Горбатый Эльф

Тайра улыбнулась, и герцог налил ей вина.

– На этот раз не отравлено. Если сомневаешься, можешь обменяться со мной бокалами. Ну, хорошо. У твоей матери родинка под левым глазом, когда она злится, то откидывает голову назад, а смеется беззвучно, как будто часто дышит. Ты помнишь что-нибудь из этого?

Тайра неуверенно кивнула. Родинку она не помнила, но вот смех… Иногда звонкий, заливистый, а иногда такой, как он сказал.

– Я мог бы это знать, если бы никогда не встречался с ней? Теперь поверила?

– Возможно, ваша светлость. Что она сказала, когда узнала обо мне?

– Ничего. Вышла из комнаты, через пару часов появилась в очень густой вуали и передала письмо для тебя. Говорила с трудом – ее поразило известие о смерти твоего отца, кажется, она любила его. Ну а наутро мне пришлось отвечать на тысячу неудобных вопросов, ее интересовало все, вплоть до твоей прически.

– А мне вы позволите задать еще один вопрос?

– Сколько угодно. Не обещаю, что отвечу на все – но можешь попробовать.

– Я все-таки не понимаю. Я слышала – бароны часто промышляют разбоем, но зачем это нужно герцогу?

– Если хочешь, расскажу. Но в двух словах вряд ли получится. Так что лучше отложим эту историю на завтра, тебе надо отдохнуть.

– Если можно, сейчас. Мне все равно не уснуть, пока я не пойму, в чьих руках оказалась наша с мамой тайна.

– И можно ли мне доверять? Ну что ж, тогда слушай. Только с условием – съешь все, что лежит у тебя на тарелке. Ты ни к чему не прикоснулась, а госпожа Гремм очень старалась тебя побаловать.

Я был вторым сыном герцога Атерли. Титул и замок предназначались старшему брату, ну а мне предстояло либо служить при императорском дворе, либо получить образование. Я выбрал второй путь и в пятнадцать лет отправился в салемский университет изучать юриспруденцию. В то время я был уверен, что справедливые законы и честные судьи сделают мир лучше. Бакалавром стать мне не удалось, проучился я всего три года.

Путь из Ракайи в Салем долгий и опасный, так что оба гонца с письмами из дома прибыли в один и тот же день. В первом письме сообщалось, что мой брат погиб при штурме нарратского замка, во втором – что мой отец скончался от отравления и мне следует немедленно вернуться, чтобы вступить во владение наследством.

Горе надломило здоровье моей матери, но не ее волю. Перед смертью она успела устроить мой брак с младшей сестрой Янгиса. Невеста показалась мне привлекательной и трогательно скромной, она почти не поднимала глаз – только потом я понял, что… В общем, через несколько месяцев, мне пришлось отправить ее в Салем и выплачивать очень приличное содержание с условием, что она никогда не пересечет границы Ракайи.

Итак, мне девятнадцать, я единственный, кто остался в живых из нашего рода и у меня на руках разворованная казна и разоренные земли. Горцы и разбойники поочередно грабят деревни, крестьяне не выходят в поле без оружия. Я выгнал кастеляна и казначея и поставил на их места двоих друзей детства. Нанял большой вооруженный отряд, пытался охранять границы и села. Все было бесполезно. Горцы появлялись ночами и угоняли скот в ущелья, куда мои люди боялись заглядывать. Местные шайки к утру растворялись, как дым. Те разбойники, кого удавалось поймать, оказывались моими же крестьянами, настолько нищими, что рука не поднималась отправлять их на виселицу – я приговаривал их к работам, дороги они у меня мостили.

Но однажды горцы не ограничились овцами и коровами – сожгли деревню и угнали в плен девушек. Это уже нельзя было считать обыкновенным грабежом, это было объявление войны. Я посадил на коней всех деревенских парней, кто способен был сидеть в седле – получилось внушительное войско – и отправился вдогонку. Дорога привела в большое селение у подножия крепости. Она принадлежала молодому князю Ашве. Мы не стали брать ее штурмом, просто окружили и через пару часов Ашва выслал парламентеров с просьбой о переговорах. Силы были примерно равны, он мог продержаться до тех пор, пока подоспеет помощь. К счастью, в тот момент у них шла межплеменная война и Ашва был заинтересован в сильном союзнике. Мы договорились на том, что я помогу ему одержать победу, а он прекратит набеги и будет охранять мои торговые караваны, идущие в Салем, за небольшую мзду. Так я стал обладателем единственного безопасного перевала в Салем, что неплохо отразилось на моем финансовом положении, а Ашва – верховным князем трех племен.

