Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

Болезнь эта не опасная и обычно быстро проходит, когда ребёнок замечает, что его опусы умиляют только мамашу, а остальные почему-то не торопятся включать их в школьную хрестоматию.

В своё время и я тоже этим переболел. Где-то в столе ещё валяется моя детская записная книжка со стишками. Что-то про бедного щенка, который потерял хозяина. Слава богу, записная книжка кончилась и с нею кончилась моя поэзия. Какую утрату понесло культурное человечество!

Учёные расходятся относительно того, что считать моментом происхождения человека. Одни считают, это произошло тогда, когда обезьяна впервые встала на задние лапы и обнаружила, что у неё появились руки. Другие считают, это произошло, когда обезьяна взяла в руки палку и этой палкой сбила с пальмы банан. Я думаю, правы всё-таки первые. Пока обезьяна была четвероногим животным, ей нечем было взять палку. Но, как только она стала животным двуногим, у неё появились свободные руки. Именно превращение передних лап обезьяны в свободные руки и есть момент, с которого началась история человеческой цивилизации.

Историческое значение этого события трудно переоценить. Свободные руки – это искушение. Свободные руки – это проблема. Свободные руки – это возможность. С тех пор чего только не наделала бывшая обезьяна этими руками! Появившаяся проблема – чем бы их занять? – заставила её думать. И это уже окончательно решило её судьбу.

Однажды, начитавшись книжек про йогу, я попробовал стоять на руках вниз головой. Пытаясь продержаться в таком положении хотя бы минуту, я с ужасом думал, – что если бы обезьяне пришло в голову встать на передние лапы! Хорошо бы мы сейчас выглядели с головой ниже пояса.

Человек настолько противоречивое существо, что просто диву даёшься. Любому предмету неодушевлённому можно дать чёткие определения. Вода – мокрая, мяч – круглый, нож – железный. К человеку никакие абсолютные утверждения неприменимы. Когда говорят, человек глупый или умный, добрый или злой, – это не качественная, а количественная оценка. В каждом человеке есть и ум, и глупость, и добро, и зло. Не бывает одна вода мокрее другой. С человеком же это – сплошь и рядом.

Раскольников – он злой или добрый? Злой? – но он искренне пожалел Сонечку Мармеладову. Добрый? – и зарубил топором пару старушек. Зарубил бы ещё десяток – сколько бы их не зашло следом.

Но, может быть, он – исключение? Да, но только по глубине духовного раскола. В каждом из нас сидит свой Раскольников.

Мы плохо себя знаем. Но даже то, что мы знаем и чувствуем, наводит на мысль, – в человеке есть всё. Все пороки и все достоинства, все кошмары и все сказки, хвост дьявола и крылья ангела. Разница только в их соотношении. У одного длиннее хвост, у другого больше крылья.

Своей раздвоенностью человек похож на вселенную. Как в мире любой магнит имеет два полюса, любой атом состоит из разноименно заряженных частиц, и сама материя имеет антипода – антиматерию, так и человек соткан из противоречий. Каждый человек – это целая вселенная, столь же бесконечная и столь же непостижимая.

Город – это огромный часовой механизм, который Господь Бог аккуратно заводит каждое утро.

Как человек стоящий на обочине, в стороне от торной дороги жизни, я с интересом наблюдаю это броуновское движение. Поскольку физически я нахожусь в самой его гуще, приходится принять условия игры, иначе тебя просто растопчут и не заметят.

Людская толпа похожа на живое существо – гигантскую змею, анаконду, обвившую улицы и переулки, выползающую каждое утро из своей норы где-то во чреве города. Наблюдать за ней и весело и страшно. В этом есть что-то мистическое – в слиянии разных людей, идущих по своим делам, в единый цветной поток, пёструю ленту из рассказа Конан-Дойля.

У толпы свои законы, своё лицо, свой характер. Это больше, чем простая сумма одиноких прохожих. Происхождение её неслучайно. Даже если бы для каждого пешехода существовал свой собственный тротуар, люди всё равно сбивались бы в кучу. Существует какая-то сила тяготения, организующая толпу.

Главное, что заставляет людей сбиваться в стаю, это ощущение безопасности, которое она даёт. Одинокий человек слаб. Как одинокое дерево посреди поля, он притягивает молнию во время грозы, он гнётся под всеми ветрами. Тогда как в лесу тишина и безветрие. И даже упасть от усталости тебе не дадут соседние деревья.

