Горбатый Эльф

– Пойдемте, госпожа, – Брейд взял ее за руку и провел по узенькой лестнице в крошечную каюту, где горела единственная свеча.

– Здесь вы с Тайрой будете жить, ваши вещи и ужин сейчас принесут. Не выходите на палубу, пока я не разрешу. Никто не должен знать, что у меня гостьи.

Щелкнул замок.

– Никогда не думала, что на корабле такая теснотища, – проворчала Тайра, забираясь на верхнюю койку, – и духотища, и даже выйти подышать нельзя.

Корабль неслышно заскользил к выходу из гавани. Паруса не поднимали. Все надсмотрщики спустились в трюм. Не звучал барабанный бой, задающий ритм гребле. Один из надсмотрщиков стоял на возвышении и дирижировал движениями весел, медленно взмахивая фонарем. За каждый громкий всплеск следовал удар плетью.

Брейд передал подзорную трубу Лансу – пусть развлекается. Даже если кто-нибудь заметит бегство «Кентавра» – пока сообщат Янгису, получат приказ, поднимут якоря, его корабль будет вне досягаемости.

На дальнем конце бухты началось непонятное движение. Сигнальные огни на мачтах стронулись с мест, похоже, флотилия перестраивались.

– Брейд, смотрите! – Ланс протянул ему трубу, – да нет, не туда, дальше.

В первый миг Брейду показалось, что корабли уходят из гавани, их силуэты выглядели слишком маленькими, как будто удаляющимися. Потом он увидел, сколько их, и понял – к Дафносу подходит эскадра боевых кораблей.

– Это ликейцы. Не ожидал, что Ксант успеет…

– Твоя работа, Брейд? – спросил Видий.

Брейд промолчал. Сейчас он почти жалел, что рядом с ним стоит его лучший друг. И Лансу тоже не следовало бы видеть пиршество смерти, которую он, ракайский герцог, призвал на армию своей империи.

Дальние тревожные крики перекинулись на ближайшие суда. Где-то рубили мачты, готовясь к бою, а кто-то ставил паруса. Противники сблизились. В темном круге окуляра показался ликейский корабль, он двигался навстречу огромной двухъярусной галере. Сначала казалось, что он идет на таран – но нет, корабли разминулись. Прогремел взрыв, с борта ликейца взметнулись три ослепительные струйки пламени и упали на галеру. Несколько пылающих точек – заживо горящих воинов – посыпались за борт. Огонь вроде бы погас, вспыхнул с новой силой, охватил всю палубу.

Брейд опустил подзорную трубу. Над гаванью летели крики, треск протараненных корпусов, грохот взрывов. Еще два корабля загорелись неподалеку, они, как гигантские факелы, освещали сцену битвы.

– За нами погоня! – Ланс потряс его за локоть и Брейд с трудом оторвал взгляд от завораживающе жуткого зрелища.

К ним приближалась когга под развернутым парусом, за нею следовала галера, чуть позади шла еще одна когга.

– Думаю, им не до нас, – ответил Брейд, но на всякий случай скомандовал:

– Приготовиться к бою!

Несколько томительных минут ожидания, и стало ясно, что корабли не пытаются преследовать «Кентавра», они всего лишь идут параллельным курсом, направляясь к Голове Дракона. С кормы донесся крик Балтазара, стоявшего за рулем:

– Поднять паруса!

– Я восхищаюсь тобой, Брейд! – сияя от восторга, Видий хлопнул друга по плечу, – только я начинаю думать, что тебе на все наплевать, а ты одним щелчком пальцев одерживаешь блестящую победу. Быть тебе императором!

– Ты хоть когда-нибудь способен заткнуться?

Видий, продолжая ухмыляться, деликатно отошел в сторону. Брейд заслужил право в одиночку насладиться плодами своего торжества.

Скалы заслонили гавань, над их черными зубцами светилось тусклое рыжее зарево. Четыре корабля, вырвавшиеся из огненного ада, шли в сторону Гилатиана.

Этой ночью будут убиты тысячи. Возможно, высадка уже началась, тогда у солдат, успевших сойти на берег, останется шанс на жизнь. Некоторым кораблям удастся вырваться из ловушки. Кто-то сумеет добраться до берега вплавь. В лучшем случае, погибнут всего несколько сотен. Профессиональные воины, пьянеющие от запаха крови, прикованные к веслам каторжники, простые моряки, которых силой заставили перевозить армию Янгиса – Брейд обрек на смерть всех этих людей.