– А что стало с теми похищенными девушками?

– Девушек пришлось оставить у Ашвы – они на коленях умоляли меня не возвращать их в родную деревню, к голоду и побоям. Ты не устала еще слушать?

– Нет. Вы ведь собирались рассказать, почему герцог иногда превращается в Волка.

– Я же оборотень, разве ты не знаешь? – улыбнулся герцог, – ладно, раз уж обещал… Ну так вот, я заключил мир с горами, теперь следовало покончить с разбоем. В лесах засели десятки шаек, по дорогам нельзя проехать без отряда охраны, селения отрезаны друг от друга. Очистишь лес от одной банды – через неделю в нем уже орудует другая. Да и мои солдаты, набранные из тех же деревень, часто предупреждали своих дружков об облаве.

Так продолжалось до тех пор, пока мои люди не взяли в плен вожака одной из крупных шаек по кличке Волк. Во время налетов они выли по-волчьи, были неплохо вооружены, наводили ужас даже на других разбойников. Парень оказался не только смелым, но и очень неглупым, со своим понятием о чести – держал слово, не давал в обиду женщин и детей. Я нанял всю его шайку, они получали деньги, коней и оружие и беспрекословно выполняли мои приказы. Через год ни о каких разбойниках, кроме Волка, в герцогстве и слуха не было. Остатки разбитых шаек либо уходили в другие края, либо нанимались к нему же. Дисциплина у него была железная, за любой проступок – штраф, за самовольный налет казнил на месте. Трогать мирных жителей запрещалось, купцов можно было, но только ракайских, тех, кто без разрешения пытался вести караван через мой перевал. И не убивать, оставлять часть товара. Имперские отряды, разумеется, были вне закона.

На моих землях наступил мир, постепенно восстановились земледелие и торговля. Имя Волка стало легендой – благородный разбойник, защитник бедных. А однажды ночью мне сообщили, что Волка ранили в бою с отрядом ракайских солдат. Когда я прискакал на место, он уже умер. Вокруг сидели убитые горем соратники – он был их героем, их кормильцем. И уже метали друг на друга яростные взгляды, еще чуть-чуть, и прямо над телом вожака разгорится драка за право занять его место. Все они были заурядными хищниками, похоронят Волка – и герцогство снова погрузится в хаос. Я снял с него шлем, одел на себя и сказал: «Волк жив». Разбойники прекрасно знали, на чьи деньги существует их шайка, и заорали: «Слава Волку!». Вот, собственно, и все. Теперь они – моя вторая армия. Поддерживают порядок в моих землях, понемногу грабят Виндом для поддержания легенды. Караваны и солдат Янгиса, как обычно.

– Значит, не справедливые законы и честные судьи сделали ваш мир лучше? – не удержалась Тайра.

– У меня есть трое честных судей – после того, как двоих пришлось посадить за решетку. Возможно, мой мир не так уж хорош, но здесь не торчат виселицы на дорогах и люди не умирают от голода. А теперь отправляйся спать, тебя проводят.

Кажется, она слегка задела герцога.

К Белой Чайке Брейд прибыл во главе небольшого войска. Его хорошо знали в крепости, и когда он подъехал ко рву с десятком рыцарей, охрана без слов опустила мост. Ну, стоят за ним двести конников, так это и понятно – на войну собрался, по пути заехал с Лаэртой попрощаться. Правда, когда вслед за рыцарями через мост поскакала лавина всадников, часовые забеспокоились, послали за капитаном Дреббом.

Дребб был сонным и не совсем трезвым, удивленно уставился на заполняющее внутренний двор войско.

– Добрый вечер, герцог. Что это вы столько людей сюда нагнали? Они же тут все загадят, парк потопчут. Пускай на поле лагерь ставят.

– Так безопаснее. Я приехал сменить ваш отряд, вы должны отправиться в столицу сегодня же вечером.

– Как сегодня? Людям же собраться надо. И почему вдруг вы, ваша светлость? Меня же герцог Виндом должен сменить, он уже на пути сюда, наверное. У меня письмо от Янгиса лежит.

– Планы изменились. Ваш отряд освобождает крепость сегодня. Это приказ.

Дребб побледнел.

– А бумага у вас есть?

