Книга Иоши

– Зато знаешь, что поступаешь правильно. Если ты забыл, то самоубийцы не благодарят за спасение.

В подсознании звенел колокольчик оповещения: надо прислушаться к Мише, но мысли уже бежали далеко впереди. Осознание, что я хочу завязать, постоянно проваливалось в пустоту. И каждый раз, как раскаяние, поднималось на поверхность, я нервничал, искал, чем заглушить этот крик души. Опять замкнутый круг. Где-то я понимал, что пора уже менять ход своих мыслей, что пора бороться со страхом эмоций. Я превратился в робота. Вся жизнь свелась к тому, что я сам решал, какую эмоцию хочу испытать и что для этого употреблю. И каждый раз, когда терял контроль, искал способ заткнуть внутренний голос. Я забыл, каково просто жить, испытывать радость и боль, а главное – ощущение мечты. Какими бы грезами мы себя ни окутывали, они нас мотивируют стремиться к жизни. Именно этого мне не хватало. Цели. Мечты.

Я завел дневник. Записывал свои перепады настроения, чтобы вычленить, что меня беспокоит, отчего зарываю голову в песок. Каждый раз, как брал ручку, включалась паранойя, глаза бешено бегали, а сердце стучало изнутри все сильней, отчего желание поскорей закинуться возрастало. И не могу сказать, что сопротивлялся, но с каждым разом держался уверенней и шанс на очередной провал памяти сокращался. Я очень радовался, когда получалось оставаться чистым пару дней (что редкость на то время), но после этого следовала более глубокая хандра, которую глушил очередной пьянкой. Я раскачивался на качелях, из пары дней завязки в пару дней бесстыдного веселья. Это уже было достижением для меня, так как уже забыл, что такое трезвость. Возникало чаще ощущение реальности происходящего.

После очередной рабочей вылазки свою пустоту пытался заглушить в обычной кафешке за чашечкой кофе. Мне хотелось словить вкус жизни, ведь не раз слышал об огромном удовольствие для многих провести время в подобном заведении. Истина мне не открылась. Я чувствовал себя белой вороной. Казалось, что все оглядываются на меня и тычут пальцем. Боялся даже сделать заказ – вдруг меня попросят покинуть помещение из-за того, кто я есть. Руки тянулись к телефону, чтобы найти ближайшую закладку.

– Здравствуй, сын.

Ко мне за столик подсел Олег Ватин, мой отец. Ранее я бы посчитал это очередным своим бредом из глубин сознания, но трезвость нескольких дней сквозь головную боль подсказывала, что все это реально.

– Привет. Мимо проходил?

– Нет. Со слов сына, – отец замешкался, – другого, узнал, что ты ходишь на те же встречи, что и он. Только он думает, что ты его больная фантазия.

– Смотрю, он в положении похуже. – Я специально язвил, но внутри был шокирован от мысли, что общался все это время не с добрым двойником, а со своим братом. – Дай угадаю, хочешь, чтобы я прекратил его преследовать?

– Нет. Просто хотел повидаться. А встречи с тобой ему идут на пользу.

– Рад за него.

– Боюсь только рассказать ему правду.

– В этом нет необходимости. Я не собираюсь лезть в твою жизнь. Мне она нахрен не сдалась. Признаюсь, что зря тогда следил за тобой. За это прости. Некрасиво вышло.

– Все нормально. Мы все переживаем подростковый протест. Все совершаем ошибки.

– И какой был твой протест, в твои-то годы? – В этот момент как раз подали чашечку капучино, и я прильнул к ней, чтобы скрыть трясущиеся пальцы, когда они что-то держали – было не так заметно.

– Сбежал из дому. Меня ждал брак по расчету. У нас это была своего рода народная традиция, выдавать детей по связям. Но я был не согласен, хоть и невесту выбрали достойную. Хотелось самому выбирать свое будущее. Правда, оказалось это невозможно. Всегда будут те, кто вклинится в нашу жизнь и изменит ее.

– А можно выбрать путь одиночки и забить на проблемы. Ты ни от кого не зависишь, и от тебя никто. Все счастливы.

– Все зависит от людей, которыми ты себя окружишь. Конечно, будут те, кто потянет ко дну или кого вечно придется спасать. Но это выбор только твой. От тебя зависит, в каком обществе расти, да и если сам захочешь этого. Есть те, кому комфортно жить без стремлений. И есть те, кому надо обязательно кого-то спасать. Это их выбор. Поэтому ты должен себе ответить, чего ты сам хочешь. Только ты сам впускаешь в свою жизнь людей, которым позволяешь ее менять.

