Путь домой. Четыре близнеца

– Случилось? – Анна даже отпрянула от неожиданности этого вопроса.

– Только не вздумай убежать, это будет не честно, ведь я не смогу тебя догнать.

– Всегда-то ты смеёшься, Анри. Даже завидно.

– Я могу и тебя научить.

– Ты так думаешь?

– Конечно, расскажи мне, что тебя так волнует, и вот увидишь, станет легче.

Но в ответ Анна только тяжело вздохнула.

– Я слышал, Виктор сломал Жану палец… – попробовал предположить Анри.

– Это чистое недоразумение! – тут же всполошилась Анна, – Виктор это сделал не специально!

– Да-да, конечно… – Анри понял, что почти попал в цель, но ему было невыносимо видеть Анну печальной, и потому он решился пойти напролом, – Но я всё же позволю себе сунуть свой длинный нос в это дело. Тебя гнетут мысли о Викторе, верно?

Анна насторожилась, словно испуганная лань, готовая сорваться с места сразу, как заметит, что угроза стала ещё хоть чуточку ближе. Но Анри не мог позволить ей убежать, а потому решил подстраховаться, взял её за руку:

– Прости мне мою смелость, но честное слово, я многое бы дал, чтобы развеять твою печаль?

– Печаль?! – Анна честно постаралась взбодриться и возразить если не словом, так улыбкой. Но не вышло. От этой попытки на сердце стало совсем грустно, бороться с этим сил не нашлось.

– Я понимаю, всегда тяжело обнаружить, что фантазии не находят воплощение в жизни… – Анри всё-таки отважился ступить на запретную территорию.

– Анри, я верю в твоё искреннее желание помочь, но… Слова здесь лишние… не те! – и в глазах Анны заблестели слёзы.

– Да, верно, не те!!!

Удивлённая такой вспышкой Анри, тронутая его заботой, Анна благодарно улыбнулась, мягко отстранилась и отошла к окну, но порыва уйти уже не было. Ей просто необходимо было с кем-то поделиться своей печалью, своими мыслями… Она больше не могла размышлять об этом в одиночестве, и сейчас участие Анри стало таким искушением облегчить душу, что устоять оказалось невозможно. Помедлив ещё минуту, Анна подняла на юношу печальный взгляд:

– Анри, но он, в самом деле, не тот!!! Я говорю о сравнении не миража с реалию, а человека с человеком! Если бы ни это лицо, я бы ни в жизнь не поверила, что к нам приехал ТОТ Виктор!

– Что!? – изумился Анри, – Анна, как тебя понять? Что значит «не ТОТ Виктор»?!

– Я… – Анна отвернулась, – я просто хотела сказать, что никак не могу принять произошедшую с ним перемену. И все эти нестыковки, странности… Вот ведь как распорядился Всевышний!.. Анри, а твоя первая любовь была взаимной? – и девушка снова посмотрела на юношу.

Из-за бинтов она не могла распознать насколько горькой на самом деле была его улыбка.

– К сожалению, я тебя очень хорошо понимаю, – голос Анри зазвучал чуть надломлено, – Сердце девушки, которая стала всем смыслом моей жизни, принадлежит другому… Я бы очень хотел избавить тебя от этой боли…

Анна кивнула, словно и не ожидала услышать ничего другого. К слову сказать, у неё не мелькнуло и тени подозрения на то, что Анри имеет в виду её, Анну. Теперь Анри не решался нарушить молчания, он только видел, как тревожно участилось дыхание девушки, а рука с безысходной силой смяла занавеску. Она заговорила неожиданно, вдруг, поначалу не оборачиваясь к Анри, будто боялась встретить его взгляд и растерять силы, слова:

– Тогда в самом деле ты меня понимаешь, Анри, и я скажу… Да, я хочу рассказать, потому что больше не в силах носить это в себе. Прости мне эту слабость… Я увидела Виктора в первый раз при очень спорных обстоятельствах. Ты знаешь, он был на службе у барона. Как-то обратила на себя внимание его благородная внешность, странного покоя сила, идущая из синевы его глаз. Ты знаешь, у близнецов удивительно красивые глаза. Порой мне кажется, что я смогла это заметить ещё и потому, что прочла в них неподдельное восхищение… Какой девушке это не польстит? Да какая теперь разница?.. Важно, что я обратила на него внимание, заинтересовалась им. Помню, каким гулом в голове звучал вопрос «как он может служить барону?!» Может быть, я уже и сочиняю, но мне кажется, я не упустила ни одного его движения, ни одного слова… Наверно я сумасшедшая, ведь мы общались, если это можно так назвать, только во время обеда, а обед длился не больше часа. Потом… Потом я ушла к себе, и мной завладела мысль о вас, об опасности, вам угрожающей. И я совершила давно тебе известную глупость… Об этом много сказано. Важно то, как я тогда ненавидела Виктора, этот гнев, замешанный на отчаянии, был способен лишить меня рассудка.

– Насколько я помню эту историю, ты тогда отдавала себе отчёт в том, что происходит, – тихо заметил Анри.

– Мне так казалось… – Анна тяжело вздохнула и присела на стул. Она снова стала перебирать цветы, это чуть-чуть успокоило её, – Когда на утро мы, наконец, всё расставили по своим местам, и поняли, что на самом деле сделал Виктор, меня охватило такое чувство…

– Он стал героем.

– Вроде того, – и Анна смущённо улыбнулась, – Может быть, я и нимб тогда ему пририсовала, уже не помню. Как я дождалась возвращения Жана и Геньи?.. Я встала с первыми лучами солнца, пробралась на сеновал и затаилась, в ожидании, когда близнецы проснутся. У меня было достаточно времени, чтобы изучить каждую чёрточку этого лица. Я знаю его лучше, чем своё… – Анна тихо рассмеялась, – Я с трудом улизнула с глаз Жана, когда он проснулся. Странно, они такие разные и такие похожие одновременно… Ой, прости, Анри, что-то я слишком разговорилась. Кто бы мне сказал, что я всё это когда-нибудь кому-нибудь скажу! Говорят, девушки так доверяют только матерям, но я не помню свою маму, – и Анна даже покраснела от смущения.

«Ты не боишься меня, потому что глупо бояться спелёнатую куклу!» – горько отозвался Анри, в этот момент даже благодарный своим бинтам, ведь они надёжно скрывали пожар, который охватил его раненую душу.

– Хорошо, готов побыть матерью, – как мог бодрее заявил юноша, – Ты правильно делаешь, что не боишься меня.

– Разве тебя можно бояться?! Ты такой добрый, хороший…

– А ещё я верный, как собака.

И Анна рассмеялась.

– Да, о собаках… Ведь той ночью, когда я пыталась увести Виктора подальше от барона, а его даже укусила!

– Ты!? Укусила!? – не поверил своим ушам Анри.

– Да, – Анна не знала, смеяться или плакать при таком признании, – Самой не верится, как я умудрилась… Виктор пытался меня остановить, что-то объяснить. Но тогда я не была способна что-либо понять. Отчаяние и страх – вот чем я была в тот момент. А что делают маленькие испуганные собачки? Да, верно, кусаются, – и Анна смущённо рассмеялась.

– Уверен, эта рана его жизни не угрожала, – Анри решил поддержать её горькое веселье.

– Но у него нет никакой раны от укуса! – тут же встрепенулась Анна, – И это так странно! Я приглядываюсь к его рукам все эти дни, а вчера, когда он решил поплавать, развеялись мои последние сомнения. Его руки чисты, даже слишком.

– Подожди, Анна, ты уверена, что кусала, а следов нет?! Я правильно понял?

– Да! Либо я тогда помешалась, либо… Да нет же, я помню, как испугалась, когда почувствовала вкус крови, а хватка этих рук не ослабла.

– А на себе ты следов не находила? Может быть, губу прикусила? – губы Анри тронула улыбка.

