Горбатый Эльф

– Слишком часто мы бываем склонны аллегорически понимать обращенные к нам священные слова. Мы аллегорически помогаем бедным, аллегорически не крадем, аллегорически несем приношение в храм. Простое и ясное повеление Единого надо выполнить также просто и ясно. Во дни мира было достаточно овса и лепешек, но сейчас идет священная война во имя Единого, и Он ждет от нас свидетельства нашей полной преданности Его воле.

Тогда Четвертый тоже вскочил на ноги и крикнул:

– Как можно ставить сновидение выше воли Единого, возвещенной устами Пророка? Пророк говорил – кровавые жертвы вопиют к небесам об отмщении, а Единый ждет от нас милосердия и любви, подобной той, с которой Он сотворил наш мир!

– Достаточно, – сказал Янгис, которому надоело слушать богословские диспуты, и спорящие замолчали, – я готов принять любые изменения в ваших обрядах, если они увеличат благочестие народа и сделают его более самоотверженным. Но, я вижу, между вами самими не достигнуто согласия. Сначала договоритесь, а потом выносите ваши предложения на Совет.

– Через две недели состоится Праздник Плодов, было бы уместно принести жертву именно в этот день, – с деликатной настойчивостью возразил Совершенный.

– Я уже сказал, что готов одобрить ваши нововведения, но только на условии полного единодушия среди верхушки Чистейших, – оборвал его император, – религиозные распри слишком часто приводят к восстанию черни. Благодарю вас, что почтили Совет своим присутствием.

Янгис встал и поклонился Чистейшим, Совершенный осенил собравшихся святым кругом, и жрецы медленно и торжественно двинулись к выходу.

– Теперь о главном.

Военачальники, дремавшие во время туманных прений духовенства, оживились.

– Мы неоднократно обращались к королю Ликейи с просьбой позволить нашим войскам высадиться в их порту и проследовать к границе Феруата. И каждый раз получали отказ под разными надуманными предлогами. Это заставляет нас предположить, что Ликейя является тайным союзником Феруата и нашим врагом. Мы не можем больше дожидаться их согласия на высадку, наши войска в Феруате оказались практически отрезанными от тылового снабжения и подкрепления. Следует немедленно перебросить армию и припасы в Феруат морским путем, не ориентируясь на позицию правящего дома Ликейи по этому вопросу.

– Слава императору, – воскликнул граф Виндом, – ликейцы – трусливые торгаши, а не воины! Мы за три дня превратим Ликейю в кладбище этих обнаглевших крыс.

Маршал Рейвис раздраженно поморщился – он уже достаточно наслушался пустого бахвальства во время последней кампании, и обратился к Янгису:

– Ваше величество, в Ликейе около тридцати военных кораблей, а у нас их восемь, не говоря уж о том, что у Ракайи не было опыта морских сражений.

– Для переброски войск не нужны военные корабли, вполне достаточно и торговых. Мы не будем сражаться с Ликейей на море. Весь их флот стоит в порту Омейны, в трех днях пути от границы, а сразу за Драконьими горами расположена гавань, вполне подходящая для высадки.

– Говорят, путь через перевал закрыт из-за того, что Рокингем поразила черная смерть. Это соответствует действительности? – спросил Брейд, обводя глазами Совет.

– Это ни для кого не секрет. Армия, осаждающая Мозир, отрезана от подкрепления. Именно поэтому нашим войскам необходим морской путь в Феруат, – терпеливо объяснил главнокомандующий. Атерли слишком надолго завяз в стычках с горцами, но теперь его поддержка необходима здесь. И на этот раз отвертеться ему не дадут.

– Даже если мы воспользуемся всем, что может плавать, вплоть до рыбацких шхун, этого не хватит, чтобы за один раз перевести достаточное количество воинов для захвата Ликейи. А ко второму разу нас уже будет встречать ликейский флот.

– Это маловероятно. Мы пока не планируем захват всей территории Ликейи, нам достаточно гарантировать безопасный морской путь в Феруат. Когда городской совет Дафноса даст нам официальное разрешение на высадку – а у него не останется другого выхода – король Ликейи будет вынужден смириться с создавшимся положением и скорее закроет глаза на переправку наших войск через Дафнос, чем решится на нападение.

– А если нет? Ликейю с Феруатом связывают давние торговые отношения и родственные связи правящих домов.

