bannerbanner
24 секунды до последнего выстрела
24 секунды до последнего выстрела

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 12

– Полный, – скривился Себ. – Спасибо за помощь.

– Зачем он тебе?

Себ картинно прикрыл лицо ладонью и признался:

– Новый парень Эмили. Да стой, хорош ржать!

Грег хохотал, запрокинув голову, даже пиво плеснул на стол.

– Я думал… Проблемы с карьерой. Он кинул тебя на деньги. Вы подрались в пабе. Гадал, в чём дело. А он – парень Эмили… Ох-хо…

Себ тоже подхватил смех. На самом деле, приди Грег к нему с чем-то подобным, он тоже смеялся бы до упаду и потом ещё лет десять вспоминал бы.

– Господи боже, зачем тебе это сдалось?

– Да хорош! – наконец оборвал его Себ. – Мне плевать, с кем Эмили спит, но она приводит его в дом к Сьюзен.

Смех Грега резко оборвался.

– Я бы тоже постарался раздобыть на сукиного сына весь компромат, какой есть.

Себ вздохнул:

– Нет на него компромата. Парень как парень. Получше меня, если так посмотреть. Стоматолог.

Грег молча поднял бокал в знак сочувствия.

– Ты-то детьми не обзавёлся пока?

– Марта не хочет, – лаконично ответил Грег и перевёл разговор на погоду.

Минут двадцать они болтали о том о сём, вспоминали старые приколы, Грег рассказал пару случаев из полицейской практики, а Себ, тщательно выбирая, поделился армейскими историями. Из тех, где храбрые парни прикрывают друг другу спины или тырят дыни с местной бахчи, а не тех, где кто-то пытается запихнуть кишки обратно в брюхо и с удивлением понимает, что они туда не помещаются.

– Ты надолго сюда? – спросил в какой-то момент Грег.

– Чёрт его знает, – честно сказал Себ, – пока нашёл кое-что в охране, посижу. Остыну слегка. На кровати нормальной посплю, в горячем душе помоюсь и всё такое. Они выпили за душ и кровать.

Грег бросил очередной взгляд на телевизор, скривился и пробормотал:

– Дерьмо.

– М-м? – Себ обернулся, но поймал только смазанный конец новости.

– Не был в кино на этой «Жертве нового бога»?

Себ покачал головой. Он не помнил, когда был в кино последний раз.

– Меня Марта затащила, фильм про маньяка. Из-за него погибла куча народу, а его показывают свободным художником, чуть ли не героем. И кричат об этом ещё по телевизору. Как будто нам не хватает подражателей и всякий двинутых. Как по мне… – Грег отхлебнул пива, – за такое киношников сажать надо. Готов пари держать, что пройдёт месяц с премьеры, и мы найдём ещё такой труп.

– Какой?

– Принесённый в жертву, – произнёс Грег с омерзением. – Это было года два назад, по телику много говорили – целая серия ритуальных убийств. Молодёжь насмотрелась ужасов и пошла приносить жертвы старым богам, в основном, Европу трясло, но и нам досталось. Ребята на поле под Чешемом нашли… – Грег сделал паузу, словно сомневаясь, стоит ли рассказывать, но Себ кивнул головой с любопытством. – Представь себе, гигантская клетка из брёвен, с очень узкими просветами, сами брёвна нетолстые, ровненькие такие молодые дубы. Сколочена деревянными же гвоздями, обмотана в углах верёвкой, причём не магазинной, а ручной работы, из крапивы.

Себ нахмурился. Похоже, впереди было что-то действительно неприятное, раз Грег так мнётся.

– Внутри – раздетые догола люди. Пять человек. И всё это сожжено. Дубы были влажные, клетка прогорела слабо, да и дождь пошёл. Но понятно, все пятеро мертвы, по зубам опознавали.

