Свои чужие

И меня трясет, пылает лицо, я прижимаю к нему ледяные ладони. Надо что-то сделать. Мне дали два дня, надо хотя бы потрепыхаться, что ли… А как? Восстановить файлы… Почему-то мне кажется, что у меня не выйдет, но может, хоть раскопать, что, и как, и почему произошло?

– Ох ты, боже мой, Полина, неужели ты плачешь? – раздается за моей спиной насмешливый голос. Костин.

Нет, не плачу, Анисимов. Даже сейчас – не плачу. Не дождешься.

Я разворачиваюсь к нему. Костя выглядит спокойным. На скуле у него желтоватый след от Варламовского кулака. Надо же, не отошло еще. Сразу вспоминается его “Фригидная”, за которую ему тогда и прилетело.

Ох, Димка, Димка… Ужасно хочу к нему сейчас, на самом деле. Ничего это не поменяет, но я хотя бы заслонилась бы от всех неприятностей, за его широкой спину. Как маленькая девочка, ей богу. Потому что пока была с ним – все всегда налаживалось. Вот и сейчас хочу – броситься в него, нырнуть, съежиться комочком под его одеялом, спрятаться под его надежной рукой. Хочу, но нельзя, ага. Сама его послала, сама решила, что выжду время. И сейчас – я должна разобраться со своими проблемами самостоятельно. Хоть и не знаю как.

Ну, с Костей хотя бы могу разобраться без Диминой помощи. По крайней мере, послать к чертовой матери пришедшего поплясать на моих костях придурка я могу легко.

– Вы чего-то хотели, Константин Витальевич? – стерильно уточняю я, неторопливо вычищая из головы всю лишнюю панику. Вот ему я своих слабостей показывать не хочу и не буду. Я же уверена, он сюда пришел лишь посамоутверждаться за мой счет.

– Да так, – Костя слегка ухмыляется. – Как дела, Полин? Птичка напела, что у тебя неприятности.

Наташа. Черт бы тебя побрал, Смирнова, кто вообще просил тебя открывать рот.

– Даже если и так, то не твое это дело, – не удерживаюсь – морщусь, ощущения и вправду такие, будто лимон прикусила. – Кость, ты позлорадствовал? Свободен.

– Плохо ты себя ведешь, Полина, – Анисимов цокает языком, качает головой – Даже не знаю, предложить ли тебе помощь или не стоит.

– И чем же ты можешь мне помочь? – я закатываю глаза. – У меня проблемы, которые не может решить менеджер по рекламе.

– Да ладно, – Костя склоняет голову, глядя на меня как на глупую девочку. – То есть если я скажу тебе, что у меня есть резервная копия твоей Многодневки, – это тебе никоим образом не поможет?

Глава 29. Дима

– Да я погляжу, не я одна бухала вчерашним вечером?

– Да-да, выглядишь паршиво, Эльвира, ты и сама знаешь.

Утро с похмелья и в самом деле дается мне не очень просто. А еще и Кольцова, явившаяся в девять утра. Будто вселенная хочет сделать мне больно всеми возможными способами. Никогда не получалось уйти в запой, кажется – не выйдет и сейчас.

Кольцова выглядит серой. Почти никакой, и это при том, что вообще она всегда – чертов попугай, режущий глаз. Та самая девица, что припрется на вечеринку в самом ярком и блестящем платье и будет той, что пьет больше всех, смеется громче всех и танцует на барной стойке без туфлей раньше всех.

Я так и не удивился, что именно Кольцова потащила книги Полины по редакциям. Она была как таран. Была. Сейчас она выглядит как курица, стухшая еще две недели назад. Мешки под глазами, волосы стянуты в хвост. Вместо образа яркой стервы – черный тонкий джемпер и деловая юбка графитового цвета. Такое ощущение, что у Кольцовой кто-то умер и она объявила траур.

– Я выгляжу как чмо, не скромничай в эпитетах, Варламов, а то решу, что ты меня разлюбил, – едко откликается Кольцова, – собирайся. Нужна твоя поддержка.

