Разговор с автором

– А фиг с ним! Возьму вот мини-пиццу.

Как раз подошла бармен, и я сделал заказ.

– Может, тебе тоже кофе взять? – спросил я Алису. – А то, что ты все воду пьешь?

Она задумчиво посмотрела вверх и ответила:

– Я вот не хотела ничего, но ты так вкусно про монтажную пену поговорил, что… Ладно, давай.

– Что хочешь?

– Давай латте, как тебе.

Я попросил еще один латте и оплатил сразу. Стало веселей. Еще мне было приятно Алису угостить. Давно хотел это сделать, но как-то все не получалось. А тут и момент подходящий.

– У меня такой сегодня день ужасный был… – сказал я, дабы продолжить беседу и не сидеть в тишине, пока несут заказ.

– У меня тоже, – вздохнула Алиса. – Представляешь, застряла на одном эпизоде! И ни туда, и ни сюда…

– Это в конкурсном рассказе?

– Ага.

Тут бармен поставила перед нами две чашки с латте.

– Пожалуйста, ваш заказ. Пицца будет чуть позже.

– Спасибо, – ответил я и сделал глоток.

– Там такая штука получилась, – продолжала Алиса, – что герой заговаривает с другим героем просто от скуки…

– Так… – поддерживал я.

– Но его действия выглядят не логично. И я сегодня целый день сижу и думаю, как бы все это объяснить?

– В смысле, объяснить?

– Ну…

И она начала рассказывать все, что там происходит. Всю сюжетную линию, да еще и с деталями. И делала это так оживленно и энергично, что невозможно было вставить и слова. В какой-то момент я перестал пытаться что-то ей ответить, а просто слушал, кивал и старался не упустить нить событий. В итоге, от злости на этот маленький кусочек в рассказе она перешла к глобальным вопросам литературы. Мне тогда уже принесли пиццу. Я ел ее, осознавая, что сэндвичи в тысячу раз вкуснее и, что больше никогда не буду экспериментировать, как минимум, в ближайшее время. А Алиса продолжала говорить и запал ее не угасал. В моей голове еще тогда успела проскочить мысль, что я уже и не так сильно злюсь на все, что произошло у меня сегодня на работе. Если сейчас начать рассказывать про кризис, сокращение, низкую зарплату и Светину обиду, все это в купе даже близко не будет стоять с проблемами Алисы. Просто она так этим горела. Иногда смотришь на человека, как он говорит про что-то, и понимаешь, что он этим чем-то реально сильно увлечен. Это было все равно, что спросить у фаната рока, как ему последний альбом Foo Fighters. Может, она именно потому мне и приглянулась? Такая увлеченная, такая живая…

– …Подстраивать героев под сюжет и идею – это отвратительно! – заключила Алиса. – Мне хочется писать о людях. Настоящих, разносторонних. А в рассказе должно быть все логично. Но люди в жизни так себя не ведут. Логично…

Я усмехнулся, а она продолжала:

– Ерунда какая-то! Вот когда ты сам последний раз делал что-то логично? Даже то, что ты сейчас здесь со мной сидишь – не логично. Будь ты персонажем в книжке, редактор сказал бы: «Что за герой? Почему он там с ней? Где его мотивация? Где логика?»

– Мой герой сидел бы в кофейне и разговаривал бы с едва знакомой девочкой только потому, что ему она интересна…

– Вот видишь!.. Для тебя интерес – это достаточное объяснение.

– А что, нужно прямо все поступки объяснять?

– Вот я принесу это завтра Настасье Евгеньевне, а она скажет, что просто так люди к другим людям на улице не подходят.

– Но они подходят! – возразил я.

– Подходят-подходят, а что делать-то? Объяснить же как-то надо.

– Мне, вообще, кажется, что подгонять под логику – это бред.

Алиса кивнула.

– Вот я смотрел как-то раз передачу про этого… как его там… Ну, людей в космос который запускает.

– Гагарин что ли?

– Да нет, какой Гагарин?! Современный парень, молодой. Проект у него многомиллионный в Америке.

– А-а-а. Илон Маск?

– Да! Про него.

– И что?

– Ну, мне бы показалось не логичным, такое придумать. Он столько денег спускает и ради чего? Придумать аппарат, который будет не над землей летать, а треугольником в космос и обратно? Это же просто быстрый самолет, получается. А самолеты же и так существуют…

– Ты это к чему?