– Мать вашу…

– Через неделю нашли придурков. Четверо отбитых парней и девчонка решили возрождать какой-то там друидский культ. Парни поехали в тюрьму, девчонка – в психушку. В Дании был случай до этого. Дипломатов на Рождество нашли в собственной квартире, в креслах, выпотрошенными и зашитыми. А внутренности на ёлке, вместо гирлянд. Ещё раньше, кажется, в Польше кого-то заживо сожгли в деревянной ладье. Короче, – Грег заглянул в пустую кружку, – идиотов хватает и без наших киноделов. Пойду, ещё возьму…

– Я схожу, – поднялся Себ и вскоре вернулся с двумя пинтами «Сэнт-Питерса».

Но не успел он сделать глоток, как зазвонил телефон, и в этот раз это был Клаус.

Грег посмотрел понимающе, хотя и не слышал ни слова.

– Начальство, да? Моё тоже любит дёргать под вечер.

– Зря выпил, – сказал Себ. Грег смотрел очень сочувственно и даже жалостливо, и Себу стало от этого неуютно. Грег ведь ловил людей, на которых он, Себ, работал.

Они распрощались и договорились встретиться ещё.


***

С Фоули придётся стать трезвенником. Именно так думал Себ, попутно размышляя над новым заданием. Его цель находилась в доме сто тридцать восемь по Монтэгью Мэншэнс, на четвёртом этаже, комната с южной стороны.

«Мистер Фоули сказал, что тебя никто не торопит, но чтобы ты сам выбрал укрытие», – передал Клаус. И это было проблемой. Одно дело – просчитать хорошую лёжку, занять позицию в городе, где уже идут военные действия, и другое – влезть на какую-нибудь высотку в центре Лондона.

Ещё Себ ненавидел выходить на позицию нетрезвым. Казалось, всё отвлекает, всё ощущается остро, ярко, отвратительно. Но выбора у него не было, поэтому он заталкивал раздражение поглубже, осматривая дома.

Более или менее подходящий вариант Себ заметил на углу Мэрилебон-роад, но решил, что оставит его на крайний случай: чердаки в доме были заколочены, а металлическая крыша с высокими скатами почти не давала укрытия.

Зато через квартал высилась двадцатиэтажная башня, по виду жилая. Многоквартирный дом или что-то в этом роде. Стараясь не прибавлять шага, хотя и чувствуя внутри нетерпение, он двинулся к ней через переулок.

Это оказалось общежитие – как гласила вывеска, принадлежащее университету Вестминстера.

Себ щёлкнул языком.

Закрытая территория (хотя через забор можно и перешагнуть), наверняка магнитные замки на дверях, так просто не войдёшь. Дом новый, пожарных лестниц снаружи нет. Но либо это, либо угол Мэрилебон, скользкий холодный металл и риск сорваться.

Мимо прошла, не обратив на Себа никакого внимания, парочка. Парень приложил ключ, пропустил девушку и закрыл дверь за собой. До Себа донёсся весёлый девичий смех и ответное ворчание.

Себ поскрёб в затылке. Он никогда не учился в университете, даже толком не знал, как там в общежитии всё устроено. Бывал всего в одном несколько раз. Пять раз, если уж точно. Он тогда ещё ходил на полицейские курсы и встречался с Энн. Она училась в Лондонском университете искусств, планировала стать архитектором и…

Господи, он не был уверен, что это хорошая идея. Но он ведь уже проходил без ключа в общежитие, в котором ему нечего было делать и в которое его никто не собирался пускать. И едва ли кто-то смог бы опознать его уже на следующий день.

Это было одно из самых безумных его эротических воспоминаний. Шерстяной плед, дурацкие свечи (три штуки и все разные, потому что других он просто не нашёл), бутылка вина, маленькие пирожные с кремом. Холодный октябрьский вечер и очень, очень горячий секс прямо на крыше. Потом, правда, он дал зарок, что в жизни ничего подобного повторит, а Энн на следующий день кашляла, но тогда было круто. Это воспоминание послужит ему пропуском в общежитие.