– Я тебя понимаю, Анри, мне тоже приходила такая мысль в голову… Но нет! Я ведь не каждый день кусаюсь! Поверь, такое не забудешь! Я уверена в том, что было, но… доказательств нет… – и Анна растерянно развела руками.

– Да, это очень странно… Извини, но ты сказала, что его руки чисты, даже слишком. Как понять это «слишком»?

– Анри, ты всё ещё хочешь меня слушать? Тебе не кажется это бредом сумасшедшей?..

– Конечно же нет! Я верю тебе, и тоже хочу разобраться. Так что ещё ты хотела сказать о его руках?

– Да, его руки… – и Анна не скрыла тяжёлый вздох, – Когда мы обедали в обществе барона, руки Виктора были смуглее и грубее… Как бы это точнее сказать… Ногти не так хорошо ухожены и чисты. Кожа такая… я видела такой цвет у нашего кузнеца. Эти руки никогда не знали перчаток. А позже ночью, я точно помню, что, когда он схватил меня за руки, мою кожу резанули его мозоли, настоящие, грубые мозоли. Но при свете нового дня руки Виктора оказались другими, гораздо ухоженнее!

– Продолжай, прошу тебя! – Анри даже подался ближе.

– Что тут ещё скажешь?.. Легче поверить, что всё это мне привиделось, – и Анна невесело рассмеялась, но смех был краток, больше походил на плач. Она продолжила уже через минуту, – Самое печальное началось потом, когда он увидел Марианну. Это ужасно. Вот её он любит. Как же нестерпимо видеть в этих глазах обожание к другой, а к себе разве что снисходительную жалость. Сочувствие там, где читалось восхищение! Близнецы оказались похожи больше, чем я сначала предполагала.

– Оба любят Марианну… Но по-разному. Их чувства не похожи, как небо и земля! – заметил Анри.

– О! Я так не думаю. Они оба готовы из кожи вон вылезти, чтобы угодить ей.

– Да, но, если Жан боготворит её в себе, но Виктор себя в ней.

– Что?! – удивилась Анна и задумалась, – Не знаю, не знаю… Здесь не надо забывать, что Виктор отвергнут. После той злосчастной стычки, после того как он нечаянно поломал Жану палец, отношения между Марианной и Виктором стали очень прохладными… Виктор, кажется, даже постарел на несколько лет… Ему больно, очень больно…

– Милая Анна, но ты же сама говорила, тогда он набросился на Жана как безумный!

– Безумный!? Да, это состояние сродни безумию! Он слишком её любит и не в силах смириться с утратой. Она весь смысл его жизни…

– Время лечит, – против воли ожесточился Анри.

– В такие минуты нельзя найти более жестокие слова.

– Прости, я не хотел тебя обидеть…

– Ничего. Я и сама хочу верить, что время лечит. Я дождусь, когда его рана перестанет кровоточить. Только, видно, ждать придётся очень долго, – Анна смолкла, и взгляд её потускнел.

А Анри почувствовал ком в горле: «А мне сколько придётся ждать, Анна?!!» – но он нашёл силы взять себя в руки и бодро поинтересовался:

– А ты не пыталась поговорить с ним о чём-нибудь интересном ему?

– Пыталась, конечно же. Но он избегает меня. Только раз мне удалось как-то более или менее долго поговорить с ним. Ты не представляешь, как это бывает трудно поддерживать беседу, когда с другой стороны ни малейшего отклика, ни капли помощи. Особенно, когда так хочется, так ждёшь этого… чуда. Кажется, я тогда перепробовала всё. Ни одной точки соприкосновения…

– Но вы ведь встречались до Райского уголка. Чем не тема?

– Это худшая из тем! Как только я к ней подхожу, так он сразу находит предлог прервать разговор. Возможно, он чувствует что-то похожее на вину передо мной…

– Ты склонна стереть себя с порошок, лишь бы оправдать его. Нельзя быть такой несправедливой к себе!

