, а на глазах появились слезы. Я не придумал ничего лучше, чем участливо молчать и стараться на нее не смотреть, чтоб не смущать. В это время к салону подъехали сразу две машины друг за другом. Они припарковались, но даже пока из них никто не вышел, было ясно, что приехали наши коллеги. «Слава богу, – пронеслось в моей голове, – значит, я ничего не перепутал и сегодня нормальный рабочий день». Хотя, если честно, не понятно было, что сейчас лучше, возвращаться одураченным домой и проводить там незапланированный выходной или же работать как всегда, как положено и как ожидалось. Света докурила, потушила бычок о мусорку и принялась быстро вытирать слезы со щек и под глазами.

– Ну вот, зачем ты меня спросил?

Я уставился на Свету с немым вопросом во взгляде.

– Расшевелил рану… Как теперь работать?..

Пока я соображал, что ответить, подошли Гриша с Машей и Никита. Маша сразу же спросила, почему мы тут стоим все еще и не открываем дверь. На что я возразил:

– Мы только докурили. А вы чего опаздываете?

Маша промолчала. Гриша открыл салон, и мы толпой в него ввалились. Маша, заметив Светины красные глаза, с ходу начала расспрашивать ее, что случилось. Дальше их разговора я не слышал. Сильно захотелось в туалет, и я пошел в подсобное помещение, туда, где располагался туалет для сотрудников. За пользование гостевым нам уже как-то раз промыли мозги. Хотя, ничего такого в этом я не вижу.