– Это устное распоряжение. Мое.

– Я не могу сдать вам крепость, герцог, я же присягу давал.

– Капитан, у вас здесь пятьдесят человек. У меня двести. И еще тридцать моих людей в замке, помогают вам нести службу. Будем сражаться?

– Ваша светлость, меня же повесят…

– За что? Крепость вероломно захвачена превосходящими силами противника. Повесят меня. а не вас.

– Брейд, давайте договоримся по-хорошему. Я остаюсь в крепости. ваши люди тоже. Ну размещу я их как-нибудь.

– Дребб, в этом случае вам не избежать обвинения в предательстве. Вам кто-нибудь приказывал впускать в замок мое войско? Смотрите, к нам уже ваши люди подходят, чем дольше мы с вами беседуем, тем меньше все это похоже на внезапный захват крепости.

И тогда Дребб заорал:

– Седлать коней! Живо! Выступаем немедленно!

В дверь постучали, императрица Лаэрта подняла голову от книги. Она просила не беспокоить ее, но из сада уже давно доносились возбужденные голоса и ржание коней, поэтому она ожидала, что кто-нибудь придет и доложит о происходящем. В дверях стоял улыбающийся Брейд, какой-то солдатик выглядывал из-за его плеча.

– Ваше величество, простите, что осмелился …

– Да входите же, герцог, я так рада, что вы приехали! Еще два дня – и вы не застали бы меня, я получила письмо с приказом приехать в Гилатиан.

Брейд перестал улыбаться и сменил тему разговора:

– Капитан Дребб покинул Белую Чайку, теперь вас будут охранять мои люди.

– Да? Он казался мне достаточно верным человеком. Но если вы сами будете командовать вашими людьми, я буду чувствовать себя в полной безопасности.

– Я обещаю вам это, моя госпожа.

– Благодарю…

Что-то все время отвлекало императрицу, мешало сосредоточиться на разговоре. Наконец, она поняла – стоявший у входа парень как-то странно, слишком пристально глядел на нее. Встретившись с ней взглядом, он снял шапку, золотые волосы рассыпались по плечам.

Лаэрта замерла на полуслове – и бросилась обнимать солдатика.

– Тайра?!! Светлые Небеса, ты совсем не изменилась!

Барон Цеприс, управляющий Белой Чайки, ложился в постель сразу после захода солнца. Но сон нескоро вытеснял беспокойные мысли о предстоящих делах и длинные столбцы цифр из его многозаботливой головы. Поэтому осторожный стук слуги не застал его врасплох. Выслушав несуразную новость о захвате крепости герцогом Атерли, он накинул халат, перебрался в примыкающий к его спальне кабинет и занялся сортировкой бумаг, и без того пребывавших в идеальном порядке.

Герцог Атерли явился примерно через час.

– Извините, что потревожил вас, барон, – улыбка Брейда выглядела почти смущенной.

– Ничего страшного, ваша светлость – я ждал вашего визита.

– Значит, вы уже в курсе последних событий? Мне пришлось ввести войско в крепость, по моей информации сюда направляется граф Виндом. Он намерен захватить Белую Чайку и взять в заложники ее величество и их высочеств.

– Вот как? – кустистые брови Цеприса поползли вверх. Такого наглого вранья… Виндом, безусловно, должен забрать Лаэрту с детьми в Гилатиан. Но это называется не захватом заложников, а выполнением приказа его императорского величества.

– Сколько дней осады может выдержать Белая Чайка? Учитывая, что у меня полторы сотни воинов, с конями.

– Ну, что касается провизии – недели две. Сена и овса тоже достаточно, мы как раз сделали запасы на зиму. А вот воды хватит дня на три, не больше. Та, что в цистернах, годится только для полива. Может, для коней и сойдет, не знаю. Питьевую воду приходится подвозить каждый день, вам же это известно.

– Трех дней мне будет достаточно. На всякий случай с утра наполните все емкости, какие найдутся в замке. Не беспокойтесь, осада не будет долгой, за ее величеством придет корабль, и я открою ворота.

– Я и не беспокоюсь, ваша светлость. У меня к вам только одна просьба – перед тем, как вы впустите сюда Виндома, привяжите меня к вот этому креслу, на котором я сижу, и засуньте в рот кляп.