– О, Анри! А легко ли расстаться с надеждой?! Я не могу. Не могу расстаться с теплом этих синих глаз…

– Извини, Анна, позволь мне задать тебе один щепетильный вопрос?

– Ты меня пугаешь, Анри!

– О нет, тебе решать, отвечать или нет.

– Хорошо, спрашивай.

– Как в ту ночь он всё же справился с тобой? Как ты лишилась чувств?

– Для меня это загадка. Я никогда не падала в обморок, но, говорят, это происходит не настолько мгновенно. Он меня не бил. Насколько я помню, он только пытался удержать меня и приговаривал что-то вроде того, что мол не желает мне зла. Я его укусила… А потом вдруг всё оборвалось. Я пришла в себя уже у в замке в моей комнате, когда Марианна с силой хлопнула у меня перед глазами в ладоши.

– Странный способ будить. А у Виктора ты не спрашивала об этом?

– Спрашивала, конечно. Он только заверил, что никак не хотел задеть мои чувства и может поручиться за сохранность моей чести. Я же говорила, он упрямо избегает разговоров о том дне. Не знай я того, что знаю, можно было бы решить, что он вообще понятия о том не имеет. Когда я говорю, с интересом слушает, а как только начинаю спрашивать, он тут же находит повод прервать разговор. Иногда я даже думаю, что это его поведение было бы легче объяснить, предположив, что мы прежде вообще не были знакомы, того дня не было в его жизни, но в это поверить ещё сложнее.

– Да, здесь есть от чего голове пойти кругом… Тебе уже давно стоило поделиться со мной этими наблюдениями…

– Что ты хочешь сказать? – Анна невольно встревожилась.

– Только одно – всё сказанное тобой заслуживает внимания! Я тебе напомню, от рождения близнецов четверо. Так что… допустить мысль, что это не «Тот Виктор» не только возможно, но и…

– Нет! Что ты! Ведь это означало бы, что… Нет! Не знаю… Ты меня пугаешь! – всполошилась Анна.

– Ты удивительная! Тебе много легче допустить свою неправоту, лишь бы не обидеть другого, – Анри сокрушённо повёл головой, – Если ты склонна хорошо о нём думать, то правильнее было бы проявить к нему уважение и дать возможность объясниться?

Взгляд Анны остановился, и столько всего в нём отразилось в этот момент: и ужас, и страх, и возмущение, и удивление, и… надежда…

– Хочешь, вместе с ним поговорим? – Анри не мог не протянуть руку помощи, но такая перспектива только ещё больше испугала Анну.

– Анри, ты не понимаешь, что предлагаешь!

– Не надо так волноваться! Оно того не стоит! – Анри подался ближе, но Анна уже вскочила, в смятении заломила руки:

– О Боже! Что я тут наговорила!!! Мне очень жаль…

– Анна!

– Забудь, умоляю, забудь всё это! О, если бы это было возможно!!!

– Анна, клянусь, тебе не придётся об этом пожалеть!

– Не надо, не клянись, я уже жалею!!! – Анна даже сделала пару шагов к выходу, но тут же передумала и обратила к Анри глаза полные слёз:

– А сама поговорю с Виктором! Лучше пообещай, что оставишь это мне!

– Сама так сама, – Анри кивнул, – Это твоё право.

– И ты не станешь возводить на него напраслину! Обещай!

– Какую напраслину? Анна…

– Я и сама не очень-то доверяю своим наблюдениям. Очернить человека очень легко. Но если из-за меня разлад между близнецами превратится в пропасть, я себе это никогда не прощу! Анри, услышь меня! Это очень важно!

Анри горько поджал губы и очень неохотно кивнул. Это заметно успокоило Анну, она даже нашла силы благодарно улыбнуться:

– Я сама виновата в своей болтливости. Это моё дело, моя беда… Но я хочу, чтобы ты знал, что я очень ценю нашу с тобой дружбу. Ты необыкновенный человек, добрый, мудрый… надёжный, как собака. Только не обижайся! Это твои слова.

– Если уж быть точным, я сказал это о верности, – улыбнулся Анри.