Но давая ощущение безопасности толпа требует некоторых жертв. Она отнимает у вас часть прав, она подчиняет вас своим законам, наконец, она просто обезличивает людей. У толпы нет лица, в толпе нет гениев, нет первых и нет последних, как нет у неё начала и нет конца. Она однородна, как разваренная каша, и усреднённа, как подстриженный газон. Толпа очень легко превращается или в стаю, или в стадо, – в зависимости от обстоятельств. Она ненавидит тех, кто не с ней. Закон толпы – единообразие. Перефразируя Дюма: один – как все, и все – как один. "Как все" – это же символ веры! Целое мировоззрение. В науке существует понятие энтропии, которое введено для выражения стремления любой закрытой системы к однородности и простоте. Это как раз тот случай.

Лично я, человек достаточно закомплексованный, люблю погружаться в толпу для отдыха. "В толпе я отдохну" – говорит Арбенин, и это правда. В толпе снимаются маски, заглушается голос сомнений, притупляется одиночество.

Толпа даёт смысл всем ничтожным, даёт направление всем потерянным, даёт защиту всем беззащитным. Это могущественный покровитель и суровый господин.

Есть люди, чувствующие себя в толпе, как рыба в воде. И я могу про себя такое сказать, но с уточнением, что вода эта – в кастрюле, под ней – огонь, и уже через полчаса в толпе я чувствую себя, как рыба в ухе.

Повседневные люди слишком озабочены текучими делами, чтобы иметь представление общей картины и сценария играемой ими пьесы. Для того, чтобы что-то рассмотреть, надо отойти от него на некоторое расстояние. Я использовал эту возможность для пристального изучения повадок и законов существования любопытнейшего существа, официально именуемого человечеством, на бытовом же уровне обзываемого толпой. Это действительно явления одного характера, хотя и разного порядка. Человечество – это очень большая толпа, и у них много общего.

Всякая устойчивая система, состоящая из многих субъектов, при внимательном рассмотрении обретает собственное лицо и может рассматриваться как самостоятельное существо. Любая система обладает центростремительной силой, препятствующей её распаду. Любое существо вооружено эгоизмом, утверждающим его право на существование. Это основной закон существования.

Как говорил один из героев Платонова: "официально этот мир никем не учреждён и, стало быть, юридически не существует". С полным правом это же можно сказать про человечество, поскольку Господин Бог увиливает от очной ставки с ним и не спешит лично засвидетельствовать свои права на оное. Поэтому человечеству приходится изворачиваться самому, чтобы утвердить свою необходимость. Для этого существуют аксиомы (это научное название credo – символа веры). Первая аксиома гласит:

Человечество – это смысл жизни вселенной. Как представитель разума, покоряющего мёртвый материальный мир, человечество является его господином, постепенно осваивая свою вотчину сначала в пределах солнечной системы, а затем и в галактике. Всё сущее в мире – существует для нас, ради нас, вокруг нас.

Оспаривать это трудно, как любое недоказуемое утверждение. Да, никто и не пытается. Только звёзды ехидно подмигивают.

Из этого непосредственно следует: человечество было, есть и будет всегда, и пусть те, кому это не нравится, провалятся в тартарары.

Теперь, когда определена аксиома, формулируется главный мировой закон: закон сохранения человечества. Все остальные физические, химические и прочие законы постепенно будут выведены, как частные случаи этого главного закона. Всё остальное уже просто. Определяются критерии ценности: хорошо то, что удобно; правильно то, что подходит. Разумеется, человечеству.

Поскольку с материальным миром всё ясно, остаётся определиться с человеком. Этот элементарный атом человечества имеет наглость претендовать на самостоятельность своего бытия, и имеет отвратительную привычку сомневаться во всём, не исключая самого себя. Вот с ним человечеству ещё предстоит повозиться, но поскольку силы явно неравные, – исход предрешён. Будущие винтики человечества запомнят со школьной скамьи аксиому номер 2:

Человек – не существует вне человечества и всем, что имеет, обязан человечеству. Ergo, – обязан подчиняться его воле и радостно исполнять своё предназначение: служить человеческому разуму. Сомнение в вышесказанном – преступление против человечества.