А еще этой ночью кончится война с Феруатом. По крайней мере, до будущего лета: Янгис, если и выживет в битве, больше не сунется в море. Чума вряд ли уйдет до конца осени, а зимой перевал непроходим. Три тысячи ракайцев, осаждающих Мозир, не устоят перед войсками герцога Феруатского. Скорей всего, даже не станут сражаться: при приближении армии снимут осаду и начнут прорываться к морю, благо ликейская граница совсем рядом. И будут платить золотом за любую утлую лодчонку, лишь бы вернуться в Ракайю. На следующий год Янгис вряд ли поднимет в бой своих вассалов – они устали от поражений.

Брейд вспомнил старое поверье, и нашел на небосклоне созвездие Весов: крупная звезда сверху, под ней четыре маленьких в ряд. Мысленно повесил на концы коромысла две чаши, на одну положил горящие корабли, на вторую – мир с Феруатом. Если Небеса захотят дать ответ, то он увидит, как звезды качнутся. Он ждал долго, до рези в глазах. Небеса молчали, а может быть, ни одна из чаш не перевешивала другую.

Глава 20. Весло и парус

I

Свежий северный ветер дул уже четвертый день, и это приводило Янгиса в бешенство. Сотня гребцов «Золотого Дракона» работала на износ, но время от времени им требовался отдых: двое рабов уже умерли, не выдержав напряжения. Приходилось сажать на весла воинов, и ход галеры сразу же замедлялся – неопытные в гребле солдаты не выдерживали сравнения с тренированными каторжниками. А проклятый «Кентавр», купеческое двухмачтовое судно с косыми парусами, легко лавировал и исчез из виду в первое же утро. Еще неизвестно, те паруса на горизонте принадлежали «Кентавру», или это был другой корабль.

Если император собирался присутствовать на Празднике Провозвестия, следовало прекратить погоню и немедленно повернуть назад. Но он не мог возвратиться в Гилатиан с пустыми руками: в столице давно уже зрело недовольство, после гибели флота оно могло перерасти в открытый бунт. Лучше пропустить праздник, зато привезти в цепях Брейда и мятежную императрицу. возложить на них вину за поражение и казнить на главной площади. Это должно утихомирить народ.

– Ты можешь гарантировать, что Лаэрта находится на «Кентавре, – спросил Янгис в бессчетный раз.

– Да, сир, безусловно. Так говорит Она. И это подтверждают матросы, видевшие, как к кораблю герцога Атерли пришвартовалась лодка и на борт поднялись две женщины.

Третий говорил сдержанно и отрешенно, как подобает Чистейшему, но его наружность противоречила внешнему спокойствию. В последнее время жрец страшно исхудал, глаза горели лихорадочным огнем на истончившемся, будто опаленном страстью лице. Иногда он казался безумным.

– Почему я должен верить Хогге после гибели моего флота?

– Разве это Она рекомендовала плыть в Ликейю, сир? Она обещала помощь после принесения жертвы, и это условие не было выполнено.

– Для начала я хотел бы убедиться, способна ли она выполнить свои обещания. Я поинтересовался у Чистейших – Хогга не упоминается ни в одной из священных книг. Никто не может объяснить, кто она такая – сам ли Единый, или отдельное божество. А может быть, она всего лишь иллюзия, созданная вражескими колдунами?

–. Вы же присутствовали на Служении, сир. Как можно сомневаться, хотя бы однажды ощутив этот поток всесокрушающей силы? Она – глас Единого, лучшее из Его творений. Когда я впервые услышал Ее голос, нежный, как флейта и мощный, как рев урагана, я познал истину. Единому ничего не нужно от людей, кроме благочестия, проявите его, и обретете великую награду – власть, и славу, и бессчетные победы.

Император задумчиво кивнул. Ему тоже приходилось слышать Хоггу, и этот опыт оставил сильное впечатление. Правда, тот голос не походил на звуки флейты – скорее уж, на рык льва или дракона. В нем действительно была мощь, и если это божество, чем бы оно не являлось, поделится своей силой в обмен на какую-то овцу… И все-таки непонятно…

– Жрецы и так ежедневно возносят молитвы о процветании империи. Что изменит эта овца?

– Она всего лишь знак согласия с Высшей Волей, первый шаг к обретению великой власти. Нельзя что-то получить, ничего не отдавая взамен, и древние цари понимали этот закон намного лучше нас. Во времена мира они возлагали на алтарь животных, перед серьезными сражениями – людей, а в годину бедствий могли отдать на заклание собственного ребенка. Чем выше цена жертвы – тем значительнее награда.