Янгиса явно раздражал этот спор, и он решил положить ему конец:

– Что такое этот Феруат? Союз с каким-то герцогством или с Ракайской империей – неужели не ясно, что они выберут? Я не понимаю, что вы предлагаете, герцог – бросить без помощи наши войска, осаждающие Мозир, и ждать, когда их перебьют?

– Я предлагаю снять осаду с Мозира до окончания мора. Ликейя, безусловно, согласится пропустить наших солдат к гавани и погрузить их на корабли.

– То есть сдать крепость и перевал, за которые положено столько жизней? Достаточно, Атерли, я не желаю обсуждать этот трусливый и предательский план. Если Ликейя попробует нам противостоять – мы уничтожим ее.

Холодные презрительные взгляды и кривые усмешки были закономерной расплатой за попытку найти мирное решение. Сегодня лучше помалкивать, его никто не станет слушать, что бы он не говорил.

Принесли карты, начали обсуждать детали предстоящей операции. Брейд шелковым платком вытирал со лба липкий холодный пот. В Дафнос, городок за Драконьими горами он отправил Литанию с детьми. И, кажется, его все-таки отравили.

– Брейд, не уходите. У меня к вам есть пара вопросов, – сказал Янгис, вставая из-за стола.

Участники совета потянулись к выходу. Только граф Виндом стоял посреди зала, глядя на императора с необъяснимым ужасом.

– Да, чуть было не забыл про вас. Вы тоже останьтесь, я побеседую с вами позже. В коридоре подождите, – тон Янгиса был оскорбительно небрежным, но Виндом явно приободрился, и шел за своим повелителем с растерянным видом побитой и уже почти прощенной собаки.

Янгис предложил Брейду сесть и с минуту молчал, внимательно разглядывая собственные руки. Потом медленно поднял тяжелый, как каменная глыба, взгляд.

– Куда вы отправили моих детей?

– Ваше величество, я предоставил ее величеству Лаэрте корабль, поскольку существовала угроза для ее жизни. Но о ее дальнейших намерениях мне ничего не известно.

Он еле выговорил эти слова пересохшими губами, и прозвучали они неубедительно. Если в ближайшие пару часов не удастся очистить желудок и принять весь набор противоядий, у него почти не останется шансов. Как и многие приближенные ко двору люди, он регулярно пил небольшие дозы разнообразной отравы. Судя по стремительно ухудшающемуся самочувствию, на этот раз меры предосторожности не сработали.

Янгис вскочил с места и навис над Брейдом, его глаза были белыми от ярости.

– Не лгите! Нанимая корабль, вы не могли не сказать капитану, куда ему плыть. Мне наплевать, куда отправится Лаэрта, лучше бы – на дно, но она похитила моего наследника! Если вы немедленно не скажете, куда она повезла принца Раймонда, я казню вас, как изменника.

Брейд посмотрел на Янгиса с любопытством.

– Ваше величество, вы полагаете, что смерть от яда намного предпочтительнее плахи? Я отравлен, и, вероятно, умру еще до того, как приговор будет приведен в исполнение.

Янгис прошелся по комнате, сел за стол и провел пальцем по одному из ящиков.

– Я сожалею, герцог, я заметил, что вы сегодня неважно выглядите. Могу вам помочь, у меня есть противоядие от всех существующих в природе ядов.

– Безоар, ваше величество?

Император слегка дернул губой, он не привык проглатывать откровенные издевки, но на этот раз сдержался.

– Безоар и у вас, я полагаю, найдется. То, что есть у меня – уникальное средство, возможно, единственное в мире. Я могу гарантировать вам полное и немедленное выздоровление – разумеется, после того как вы сообщите мне местонахождение моего сына.

– Ваше величество, если бы я знал, куда именно направляется императрица Лаэрта, и дал бы ей слово молчать – неужели я бы впустил в крепость графа Виндома? Я отдавал себе отчет в том, что меня могут подвергнуть допросу, а возможно, и пыткам, именно поэтому я ни о чем не спросил ее величество. У нее хватит средств, чтобы самой расплатиться с капитаном даже за кругосветное путешествие.

– Как называется корабль?

– «Звезда морей», простая рыбацкая шхуна из графства Раттен.

– Если это правда – она, скорей всего, отправилась в Кадар, – задумчиво сказал Янгис, – хотя я уверен, что вы лжете. В любом случае – то, что вы не выяснили, куда увозят наследника ракайского престола – государственная измена.

– Я не отрицаю этого, ваше величество. Но передо мной стоял выбор – или отправиться на плаху, или позволить Виндому уничтожить вашу супругу, возможно – с детьми. Я выбрал первое.