– Ты сейчас доволен своей жизнью?

– Я долгое время не принимал реальность. Считал себя самым лучшим. Что буду вечно молодым. Всегда на подъем. В итоге в этой погоне потерял самое главное. Защиту. Никто не идеален. Я бежал от людей, что стремились со мной построить счастье. Я только недавно принял этот факт и остановился. Когда ты счастлив, ты крепче спишь.

Я хотел ему возразить, но слов не нашлось, как и мыслей. Отчего у себя же спрашивал: «А для чего спорить?». Больше требовалось не согласиться с отцом, но понимал, что тем самым подтвержу его слова.

– Совесть за ошибки не грызет? Счастья мало для спокойствия.

– Что сделано, то сделано. Уже ничего не попишешь. Необходимо идти дальше.

– Тогда зачем ты здесь? Ты уже давно меня, как ошибку, вычеркнул и выкинул за борт. Не появись я на твоем пороге, ты бы и не вспомнил обо мне. И не начни я маячить сейчас перед твоим сыном, то тоже бы не проявил себя. Так скажи, зачем ты здесь, коль все позади?

– Хочу помочь.

– Кому? Себе? Браво, батька. Если ты не заметил, я иду на поправку. Я уже признался себе, что у меня проблемы и что мне нужна помощь. Как видишь, я справился без тебя и чьей-либо помощи. Я. И только я нужен себе самому. Может, это тебе следует признаться себе в том же? Тебе, кроме тебя самого, больше никто не нужен. Ни я, ни семья, а только ты сам.

– Ты не один. Без поддержки твоей группы ты бы не справился. Я вижу это по своему сыну. Я здесь только сказать тебе спасибо. Ты уже помог мне и моей семье. Осталось только дело за мной, признаться им в правде. И если тебе понадобиться помощь, – отец достал из кармана визитку и положил ее передо мной, – то вот мой номер, я буду рад поговорить с тобой, если тебе это действительно понадобится.

Он встал из-за стола и направился к выходу, лишь перед этим кивнув мне на прощанье.

– Спасибо, – еле шепотом произнес я, но ему было достаточно этого услышать и улыбнуться мне.

В телефонном справочнике пальцы не смогли набрать его как «отец» или «папа», поэтому превратился в простое имя «Олег». Не знаю, чего я ожидал уже от этой связи, но от разговора с ним мне полегчало, каким бы едким я в этот момент ни был. Старая привычка быть всегда против.

Мою гармонию нарушили новости из дома. Маму госпитализировали, ее болячки оказались куда серьезней, чем она описывала. Меня всего трясло от этой вести. Я понимал, что должен срочно лететь в Родищенск к ней в поддержку, но при своем виде мне было стыдно появиться перед ней.

Я ходил из стороны в сторону по квартире. Руки так и тянулись закинуть и забыться. Все вокруг давило. Ни одна мысль в голове не проходила без тревожности. Из-за этого стало происходить невероятное: я сам напрашивался на разговоры с Мишей. Он сам не понимал, что на меня нашло, а я ему не объяснял, что меня гложет. Единственное, чего я остерегался в общение с медведем, так это встречи с Аней. Он меня успокоил тем, что от нее давно не было вестей, что все реже объявляется в обществе своего старика. Я боялся, что с ней снова уйду в кутеж, тем более понимал, что причина ее исчезновения – именно загул, что она отрывается где-то на полную. Без меня. Я не понимал, почему меня это волновало, вроде я избегаю ее, а вроде мне так необходимо было с ней улететь.

Я каждый день дырявил зеркало, оценивал свою кожу на лице и ямы под глазами. Выглядел все так же паршиво. Порой хотелось своей рожей разбить свое же отражение, привести все тем самым в равновесие, но эта съедающая мысль быстро выветривалась.

Понимал, что спасением для меня может стать дело, новая зависимость (как сказал Миша), но что выбрать, не знал. Все было не моим. Работа не приносила радости, только деньги. Требовалось увлечение, в которое нырну с головой.

Сперва рассматривал варианты с мозговой активностью. Последнее время наблюдал за собой заторможенность реакций в различных мыслительных процессах, с которыми до этого справлялся без каких-либо трудностей. До этого списывал это на усталость и старость, но в глубине понимал, что это отмазка. Причина в моей зависимости.