Он вернулся к машине, забрал из багажника грязный плед, завернул в него чехол с винтовкой, купил вино в ближайшем магазине, а в ларьке неподалёку прихватил цветы.

Уже темнело, но Себ решил, что, раз точного времени ему не назвали, значит, цель никуда не денется.

Возле общежития он снял капюшон и принялся ждать. Ему не нужны были одинокие девушки, которые могли бы позавидовать потенциально более счастливой соседке (и которые имели обыкновение рассматривать мужчин слишком пристально), не нужны были и одинокие парни. Он дожидался компанию, и всего через полчаса ему повезло.

Пятеро человек шли, болтая без умолку, двое парней обнимали своих девушек, а третий брёл чуть позади, пошатываясь. Все они явно как следует выпили.

«Повезло, что не начались каникулы», – подумал Себ и привлёк внимание группы неуверенным: «Простите, пожалуйста». Он должен был сделать всё так же, как тогда. И плевать, что в двадцать два это казалось элементарным.

– Чего тебе, приятель? – спросил самый высокий из парней.

– Привет, – Себ улыбнулся, – мне неловко, но я бы хотел попросить вас о помощи.

Девушки переглянулись, явно отметили цветы и тихо зафыркали. Себ притворился, что не заметил.

– Ну, чего там?

– Вы ведь отсюда? Из этого общежития? – Конечно, да, был ответ. – У меня здесь живёт девушка.

– Посторонним в комнаты нельзя, – заметила девушка, чуть отстраняясь от своего приземистого лохматого спутника.

– В комнаты? – Себ улыбнулся. – Я и не собираюсь. В правилах, я уверен, ни слова про крышу.

Студенты рассмеялись в голос.

– Чувак, там холодно!

– Я облажался, – пожал плечами Себ, – уехал на её день рождения по работе, а она обиделась. Сказала, – кажется, ещё никогда он так вдохновенно не врал, – и не подумает выходить из общежития. Но, вы сами понимаете, крыша находится прямо в общежитии. То есть технически она из него… – его слова потонули в хохоте.

– Повезло ей! – выдохнула та девушка, которую обнимали. – А тебе вот лень в кино со мной сходить! – и она ткнула своего парня локтем в бок. – «Я уста-ал, я уста-ал».

– Ну, ладно тебе! – пробормотал он в ответ. – Сходим.

Себ изобразил понимающую улыбку, а вторая девушка спросила:

– Она у тебя где учится?

На самом деле, это стоило погуглить заранее, но, к счастью, кое-что об университете Вестминстера Себ знал.

– На архитектурном. Её зовут Энн.

Потому что Энн и правда как-то говорила о здешней магистратуре.

– Жаль, не знаю, – вздохнула девушка.

– Пошли, покажу, как подняться на крышу, – заметил лохматый парень, – там ключ припрятан, но все знают, где искать. Не ты один такой умный.

– Я ваш должник. С меня пиво.

– Спорим, он об этом забудет минут через пять? – фыркнул высокий.

– Через десять, – возразила его девушка, – если Энн будет дуться и выйдет не сразу.

– Если она тебя пошлёт, стучись в комнату двенадцать/ девяносто. Но тогда с тебя пиво, – добавил лохматый.

Через десять минут Себ уже стоял согнувшись на крыше.

Снизу слышались шаги уходящих студентов. Немного подождав, он запер дверь снаружи и подошёл к северо-западному углу. Постелил плед – раз уж он так удачно оказался у него в руках, не стоило мёрзнуть напрасно. Вино и цветы отложил в сторону, нужно будет потом их забрать.

Азарт схлынул, и Себ приступил к работе. Он установил винтовку, положил рядом бинокль, занял удобное положение и набрал Клауса. Но не дозвонился, в трубке что-то щёлкнуло.