Наверно, это – правильно, разумно, необходимо. Но я рад, что меня ещё не перемолола эта мясорубка. Я рад, что имею право на сомнение, в чём бы то ни было, и в полной мере этим правом пользуюсь.

Перелистывал "Философию религии" Гегеля. Читать серьёзно и вдумчиво это я не могу. Пусть уж он не сердится на меня, но это – словоблудие. Другого определения у меня нет.

Каждому явлению ставится в соответствие слово. Это понятно. Это естественный путь. Но многие философы, пытаясь оформить невнятные мысли, из груды слов сочиняют явление. Это неестественный путь. Эти искусственные новорождения безжизненны и способны только запутать любую проблему.

Поистине, профессионализм в любом деле – это не только достоинство, но и огромная опасность. За словами теряются понятия. За искусственными конструкциями теряются первопричины явлений. И вот уже философ живёт в построенном им же самим бумажном мире, ничего общего не имеющем с миром реальным.

А искал я ответа на один очень интересующий меня вопрос: как может разум сочетаться с верой?

Я не нашёл ответа. Потому что не нашёл веры.

Если человек читает лекции: "доказательства бытия Бога", – это уже не вера. Вера не требует доказательств.

Но вот несколько мыслей по поводу:

– Религия неистребима, так как наука бессильна дать окончательные ответы на главные вопросы человеческого бытия, а религия берет на себя такую смелость.

– Спор между религией и атеизмом не принципиальный, так как атеизм – это тоже вера. Отсутствие Бога так же не может быть доказано, как и его присутствие. Неверие в Бога – это вера в Небога.

– На самом деле религия не разрешает проблемы, но перекладывает их на другие плечи. Пусть теперь Бог думает: откуда он взялся, кто его создал и зачем? Если же он был всегда, – тогда зачем он вам нужен? Скажите, что этот мир был всегда, и отпадёт надобность в создателе. Бог – это персонификация вселенной. Сужение её в приемлемый, доступный пониманию образ. Бог – это слово, которое ничего не объясняет, но успокаивает души, загнанные в тупик.

– Привлекательность религии именно в том, что она снимает огромный душевный груз, даёт человеку смысл жизни. (Другой вопрос-насколько он верен.) Наука никогда этого не даст. Если вера лжёт, уменьшая человеческое страдание, то наука лжёт, непомерно увеличивая его. А то, что она лжёт, – я не сомневаюсь. Ведь наука исходит из аксиомы познания, из постулата, что мир этот познаваем. Но "познаваем" не значит – может быть познан. И не зная всего, ты не знаешь ничего. Не зная главного, ты обманываешься во всём.

Всякое знание есть конечная истина и бесконечная ложь.

Наука может дать человеку удобства и развлечения, может дать человечеству развитие и прогресс, но никогда не сможет ответить на самые сокровенные вопросы, не решив которые для себя, человек уподобляется траве, живущей просто потому, что семя упало в плодородную почву и его пригрело Солнце.

– Слабые стороны религии: догматизм, неспособность к развитию и приспособлению, нетерпимость.

Когда-то в своём детстве религия опиралась на идею Бога. Евангелия – это были описания событий, свидетельства очевидцев. Это были земные книги, написанные единственно с целью пропаганды христианского мировоззрения.

Ни один из их авторов и в мыслях не посягал на то, чтобы они были названы священными книгами. Но именно это затем и произошло.

Теперь религия уже опирается не на идею Бога, а на материальные источники (Библия) и земные институты (церковь).

И то и другое изрядно обветшало за прошедшие тысячи лет. Ветхий завет, Новый завет, многочисленные послания и писания апостолов, святых и не очень – всё это уже не может быть опорой. Это всего лишь исторические источники.

– Доказательства бытия Бога – попытки примирить чувства и мысль, веру и разум. Недостаточность слепой веры очевидна даже верующим. Но: сама попытка доказать что-то, во что ты веришь, – не научный подход. Доказывать можно только то, в чём ты сомневаешься. Иначе неизбежен обман и самообман.

– Эти "доказательства" вскрывают неочевидность бытия Бога. Бог прячется от нас. Заставляет нас верить и не даёт знать. Всё, что может ответить на это религия: "пути господни неисповедимы".