– Как пожелаете, – Брейд грустно улыбнулся старому трусливому лису, – но вы ведь можете покинуть крепость вместе с гостями и свитой, Виндом не появится раньше полудня. На рассвете разбудите всех, кто находится в замке, и попросите немедленно его покинуть. Также рассчитайте прислугу, здесь должны остаться только мои солдаты и императорское семейство.

– Ну что же, так я и поступлю, милорд. В этом ящике ключи от всех помещений. Не забудьте, пожалуйста, что вы приставили меч к моей груди, прежде чем я их вам отдал. А потом силой вышвырнули меня из замка.

Уже середина ночи, а они все не угомонятся…

Брейд скинул одеяло и лежал на кровати в одной рубашке. Видно, и ее снять придется, духотища невыносимая. Когда же они спать отправятся? Лаэрта с дочкой так и сидели в мастерской, куда Брейд привел Тайру, как раз над его спальней. И говорили, говорили… Сначала негромко, рассказы перемежались испуганными вскриками и долгими паузами – очевидно, на слезы и объятия. Теперь смеются. После трехдневной скачки Брейд хотел только одного – выспаться, завтра будет тяжелый день, а эти… Он все-таки открыл окно, хотя знал, что болтовня будет звучать еще громче.

Где-то рядом о стены крепости тихо плескалось море, но окно выходило в парк. Дневная жара застоялась в квадрате высоких стен, ни дуновения ветра, ни шороха, кипарисы как будто нарисованы тушью на искрящейся ткани ночного неба. Брейду было слышно каждое слово, что говорилось наверху. Они, конечно, тоже сидели у распахнутого окна. В конце концов, сами виноваты, могли бы уйти.

– Ты не представляешь, как он со мной намучился, – это был голос Лаэрты, – я же вообще ничего не умела. Нас учили кулинарии, но только по книгам. Один раз все-таки сводили на кухню, шеф-повар нам показывал разную утварь. Там шум ужасный был, толкотня, Лаэрта умудрилась за горячий вертел схватиться, а я себе на платье полную соусницу опрокинула. Больше нас туда не пускали.

Ну да, они же поменялись именами. Она говорит о Литании. То есть наоборот – Литания говорит о настоящей Лаэрте. В общем, неважно.

– В начале я даже не могла нормальную лепешку испечь, внутри – сырое тесто, сверху уголь. Как Джан их ел – не знаю, я не могла.

Джан, Джан… Что такого было в этом деревенском парне, что Лаэрта с нежностью вспоминает его после двенадцати лет разлуки – того, что она не может найти в Брейде? Он почувствовал, как сжимается его кулак, и устыдился. Все просто. В той горной деревушке она была свободна и счастлива. И в это время рядом с ней оказался именно Джан.

– А когда он послал меня овец доить… – кто-то прыснул, кажется, сама Лаэрта, – корову я уже доила, а овцу – в первый раз. Она от меня шарахается, потом вроде присмирела, но молока не дает. Тут Джан заходит, спрашивает, что это я делаю, я ему говорю, – голосок стал жалобным и капризным, – Джа-ан… У меня не получается! Корова гладкая, у нее все видно, а овечка такая лохматая! У коровы четыре соска, ты сказал, что у овец их два, а я только один нашла, и молока очень мало! Джан стал красный совсем, я думала, он на меня орать начнет, как тогда, когда я ему живого скорпиона принесла показать. А он по стене на землю сползает и хохочет. Потом отдышался и говорит: – Лита… это же баран!

Брейд, зажимая рот рукой, тихонько закрыл окно. Ну их! Надо будет балладу написать – «О нежной и возвышенной любви императрицы Ракайской и барана». И почему он не баран?

Глава 16. Штурм Белой Чайки

Мама еще спала, свернувшись клубочком на краю огромной кровати. Тайра тихонько выбралась из-под балдахина, влезла в штаны и вышла на балкон, чтобы посмотреть на море. Ночью она засыпала под легкий шелест его дыхания, но увидеть ничего не смогла – бескрайняя тьма с редкими отблесками, почти как в пещере, только оно было живым, шевелилось, иногда отражало тоненький серп молодого месяца или несколько звезд, на миг выглянувших из облаков.