– Умница, – пропел Фоули. – Сегодня вас двое, мальчики. Себастиан, четвёртый этаж, свет в окнах. Будешь вторым. Первый… – Фоули рассмеялся, – я сниму с тебя кожу по лоскутам, если ты сделаешь это снова. Нет, не фигура речи, – что-то в его тоне подсказывало, что Фоули способен на такое. – Второй, – он хмыкнул, – даже не думай. Чтобы промазать, тебе нужно выпить что-то серьёзнее «Сэнт-Питерса».

Какого чёрта? Как он узнал?

За указанными окнами шла тусовка для богачей. Дамы в платьях и меховых накидках и мужчины в смокингах ходили группками, о чём-то разговаривали. Все пили шампанское из бокалов на высоких ножках, ели маленькие закуски, разложенные на нескольких застеленных скатертями столах и явно радовались жизни.

Спустя двадцать минут гости торопливо собрались вокруг большой подарочной коробки, которую вкатили на тележке. Она стояла у окна, так что Себу было отлично видно и коробку, и нетерпеливые лица гостей. Кто-то хлопал, кто-то поднимал бокалы. Наверное, там играла музыка для атмосферы. Два официанта подошли к коробке и сдёрнули с неё крышку.

Все замерли, но хлопать не начали. Очень медленно из коробки поднялась девушка в костюме балерины. Покрутилась на одной ноге, демонстрируя стройные ножки под балетной пачкой и пояс смертника на талии. По взрывчатке скользнули красные точки лазеров. Тот, кто сегодня отвечал за световые эффекты, скорее всего, в жизни не держал в руках оружие или выпил куда больше, чем Себ – во всяком случае, точки хаотично подёргивались и перемещались с места на место. Это было бы очень смешно в другой момент. Крутая идея. Так можно и напугать, и не выдавать реального местоположения стрелка.

После минуты оцепенения началась паника. Две женщины кинулись к двери, задёргали ручку. Мужчина бросился к окну, прижался лицом к стеклу, другие роняли бокалы, беззвучно кричали, но тут же резко, словно по команде, замерли. Один из гостей вышел на середину комнаты и опустился на колени. Балерина пробежала по комнате, без труда открыла дверь и, сделав ещё один пируэт, исчезла. Красные точки пропали. В наушнике раздался сухой голос Фоули:

– Шоу окончено. Простите, мальчики, сегодня вышло скучно. Второй, хорошая позиция, но сработано топорно, – и сбросил вызов.

Что бы Фоули ни говорил, Себ не чувствовал никакого разочарования из-за того, что вечер вышел «скучным». Скорее, его это радовало. Да и пиво выветрилось окончательно.



Александр Кларк: 1

«Ваш новый фильм называют «скандальным» и «шокирующим», как вам эти эпитеты? Может, подберёте свои? – Как насчёт «жизненный» или «правдивый»? Не могу ничего поделать с тем, что жизнь скандальна и временами шокирует, извините. Это в ведении господа бога».

Из интервью на CNN


Александр Кларк не любил свою лондонскую квартиру особой нелюбовью. Он признавал её достоинства, но в то же время считал душной в сравнении с семейным поместьем, где он чаще всего проводил зиму, и тем более – со свободой путешествий во время съёмок и пиар-кампаний.

Квартира на Ратленд-гейт перешла к нему по наследству от дяди. Тот обладал прекрасным вкусом, и Александр так и не решился с его смерти поменять хоть что-то. Викторианской эпохи кровать под балдахином всё так же стояла в спальне, а небольшую гостиную делали визуально ещё меньше три разномастных кресла в вязаных чехлах.

Вступив в наследство, Александр разве что завёз удобное компьютерное кресло в кабинет, проследил, чтобы в гостиной на правильном уровне развесили колонки, и усадил на рабочий стол Мишель.

Лучший друг, Мэтт, звал квартиру «барахолкой» и «складом хлама». И, глядя его глазами, Александр признавал справедливость этих характеристик. Тем не менее он едва ли позволил бы минималисту-Мэтту выбросить хоть одно кресло или заменить хоть один из сервизов на однотипную бездушную керамику из «Икеи».