– Мало-мальски серьёзное прочтение Библии вскрывает эклектичность образа Бога. Бог Ветхого завета, Бог Нового завета и Бог, о котором говорится с церковного амвона, – это разные боги.

Один из предикатов (по выражению Гегеля) Бога: всеблагой. Бог – это свет, Бог – это любовь – говорят нам.

Не надо знать Библию назубок. Надо прочесть её один раз и ужаснуться этому "всеблагому" Богу. Такие кары и страдания, такие проклятья и угрозы, которые насылает на людей он, не приснятся даже в кошмарном сне самому кровавому диктатору на Земле.

Этот Бог наверно не читал свои собственные заповеди, посланные людям.

Человеческое чувство восстаёт против этого Бога.

Тем не менее, повторюсь ещё раз, религия непобедима. Потому что многим людям она может дать то, что никто и ничто другое им дать не может.

Но по-видимому, религиозное мировоззрение ожидают серьёзные перемены. Они назрели. Для этого придётся очнуться от церковного догматизма и вспомнить, что было в начале. Вера не в Библию, а вера в Бога.

В сущности, человек проживает жизнь так и не поняв: кто он, где он и зачем? Счастливые успокаиваются, обретая веру в Господа. "Блажен, кто верует, – тепло ему на свете".

Достоевский ставил вопрос так: "если нет Бога, значит, всё позволено?" Для меня вопрос стоит так: если нет Бога, значит, всё бессмысленно?

Я пытался верить в познание, в человека, в человечество, в самого себя – всё тщетно. Невозможно верить в то, что смертно. В этом бесконечном для человека мире невозможно абсолютное познание, невозможен окончательный ответ ни на один из "вечных вопросов".

Единственный выход из тупика – это вера. Но путь этот закрыт для того, кто понял, что великая и могущественная вера, несущая радость, облегчающая страдания, дарящая вечность, – всего лишь возвышенный обман.

Вера – это не ответ, а запрет на все вопросы.

Есть тот, кто создал этот мир, создал тебя в этом мире для своих целей, по своему желанию. Тебе не понять его замыслов. Всё, что требуется от тебя, – это исполнять заповеди господни и терпеливо сносить все лишения и страдания в этой жизни, ради жизни вечной.

Какое волшебное лекарство – сладкое, ароматное, пьянящее! И пьёт его больная душа и радуется. И не говорите ей, что это сладкое вино не излечит от смертной болезни. Душа счастлива – это всё, что ей нужно. Не отнимайте это единственное счастье, доступное ей. "Пускай обман – о, дайте мне обман!" Как жаль, что я лишён этой веры! Как жаль, что уверовать нельзя себя заставить. Душа отравлена ядом сомнений, а сомнение – злейший враг веры. Я вижу священные книги – написанные людьми. Я вижу обилие богов всех народов, таких непохожих друг на друга, и каждый уверяет в своей единственности. Порой жестокие, порою злые, и всегда прячущиеся от людей, заставляющие верить и не дающие знать.

Создатель, зачем создавая мир, ты создал и зло в этом мире? "И увидел Бог, что это хорошо." Неправда, что мир был чист и грех принёс в него человек – ведь и человека создал ты. По образу и подобию своему. Выходит, или ты был недостаточно искусный мастер, или все недостатки человека тоже – по образу и подобию твоему.

В детстве у меня были два любимых праздника: день рожденья и Новый Год. Я был единственным ребёнком в семье, но не был избалован вниманием и подарками. Жили мы бедно. Отец ушёл после развода с матерью, когда мне было шесть лет. Инициатива развода принадлежала матери. В мою детскую душу глубоко запали её слова, что мой отец чужой для неё человек, и брак их был большой ошибкой. Всеми силами своего слабого детского ума я пытался это понять, но понял лишь то, что я – случайный человек на этом свете, нелепое следствие случайной встречи чужих людей. Это открытие глубоко поразило меня и оставило тяжёлый отпечаток в душе – на всю жизнь. Наверно отсюда пошла та глубокая трещина, расколовшая мир. С тех пор всё чаще и чаще я замечал отчётливую раздвоенность своей души. Свойственную мне от рождения щенячью легкомысленность и жизнерадостность сменяли приступы глухого отчаяния и скуки. Это не могло не сказаться на характере. Я трудно сходился с ровесниками, становился всё более замкнутым, необщительным. Это заронило в душу зерно сомнения в осмысленности человеческой жизни – столь случайной уже изначально.