– Разве верность и надежность это не про одно и то же? Забавно… Почему с тобой так легко, так просто? Мне порой кажется, что я знаю тебя уже целую вечность. Милый Анри, я всей душой желаю тебе счастья. Уверена, ты будешь везучее меня!

С этими словами Анна нежно коснулась руки Анри и уже в следующий миг выпорхнула из его комнаты, словно потревоженная голубка. «Быть везучее тебя? Это уже точно нет. Ох, любимая… Где же мне взять мудрость, чтобы исцелить твоё сердечко, показаться тебе не верным псом, а…» – Анри тяжело вздохнул и обратил взгляд к окну, – «И как же мне не нравятся все эти твои открытия! Почему же ты так долго молчала!?!»

Глава 37. Рискованные игры.

Герцог в десятый раз перечитал послание, начертанное на большом белоснежном листе бумаги. Текст уже дословно запечатлелся в его памяти, но смысл всё ещё ускользал. Мешало оцепенение, охватившее Его Светлость при обнаружении этого письма. Так что появление праиэров и Глена он воспринял как спасение – теперь есть на ком сорвать раздражение и злость:

– Надо объяснять от кого это? Да, снова Ровиньоль! Я нашёл это у себя на подушке! Вы поняли?! На моей подушке!!!

– Это невозможно!.. – ошеломлённо выдохнул Ламороу, а лицо его при этом стало прямо-таки пунцовым, – Ваша комната всё время под наблюдением, люди дежурят и у двери, и на крыше…

– …и дымоход уже давно забит, – в тон ему закончил это перечисление герцог и тут же сорвался на крик, – Тогда как же это понимать?!!

– Думаю, ему помогает кто-то, кто может свободно перемещаться по дому, – это Фил решился сделать предположение вслух.

Его спокойный сдержанный тон подействовал на Его Светлость, как хорошее успокоительное, заметно охладил его пыл.

– Но вы говорите, что дверь всегда под надзором! – напомнил герцог.

– Верно! Фил верно сказал! – тут же взбодрился Ламороу, – Ваша Светлость, но ведь прислуга сюда входит для уборки… Позвольте нам во всём разобраться!

– А когда я вам запрещал?! Не пора ли отвечать?! – невольно огрызнулся герцог.

– Мы сейчас же допросим тех, кто стоял у вашей двери! Если вы позволите это сделать, всё прояснится очень быстро! – и Ламороу, казалось, верил в то, что говорил.

Что ж, Его Светлость сжалился:

– У вас час!

С тем герцог смерил слуг презрительным взглядом и стремительно вышел прочь.

Он знал своих праиэров. Им хватило несколько минут, чтобы выловить в доме всех тех, кто подходил к комнате герцога в последние четыре часа, ведь ровно столько прошло с момента, когда Его Светлость в последний раз наведывался в свою комнату. Так под удар попали двое – старшая горничная Жаклин Норьи, на свою беду, сегодня лично выполнившая уборку в этой части дома, и лакей маркиза, приходивший менять свечи в канделябрах. Как только Жаклин поняла, в чём её обвиняют, так тут же и упала Ламороу в ноги и залилась слезами, умоляя не возводить на неё напраслину. Кто знает, может быть, ей помог недавний инцидент, произошедший с Маги, ведь теперь Ламороу старался подальше держаться от женщин. Так или иначе, но отчаянные мольбы пожилой перепуганной горничной были услышаны, и её отпустили уже через несколько минут. А вот лакею досталось от души, и Виктор впервые увидел своих теперешних товарищей за работой.

Конечно же, тон всему задавал Ламороу, но Рон, да и остальные помогали, словно это было для них привычным развлечением. Запугивание словами и кулаками вылилось в настоящий спектакль, в котором роли распределились чётко. В то время как Рон стальными тисками держал беднягу лакея, Ламороу со зверской физиономией делал вокруг него круги, разминал руки и даже пару раз дал бедняге в челюсть, ну а Пит и Фил мастерски вели перекрестный допрос, и слова их порой были пострашнее кулаков Ламороу. Только Глену было позволено не вмешиваться, больше того, ему прямо дали понять, чтобы он не мешал. Бедняга лакей уже не чаял остаться в живых. Но, к его великому удивлению, праиэры отпустили его ещё до прихода герцога.