Александр находил квартиру уютной, и всё-таки не любил. Возможно, дело было не в интерьерах, а в том, что чаще всего он останавливался в Лондоне, когда ожидал выхода нового фильма на большие экраны.

– Александр?

Очень медленно, неохотно он сфокусировал взгляд на Елене.

Это было чудо, что она вырвалась к нему сегодня, отложила все свои дела, наверняка государственной важности, подвинула все встречи, чтобы провести с ним пару часов. И конечно, они оба понимали, почему она пошла на такие жертвы.

– Я в порядке, правда, – улыбнулся он, – ты знаешь, это просто хандра. Она пройдёт.

– Знаю, – ласково сказала Елена, и её лицо осветила искренняя улыбка.

– Сиди так, – попросил Александр, дотянулся до блокнота и несколькими движениями карандаша попытался захватить этот образ. Но он рассыпался.

Елена была единственным человеком, кого он не мог нарисовать, сколько ни пытался. Он тщательно зарисовывал её короткую стрижку, уверенную линию челюсти, крупные глаза, строгие, тяжёлые надбровные дуги и жёсткий контур губ, привыкших отдавать приказы. Но даже очень точная передача всех черт на бумаге отнюдь не делала рисунок Еленой, а ту самую суть, смысл, он не мог уловить.

– Уже можно? – засмеялась она, когда Александр недовольно закрыл блокнот.

– Даже рисовать не могу. Ненавижу это чувство, – он запрокинул голову на высокую мягкую спинку кресла.

– Всё пройдёт, – сестра накрыла его пальцы широкой мягкой ладонью. – Всё будет хорошо.

– Помнишь этот момент из «Реальной любви»? Эмма Томпсон говорит с Хью Грантом. «Что сделал сегодня мой брат? Заступился за честь своей страны. Что сделала я? Голову омара из папье-маше». Вот я чувствую себя как человек, сделавший голову омара.

– Ошибки, ошибки… Эмма Томпсон говорит с Аланом Рикманом. Я вряд ли стану премьер-министром, – покачала головой Елена, – а ты сделал не голову омара, а фильм, который критики The Guardian назвали «гениальным», а The Sun – «открытием года». И что ещё будет после премьеры…

Александр снял очки и потёр глаза пальцами. Он никогда не читал рецензии на свои фильмы, но кто-нибудь время от времени всё-таки сообщал ему о том, что они существуют.

– Сколько бы я ни бился, – проговорил Александр, скептически разглядывая стакан с соком, к которому так и не притронулся за почти час разговора, – насколько бы ни оттягивал премьеру, каждый раз одно и то же. Пока я смотрю фильм на монтаже и на предпоказах, я его как будто не вижу. Всё равно, что пытаться разглядеть свою почку. Но стоит ему выйти на экраны, и всё. Он перестаёт быть частью меня. И тогда я смотрю его и понимаю, каким он должен быть на самом деле. А то, что получилось, всегда оказывается пошлой жалкой пародией.

– Это твоей пародии пророчат «Оскар», – заметила Елена.

– Не показатель. Если что, я всё равно откажусь от номинации.

– Почему?

– Мне не нравится курс, которым идёт Гильдия кинокритиков. Не хочу участвовать в премии, критерии которой мне… – он бы сказал, что неясны, но правдивее было бы: слишком уж ясны. – Ладно, неважно.

Он знал, что меньше всего Елене интересно слушать про закулисные игры кинобизнеса.

– В таком случае, если этот фильм – жалкая пародия, то боюсь, что оригинал свёл бы мир с ума. Официально выражаю тебе благодарность за то, что бережёшь страну от массового помешательства.

Александр засмеялся и спросил:

– Неужели посмотрела?

– Отрывками, – несколько виновато призналась Елена. – Если у меня выдастся выходной, запрусь в комнате с телевизором, твоими фильмами и… – она щёлкнула пальцами, – ведром попкорна.