– Первый шаг? Ты хочешь сказать, что потребуется и второй?

– Нет, сир, овцы вполне достаточно, если вы желаете только победы над Феруатом. Но если вы хотите большего, если ваши замыслы простираются до пределов вселенной – цена окажется выше.

– Иными словами, ты предлагаешь принести человеческую жертву? Это полное безумие. Надеюсь, ты обсудил свой план с Совершенным?

– Ваше величество, у меня не может быть собственных планов, я всего лишь слуга Единого. Решение зависит только от вас. Совершенный – глава церкви, первый из жрецов. Но разве не вам Единый вверил всю полноту власти над Ракайей и ее народом? На вас, и только на вас лежит ответственность за судьбу империи, и даже Совершенный обязан склониться перед вашей волей.

На это невозможно было возразить, Третий абсолютно точно выразил очевидную истину – воля императора выше воли церкви. К сожалению, данный момент был не самым подходящим для противостояния Чистейшим: сейчас Янгису была нужна их поддержка.

– Сир, я хотел бы добавить – нет никакой необходимости заранее ставить в известность Чистейших о ваших намерениях. Для совершения обряда годится любой алтарь, не обязательно в Гилатиане. Вы можете даже не присутствовать при жертвоприношении, достаточно вашего согласия.

Это все меняло. Пускай в каком-нибудь захолустье Третий на свой страх и риск принесет человеческую жертву. Если он прав, и обряд даст обещанные плоды – Третий будет вознагражден по заслугам. Если же нет – никто и никогда не узнает об этом разговоре.

– Хорошо, я согласен. Поручаю тебе исполнить пожелание Хогги.

– Да пребудет на вас ее сила и защита, – Третий медленно и значительно осенил императора святым кругом, – Сир, могу ли я отправить письмо с вашим разрешением на заклание агницы на Праздник Провозвестия? Это вопрос уже был согласован с Совершенным, как вы помните.

– Отправляй.

Клетка с почтовыми голубями стояла в каюте Третьего. Тяжелый запах и шум беспокойных соседей весьма досаждали Чистейшему, но безопасность птиц была намного важнее временных неудобств. Сегодня три самых ценных голубя выполнят свое предназначение, а остальных можно будет выставить на палубу.

На двух клочках тончайшей бумаги Третий написал короткое послание: «Император дал согласие» и приоткрыл дверцу клетки. На крылья птиц были нанесены цветные метки, указывающие на происхождение, но жрец и без того различал каждую из них. Вот эта пара сизарей родом из голубятни Чистейших. Поджарые красавцы, грудки отливают зеленью и кармином. Великолепно обученные, не единожды проверенные, они стоили не на вес золота, а намного больше. Безропотно позволили надеть на хвостовые перья трубочки с письмами, свечой взмыли над палубой и исчезли в облаках. Еще до заката они прилетят в Гилатиан, и кто-нибудь из младших жрецов с поклоном передаст голубей в руки Совершенного.

Время для третьего посланца еще не пришло. Он был не похож на почтового: некрупный, снежно-белый, с короткими красными лапками. Его никто не дрессировал, но жрец ценил этого голубя больше, чем всю разномастную стаю вышколенных породистых птиц. Три дня его кормили зерном, смоченным императорской кровью, и сила заклятий сделала неразрывной его связь с правящим домом.

Этой ночью будет принесена Великая Жертва, и Хогга обретет полную власть над Янгисом. Близится время, когда Третий станет Совершенным.

В полночь жрец запер дверь каюты на засов. Зажег пять свечей в серебряном канделябре в форме священного круга и выставил на стол ларец, ключ от которого носил на груди. Откинул крышку, бережно достал мраморный кубик и две соломенные куклы. Такие мастерят себе деревенские дети – грубые поделки, перевязанные нитками пучки травы, условно изображающие человека без лица. На плечах той, что побольше, висел красный лоскуток, напоминающий мантию, вторая была обернута в белую кружевную тряпочку.

Третий нервно огляделся по сторонам. Предстоящий обряд был под строжайшим запретом, виновному грозила смертная казнь. Никто не мог спрятаться в маленькой, почти пустой каморке, свечи ярко горели, за плотной шторой спокойно вздыхало море, так отчего же он чувствовал на себе чей-то внимательный взгляд?