– К тому, что логика действия зависит от опыта. Я никогда про космические полеты ничего не читал и не смотрел до этого. И всю передачу сидел, не мог понять, зачем это все… А люди, которые паранормальными явлениями занимаются… Там же тоже куча всего нелогичного, как нам, обычным человекам, может показаться. Но для тех, кто в курсе, кто в этой же сфере варится, это выглядит очень даже логично.

Алиса могла лишь сидеть и понимающе кивать. У нее явно нечего было добавить. Тогда я решил перейти на более простые примеры:

– Мы с тобой видели, как люди подходят к незнакомцам на улице просто так. И я сам сейчас в кофейне сижу с едва знакомой девочкой. Ходить в литературный кружок за ней начал даже.

Она улыбнулась.

– Если Настасья Евгеньевна таких поступков не видела, то это ее проблема. Напиши просто, что он решил это ни с того ни с сего. Взбрело ему в голову и все. И никак оправдывать не надо.

Алиса продолжала смотреть на меня внимательно, хлопая глазами.

– В конце концов, вспомни ужастики эти дурацкие, в которых герой идет в подвал ночью, хотя всем очевидно, что не надо этого делать. Тоже не логично же. А прокатывает!

– Блин, и правда… – удивилась она.

И потом мы продолжили обсуждать ее рассказ. Про мои проблемы она так и не спросила. Да, я и сам про них уже забыл. Так хорошо было там с ней сидеть. Хорошо было отвлечься. Когда я слушал Алису, реальная жизнь со всеми ее неурядицами ненадолго переставала существовать. Жаль лишь, что ненадолго. Следующим утром снова надо было туда, в мою плохую реальность с кучей проблем.

Наступил вторник. Я сел в такой привычный мне автобус. Вернее, даже не сел, а протиснулся. Обычно в это время людей уже не бывает. Все же, бóльшая часть нашего населения продолжает работать с восьми. Самоубийцы, честное слово. Но произошел какой-то сбой во вселенной, и автобус, в котором обычно человек пятнадцать от силы набирается, сегодня был просто переполнен. Я встал у окна и смотрел, как наперегонки бегут вниз капли. Вокруг меня люди в сырых плащах с большими портфелями толкались и обтирались о мою ветровку. Какая-то маленькая девочка даже умудрилась наступить мне на рабочие ботинки. В этот момент я вспомнил Свету с ее сменкой и пожалел, что сам таковой не ношу. Мама той девочки, вроде как, постаралась извиниться и сделала очень виноватое лицо, но ее слов я не слышал, просто кивнул пару раз и отвернулся обратно. В наушниках играла какая-то знакомая песня с радио «Максимум». Такая песня, вроде известная, но не настолько, чтоб помнить ее название или хотя бы группу. Просто я ее уже где-то много раз слышал и, возможно, даже знаю слова. У меня абсолютно не было сил, потому что сегодня утром я конкретно проспал и не успел забежать даже за кофе. Голодный и сонный я тащился до остановки под дождем, весь промок. А теперь еще всякие дети ходят по моей обуви, как по асфальту, а мужики, которые раза в два больше меня, толкаются своими сырыми портфелями и куртками. Забавно, что до моей встречи с Алисой я как-то очень пассивно реагировал на подобного рода ситуации. Они не вызывали у меня столько гнева. Скорее, я относился к жизни без особого энтузиазма. И не удивлялся заговорам судьбы. Теперь же у меня часто складывается ощущение, что я страдаю лишнего. Что всего вот этого я не заслужил, а заслужил, чтоб со мной происходило что-то хорошее. Я возненавидел страдать, но страдания продолжали меня преследовать.

Злой и уставший я доплелся до салона, снял свою вымокшую ветровку и повесил на вешалку к прочим, таким же мокрым, курткам. Дойдя до своего стола, я еще обнаружил, что с обуви тоже накапало грязи. При чем, не только с моей. Вся плитка была, мягко говоря, не в самом красивом виде. В обед уборщица ругаться будет. Точно будет.

Шаркая по полу такими же грязными ботинками, к моему столу подошел Гриша. Мы перекинулись парой фраз о том, как все плохо, что завтра будет собрание и, что надо бы уже что-то делать. Но делать я ничего так и не начал. Сидел, прокручивал ленты соцсетей. За целый день не было ни одного клиента. Хотя, чего это я удивляюсь? А за окнами продолжал лить и портить всем настроение надоедливый дождь. Света мерзла на крыльце, мочила офисную обувь, поглощенная своей зависимостью от сигарет. А я смотрел на то, как она заходила в салон после перекура и думал: «Бедная…» Как ходили на улицу другие коллеги я, кстати, не замечал. Хотя знал, что все курили. Просто именно на злую Свету постоянно падал мой взгляд. Наверно, я хотел увидеть в ее глазах, что она, наконец, успокоилась. Но нет… Так и не увидел.