На одном из собраний Церкви Истинного Бога я подначил народ поиграть, ради развлечения, в покер. Все, на удивление, согласились и втянулись. Даже Писцов иногда заглядывал на наши вечерние игры. Мне нравилось анализировать стол и соперников. А подсчет карт приносил невероятную радость, хоть и не сразу у меня получалось. Проблема заключалась в том, что это развлечение на один раз. Одни и те же игроки приедались, а просчитывать вероятности наскучивало и превращалось в рутину. Все чаще таким образом просто хорошо проводил время. Меня успокаивало чувство, что я не один.

Одним из вечеров за столом пробежал слушок, что объявился выродок Писцова (Аню не особо любили внутри самой Церкви Истинного Бога). Тем же самым днем ее должны были привезти. Чтобы с ней не пересечься, я скорей доиграл партию, просто слив свои фишки. По-быстрому откланявшись, я выбежал на лифтовую площадку. Двери открылись, и мне навстречу в сопровождении Миши вышла она. Что-либо произнести у меня не получилось, я только открыл рот в попытке сказать: «Привет», но этого хватило, чтобы она мне улыбнулась, что погрело мне душу.

– Игорек, внизу гость, – обратился ко мне Миша, – пожалуйста, развлеки его.

Я без возражений, хоть для меня это непривычная просьба, согласился. Все равно уже был подшофе и внизу с гостем продолжил пить. Незатейливая задачка. Случайные временные друзья в связи с работой для меня норма, как и норма их сумасшествие. Гость оказался со своими демонами в голове и общался с собой в третьем лице. Меня это не испугало, да и было как-то плевать. Сам не лучше. Парня зациклило, все свои проблемы сваливал на покойного братца. Это чем-то напомнило мою ситуацию. Как и он, я продолжал биться о стенки коробки вместо того, чтобы попытаться вылезти из нее. Он так фанатично перекладывал свои несчастья, что я задумался о своих проблемах. Кто им виной? Только я, и никто больше. Я сам подвел себя к этой черте. Я всегда мог сказать «нет», никто и никогда меня не заставлял себя губить. И только от меня зависело, какая моя жизнь будет в дальнейшем.

Избежать встречи с Аней у меня не вышло. На следующий день, также по просьбе Миши, вместе с гостем мы отправились на выставку, чтобы скоротать время до грядущей партии в покер. Писцов наказал проследить за ним и составить мнение. У Лаврентия Кузьмича были планы на этого сумасшедшего, но я даже не старался вникнуть в великие планы главы Церкви.

По галерее мы разбрелись. У меня не получалось сконцентрироваться ни на одной картине. Каждый холст плыл перед глазами, и я не понимал, что на нем изображено. Голова трещала от попыток все переварить.

– От тебя ожидала, что будешь смаковать каждую из картин, – произнесла Аня, когда гость от нас отошел, – а ты ноль внимания.

– Голова кружится.

– От прелести этих картин?

– Нет. От трезвости и невозможности все это оценить.

– Миша рассказал. Я рада, что ты пытаешься бросить.

– Я рад тому, что ты рада, но это нифига не легко. Можешь сама попробовать. Тебе тоже полезно.

– Не. Меня мой образ жизни устраивает. Он со мной до самой смерти. Я себя контролирую, а главное, что чувствую себя прекрасно. Так что за меня переживать не стоит.

– Ни у кого не получится избежать краха. Сумасшествие – своего рода посвящение в клуб. Просто безумие становится для нас нормой.

– Опять грузишь. Такой ты мне не нравишься. – Она чмокнула меня в щеку. – Расслабься. Взгляни на мир позитивней, может и он улыбнется в ответ. Вот! Посмотри.

Она потянула меня к ближайшей картине с изображением русского тойтерьера с переломанными конечностями, со следом веревки на шее и рубцами на лапах. И над ним, как в комиксе, надпись: «KILL ME», а название под всей работой: «Выживший».

– Очень позитивно, – с усмешкой произнес я, – если все это было не так плохо.

– Зато он продолжает жить.

– В мучениях.

– У каждого свое виденье проблемы.

Мы продолжали рассматривать это бедное создание, измученное жизнью. Меня эта работа не вдохновляла, а только глубже загоняла в себя.

– О чем я говорил в своей исповеди на кладбище?

– Ты точно хочешь узнать?

– Переживаю, что взболтнул лишнего в пьяном угаре.