Жрец трижды призвал имя Хогги, но не почувствовал ничего – ни воодушевления, ни притока силы. Может быть, он выбрал для обряда неподходящую ночь?

– СЕГОДНЯ! – прошептал властный голос, и сомнения оставили Третьего.

Белый голубь сам пошел в руки хозяину в ожидании ласки и корма, когда его перевернули на спину, он испугался и забил крыльями. Миниатюрным, не длиннее мизинца, кинжалом жрец вспорол птице грудь, извлек ритмично вздрагивающее сердце и кинул тушку в ведро. Аккуратно раздвинув прядь соломы, Третий вложил кровавый комочек в фигурку с мантией и с облегчением вымыл руки. Невольно глянул в помойное ведро – голубь уже не трепыхался, плавал на брюхе, раскинув крылья. На мгновение жрецу показалось, что он смотрит на себя самого: мертвого человечка в белоснежной мантии Чистейшего.

Ужас покинул его только во время обряда Наречения Имен, все дальнейшее Третий творил на волне вдохновения, полностью слившись с волей Хогги.

Тайра вышла из каюты и зажмурилась: недавно вставшее солнце било прямо в глаза. Кругом вповалку спали солдаты. Шмель деликатно пробрался между спящих тел, оросил мачту и радостно заскакал вокруг Ланса, сидевшего на нижней ступеньке трапа.

– Ой, привет! Ты что здесь делаешь?

– Жду – сейчас моя вахта будет.

– Возьмешь меня с собой7

– Не стоит тебе идти наверх, Балтазар будет злиться.

– Он же сейчас спать завалится.

Аргумент был весомым – отстояв за румпелем самые тяжелые предрассветные часы, Балтазар имел обыкновение спать непробудным сном, передав командование Брейду.

Ударил колокол, Ланс побежал наверх. Вскоре по трапу, зевая во весь рот, спустился Балтазар.

– Доброе утро, капитан, – улыбка Тайры светилась утренним солнышком.

– Ты чего так рано вскочила?

– Шмеля выгуливаю.

– Всю палубу этот Шмель загадил. Как твоя мать себя чувствует?

– Спит. Вчера выпила воды с лимоном, вроде бы ей стало получше, – у Литании обнаружилась страшной силы морская болезнь, все четыре дня плаванья она провалялась в полубессознательном состоянии, наотрез отказываясь от еды. Вода в ней тоже не приживалась.

– Да, слабое нутро – это беда в море. Я и мужиков таких повидал: только сядет на корабль – тут же через борт свесится и болтается всю дорогу, как водоросль зеленая. Зато тебе все нипочем, скачешь тут в любую погоду, будто рыбачка.

Этот комплимент прозвучал без малейшего одобрения, и Тайра с живейшим интересом уставилась на голубую полоску берега. Не скачет она, а стоит и благопристойно дышит морским воздухом.

– Можно я попробую порулить?

– Это не так просто, меня Балтазар три дня учил.

– Ну, а теперь ты меня научишь. Я еще на «Орлице» об этом мечтала.

Ночью ветер переменился на северо-восточный, он дул ровно, без сильных порывов, а у Тайры так горели глаза… Пусть подержится за румпель, если хочет, ничего страшного – Ланс же будет рядом.

– Ладно, пока Брейд не пришел… Не меняй положение рукоятки, держи тот же курс.

За рулем Тайра была похожа на деву, которую ставят на носу корабля для украшения: золотые волосы струятся по ветру, подбородок вздернут, вид гордый. Но стоять столбом, вцепившись в отполированную мозолистыми ладонями деревяшку, оказалось довольно скучно.

– А мы где сейчас плывем?

– Пока еще вдоль Ракайи, до Кадара осталось дня два. После обеда придется пристать к берегу, Брейд хотел дотянуть хотя бы до Раттена, но вода кончается.

– На нас не нападут на берегу?

– Мы слишком далеко от Гилатиана, кто тут может знать, что Янгис считает Брейда предателем? И у нас солдаты.

– А в Кадаре?

– На сестру королевы? Нас примут с почестями.

– Ну, да, – Тайра помрачнела, вспомнив Стефанию. Она дала ей слово, что не будет искать маму – а теперь они прибудут вместе. И если король Альбин примет беглую императрицу, это почти наверняка приведет к войне. Брейд наверняка что-то придумал, но что? Тайно добраться до гор?

Ланс по-своему истолковал молчание Тайры и тихо спросил:

– Скучаешь по Кадару?