С работы я ехал опять весь мокрый в забитом автобусе с очень похожей на утреннюю кучей людей. Так что, когда добрался до кофейни, был уже насквозь вымокший со всех без исключения сторон. Я зашел в большую стеклянную дверь. В ушах у меня прозвенел колокольчик, как тот, что звенит в фильмах на таких же дверях в таких же кофейнях. Вот только тут никакого колокольчика никогда не было.

– Добрый вечер! – раздался радостный женский голос.

Я даже сначала не понял, что это было и кому адресовано, потому что сильно устал и плохо соображал. Но, повернув голову к бару нашел там ту самую милую девушку по имени Алина, которая мне тут особенно приглянулась. Она улыбнулась мне и кивком пригласила за стойку.

– Вам как обычно? – продолжая улыбаться, сказала она.

– Эм-м, да, – притормаживая отвечал я.

– С собой или здесь?

– Здесь, наверно…

Алина кивнула и повернулась к кофемашине.

– Ну и погодка сегодня… – бормотала она.

Эта бармен всегда была милой и участливой, но сегодня выходило как-то даже очень мило и слишком участливо. Может, это потому, что я в кафе был один? Дождливый вечер вторника… Ясно дело, никому не захочется в такое время прогуляться до кафе. А Алине здесь одной, наверно, было скучно. Все-таки она такая жизнерадостная и веселая. До тошноты. Таким людям, мне кажется, другие люди просто необходимы.

– Да, погода – кошмар.

– Вот, – она протянула рулон бумажных полотенец, – вытритесь. А то замерзнете.

– Спасибо, – ответил я, взял рулон и медленно начал промакивать лицо оторванными полотенцами.

– А вашей подруги я сегодня не видела… – продолжила разговор Алина.

Я знал, что она ее сегодня не видела. Потому что ее тут и не должно было быть сегодня. Алиса еще вчера предупредила, что пойдет к Настасье Евгеньевне последний раз проверять рассказ. Потом они вместе его отправят на конкурс. Так что я знал, что буду в кафе один. Зачем, спрашивается, вообще шел сюда? И зачем остался? Без нее тут как-то пусто и совсем не интересно. Даже сложно представить, что было раньше такое время, когда я приходил сюда, а Алисы еще не было в моей жизни. И я так же один тут сидел. Даже без милой девушки-бармена… Какая скукота. С другой стороны, мне это кафе изначально нужно было для того, чтоб есть. Сейчас же я тут ем скорее из необходимости общения с Алисой. А так давно бы надо было перейти на домашнее питание. Тут сейчас еще с деньгами проблемы начнутся. Кафе будет не по карману. Так что надо прекращать здесь кушать и закупиться гречкой и сосисками. Чем-то дешевым и не сложным в готовке. Точно. Завтра, если будет не так дождливо, зайду в магазин.

Пока мои сэндвичи сначала готовились, а потом мною поедались, Алина продолжала мило беседовать со мной о погоде, еде в кафе и прочих мелочах, о которых обычно разговаривают из уважения с едва знакомыми людьми. А потом я сытый добрался до дома, развешал по батарее всю, прямо всю свою одежду, даже ботинки и уснул без задних ног.

Утро началось с громких голосов на лестничной клетке. Подумал сначала, что строители пришли, наконец-то, доделывать ремонт. Но нет… Когда выходил из квартиры, никаких признаков рабочей бригады обнаружено не было. Только зря разбудили раньше будильника. Который я там день уже не высыпаюсь?

Маневрируя между лужами, я дошел до салона и, топая и ерзая на коврике перед входом, попытался стрясти с ботинок как можно больше влаги. Мимо меня быстрым шагом и с высоко поднятой головой прошел Гриша. Он ни на секунду на коврике не задержался, и, шаркая по плитке оставил за собой размашистые грязные следы.

– Опасный ты, – сказал я ему, когда закончил отряхивать ботинки и подошел к своему столу.

– Ты о чем?

Я опустил глаза вниз и кивнул в сторону лужицы, образовавшейся под стулом Гриши.