– Еще немного, и вы убедите меня, что вас следует наградить за предательство. Виндом по моему приказу приехал в Белую Чайку для сопровождения императрицы Лаэрты в Гилатиан. Если у вас возникли какие-то подозрения на его счет – вы были обязаны сами привезти мою семью в столицу и обеспечить их безопасность в дороге. Вы предпочли помогать неверной и непокорной женщине украсть моего сына. Вы прекрасно знаете, что заслужили смерть. Но у вас есть возможность искупить свое преступление. Доставьте их обратно – и получите противоядие.

– Я сделаю все, что смогу. Но искать придется в Ракайе, Кадаре, Дарнии, Ликейе. Возможно – в Салеме или даже Феруате. Боюсь, что всех моих людей не хватит, чтобы выполнить эту миссию.

– Ну что ж. Может быть, вам повезет и Единый Милосердный исцелит вас без моей помощи, – улыбнулся Янгис, – в любом случае, пока вы живы – исполняйте свой долг. Выберите пятьдесят солдат для высадки в Ликейе. Вы сами поведете их на Феруат. А всех остальных отправьте на поиски. Судя по вашему состоянию, у вас еще есть около месяца в запасе.

Янгис звякнул колокольчиком, на пороге возник капитан Дор-Моллан, пара рослых стражников возвышалась позади его тщедушной фигурки.

– Проводите герцога Атерли в Восточную Башню. Помогите ему устроиться со всеми удобствами. Посетителей не допускать, вся корреспонденция – только через ваши руки.

– Герцог, уединение не должно помешать вам готовиться к походу и руководить поисками, которые мы сейчас обсуждали. Ваши письменные приказы будут немедленно доставляться адресатам.

Брейд с тоской глянул на добродушно улыбавшегося и, кажется, подмигивавшего. Дор-Моллана. Он был идеальным тюремщиком – десяток ринов, и получишь все, что угодно: лучшее вино, противоядия, веселую девицу. Но всего состояния Брейда не хватит, чтобы купить его верность – возьмет с тысячью благодарностей, и тут же продаст тебя за пару золотых монет.

Выпроводив Брейда, Янгис приказал позвать Виндома и некоторое время молча разглядывал его. Могучий воин… А лицо усеяно мелкими каплями пота и губы трясутся от страха. Ничтожество. Нарочно упустил Лаэрту с наследником: отлично знает, что его сестрица беременна и рассчитывает, что трон Ракайи достанется племяннику. Сейчас, пока Вивиан не стала императрицей, он предан до мозга костей, а родится племянник – тут же постарается избавиться от своего владыки, объявит себя регентом и будет править. Больше всего хотелось налить ему чистой воды и отправить подыхать. Но нельзя. Сейчас Виндом один из немногих людей, на кого можно положиться.

– Я благодарен вам, граф, вы все сделали правильно. Сейчас я приготовлю лекарство, и вы уснете уже здоровым.

Янгис плеснул воды в кубок и достал из письменного стола крошечный флакон. Колдун говорил, что трех капель должно хватить, на всякий случай он накапал четыре.

Глава 18. Город у моря

Теплым июльским вечером Литания сидела на ступеньках террасы и плела косу. Высокий гребень и серебряные шпильки лежали в шкатулке, ненужные и забытые, их хозяйка наслаждалась неприхотливой жизнью и абсолютной свободой.

Тайра и Раймон ушли бродить по городу в сопровождении Ланса, а Сита пожаловалась на головную боль и осталась дома. Она забралась на развилку яблони и прилежно вышивала свою синюю птицу с загадочным девичьим лицом. Выглядела Сита чуть получше, загорела и даже, кажется, подросла за этот месяц в Ликейе, хотя разговаривала редко, улыбалась – еще реже. Литанию мучило отчуждение, вызываемое сходством Ситы с Янгисом, легкий холодок в душе, и она старалась быть с ней более внимательной и ласковой, чем с остальными детьми. Но сейчас Литания предпочла бы остаться вдвоем с Агнией. Агни была точной копией пятилетней Тайры, неугомонный котенок с вечно растрепанными золотыми кудряшками и неотразимой улыбкой. Вот только что визжала и прыгала с высоких перил террасы, а теперь исчезла в глубине сада – и нет ее, и тихо-тихо. Наверное, охотится на какую-нибудь живность…