– Стараюсь его не вспоминать. Особенно Ашеру.

Ланс слегка покраснел. Лучше бы он промолчал. Та проклятая ночь в Ашере всегда будет стоять между ними? Наверное, стоит ей рассказать…

– Я никому, кроме Брейда, об этом не говорил, но тебе скажу – может быть, легче станет. Нашего командира, барона Фаркенгайта, больше нет в живых. Его и двоих его помощников убили.

– Кто?

– Парни из нашего отряда.

– Значит, и ты? Ты отомстил за моего отца?

– Нет, не за него. Твой отец сражался с нами как воин, это не был честный бой – десять против троих, но все-таки бой. За женщин и детей, которых Фаркенгайт резал, как овец. Нам надоело выполнять его приказы.

– Что ж… Получил по заслугам.

– Ты не рада?

– Рада, наверное. Весной, когда я узнала, что солдаты еще и соседку нашу убили, я только и мечтала, чтобы они все передохли. А теперь… Знаешь, Ланс, я была на войне – дурацкой бессмысленной войне. Всего несколько дней, и этого хватило, чтобы многое понять. Там точно так же, как и везде, попадались отвратительные мерзавцы, но их было очень мало. А остальные – обычные люди, даже неплохие. И эти неплохие люди убивали ничуть не меньше, чем твой Фаркенгайт. Телеги, заваленные трупами… Не то, чтобы солдатам это нравилось – их просто туда послали, и они делали свое дело. Поставили бы охранять караван или замок, они бы охраняли. Как собаки: скажут им «лежать» – лягут, скажут «взять» – загрызут. Настоящая вина на тех, кто отдает приказы. Не будь Янгиса, этот Фаркенгайт стал бы обыкновенным разбойником, и его давно бы повесили. А его награждали за зверства.

– Так что, надо было оставить его в живых – пускай и дальше пытает и убивает?

– Да нет, вы все сделали правильно. Избавили мир от маленького зла. Но пока власть принадлежит Янгису, здесь не переведутся такие, как Виндом и Фаркенгайт.

– Думаешь, при хорошем императоре они исчезнут? Люди есть люди, сама же говоришь.

– Не исчезнут. Вреда от них будет меньше.

Ланс отвлекся от разговора и посмотрел вокруг. Пока они болтали, полоска берега ощутимо приблизилась, уже и деревья можно разглядеть.

– Ты что, собралась прямо здесь высадиться? Поверни румпель.

Тайра немного сдвинула рукоять, ничего не изменилось, она надавила более решительно.

– Получилось!

Корабль зачерпнул полные паруса ветра и медленно накренился. С палубы донеслись проклятья – еще не проснувшиеся солдаты покатились друг на друга.

– Отойди! – Ланс забрал румпель у девушки и выправил курс.

– Я не знаю, почему так вышло, – жалобно сказала Тайра.

– Просто перестаралась. Ничего страшного, у меня так тоже было. Давай пока я.

Тайра кивнула, но выглядела расстроенной, Лансу захотелось чем-то отвлечь ее.

– А кого бы ты выбрала императором, если бы это зависело от тебя?

– Балтазара, – не задумываясь ответила Тайра, – он надежный и справедливый. Жаль, что рыбак, а не герцог. А из знатных… Брейда, наверное. Хотя бы воевать не будет. Война – это так скучно и бессмысленно, – она подняла левую бровь и кривовато ухмыльнулась, скопировав мимику недовольного герцога.

Ланс фыркнул, чувствуя себя немножечко свиньей: Брейд ничем не заслужил его насмешек. Тайра слишком предвзято относилась к Атерли.

– А почему тогда Брейд, а не твоя мать?

– О, не-ет! Мама была бы хорошей королевой сказочной страны, где не придумали зла. В Ракайе ее сожрут, а она будет переживать, как бы кто ее косточками не подавился.

Ланс только головой покачал – ну не способна Тайра серьезно разговаривать дольше пяти минут.

– Фу-у! – неудачный порыв ветра принес на корму густую волну миазмов с нижней палубы, где обитали гребцы, – не буду тебе мешать, пойду проветрюсь.