– Собрание же сегодня.

– А-а-а… Да какая уже разница?! – бодро ответил Гриша. – Что они мне сделают? Уволят?

Он высокомерно усмехнулся и продолжил пялиться в свой монитор, а я скривил губы и подумал: «А действительно… И что я парюсь?»

Перед самым собранием я решил сходить до туалетов, потому что неизвестно, на сколько это все может затянуться. А вернувшись увидел, что уже пришел региональный директор вместе со своей помощницей. Они стояли и перешептывались о чем-то в сторонке, пока наши перетаскивали стулья в центр салона и рассаживались полукругом. Только я повернулся в направлении своего стола, чтоб тоже взять стул и занять положенное место, как на меня со спины налетела Маша.

– Вот ты где! – крикнула она, слегка стукнув меня по плечу. – А я уже обыскалась, помнила же, что утром тебя видела. Куда, думаю, пропал?

Я с непониманием смотрел на Машу и хлопал глазами.

– Ты Свету не видел?

– Не видел, – задумчиво ответил я.

Я вообще сегодня кроме Гриши ни на кого внимания и не обратил.

– А она ничего тебе не писала, не звонила? – продолжала Маша допрос.

– Нет… А что?

– Ну, она не пришла сегодня на работу. И никто не знает, где она и что с ней. Трубку не берет, на сообщения не отвечает… Думала, может ты что-нибудь знаешь.

– Нет, – повторился я.

– Жаль. Ну, ладно, – с грустью в голосе ответила Маша и отправилась восвояси.

«Ну вот, – думал я. – Сначала послала меня нафиг, а теперь и вовсе пропала. И что с ней происходит?» Я правда надеялся, что с ней все хорошо. Даже соскучился по ней сильно. И по нашим перекурам особенно. Теперь без Светы работать стало совсем невыносимо. Она была единственным человеком в этом проклятом салоне, кто меня не бесил. Как вернется, надо будет, во что бы то ни стало, помириться. Однозначно надо.

Каким-то загадочным образом вышло так, что мы сели с Машей рядом. Началось собрание. Наш региональный директор в своем вызывающе дорогом и красивом костюме вышел на центр импровизированного полукруга и начал издалека. Он говорил о прошлогодних успехах салона, о том, какие мы все хорошие и как он нами гордится. Только при этом всем смотрел он исключительно на свою помощницу, занявшую место в середине первого ряда. Я его практически не слушал. Хотя бы потому, что с прошлого года жуть как все изменилось. Пусть он таким, как Никита мозги пудрит своими сладкими речами. А я ждал, когда разговор зайдет про реальные вещи. Про то, что происходит с фирмой сейчас и, что в ближайшее время нас всех ожидает.

– Пс-с-с, – тыкнула меня локтем в бок Маша, – Света ответила.

Она повернула ко мне экран своего телефона, на котором я успел разобрать лишь три сообщения:

Маша: «Ты где потерялась сегодня? Все хорошо?»

Маша: «Светааааа! Че не отвечаешь? Я ж волнуюсь».

Света: «Прости, спала, телефон не слышала. Я сегодня больничный взяла. Хреново себя чувствую».

– Слава богу, – еле слышно прошептал я Маше.

– Прошу вас слушать внимательнее, так как это касается всех нас! – обратившись в нашу сторону сказал начальник и продолжил свою речь о том, какие сейчас сложные времена, как кризис и всякие прочие факторы повлияли на нашу компанию и на остальные автосалоны.

Ничего нового лично для себя я не услышал. И так знал, что все плохо. После собрания Маша, Никита и еще несколько девочек из кредитного по привычке курили на крыльце вместе с региональным директором. Мы с Гришей принципиально не пошли. Пусть эти подлизы стоят там, развесив уши, мерзнут в дождливую погоду. Нам-то и так уже все известно. Нам известно, как на самом деле складываются обстоятельства. Но покурить немного хотелось. Хотелось выйти со Светой, постоять, поболтать о ерунде, послушать в очередной раз ее нытье. Но наступил обед, а после обеда я уже и думать забыл о холодной улице и запахе табачного дыма.