– Он не лжет, – заключил Ламороу, – А жаль. Остаётся Жаклин. Придётся ещё раз поговорить с этой дурой. Признавайтесь, насколько вы размокли? Фил? Рон?

– Не зарывайся, Лар! – сощурился Фил.

– Да и бесполезно это, – вкрадчиво заметил Пит, – Ты сам сказал, она добросовестная дура, и к ней крутые меры применять нелепо, пустая трата времени.

– Вытащить из-за корсажа листок бумаги много ума не надо! – возразил Рон.

– Но надо много смелости… – заметил Ламороу.

– Да какой корсаж, парни?! Вы только посмотрите на этот лист! – и Фил раздражённо взмахнул рукой в сторону стола, на котором лежало послание Эжена, – Он же почти не помят и так велик, что складывается впечатление, будто его взяли прямо здесь… из комода и…

– Не корсаж, так юбка! – продолжал стоять на своём упрямый Рон, – Знаем мы эти бабьи штучки.

– Дело говоришь, Фил! – нахмурился Ламороу.

Он молнией метнулся к комоду и скоро нашёл там кипу точно таких же листов.

– Но в таком случае, он… он сам был здесь! – и Ламороу почувствовал, что у него вдруг пересохло в горле.

Такое открытие показалось жутким не только ему.

– Это не человек! – выдохнул Рон и даже перекрестился.

– А никто не замечал, он сквозь стены не умеет ходить? – обронил вдруг Пит, озадаченно оглядываясь.

Трудно было понять, насколько всерьёз он сам относился к своему вопросу, но Рону стало совсем дурно.

– Может быть, он всё-таки в окно приходил? Это всё же проще, чем ходить сквозь стены, – наконец подал голос называемый Гленом.

– Окна были заперты! – отрезал Ламороу.

– А что мешает их открыть?

– Ну-ну, с той стороны? – и Ламороу, издевательски ухмыляясь, развернулся к строптивому новичку.

Но тот лишь равнодушно пожал плечами, мол не хотите слушать, не надо. И первый праиэр едва не взорвался:

– Умного из себя корчить вздумал? Ты уже забыл, что на крыше его не видели, а забраться по фасаду посреди бела дня… Придурок! Чтобы больше не слова! Время и так не остаётся!

– Сейчас только в моих словах толк и есть, – ничуть не смутился Виктор, – Ты, например, можешь быть уверенным, что из окна никто не выпрыгивал? И не ссылайся на охрану на крыше. Ты сам знаешь, с крыши эти окна не просматриваются, карниз, видишь ли, мешает.

– Чтобы выпрыгнуть, надо запрыгнуть, не так ли?! – ядовито огрызнулся Ламороу, – Может быть, ты объяснишь, как это сделать?! Всё! Я сказал заткнуться! Ещё хоть слово… – и Ламороу даже начал засучивать рукава, так ему захотелось врезать в эту ненавистную испайронскую физиономию.

– Как хотите, я могу изложить свои соображения и прямо Его Светлости. Может ещё деньжат отвалит, – и Виктор всем своим видом выразил полное смирение.

От такой наглости Глена Ламороу даже дар речи потерял. Стало ясно, ещё пара секунд, и он бросится на строптивца с кулаками, но тут вперёд выступил Фил:

– Эй, парень, – обратился он к Глену, – Ты и правда зарываешься! Приказ был отдан пятерым. Это значит либо справимся вместе, либо…

– Так я и не против! – совершенно искренне возмутился Виктор, – Потому вот и рискую жизнью, пытаюсь этому «мудрецу» втолковать, что здесь и как случилось. Ты, Фил, лучше объясни, как заставить его слушать? – и Виктор даже чуть поклонился.