– Плюнь на это. Я уже знаю, что ты солгал. Все это твоя больная фантазия. Либо повыделываться передо мной хотел или чтоб пожалели тебя. В любом случае ты был разбит горем после бара.

– Прости. Я правда хочу стать лучше.

– Не сдавайся только на полпути. Твоя жизнь на этом еще не заканчивается.

– Я знаю, но у меня мало времени, чтобы все исправить. Мне нужно срочно домой. В Родищенск. Я чувствую это.

– Так езжай. Тебя ничего не держит здесь. Только, пожалуйста, аккуратней там. Ваш маньячила вернулся.

– Кто?

– Ну? Этот? Понтий Пилат ваш.

– Родищенский палач.

– Верно. Вот он опять объявился. Миша рассказал. Так что твое хвастовство пустышка. Никого ты не убивал.

– Что? – С удивленным взглядом я переключился с картины на Аню.

– Ты в пьяном угаре на кладбище мне исповедовался, что убил этого палача. Своими собственными руками, которые ты теперь отмыть не можешь. Бред! Скажи ведь?

– Не то слово.

– Тогда-то и смекнула, что тебе пора завязывать. Хотела тебя напугать могилой. Вдруг бы от испуга решился все бросить.

– Ты права. Я потерял землю под ногами.

Аня хотела что-то добавить, даже открыла рот, но в галерее началась суматоха. Нас вместе с толпой вынесло из помещения. На улице к нам присоединился гость, и продолжить разговор с Аней у меня не вышло.

Писцова уехала на следующий день. Вроде бы я спокойно ее отпускал, но расстроился, что не попрощался. Я грыз себя, что грубо относился к ней в последние встречи и построил незаслуженно в своей голове гнусное мнение о ней. Она хотела для меня счастливое будущее, чтобы я вылез из выгребной ямы, в которую сам же и зарылся ранее.

Я старался из-за всех сил не уйти в пустоту, но не вышло. Через пару дней узнал от Миши о смерти Ани. Самоубийство. Я не верил. Эта новость меня загнала во тьму без всяких стимуляторов. Человек, что мотивировал меня жить, сам ушел из жизни. Вот что мы скрываем. Все это время я думал только о себе и не видел, что творится у нее на душе. Это ей нужна была помощь, а не мне. Чего я еще не знал? Да всего. Я заперся в квартире и не вылазил. Алкоголь и доставка еды. С ковра собрал остатки точек, но сохранил на черный день. Аня бы не хотела этого. Хотя чего она хотела, мне уже не узнать. Любил ли я ее? Не знаю, ведь до сих пор не знаю, что такое любовь, но время, проведенное с ней, для меня было самым важным, хоть и разрушающим.

Сколько прошло дней между появлением Миши в моей квартире я не запомнил, все как прежде, все как один штрих. Медведь делился последними новостями. Мне уже было все равно. Речь шла о Писцовых, недавнем госте и будущем их секты. Он предлагал мне новую работу, в которую мне и не хотелось вникать. Спас от его занудства звонок сестры, чему был удивлен, она никогда мне не звонила, но я догадался в чем дело, когда принимал вызов.

Глава 12

Прошло полгода с возвращения в Родищенск. Моя жизнь изо дня в день менялась в лучшую сторону. Единственной слабостью остались сигареты, которые играли всю туже роль – затупление эмоций. Страх испытывать чувства никуда не ушел. Любая реакция – словно ножом по телу. Поэтому одна встреча за другой со старыми знакомыми из раза в раз становилась все легче, что не могло не радовать, так как мне становилось легче и на душе. Единственное, что омрачало, так это неудачная встреча с Кулаком, не в таком виде я хотел с ним повидаться. Я пытался снова его отыскать, выискивал на улицах Родищенска его Волгу, заглядывал в каждый двор, но безрезультатно. Спустя месяц бросил эту идею.

Жизнь города помаленьку улучшалась. О Родищенский палаче все начинали забывать, а с последней жертвы прошло три месяца. Словно пожар, сделал свое дело и затух. Оставалось только вспоминать плохим словом. Хоть и близилась зима, но я удивлялся количеству людей по вечерам, их больше не сковывал страх от спятившего маньяка, следовательно, наступившие холода не остановили бы их перед запахом свободы. Родищенск открывался с новой стороны. Возможно, дело было в скором наступлении Нового года, и я беспричинно связывал все события.