Садик был маленьким и запущенным, когда-то хозяин дома, владелец рыбацкой шхуны, сажал эти деревья ради жены и дочек. Но жена умерла, дочери вышли замуж, и теперь он только изредка выкашивал траву, а заброшенный клочок земли превратился в настоящие джунгли. Виноград и вьюнок оплели старые корявые стволы, перекинули побеги на соседние кроны, и сад покрыла густая зеленая сеть, под которой было прохладно даже в полуденную жару. В предзакатные часы Литания любила смотреть, как сад наполняется теплым розовым сиянием, и зреющие плоды сами собой светятся в бронзовой листве. Тогда ей начинало казаться, что она снова сидит на ступеньках своего дома в Ашере и ждет, когда Джан пригонит стадо, а во дворе носится маленькая Тайра. Это время принадлежало ее первой любви, Джан был где-то рядом, и ей не хотелось отпускать его.

Когда стемнеет, придет Тобиас с лютней и бутылкой вина, она уложит спать младших детей и накроет стол на террасе. Тобиас споет им свое новое сочинение, Тайра и Ланс начнут подпевать, путая слова и распугивая хохотом цикад и лягушек, у которых был совсем другой репертуар на эту ночь. Крупные редкие звезды будут мерцать над садом, большие пушистые бабочки – биться о сетчатый колпак над свечой. Этот колпак смастерил Ланс в самые первые дни жизни в Ликейе, чтобы Тайра не визжала при виде корчащихся телец с обгоревшими крыльями. Взойдет желтая луна и, рано или поздно, разговор свернет на Брейда. Тогда Литании придется надеяться, что огонек свечи слишком слаб, и никто не заметит вспыхнувшего на ее щеках румянца, а если и заметит, то оправдает его крепким вином и слишком теплой ночью… Но ранний вечер все еще оставался временем Джана.

Агни бродила в зарослях в поисках древесной лягушки. В Белой Чайке их почему-то не было, а здесь каждый вечер они кричали «ке-ке-ке-ке» и никогда не попадались на глаза. Одну она вчера нашла, квакша ползла вверх по стене, прямо как жук, и тут же спряталась под крышей дома. Но она не пела, а Райми уже видел, как они поют. Говорил, что у них на горле огромный пузырь надувается. Девочка кралась на цыпочках, стараясь не шелестеть высокой, по самый пояс, травой: лягушка кекекала где-то совсем рядом. И вдруг Агни увидела ее, сидящую на широком листе смоковницы, раздувшуюся, как шарик. Пузырь то опадал, то вырастал, он был намного больше ее головы, розовый, с красными прожилками. И сама лягушка тоже надувалась, становясь похожей на сваренное вкрутую яйцо с прилепившейся сверху зеленой скорлупкой. Золотые глаза со зрачками как у козы смотрели в разные стороны. Ке-ке-ке… Надо поймать и маме показать, она точно не видела такой лягушки. Агни полезла на дерево, осторожно, чтоб не спугнуть, перебралась на толстую ветку. Квакша оттолкнулась задними лапками и прыгнула в соседний куст. Теперь не найдешь, зря лезла. И тут ветка затрещала и упала на землю вместе с девочкой.

Когда Литания с Ситой подбежали к ней, Агни уже не ревела и сидела на четвереньках.

– Ушиблась? – Литания помогла Агни встать и приподняла подол платьица. Коленки были красными, с белыми шершавыми ссадинами, но крови – одна-единственная капелька, поэтому Литания просто прилепила на нее подорожник.

– Я хотела лягушку поймать, а ветка сломалась.

– Не надо ломать деревья, им больно, – сказала Сита.

– Им не может быть больно, они деревянные!

– А коленки у тебя костяные, но им же больно.

Агни не нашла, что ответить, и, надувшись, как та самая лягушка, похромала к крыльцу.

– Посмотрите, какое небо… как будто ангелы прилетели, – завороженно прошептала Литания.

По бледному небу разметались перистые облака, похожие на силуэты то ли птиц, то ли крылатых людей.

– Говорят, такие облака – к непогоде, – заметила Сита.

– Это, наверное, эльфы! – воскликнула Агни. Она уже забыла про коленку и улыбалась.

– У эльфов нет крыльев, а это – небесные ангелы, – поправила ее Сита.

– Есть у них крылья, я на картинке видела.

– На картинке есть, а в жизни – нет. Мне Тайра говорила.

– Тайра ни разу не видела эльфов, откуда ей знать?

– Наверное, эльфы бывают крылатые, а бывают и бескрылые, – вмешалась в начинающийся скандал Литания, – давайте песенку споем. Какую хочешь, Агни?