Разумеется, потом, когда вырос, я придумал много опровержений этой детской глупости. Я говорил себе: если на то пошло, тогда каждый человек случаен в этом мире. Слишком много случайных совпадений, мелких и крупных событий приводят людей друг к другу.

У людей на это один ответ – судьба. Они придумали это слово, как универсальную затычку, – так много щелей в этой жизни, через которые сквозит хаос.

Судьба – это слово, которым прикрывают подлинные причины, – либо непонятные, либо неприятные.

Судьба и случай – вот два призрака, придуманных людьми, чтобы скрыть своё бессилие и слепоту. Нет ничего предречённого, нет ничего случайного. Не всё в руках человека, но многое.

«Случайностей на свете нет.

А то, что кажется случайным, –

Проявленный внезапно след

Того, что мы не замечали.»

Так говорит мой приятель. И я убедил себя, что трагедии в этом нет. Ведь трагедия – что-то выдающееся и не обыденное. Но настолько глубоки первые детские впечатления, что никакие здравые рассуждения не сотрут их отпечатки в душе.

Я больше не люблю дни рождения. Мне больше не интересно – сколько кругов вокруг Солнца совершило моё тело на своём неприкаянном корабле.

Человеку полезнее было бы отмечать день своей смерти. И не потому, что смерть важнее рождения. Наша смерть не серьёзней, чем наша жизнь. Просто это хороший повод задуматься – о жизни. К смерти же я вообще отношусь спокойно. Не то, чтобы я её не страшусь, но страх этот языческий, древний – зароненный нам в душу на подсознательном уровне, генетически. Меня же часто посещала мысль: какая хорошая штука – смерть. Без неё жизнь была бы скучной и пресной. К тому же это – запасной выход в любой ситуации, последний шанс разорившегося игрока. Она всегда под рукой – и это радует. Она обещает ответить на вопросы неразрешимые в этой жизни или хотя бы раз и навсегда любые вопросы уничтожить.

Я понимаю того рыбака у Платонова, которого измучила загадка смерти, но я не нырну вслед за ним, потому что знаю – прекрасна и загадочна жизнь, и даже смерть потому нам кажется таинственной и великой, что светит её отражённым светом. Это мы, ничего не понимая в этой жизни, надеемся, что хоть смерть нам что-то объяснит.

В юности я был страшным максималистом. Всё или ничего – был мой лозунг. Впрочем, юность сама по себе способствует максимализму. Но у меня это было выражено как-то слишком обострённо. Несчастная любовь могла привести меня на грань самоубийства. И я всерьёз думал, что человеку бессмысленно жить дольше сорока лет. Я с ужасом смотрел на стариков: несчастные люди! Им не хватило смелости поставить точку, пока жизнь ещё не превратилась в дожитие. Жизнь – прекрасная вещь пока ты молод, пока глаза твои не запылились, пока в твоей жизни ещё многое – впервые. Но доживать свои дни, физически ощущая собственный распад, – это ужасно. Если бы в молодости человек знал все те горести, немощи и болезни, ожидающие его впереди, жизнь была бы отравлена с самого начала.

Я понимаю, почему религия запрещает самоубийство. Если жизнь тебе дана Богом, она тебе не принадлежит. Бог дал, Бог и взял – и никак иначе. Поэтому жди, скрипи и охай, пока ему не заблагорассудится забрать твои остатки. Но человек нерелигиозный волен рассматривать свою жизнь, как свою собственность. Если и это мне не принадлежит, значит я совсем бесправен в этом мире.

Что держит человека в жизни, кроме страха смерти? "Боязнь страны, откуда ни один не возвращался"… Страх понятен, но не всесилен. Любовь к жизни, жажда жизни – вот сильное чувство. Но его в быту и суете убивает привычка. Стоп! Вот и найдено слово – привычка. Вот что правит человеком посильнее страха и любви, вот эта цепь, приковывающая человека к жизни. Этот демон, убивающий любое чувство и встающий на его место. Эта непобедимая сила инерции, по которой солдат ещё может бежать несколько шагов, хотя пуля уже пробила его сердце.