– Тебе? Моя? – я удивленно поднимаю брови. Эльвира Кольцова – это сама по себе армия. Что такого могло случиться, что она за помощью пришла именно ко мне. С учетом нашей с ней "химии".

– Полине, – сухо отрезает Кольцова.

Сердце тут же замирает как чертов суслик, столбиком, поджав лапки.

– Что случилось? – я даже обдумать этот вопрос не успеваю, озвучиваю раньше.

Кольцова пожимает плечами.

– Я еще не очень поняла. В издательстве какая-то бредятина происходит. И нужно ехать, защищать интересы Полли, Паша был злой, как медведь-шатун, а Полли же совершенно не боевая. А я – и выгляжу как чмо, и чувствую себя не лучше. Поэтому поехали, Варламов. Будешь моей огневой поддержкой. Ну, или по морде кому дашь.

Ох… И сложно не сорваться прямо сейчас, тем более что вчера я взял официальный отгул, потому что мне хотелось даже не в запой, мне хотелось утопиться в вискаре, к чертовой матери.

После всего, что сказала мне Полина. После того, что с дури обещал ей я.

Она просила оставить её в покое. И по сути, я не должен к ней лезть. Не должен. Обещал. Вот только…

– Двадцать минут дай мне, – отрешенно произношу я и ныряю в ванную. Всё, что мне нужно сейчас – это окатить голову ледяной водой, вычистить зубы и одеться хоть как-нибудь, чтобы было похоже на нормального человека, а не на того, кто собирался в запой еще вчера вечером.

Я не могу оставить Полину в беде. Или я просто ищу повод, чтобы снова оказаться рядом с ней. И пусть даже пошлет к чертовой матери, я в любом случае сейчас хочу к ней. Как и всегда, черт побери.

Нет, если бы мы с Кольцовой были змеями и жили в одном террариуме – мы бы сожрали друг друга. Мы умудряемся разругаться даже из-за того, кто поведет и на чьей машине мы поедем. В конце концов, едем на моей, и Кольцова сидит в кресле справа от меня и устало пырится в окно.

– Что-то случилось? – осторожно интересуюсь я.

– Ну, так. Трахнула спьяну жениха лучшей подруги. Теперь не знаю, как показаться ей на глаза. А так – ничего не случилось, – Кольцова жмурится, и я, к своему удивлению, успеваю заметить побежавшую по её щеке слезу.

– Ты? – пересправшиваю я с недоверием. – С унылым?

– С Костей, – хмуро откликается Эльвира. – Да, я. Без комментариев. Говорю же, чмо – как оно есть. Могу теперь соревноваться с тобой, Димочка.

Я помню разговор унылого и Полины – их последний перед разрывом. Да, я тогда понял, что речь об измене, что у них точно что-то случилось. Но что перепихнулся унылый с Эльвирой… То ли не говорили, то ли я как-то не услышал…

– Ну ты даешь…

– Ну вот отвали, Варламов, меня и так от себя тошнит, – хрипло откликается Кольцова.

– А что унылый? Вышло у вас что?

– Ты как себе это представляешь? – сухо спрашивает Эльвира. – Что может выйти из одного только идиотизма? Хотя, вон у тебя вышел развод. Скажи, Димочка, оно того стоило?

Убил бы.

– Тогда у меня иного выбора не было, – мой голос сух, а в грудной клетке – только усталость и пустота. – Я ей мешал.

Кольцова смотрит на меня недоверчиво, щурится, барабанит пальцами по предплечью.

– Все-таки ты из-за меня ушел тогда, да? – глухо спрашивает она.

А я молчу. Ну что тут скажешь? Пять лет назад был молодой идиот. Я и сейчас идиот, только чуть-чуть постарше. И сейчас – сейчас я бы так не среагировал, я бы носом землю рыл, лишь бы разрешить эту проблему как-то иначе.

И стоило ли перебирать чертовы три десятка девиц, чтобы понять, что ни одна из них и ногтя моей весны не стоит? Не знаю. Был бы умный – обошелся бы без этого дерьма. Я не был умный. Теперь вот сижу в своей мерзлоте без заветной весны уже шестой год.