Им обоим было очевидно, что этого не произойдёт, как минимум до тех пор, пока в Британии существует терроризм, а следовательно, требуется принимать меры по противодействию ему.

Елена бросила короткий взгляд на маленькие золотые наручные часики и вздохнула. Александр поднялся, не дожидаясь её речи, полной извинений.

– Я ценю, – произнёс он искренне, подавая сестре руку, – что ты нашла для меня время.

Елена встала тяжеловато, поворчала на низкое кресло, а Александр охватил внимательным взглядом её фигуру. Ему не нравилось, что она прибавляет в весе. Плюс двадцать футов за последние три года, и это при том что, он знал, Елена не пренебрегает советами своего диетолога, да ещё и находит время на спортивные занятия.

– Я жирная, и мне не требуется твоего мнения по этому поводу, – ворчливо сказала она.

– Ты прекрасно выглядишь, – ответил Александр, не сильно погрешив против истины.

Она едва ли могла бы покорить модельный подиум, но выглядела как человек, способный править миром. Как на вкус Александра – это куда важнее.

– А ты безбожно врёшь. Прости, мне, правда, пора.

Коротко обняв его (для чего Александру пришлось сильно наклониться), Елена достала из объёмной сумки записную книжку, пролистнула её и объявила:

– В субботу обед, родители ждут, я пришлю за тобой машину. Дальше… Пожалуйста, будь аккуратным. Никаких сомнительных связей, никаких… – она вздохнула, – непроверенных девушек. И никакой депрессии, ясно?

– Непроверенная девушка помогла бы предотвратить депрессию, – шутливо отозвался Александр.

За столько лет он привык к этим нотациям и знал, что Елену они успокаивают. Будь её воля, она, наверное, приставила бы к дверям квартиры пару телохранителей, а внутри понавешала бы камер, но, к счастью, понимала, что это не та мера, которая встретит понимание у Александра. Ему было достаточно того, что юристы его студии сидят у Елены на второй зарплате, а лондонская домработница пишет ей электронные письма дважды в неделю.

– Всё будет хорошо, – пообещал он.

– И поешь.

– Мэтт проследит, – пожал плечами Александр.

– Вот и чудесно, – отозвалась Елена.

Неторопливым, полным достоинства шагом она покинула квартиру. Александр запер дверь, опустился в кресло, ещё тёплое от её тела, закрыл глаза и подумал, что нужно и правда что-то поесть. Неделя до премьеры и две после всегда были тяжёлыми. Но это не значит, что можно перестать есть. Домработница варила ему несолёный рис, он точно не доставит проблем. И, возможно, стоит добавить пару ломтиков лёгкого сыра?

Преодолевая внутреннее сопротивление, Александр всё-таки пошёл на кухню и соорудил себе простой перекус. Потом сделал ещё одно небольшое усилие и договорился сам с собой на чай.

Глава 3

Новое задание было поздним вечером. Себ наблюдал за встречей в бывших доках в районе Ньюхэм. Под фонарём на парковке с раздолбанным асфальтом стояло два совершенно одинаковых серых «Форда Мондео». Они отличались только номерами, в остальном же были полностью идентичны – вплоть до полосатых чехлов на передних сиденьях.

Впервые во встрече участвовали Клаус и Фоули одновременно. Причём Фоули был абсолютно неузнаваем – он не кривлялся, не манерничал, а молчал и вёл себя так, словно опасался и Клауса, и третьего участника – высокого нервного блондина. И одет был не в костюм, а в какую-то потёртую джинсовку, ещё и кепку нахлобучил.

Себ не мог даже предположить, о чём там идёт речь, но по привычке всё равно крутил в голове бессмысленные диалоги. Вот, сейчас блондин, слегка стукнув по капоту ближней к нему машины, взмахнул руками. «Мне нужна именно эта!» – наверное, воскликнул он. Клаус не шевелился и руками не махал, ещё и стоял спиной к Себу, так что увидеть, открывает ли он рот, было нереально. Но должно быть, он ответил: «Они совершенно одинаковые, мистер. Можете убедиться». Да, он сказал что-то в этом роде, потому что блондин обошёл вторую машину, открыл багажник, посмотрел в него, кивнул и вернулся. Фоули подбежал и закрыл багажник обратно. Клаус вытащил ключи из кармана.