– Про рыцаря с лошадкой.

Эти дурацкие песенки сочинял для детей Тобиас, чтобы они быстрее учили ликейский язык, чуть не каждый день появлялась новая. Сначала он пел их Литании, она всегда очень смеялась, но некоторые, самые сомнительные, выбраковывала. Это было бесполезно – Тобиас дарил их соседским детям, на другой день их пела вся улица, и Раймон с Агни тут же заучивали очередную глупость.

Ехал рыцарь на лошадке, лала-ла, лала-ла,

Пирожок ел вкусный-сладкий, лала-ла, лала-ла,

Вдруг лошадка поскакала, лала-ла, лала-ла,

В поле зайку увидала, лала-ла, лала-ла…. Почему ты поешь «волка», а не «зайку», Агни?

– Потому, что лошадки не боятся заек, они волков боятся.

– Но там же дальше поется – зайку с длинными ушами, зайку с страшными усами?

– Нет, не так! Волка с длинными когтями, лала-ла, лала-ла, волка с страшными зубами, лала-ла, лала-ла! – выкрикнула Агни. Она покраснела, злые глаза возбужденно горели, как у всех детей, когда в них вселяется мелкий бесенок по имени Свинюк.

Ну, хорошо, – Литания обняла Агни, – давай просто посмотрим на небесных ангелов.

Наверное, дочка перегрелась на солнце… Надо запретить ей бегать по улице в самую жару. Ангелов стало больше, они прилетали со стороны моря и чередовались с силуэтами облачных чаек.

– Мама… – Сита была белая, как мел, и смотрела куда-то в пустоту, – мама, они все сегодня умрут.

– Кто умрет, Сита?

– Они все… Райми, Тайра, Ланс… Мама, позови их… Пожелай им, чтобы они вернулись живыми.

– Что ты видела? Что с ними?

– Не знаю… они просто стояли, и ветер унес их на небо… Позови их, пока они еще здесь.

– Господь Единый, сохрани их… сохрани Раймона, Тайру, Ланса.

– И еще одного, с ними еще кто-то есть.

– И того, кто рядом с ними, пусть они все вернутся домой живыми и невредимыми, – Литания знала, что у Ситы бывают видения, и боялась их.

Агни разревелась и стала кричать:

– Тайра! Райми! Ланс! Вернитесь!

– Не получается, ветер уносит их все дальше. Им нужна помощь, попроси им помощи!

– Пошли им помощников, Единый Милостивый, спаси моих детей… Сита, накорми и уложи Агнию, я пойду поищу их.

Месяц назад Сита видела Белую Чайку в кольце огня – и лодку, увозящую их в ночное море. Тогда Литания не придала этому значения: девочка просто скучает и фантазирует, тем более что Сита рассказывала это совершенно спокойно.

Дайн с Лансом выбирали сети. Попался десяток мелких рыбешек, зато половина ячеек была забита медузами. Жалкий улов был еле заметен среди груды прозрачных лепешек, а самые большие твари ушли, разорвав сеть в нескольких местах. Дайн был злой, как собака, хотя и понимал, что сам виноват – все нормальные рыбаки давно уже сняли сети, увидав нашествие медуз. Особенно его бесило, что Тайра с Раймондом бережно освобождают запутавшиеся в бечевке полужидкие шарики и выпускают их в море.

– Чего вы с этой дрянью носитесь, из-за них сегодня ни у кого рыбы нет.

– Пускай плавают, они смешные, – весело ответила Тайра, любуясь желтым цветком на спинке лежащего на ладони странного существа. Дайн злобно сплюнул.

– Слушай, Дайн, ты же хотел в открытое море выйти, – окликнул его Ланс, которому уже надоела возня с сетями.

Дайн поднял якорь и начал ставить парус, лодка заскользила назад к берегу.

Ветер встречный… Справишься, Ланс? Я тебе показывал.

Суденышко шло плавными зигзагами, Ланс, нахмурившись, вцепился в рулевое весло, стараясь хотя бы не мешать работе Дайна с парусом. Когда они поменялись местами, «Орлица» уже вышла из бухты, и летела к горизонту, над которым стояла лиловая гряда облаков, обведенная багровой каймой

– Посмотрите, как будто ангелы летят –, крикнула Тайра, и ветер отнес ее голос в сторону быстро удаляющегося берега. Со стороны заката разлетались крылатые фигуры удивительно ясной, сияющей белизны.

– Это к шторму – сообщил Раймон, которому хотелось похвастаться своими познаниями перед старшими.