Прошел еще один рабочий день. Вернее даже сказать – прополз. И когда вечером я вышел из салона, то с радостью обнаружил, что тучи рассеялись, вышло солнце. На асфальте еще, конечно, остались следы плохой погоды, но так приятно было стоять на крыльце и греть лицо под теплыми лучами. Я настраивался на литературный клуб. Хорошо, что сегодня среда. Развеюсь хоть, поговорю с Алисой. Стоял один. Из салона выходили коллеги, прощались со мной, а я стоял. Примерно тогда же я первый раз за неделю подумал, что чего-то не хватает. И сразу понял – сигареты. Мне не хотелось почувствовать ее вкус или запах, а просто не хватало чего-то в руках. Какого-то действия хотелось. Сейчас я как будто просто стою. Стою без дела. А когда курил, у меня было дело. И какой-то даже, наверно, предлог. Оправдание моего стояния под козырьком. Но сейчас я просто стою. Просто так, как дурак какой-то. Встал и стою без причины.

Улица теплела. Создавалось ощущение, что сейчас не начало сентября, а какой-нибудь апрель. Хотя, я понимал, что, скорее всего, это бабье лето или просто любой другой вид потепления. Кстати, странно, что только для сильного изменения погоды в сентябре есть особое название. Когда летом идет град или зимой внезапно становится ноль градусов при том, что нормальная зима у вас – это минус двадцать, то такие изменения никто никак не называет. А тут такая честь… Я уже как-то спрашивал маму на эту тему, еще когда был в школе. Помню, она мне тогда ответила примерно следующее, что, мол, этому явлению дали название, потому что оно повторяется из года в год. Но ведь это не так! В прошлом году такого не было! Это я очень точно помню. Потому что именно в сентябре прошлого года я заезжал в эту квартиру. Сначала я в очень интенсивном темпе обхаживал каждый вечер возможные варианты, на что потребовалась примерно неделя. Несколько квартир увели у меня из-под носа всякие благополучные семейные пары. И меня всегда сильно раздражал тот факт, что ко мне, как к одинокому и, по меркам арендодателей, молодому, мужчине относились предвзято. Меня по несколько раз за просмотр спрашивали, почему я не женат или не снимаю квартиру со своей девушкой. Некоторые особо дотошные после того, как узнавали, что девушки никакой у меня и нет, что мы расстались совсем недавно, в начале лета, начинали советовать всякие клубы знакомств. Ей богу, как будто у людей своей жизни нет! И вот из-за того, что я какой-то подозрительно одинокий, мне всегда предпочитали семейные пары. Не знаю, чего боялись хозяева квартир… Что такого может сделать в съемной квартире мужчина без женщины, чего бы он с женщиной не сделал? Наверно, думали, что я тут устрою бордель и буду каждый вечер новых высокооплачиваемых дам водить. По крайней мере, это было единственное объяснение, которое я смог сам себе придумать. Вот так ходил неделю. В итоге досталось, что досталось. И после того, как я подписал все документы, надо было перевозить вещи. Вера – женщина без стыда и совести, которая выселила меня год назад из честно арендуемой мною квартиры, – дала всего неделю, чтоб испариться с ее жилплощади. И всю ту неделю, что я ходил по просмотрам квартир, а потом еще и на выходных, в которые мы с Саньком перевозили мое честно нажитое барахло, не переставая, лил дождь. Весь тот сентябрь был таким беспросветным серым пятном на моем жизненном календаре. Так что вот… это я хорошо запомнил. Бабье лето бывает не каждый год. С другой стороны, хорошо, что оно есть сейчас. Мне именно в таком состоянии сильно-сильно нужна была хорошая погода. Потому что, когда у тебя в жизни все идет кувырком, только хорошая погода и выручает. Выходишь утром на улицу, заспанный и уже с самого пробуждения уставший от только что наступившего дня, а там, на улице, тебя встречает такое радостное и яркое солнце. Оно прямо-таки кричит, что у него все хорошо. И у всех вокруг тоже, якобы, все хорошо. Так постоишь, посмотришь на него, пощуришься и скажешь сам себе: «Да ну и фиг с ним! У меня тоже все не так плохо. У меня тоже все хорошо».

С такими мыслями я добрался до школы номер восемьдесят восемь, зашел в темный холл и поздоровался с вахтером. Странно, но ее не заинтересовало, зачем и к кому я пришел. Она только бросила уставший оценивающий взгляд, как просканировав и, видимо, не найдя во мне какой-то предполагаемой угрозы, опустила глаза, этим будто говоря: «Проходи». По мрачным коридорам и лестницам я дошел до класса и, поздоровавшись с Настасьей Евгеньевной, занял место, которое в прошлый раз показалось мне таким удобным.