– Что ж, давай на чистоту! – и Фил веско кивнул, – Выкладывай всё по порядку, как, по-твоему, он вошёл? И как сумел выйти, да ещё окно за собой закрыл? Мы слушаем! – потребовал Фил и всем своим видом изобразил предельное внимание. Остальные, даже Ламороу, молча с ним согласились.

– Вот так бы сразу, – даже улыбнулся называемый Гленом, – Разве ж мне много надо? Крупицу уважения и щепотку внимания… Ладно-ладно… Сначала попробую открыть окно…

Сказав это, Виктор внимательно осмотрел раму и потом вдруг с силой ударил по подоконнику. Казалось, что стекла разлетятся в тот же миг, но вместо этого между рамами появилась щель. Это и правда произвело на праиэров впечатление.

– Думаю, если по ставням ударить с той стороны, они распахнутся охотнее, – решил-таки пояснить Виктор, – Здесь замок на соплях держится, и открывается окно вовнутрь…

– Но стражники за дверью и на крыше не слышали никакого подозрительного стука! – заметил Фил.

– Или они просто не помнят, что слышали, – тут же возразил Виктор, – Уже несколько дней вон в том доме идёт очень шумный ремонт… Разве нет?

– Хорошо, ну а залезть-то как сюда? – продолжал допытываться Фил.

– Вон оттуда, хотя бы, – и Виктор указал куда-то за окно.

– Что? С соседней крыши? – не понял Фил.

– Да. Улица здесь узкая… Почему нет?

– Но… как? – вырвалось у Рона.

– Спрыгнуть сюда, – заключил Пит и, уже потеряв в этому интерес, отвернулся.

Виктор согласно кивнул:

– Да, сначала камнем выбить… точнее открыть окно, а потом спрыгнуть сюда. Ну, или открыть окно в прыжке…

– Тогда тут не помешала бы пара крылья, – усмехнулся Фил. Он уже по пояс высунулся в окно и большим с интересом рассматривал соседний дом.

– Это сделать легче, чем потом закрыть окно, – спокойно возразил Виктор, – Вот тут-то и надо задуматься. Хотя… Если пораскинуть мозгами, можно сделать и это…

– Погоди, ты хочешь сказать, что ты смог бы перепрыгнуть оттуда сюда? – всё ещё отказывался поверить Фил.

– Я?! Нет… Я этого не говорил! – тут же запротестовал Виктор.

– Но тогда твои слова и правда пустой трёп, – нахмурился Фил.

– Я лишь рассказал, как это могло произойти вот так… А как этому относиться – это уже вам решать, – и Виктор сделал жест, мол на этом всё, он умывает руки.

– Я же говорил, что он только время у нас отнимает! – заскрежетал зубами Ламороу, – Самое то питаться его бредовыми фантазиями!

При этих словах Ламороу Виктор с удовлетворением заметил, что ярость первого праиэра разделил только Рон. Тем временем Фил, совершенно не обращая внимания на бушующего Ламороу, продолжал мысленно оценивать реальность предложенного варианта вторжения в комнату герцога, а в глазах Пита снова забрезжил интерес:

– Глен, я вижу, ты веришь в то, что сказал.

– Точнее, я это допускаю, – охотно откликнулся Виктор.

Он сам себе ещё не признавался в том, что Фил и Пит становятся ему не только интересны, но и, может быть, даже симпатичны, самую малость…

– Но это очень рискованно… даже слишком рискованно! – заметил Пит и сощурился больше прежнего.

– Послушай, дружище, разве этот Ровиньоль ещё не доказал, что его смелость родная сестра безрассудству? – усмехнулся в ответ Виктор, – Он из тех врагов, кого опасно недооценивать. Заметьте, мы все сошлись на том, что письмо написано прямо здесь. Теперь обратите внимание на величину послания и поставьте себя на его место. Ваших нервов хватило бы? Нет, ребята, он не робкого десятка, и я правда готов предположить, что он совершил такой прыжок.