В редакции мы не торопимся сразу к главному редактору. Вообще – сначала Кольцова убалтывает охранника пропустить меня. При этом она так старательно представляет меня как своего клиента, такого талантливого писателя, что я аж проникся.

– Почти поверил, – шепчу одобрительно, когда мы уже прошли пропускной пункт.

– Профессионализм не пропивается, – кисло откликается Кольцова.

– Куда дальше? К редактору?

– Сначала разведка, – Эльвира вздыхает. – К редактору смысла нет, пока я ничего не знаю. На четвертом у меня есть хорошая приятельница – девочка-корректор. Она должна знать, что случилось. Блин, вот почему сейчас, Полли же должна была сдать эту чертову книгу?

Девочка-корректор Олеся – действительно почти девочка – худенькая, кудрявая. Кажется, она уже озверела расставлять запятые, потому что улыбается она нам радостно. Олеся поит меня и Кольцову чаем, рассказывает о том, что почему-то Полина Бодлер срывает выход книги.

Мы слышим и версию с уничтожением данных, которую продвигает Полинка. Мы слышим и про то, что редактор уверен – Бодлер поймала звезду и мается дурью. И пусть пеняет на себя, если это действительно так.

– Капец, – выдыхает шепотом Кольцова, когда мы уже распрощались с Олесей, а затем прихватывает меня за локоть. – Нет, я, конечно, думала, что все паршиво, но чтобы настолько…

– Думаешь, реально сама удалила? – тихо спрашиваю я, а Кольцова категорично качает головой.

– Для Польки её книги – это дети, – твердо откликается она. – А удалить книгу – почти что убить. Неа, сама она – ни за что. Не верю.

– У меня есть один знакомый технарь, – задумчиво замечаю я. – В принципе, если дадут пару дней – он вынимал данные с мертвых компов. Не стопроцентная гарантия, конечно.

– Пойдёт, – Кольцова вздыхает, а потом трет пальцами виски и тянет меня в сторону лестницы, – пойдем к Паше, значит. Буду выбивать отсрочку. К Полли сообщать о ней поедешь сам. Уговор?

– А почему не ты?

Мы разговариваем почти шепотом, не очень хочется, чтобы прям все те, кто носятся по коридорам, слышали о наших проблемах и проблемах Полины.

– Я чмошница, забыл? – Кольцова прячет взгляд. – Я, честно, ужасно трушу. Я не знаю, что тут сказать. Мне ей написать-то стыдно, а уж на глаза попасться…

– Ты точно выбьешь эту отсрочку? – произношу я и делаю первый шаг вниз по лестнице. Где-то там внизу хлопает дверь.

– Знаешь, когда положение дел дерьмо – пара дней толком ничего не изменят, – негромко отвечает Кольцова. – Выбью. Я должна. Если Полли книгу не сдаст – Паша контракт расторгнет. Он…

Кольцова не договаривает. Просто хватает меня за рукав рубашки и дергает вниз, заставляя опуститься на ступени.

Я оборачиваюсь к ней, натянув на лицо выражение: “Ну и какого черта, а?”

– Тихо, – едва слышно шипит мне Кольцова на ухо. – Там Костя. И Полина. Давай подождём, пока они уйдут, а?

Трусиха, блин. Вот сама накосячила, а сейчас очкует. А я прислушиваюсь – и действительно слышу доносящийся с этажа ниже нас голос унылого, рассыпающийся сухим эхом.

– Полина, неужели ты плачешь? – Вот вроде и не конкурент мне этот урод больше, но все равно его голос вызывает у меня лишь стойкую неприязнь.

Плачет? Полинка? Моя Полинка? И кого мне стоит убить за это?

– Вы чего-то хотели, Константин Витальевич? – Зря Эльвира говорит, что моя весна – не боевая. Вот сейчас она вполне себе отвешивает этой ледяной репликой оплеуху своему собеседнику. Это Полинка умеет. По крайней мере с теми, кем когда-то дорожила.

– Да так, – унылый не унимается. – Как дела, Полин? Птичка напела, что у тебя неприятности.

– Даже если и так, то не твое это дело, – кисло интересуется Полинка. – Кость, ты позлорадствовал? Свободен.