Привычка – это одно из явлений, влияние которых на человека ещё недостаточно оценено. "Привычка свыше нам дана, замена счастию она" – говорит поэт. "Стерпится – слюбится" – говорит народ. И это всё о том же. Привычка, как вещь устойчивая, подменяет собой чувство непостоянное, либо заменяет его вообще.

Человеческая жизнь на 90% состоит из движений автоматических, определяемых привычкой. Просыпаясь утром, мы умываемся, чистим зубы, одеваемся, завтракаем, – и всё это автоматически, по раз-навсегда заведённому распорядку. Иногда думаешь, что ещё лучше со всем этим справился бы робот – настолько мало количество жизни в потоке существования. Суета будних дел поглощает время человеческой жизни и спасает его от излишних мыслей. Философами становятся люди, выбитые из житейской колеи по тем или иным причинам. Остерегайтесь им завидовать – это куплено дорого.

Человек привык, что за зимой идёт весна, за ночью приходит утро. Он привыкает к порядку вещей, это успокаивает его. Привычное нам кажется понятным, даже если на самом деле это не так. Обладай Господь чувством юмора, он не отказал бы себе в удовольствии время от времени подшутить над нами. И пусть однажды утром Солнце взойдёт на западе – то-то будет суматоха в учёном мире!

Если бы Архимеду дали точку опоры, он сумел бы выправить земную ось и на Земле исчезли бы смены времён года. Перелётные птицы осели бы в насиженных гнёздах и забыли бы о дальних странствиях. Деревья запутались бы, когда им сбрасывать листья, а когда выпускать почки. В Петербурге была бы вечная зима, в Ташкенте – вечная осень, и жизнь стала бы намного скучнее. Хорошо, что Архимеду не дали точку опоры.

Земля вращается вокруг своей оси, вокруг Солнца и вокруг центра галактики. Это тройное вращение с безумным полётом сквозь космическое пространство невозможно представить себе даже в кошмарном сне. А между тем – мы так живём. Каждое мгновение рассекая сотни километров, кувыркаясь в трёх измерениях, человек ищет покоя там, где его нет изначально. И трижды не прав поэт, говоря: "на свете счастья нет, но есть покой и воля". Не знаю, как на счёт счастья – уж слишком оно многолико, но насчет покоя – он заврался, это точно. Недаром у другого поэта: "и вечный бой – покой нам только снится". Вот это ближе к истине.

А у вас не кружится голова? Не плывёт земля под ногами?

Этот безумный волчок, земной шар, всё крутится и крутится. И пора бы уже привыкнуть, а чувствую – мутит. И сны какие-то беспокойные – всё лечу и лечу куда-то в бездонную пропасть. Проснёшься – ничуть не лучше. Люди бегут, машины ревут, радио гремит, самолёты гудят – мир взбесился в конце второго тысячелетия. Скоро самым дорогим наслаждением станет тишина. Её будут продавать по минутам, на вес золота.

Люди стали нервные, злые. Они не успевают на новых скоростях, они дёргаются. Акселерация – это болезнь повышенных скоростей. Уже в моду вошли вундеркинды, а скоро они станут эталоном. Безмятежное детство осталось в романах. Герой нашего времени – двенадцатилетний киндервунд, сочиняющий компьютерные вирусы или взламывающий секретные сети Пентагона. В глазах горит лихорадочный огонёк. Человек не то чтобы не успевает подумать о жизни, он даже не успевает её заметить. Родился, встал, побежал, упал, умер.

Историю древнего мира читаешь с недоумением. Ходят какие-то греки в белых хламидах, беседуют о чём-то возвышенном. А вокруг допотопные поля цветут в первозданной красе, коровы древнегреческие мычат, пастушок на свирели играет – пастораль, да и только! Ничего не вертится, не дымит, не ревёт… Газет – и тех нету, не говоря уже о радио, телевидении.

Жуткая зависть гложет меня. Я устал от шумного мира. Устал от суеты, от телефонных звонков, от вездесущей попсы, от навязчивой рекламы, от бензиновой гари… Мне кажется и в раю уже крутят дискотеки. Этот дёрганный ритм, веселие марионеток, – только отражение рваного времени. Так и живём в океане шума, пронизанные безумием радиоволн. Конечно, человек умрёт. Это только вопрос времени.