Тайра, прикрывая нос рукой, отправилась на бак. Она знала, что туда не стоит ходить – мало ли чего увидишь в гальюне, но глоток чистого воздуха был совершенно необходим. Внимательно глядя под ноги, она пробралась между снастей, солдат и матросов и уселась верхом на бревно тарана, увенчанного бронзовой конской мордой. Четверо моряков прервали игру в кости и вытаращились на нее. Промеж себя они давно решили, что эта девка с мечом и дурной собакой – телохранительница знатной госпожи, живущей в капитанской каюте, не иначе, полюбовницы самого Балтазара, и предпочитали не связываться с ней. Но сегодня эта ведьма чуть корабль не утопила, людям выспаться не дала. Пускать бабу за руль – последнее дело, скинуть бы дуру с тарана… да потом капитан тебя самого за борт скинет. Тихонько выругавшись, они яростно загремели костяшками о палубу.

«Кентавр» летел над ярким солнечным морем, мягко покачиваясь на волнах, а Тайра вцепилась в бронзовую гриву коня и представляла, что скачет на Маяке по васильковому полю… нет, лучше – по синему небу с кудрявыми облаками. Быстрые волны бежали под самыми ногами, теплый упругий ветер бил в лицо, мир был наполнен сверкающим волшебством. Если сейчас загадать желание– может, какая-нибудь русалка услышит и исполнит его? Что бы такое придумать, от чего станет хорошо не только ей, а абсолютно всем?

– Пусть Ракайей правят добрые люди и прекратят войну – сказала она вслух, но не слишком громко, чтоб моряков не смешить. Ни одна русалка не мелькнула в волнах, зато сзади послышались неторопливые шаги.

– И что ты здесь делаешь? Слезай, пока волной не смыло.

Тайра обернулась. За ее спиной стоял Брейд – руки скрещены, брови сдвинуты, нарочитая суровость во взгляде.

– Какой волной, ваша светлость? Вот, все сухое, – она похлопала ладонью по бревну, совсем чуть-чуть забрызганному пеной.

– Ладно, сиди уж, – Брейд тоже оседлал таран, ему давно хотелось это сделать, да повода не было, – но запомни: еще раз возьмешь румпель в руки, запру в каюте. Ланс тоже последнюю вахту стоит.

– Он тут не при чем! – Тайра развернулась так резко, что свалилась бы в море, если бы Брейд не придержал ее, – он не разрешал мне, я его упросила.

– Девушка может выпросить кольцо с алмазом, но только круглый дурак нарушит свой долг ради женских капризов, – Брейд чуть заметно улыбнулся: интересно, от кого он подцепил эту патетическую фразу?

– Он сам вел корабль, я только за рукоятку держалась.

– Тогда еще хуже – после такого маневра ему нечего делать у руля.

Брейд не мог этого видеть, ему кто-то донес, причем страшно преувеличил оплошность…

– Он же учится! У Балтазара корабль тоже иногда на бок заваливается, а Ланс очень старается.

– Просто герой, да? – Брейд откровенно насмехался над Тайрой, и она поняла, что неотвратимость наказания тает на глазах.

– Вы же знаете, что так оно и есть. Он уничтожил мерзкого убийцу. А до этого он проявил еще большую смелость – мама говорила, что его отправили к Фаркенгайту в наказание за участие в заговоре против Янгиса. Жаль, что покушение провалилось.

– А-а, заговор… Хочешь узнать подробности? Что ж, это не секрет – пусть у тебя будет лишний повод гордиться своим другом.

Брейд уселся поудобнее и с явным удовольствием болтал ногой, стараясь достать носком сапога до пенных гребней.

– Ланс действительно был наказан за преступный умысел против императора. Кто-то донес, что компания придворной молодежи вечерами собирается во дворце и ведет опасные и оскорбительные для трона беседы. Сам доносчик не был вхож на эти сборища, рассказывал о них понаслышке. Началось тайное расследование, у одного из пажей обнаружили листок с призывом свергнуть Янгиса, именуемого «сыном шлюхи». Владелец этого воззвания умер, не выдержав пыток, но никого не выдал. И не мог выдать – бедняга не имел никакого отношения к кругу злоумышленников, роковой свиток он получил от шестнадцатилетнего сына маркиза Рейвиса, главнокомандующего войсками Ракайи, которого пытать было невозможно. Разве что – вместе с отцом, за плечами которого стояла вся армия.

Разумеется, на допросе юный граф поклялся, что он и слыхом не слыхивал о заговоре, и в глаза не видел крамольного послания. Мальчишку не тронули, зато всех его друзей на всякий случай выслали из столицы. Ну а Ланс был в их числе, в таверне их вместе видели. Героическая история, не правда ли?

– Значит, ему не раз приходилось страдать по чужой вине, – скорбно вздохнула Тайра.