– Шторм будет ночью, успеем вернуться.

– Дайн, поворачивай. Я отвечаю за них, – Ланс уже обратил внимание на резкие порывы ветра, и слово «шторм» поставило точку в его размышлениях.

– Еще немножко, так хорошо – Тайре нравился прохладный ветер и брызги воды, когда лодка зарывалась носом в волны.

– Успеем поплавать, когда погода наладится, – Ланс был непреклонен, он вспомнил, что по возрасту он старший и должен принимать решения за всех.

Дайн заложил широкий вираж, чтобы все могли полюбоваться закатом. Теперь «Орлица» оправдывала свое название, она неслась, как на крыльях, гонимая попутным ветром. Впереди уже был виден маяк на мысу и серые кубики портовых построек. Они снова вошли в колонию медуз, теперь их стало намного больше. Ветер ослабел, и Тайра с Райми любовались их блестящими шапочками, отражающими краски заката. Они переливались перламутром, качаясь на волнах, а если посмотреть с борта прямо вниз, то было видно, что в глубине их тела соединялись в сплошное светящееся облако. И вдали сиреневое море отсвечивало белесым жемчугом, как будто его подернула корочка льда. Это было удивительно красиво и немного отвратительно.

– Тайра, глянь, какой зверь плывет!

Среди медузьей мелюзги царственно покачивался огромный купол с фиолетовой каймой. Он лежал на боку, похожий на огромную шляпку гриба с прозрачной ветвистой ножкой.

– Дайн, давай ее поймаем!

– Она ядовитая.

– Ну хоть сачком подцепим, я хочу ее разглядеть.

– Сачок порвешь, так смотри.

Ветер опять стал свежеть, налетал резкими порывами. Дайн решил подобрать парус. Раймон вглядывался в воду, незаметно зажав в кулаке ручку сачка. Если еще раз попадется такая красота, он не будет зевать. И как будто вызвал из глубины вожделенную добычу. Купол всплыл возле самого борта, может быть, чуть поменьше первого, но тоже роскошный. Раймон быстро завел под него сачок, пока лодка не проскочила мимо, налег на ручку.

– Тяжелая, зараза, – и с этими словами он перевалился через борт.

Дайн попытался поймать его за шиворот и выпустил из рук трос. Парус захлопал на ветру.

– Райми! – Тайра кинулась к брату и схватила цепляющуюся за край руку, – залезай, я держу тебя!

Дно ушло из-под ног, и она с головой нырнула в холодную волну. Отчаянно бултыхаясь, вырвалась из водяного плена наверх, к воздуху. Сверху, из вздыбившейся над головой лодки, на нее валились сети, мешки – все барахло, что лежало на дне, шлепалось ей на голову, опутывало руки, тянуло вниз. Рядом барахтался Раймон, чуть подальше Ланс отбивался от Шмеля, лезущего к нему на спину. Увидев застрявшую в сети Тайру, он подтащил ее к лодке, как пойманную рыбу.

– Встань, у тебя борт под ногами.

Она нащупала опору и вцепилась в лежащую на поверхности мачту. Если выпрямиться, воды было по пояс, иногда высокая волна захлестывала лицо. Сначала ей казалось, что нависшая над головой лодка опрокинется вверх дном и утопит их всех. Но «Орлица», хоть и плясала на волнах, устойчиво лежала на боку: ее держал на плаву распластавшийся по воде парус.

Ланс бережно высвобождал Тайру из сети. Когда лодку качало, их прижимало друг к другу, и у Тайры перехватывало дыхание. Она пыталась помогать, чтобы быстрее освободиться из плена веревок и смущающих ее объятий, и запутывалась еще сильнее.

– Стой смирно, – Ланс улыбался, скрывая собственную неуверенность. Ему доводилось обнимать девушек, но они не были дочками императрицы.

– Ух ты, какую рыбину поймал. Целую русалку, – это Райми пристроился рядом у мачты. Рожица у него была вполне довольная.

– Больше в море с нами не пойдешь.

– Нуу, Ла-анс – Раймон поднял брови жалостным домиком, – теперь я буду всех вас слушаться. И тебя, и Дайна, и даже ее.

– Конечно, будешь – сидя дома. С этого дня за ворота – ни на шаг, – медуза забралась Тайре под юбку, и ей хотелось кого-нибудь убить.

– Зря ты ее спасаешь. Русалки, они коварные. Ты ее выпутаешь, а она тебя утопит.

– Тебя я точно утоплю, прямо сейчас.