– Я рада, что ты вернулся, Андрей – сказала Настасья Евгеньевна, оторвав взгляд от чьей-то тетрадки, которую, проверяла, когда я вошел. – Садись поближе, не стесняйся.

– Спасибо, мне и тут хорошо, – ответил я.

– Так не пойдет, – возразила она. – Нужно, чтоб коллектив был единым целым. Чтоб вы друг друга чувствовали во время занятия. Это по законам энергии, так что давай, пересаживайся.

С таким сильным заявлением и не поспоришь. Я встал, выбрал место ближе к доске, но не в самом центре, снял ветровку, уложил ее на стул рядом с собой и принялся осматривать присутствующих. Все знакомые лица. Девочки-болтушки – две подруги красивые – сидели напротив Настасьи Евгеньевны и очень-очень тихо, но эмоционально перешептывались. В какой-то момент мне даже показалось, что они говорили обо мне. Но эту смущающую мысль я сразу же постарался из головы выкинуть. «Садись, говорит, ближе, – возмутился мой внутренний голос. – А вот в прошлый раз таких условий не было. Возможно, это из-за того, что тогда я был просто гостем, а теперь уже часть команды. Сам виноват. Вернулся же. Сейчас буду жить по местным правилам, вливаться, так сказать в коллектив». А вливаться в него было очень нужно. На прошлом занятии я наговорил чего-то со злости, так что чувство неловкости вернулось вдвойне, когда я вновь увидел этих людей. Вон та женщина в невзрачной одежде… Как я ее тогда назвал? Серая мышка? Эта серая мышка, короче, на меня смотрела осуждающе. И что с этим делать я не знал. С другой же стороны, я пришел учиться. Пришел к Настасье Евгеньевне и, может быть, немного к Алисе. А до того, кто что подумал о моих спровоцированных раздраженных речах в прошлую среду мне не должно было быть и дела. Но дело было. Как минимум, дело комфорта моего здесь пребывания. Ох, как же недопонимание иногда портит жизни. «Извиняться, так извиняться, – решил я для себя. – Но сначала нужно дождаться, когда придут все».

Все пришли довольно быстро. Алиса появилась последней и села за пустую парту впереди меня. Она, ничего не сказав, приветливо помахала мне ручкой. И, пока Настасья Евгеньевна собиралась с мыслями перед началом занятия, я, наконец, решился сделать для себя важный шаг.

– Ребят, – начал я, не вставая со стула. Дождался, пока все повернутся и продолжил: – Вы простите меня, если что наговорил в прошлый раз обидного. Я не специально. И мне бы очень хотелось, как говорит Настасья Евгеньевна, стать частью коллектива. Так что…

– Ты молодец, – перебила меня Настасья. – Но извиняться не нужно. Видишь ли, если кого-то задели твои тогда слова, то это их личная проекция и, соответственно, их неувиденные проблемы. В этом и была вся суть. Мы сейчас, кстати, все про свои чувства и поговорим.

Она встала, вышла на середину класса, облокотилась на первую парту среднего ряда, за которой сидел молодой парень, тот, что на Яну похож, и спросила как бы в воздух:

– Как думаете, про вас он говорил все те вещи?

– Про себя, – быстро ответила Алиса.

– Верно, – продолжила Настасья. – Когда вы услышали что-то, показавшееся вам обидным, что вы почувствовали к Андрею?

– Раздражение, отторжение, – снова ответила Алиса.

– А теперь вспомните ваши эмоции во время прочтения книги. Любой книги. Есть персонажи, которые вызывают у вас такие чувства?

Она подошла к доске и тем же скрипучим мелом написала посередине: «Персонаж».

– Грамотный автор, – продолжила она, – наделяет персонажа полностью человеческими качествами. Такой персонаж сбалансирован и у него нет четкой определенной характеристики. Он не плохой и не хороший. Именно потому, что в нашем мире нет ничего абсолютно плохого или абсолютно хорошего, мы с вами можем запросто сочувствовать антагонистам и осуждать за что-то протагониста. Нет только белого и черного.

Она размашистым движением нарисовала круг, затем из этого круга вырисовывался знак «Инь-ян».

– Вроде, говорю очевидные вещи, но некоторые базовые ошибки в произведениях начинающих авторов вытекают именно из-за несформированного героя. А сформированный герой – вот он, – она стукнула мелом в знак на доске. – Андрей, ты помнишь, как отзывался о Раскольникове в прошлую среду?