У Тракторного завода Вячеслава Николаевича тоже дела пошли в гору. После возвращения в Родищенск общение с Мишей я не прервал. Когда он узнал, чем я занимаюсь, сильно обрадовался, предложил помощь и свел Астапова-старшего с нужными людьми, и они заключили сделку на несколько миллиардов. В качестве благодарности мне перепал процент со сделки. Моей радости не было конца, но с этим вернулись опасения. Боялся снова уйти в забвенье, тем более тому способствовал другой фактор.

У диспетчера Кости внезапно дела тоже нормализовались. Я постоянно натыкался на проворачиваемые им сделки и «убитых» клиентов. Внутри свербело, тянуло еще раз улететь, хоть в последний раз. Диалог с этим внутренним голосом не складывался, из-за чего количество выкуренных сигарет увеличивалось, словно это был единственный способ заглушить в себе этот взращенный мной же инстинкт. Каждый раз себе повторял, что я не смогу себя остановить и в действительности мне это не нужно, но из раза в раз все меньше верил самому себе и меня охватывало отчаяние от этого звериного голода.

Новым забвеньем стала работа. Я все больше погружался в нее головой. За мои старания Вячеслав Николаевич повысил меня до своего заместителя. Должность для галочки, но занимался больше сторонними делами завода. В связи с крупной сделкой Астапов-старший решился выкупить территорию старого завода для дальнейшего расширения. Новыми площадями я и занимался: решал, что снести, а что нет, какие мощности усилить или открыть новые. Одним из решений стало строительство нового жилого района близ завода. Вячеслав Николаевич смог вывести зарплаты подчиненных до уровня столицы, за счет чего из Ястребска потянулись новые кадры и вернулись уехавшие вахтовики. Меня радовала полезность моего занятия, но я не находил себе места, все превращалось в ту же монотонную жизнь, что была в Москве. Опять замкнутый круг.

Глотком свежего воздуха стал приезд Миши в Родищенск. Расстраивала причина визита: не навестить меня и не заключенная сделка с Астаповым, а в женскую колонию для встречи со своим клиентом. В суть я не вникал, но Миша упомянул, что в беду попала его старая подруга из Ястребска и он обязан был ей помочь. Когда он закончил со своими делами, то заехал ко мне повидаться. Как в былые деньки, взяли с ним несколько бутылочек пивка и развалились на недавно построенной мной веранде. Я специально задумал эту пристройку, чтобы вечерами отдыхать с гостями.

– Когда сделка завершится, что будешь делать со своей долей? – спросил Миша.

– Не знаю. Полностью обновлюсь здесь. Выброшу старые вещи. Сделаю перепланировку. Может, отстрою второй этаж. Не знаю.

– Что? – Он засмеялся. – Свыкся уже здесь? Я думал, что ты хочешь поскорее сбежать отсюда. Продать этот дом и дальше жить своей беспамятной жизнью.

– Знаешь. Я могу здесь хоть что-то сделать. Быть кому-то нужным. Даже можно сказать, я успокоился здесь. Нашел свое место. Съедает только сам дом, все вещи в нем, потому что они не принадлежат мне. Словно живу не своей жизнью, а маминой и всех до нее. Как будто меня самого здесь нет. Все тут застыло прошлым, но не настоящим, а мне хочется идти вперед. Жить, а не тосковать по тому, что было раньше. Это моя история, только моя, а люди, что сформировали меня, всегда будут со мной, хоть больше их нет на свете. Пока я жив, они прожили не бесцельно. Так же и я сам. Я тоже повлиял на людей, и в них будет жить частица меня до самого последнего мгновения.

– Классно. Мне нравится, что ты меняешься здесь. Повзрослел. Теперь тебе есть чему и меня учить.

– Все равно я дурак. Мне надо закрыть одну старую историю, но не знаю, как к ней подступиться. Человек, связанный с ней, меня избегает. Боюсь, как бы он больше дров не наломал. Грех останется в итоге на мне. Я себя до сих пор виню за многие свои ошибки. Особенно что не спас Аню. Не попрощался ни с ней, ни с мамой.

– Ты это можешь сделать в любой момент. Тем более тебе есть чем отплатить Ане.

– Почему ты сам этого не сделаешь? Ты в любой момент можешь опубликовать записи.

– Я во всей этой истории с Церковью Истинного Бога являюсь заинтересованным лицом, а ты посторонний человек. Для тебя это искупление, для меня – маркетинговый ход.