Вне фокуса, справа, мелькнуло белое. Себ быстро перевёл взгляд и увидел женщину в светлом костюме. Она замерла на краю парковки.

– Клаус, – сказал Себ в микрофон, – на три часа от тебя. Кто это?

– Чёрт, – выругался Клаус. Блондин вздрогнул и повернулся к женщине спиной, как будто боясь, что она увидит его лицо. Фоули вроде бы нервно оглянулся – и посмотрел точно туда, где было укрытие Себа.

– Убери её, – велел Клаус.

Женщина, кажется, пыталась понять, идти ей дальше или бежать прочь, но Себ не дал ей времени на принятие решения, снимая одним чистым выстрелом. Блондин дёрнулся от громкого звука, подскочил и уставился на Клауса с выражением ужаса на лице. Клаус покачал головой. Блондин сел в ту машину, в которую, похоже, и нужно было, и уехал.

Клаус спросил о чём-то Фоули. Может, «что делать с трупом, сэр?». Фоули снял кепку и пригладил волосы. Махнул Клаусу на оставшийся «Форд» и явно приказал уезжать. Спустя минуту второй автомобиль покинул парковку. Когда наступила тишина, Фоули снова посмотрел в сторону Себа и поманил его пальцем.

Себ аккуратно собрал винтовку. С «М-24» они были вместе уже пять лет, и она по праву заслуживала звания лучшей винтовки в мире: тихая, меткая и послушная. И компактная. После сборки она помещалась в небольшой чехол, со стороны похожий на сумку с какими-нибудь ракетками или другими спортивными снарядами. Закинув чехол на плечо, он спустился.

Фоули стоял, сунув руки в карманы, и покачивался с пятки на носок, кивнул и жестом потребовал следовать за собой. Бросив короткий взгляд на труп и понадеявшись, что Фоули или Клаус о нём позаботятся, Себ последовал прочь от парковки, на плохо освещённую широкую улицу, засаженную хилыми деревьями.

В какой-то момент Фоули перехватил болтающийся на запястье крест и начал крутить его в пальцах. Потом спросил:

– Жалобы? Эмоции? Отпуск для поправки душевного здоровья?

– Что? – переспросил Себ.

Фоули замедлил шаг и посмотрел на него с интересом. Себ поёжился под взглядом его светлых, даже как будто светящихся в темноте глаз.

– Почему тебе не жаль её? Она ведь была хорошенькой. Глупая девочка, которая просто заглянула не туда.

Тут до Себа дошло, что Фоули имеет в виду.

– Клаус приказал – я выстрелил, – ответил Себ. – Я солдат, а солдаты не обсуждают приказы, сэр.

– Джим.

– Джим, – согласился Себ.

Фоули цокнул языком, кивнул своим мыслям и отвернулся. За следующие полчаса пути он не произнёс ни слова. Они пересекли автостраду, пару раз свернули в проулки, а потом вышли на широкую улицу, где ещё даже сохранялось какое-то движение. Фоули указал пальцем на юго-запад:

– Тебе туда, – а сам развернулся и пошёл строго в противоположную сторону, продолжая играть с распятием.

Себ поймал такси почти сразу. В мыслях крутились события вечера. Он не переживал из-за выстрела, но это не означало, что он не думал о нём. Фоули ошибся. Ему было жаль девушку, которая зря зашла на пустую парковку. Но был приказ и была осознанная необходимость выстрелить. Он это сделал. К счастью, ему никогда не снились по ночам убитые – иначе он, наверное, сбежал бы из Афганистана ещё в две тысячи втором.

На страницу:
3 из 12