Она сделала шаг на площадку – и отступила. Под ногами у нее было синее небо с быстро бегущими клочьями облаков. И грохот, как возле большого водопада. Потом она поняла, что небо – вверху, оно было спокойнее и светлее, а то, что внизу – и есть море. И все волны с пенистыми гребнями неслись прямо на замок, чем ближе, тем они были выше и бурливей. Тайра осторожно заглянула через перила. Огромный вал разбился о подножие замка, отхлынул, за ним уже нависал следующий, еще выше, брызги его крушения оросили руки и лицо холодными каплями. Сейчас волны разнесут замок вдребезги… Ведь говорят, что капля камень точит, а тут такое! Потом она вспомнила, что крепость стоит на скалистом утесе, и ей лет сто. Наклонилась вниз, и ощутила восторг и чувство полета, как будто скачешь галопом по бескрайнему полю.

Тяжелые удары воды и свист ветра заглушили тихий стук. Тайра насторожилась, только услышав мамин голос. В спальне было совершенно некуда спрятаться, разве что под кровать. Она не успела.

– Да, Селия… – сонно пробормотала мама, и в дверь заглянула горничная. Тайра сделала все, что могла – отвернулась к морю.

– Госпожа, мне показалось, что вы проснулись, – и тут служанка заметила длинноволосого юношу на балконе, – о, простите меня!

– Все хорошо, Селия. Принеси мне одежду. Сегодня, кажется, опять жарко – так что платье лучше белое, с вышивкой, а на голову – легкий палантин. Для молодой госпожи – зеленое, шелковое, оно прохладное, вуаль сама подбери по цвету. И приличное белье. Она была вынуждена бежать… из Кадара. В дороге ее ограбили, так что позаботься обо всем необходимом. Завтрак подашь прямо сюда, и не надо никому рассказывать о моей гостье

– А она правда никому не расскажет? – спросила Тайра, когда за горничной закрылась дверь.

– Надеюсь, что нет, Селия хорошая девушка. Впрочем, это неважно – ну, допустим, ночевала в моих покоях какая-то беглянка из Кадара. Она же тебя не видела. Все равно твое присутствие в замке невозможно скрыть, главное – чтобы никто не знал, кто ты. Позже мы обсудим с герцогом Атерли наши планы. К сожалению, сейчас мое положение настолько непрочно, что без его помощи я не смогу обеспечить тебе надежной защиты.

Этим утром дворцовый сад оставался единственным спокойным местом в Белой Чайке. На главном дворе кучера запрягали экипажи разъезжающихся гостей. Служанки, внезапно получившие расчет, обхаживали конюхов, чтобы те подвезли их пожитки до ближайшей деревни. По всем покоям и лестницам дворца сновали слуги, нагруженные сундуками, корзинами и тюками.

Господин Цеприс не сразу обнаружил императрицу. Она сидела на скамейке, полускрытой пышно разросшимися рододендронами и оживленно беседовала со своей новой гостьей. Принцесса Агния обучала прибывшую вместе с этой дамой беспородную собаку ловить и приносить мяч. Вторая часть программы не всегда удавалась, принцесса то и дело хватала собаку за хвост и вытаскивала мячик из слюнявой пасти.

Несмотря на преклонные годы, господин Цеприс обладал острым умом и зрением ястреба. Картина, представшая перед его глазами, повергла его в ужас: неизвестная девица откинула вуаль, и профили собеседниц оказались почти зеркальным отражением друг друга. Если бы художник нарисовал эту идиллическую сценку, он мог бы назвать свое произведение «Три возраста женщины». Беззаботное дитя, юная дева, зрелая женщина. Три возраста, одно лицо. Господин Цеприс громко кашлянул, чтобы прервать беседу, но все равно до него донеслась последняя фраза незнакомки:

– Все будет хорошо, мама. Мне кажется, Брейд всегда держит слово.

Мама… Это словечко могло принести целое состояние – если найти нужного покупателя. А также могло стоить жизни. Лучше бы Цеприс не слышал его. Совершенно правильно – он его не слышал.

– Ваше величество, я пришел проститься и узнать ваши последние распоряжения.

–Значит, вы тоже… Вы уверены в необходимости вашего отъезда? Без вас здесь все развалится.

Цеприс с ненавистью глянул на гостью: вуаль она, конечно, опустила, но и сквозь полупрозрачную ткань только слепой не заметил бы сходства. Если бы не эта девица, то, может, он и остался бы. Но старый кастелян не собирался заканчивать долгую и почти безупречную службу на плахе.

– Ваше величество, как только вы вернетесь в Белую Чайку, сообщите мне, я немедленно приеду и приступлю к выполнению своих обязанностей. А во время вашего отсутствия в моем пребывании в замке нет необходимости. Слуги уволены, ваша библиотека, рукоделие и наряды упакованы и отправлены по адресу, указанному герцогом Атерли. Герцог обещал оставить в крепости шесть человек охраны, уверен, они справятся со своей миссией без моего участия.