Миша, как всегда, был прав. Аня. Я тосковал по ней. Мне не хватало той простоты общения, что не было у меня ни с одной другой девушкой. Я до сих пор сдерживал слово перед ней и не употреблял, хотя был на грани срыва. В день смерти мамы точки, что собрал с пола, оказались обычным мусором. В тот день отравился непонятной дрянью и всю дорогу в Родищенск меня крутило изнутри.

– У тебя, Мишутка, как дела?

– Да никак. До сих пор разгребаю дела церкви после смерти Писцовых. Да и дело подруги стоит столбом. Устал безумно. Уже руки опускаются. Хочется плюнуть на все и двинуться дальше.

– Так плюнь. Освободись.

– Не могу. Есть обязательства перед людьми. Они рассчитывают на меня, даже если и не просили об этом.

– Я бы не смог так. Давно зарекся лезть в чужие дела.

– Тогда зачем говоришь, что держишься из-за своей необходимости здесь? Ты вышел на меня не ради денег. Ты просил помочь выйти на крупного клиента, чтобы наладить дела в городе.

– Просто знал, что так правильно. Хотя самому было бы приятно жить в процветающем городке. Так что тут имеется личный интерес. Мне здесь заняться иначе нечем, боюсь от безделья снова уйти в раж, если не веществами, то алкоголем. И так курить никак не брошу.

– Хорошо, что понимаешь это, а свое дело ты найдешь. Попробуй больше сил потратить на писательство. Возможно, это твое. Главное не отчаивайся. У тебя еще вся жизнь впереди. Прошлому еще нет места тяготить, на его место придет много счастливого.

– Не знаю. Когда остаюсь один и закрываю глаза, то сразу представляется кладбище, словно так и не вернулся с похорон. Что рядом с могилой матери находится Аня и все те, в чьей смерти я виноват. Братик. Шпага. Боря. Да блин, даже троица придурков из школы. И это кладбище растет. Я заранее начинаю винить себя в их смерти.

– Не знаю, кто большинство этих людей, но уверен, что самолично ты ни к чей смерти не причастен. – Я лишь усмехнулся на эти слова, но Миша заметил это. – Все мы люди. У каждого из нас свой характер и своя жизнь. Как ты сказал, мы состоим из множества людей, что окружают нас. Мы все совершаем ошибки. Я сам мог не раз догадаться, чего хочет Аня, но ничего не предпринял, чтобы ее остановить. Виню ли я себя? Да. Собираюсь ли утонуть в вине? Нет. Это не конец. Жизнь продолжается. Я сделал выводы. И в следующий раз сумею не повторить своих ошибок. Тем более выбор каждого человека остается за ним.

В словах Миши была истина. Я сам не раз приходил к этим мыслям после того, как лез в чужую жизнь, но чувство, что приложил недостаточно сил, меня не покидало. Каждый из нас отвечает за себя. И дальнейший выбор зависит только от нас.

С Мишей мы проболтали до самого рассвета. Мне было плевать, что утром на работу. Я наслаждался компанией друга. Он остался последней ниточкой к моему прошлому с Писцовыми. Мне было приятно, что есть тот, с кем я могу разделить боль, что осталась после Ани. Оставь я все это в прошлом, то не смог бы остаться в рассудке. Никто бы не понял того, что я чувствовал, не представляя живого человека. Что возвращаются старые друзья детства, меня также радовало, словно это итог моего пути, нашего пути. Когда есть с кем разделить пережитое, становится яснее значение происходящего в жизни. Только где граница допустимого, я не знал. Ведь есть вещи, которым не следовало возвращаться, что действительно хочется забыть. Я боялся потерять контроль над собой, боялся снова потерять жизнь.

Я чаще стал видеться с друзьями: наведывался в гости к Славику и Катьке, сидел в кафе «У Софи» с Владиком и Аленой. Я пытался свести своих друзей, но ничего не выходило. Парни друг против друга ничего не имели, но вот школьные подружки видеться напрочь не хотели. Каждая из них плевалась от образа жизни другой. Позже от Владика узнал, что дело было в Демоне. Катька безумно сильно любила этого придурка, и подруга знала об этом, но после выпускного Алена чаще появлялась вместе с Демоном, что и стало причиной конфликта. Мне хотелось рассказать Катьке, что произошло на выпускном, но посчитал, что не стоит лезть в дела минувших дней, никто меня за это не похвалит. Расстраивала эта беготня между друзьями, словно вернулся в прошлое. Мне снова приходится разделять свою жизнь на два мира.