– Спасибо вам, барон… Вы так много сделали для моей семьи. Надеюсь, мы еще увидимся с вами. Если вас не затруднит, отведите Агнию к Сите, ей пора спать, и позовите сюда Атерли.

Литания была в такой ярости, что Тайра предпочла не заговаривать с ней до появления Брейда.

– Брейд, мы с вами условились, что вы сообщите гостям о моем отъезде и попросите Цеприса рассчитать часть слуг, раз уж я вынуждена покинуть Белую Чайку. Но с какой стати вы выгнали Цеприса? Он один из немногих людей, которым я доверяю.

– Я не выгонял его, госпожа, это его собственный выбор. Если случится так, что граф Виндом появится здесь прежде, чем за вами придет корабль, то придется закрыть ворота. Все, кто находился в крепости во время осады, могут быть обвинены в предательстве, поэтому я взял на себя смелость отправить из замка всю вашу челядь. Но барона Цеприса я был вынужден ввести в курс дела, и он самостоятельно принял решение не рисковать репутацией.

– Никакой осады не будет! Если ваш корабль задержится, я просто отправлюсь с Виндомом в Гилатиан. Вы преувеличиваете опасность, эта поездка мне ничем не грозит.

– К сожалению, не преувеличиваю. Я только что получил копию письма императора к леди Вивиан. Прочитайте, и сами во всем убедитесь.

– И как вам удалось его раздобыть?

– Ну, если вам угодно знать подробности… В придорожной таверне мои люди встретились с виконтом Нортеном, одним из оруженосцев Янгиса, перевозившим императорскую корреспонденцию, и его отрядом. Люди Нортона выпили лишнего, и, пока они спали, мои ребята успели просмотреть письма. Ничего важного там не было – кроме вот этого.

Брейд не стал упоминать о сонном зелье, щедро подмешанном в кувшин с вином – в последнее время ему слишком часто приходилось пользоваться снадобьями Хасият, и он чувствовал себя несколько запятнанным сотрудничеством с ведьмой. А также о том, что письмо уже два дня лежало у него за пазухой. Он до последнего надеялся, что ему не придется использовать этот аргумент.

– Я не читаю чужие письма.

– Тогда мне придется прочесть его вслух. Прошу простить меня, но это слишком важно, вы должны знать, что отправляетесь в ловушку.

Императрица брезгливо, двумя пальчиками, взяла листок. Ей начинало казаться, что в ловушку ее загоняет именно Брейд.

Возлюбленная госпожа моего сердца!

Я благодарен тебе за заботу о чести моей семьи, но твои подозрения беспочвенны. Со дня бракосочетания за Лаэртой велось непрерывное наблюдение, и я могу быть абсолютно уверенным в моем отцовстве. Если ты дорожишь моим расположением, никогда больше не упоминай об этих отвратительных домыслах. Гораздо более важными являются все чаще поступающие сведения, что Белая Чайка превратилась в гнездо заговорщиков, планирующих покушение на мою жизнь и возведение на престол Лаэрты. Но ты можешь не волноваться обо мне: я приказал доставить Лаэрту в Гилатиан, и она никогда больше не покинет его. Уверен, что она со всей возможной искренностью расскажет мне о заговоре и назовет имена предателей.

Ни о чем не беспокойся и не грусти. Ты увидишь меня не позже, чем через две недели.

Брейд терпеливо наблюдал, как Лаэрта рвет листок на узкие полоски, складывает их и с усилием раздирает на крошечные квадратики. Наконец она перестала кусать губы и сказала:

– Я все поняла, Брейд. Надеюсь, что корабль придет. Но если нет – я все-таки поеду в Гилатиан. Позаботьтесь о Тайре, и как можно быстрее покиньте Ракайю – я не уверена, что выдержу пытки и не оговорю вас. Остальных детей он не тронет, это его кровь, и это важно для него.

– Но почему?! – не выдержала Тайра, – почему не дождаться корабля? Эта крепость выдержит какую угодно осаду!

– Потому, что осада – это всегда гибель многих людей, и нападающих, и защитников. Я не считаю, что за мое спасение нужно платить десятками жизней.

Брейд только плечами пожал, логика Лаэрты не вмещалась в его голову.