Слушаю, а сам радуюсь тому, что Полина посылает своего бывшего женишка, как кретин какой-то.

– Плохо ты себя ведешь, Полина, – высокомерный тон унылого бесит меня почти до бычьей ярости, – Даже не знаю, предложить ли тебе помощь или не стоит.

– И чем же ты можешь мне помочь? – ехидно интересуется Полинка. – У меня проблемы, которые не может решить менеджер по рекламе.

– Да ладно, – ублюдок однозначно издевается над Полиной – это слышно по тону. – То есть если я скажу тебе, что у меня есть резервная копия твоей Многодневки, – это тебе ни в коем случае не поможет?

После этой реплики Полина молчит. Долго молчит. А я – уже даже не слух, и не оголенный нерв. Я – один кипучий, замерший на месте адреналин. И все, что меня сдерживает – жесткие пальцы Кольцовой, сжимающие мою рубашку чуть повыше плеча.

– Я должна тебе на слово поверить?

– Ну тут как знаешь, – высокомерно откликается Анисимов, – я могу сходить и распечатать тебе текст кусками. Но это трата моего времени.

– И ты отдашь мне копию Многодневки просто так? – ровно спрашивает моя девочка.

– Нет, конечно, Поль, – с издевкой откликается унылый. – Кто же такие вещи просто так отдает?

– Чего ты хочешь, Костя? – у Полинки голос слегка подрагивает. Кажется, она измучена уже до предела. Ох, родная…

– Господи, Полина, это же ужасно просто, – утомленным голосом сообщает унылый. – Я хочу тебя.

У меня темнеет в глазах. Унылый ублюдок, который предал мою заветную, который проехался по ней напоследок, который пытался разрушить её мечту, выкрав сценарий – и снова тянет к Полине свои липкие ладошки? И не хочется садиться, но эту тварь я хочу только убить, и ничего больше.

Я снова подаюсь было вперед, намереваясь прервать этот разговор сейчас, но Кольцова резко дергает меня за руку.

Я оборачиваюсь, к ней. Вижу огромные глаза, в которых плещется ярость. Бледные скулы, расписанные красными пятнами. Так бывает всегда, когда Эльвира зла, как мегера. Примерно вот такой она некогда сообщала мне, что Полина из-за меня отказывается от печати.

– Не дергайся, – сообщает мне Кольцова одними губами, а потом разворачивает ко мне телефон, который сжимает в побелевших от напряжения пальцах. А на широком, светящимся белым дисплее, пламенеет алым кнопка “СТОП” и бегут секунды записи.

А над счетчиком времени записи горит значок диктофона…

Глава 30. Полина

– Я хочу тебя.

Меня одолевает тошнота. И если бы я хоть что-нибудь съела с утра – мой завтрак непременно попросился бы наружу именно сейчас, когда я гляжу в бесстрастные глаза Анисимова.

– Меня? – язык враз становится таким неуклюжим, и слова с него даже не слетают – падают, будто тяжелые камни. – Ты? Меня? Мы с тобой расстались.

– И меня это не устраивает, – Анисимов неприязненно морщится. – Я два года на тебя потратил. Не для того, чтобы ты взяла и спрыгнула в последний момент.

Потратил. Какая прелесть.

– А для чего тебе меня хотеть в принципе? – нервно вскрикиваю я. – Я же тебя не устраиваю. Фригидная же.

– Я как-то жил с этим два года, – Костя равнодушно пожимает плечами.

– Элька не была первой твоей изменой, да? – Я думала об этом и раньше, но именно сейчас я почти уверена. Мало ли девочек в редакции. Та же Наташа… Уж очень странно, что Костя в курсе, у него вообще-то кабинет этажом ниже располагается. Но поболтать они уже успели.

– Полин, что тебе даст мой честный ответ на этот вопрос? – насмешливо уточняет Костя. – Да, я сбрасывал напряжение и раньше. И не надо прикидываться, что ты тут ни при чем и не виновата. Это же у тебя, что ни вечер – то отмазка. Вот только если хочешь получить свою книгу – значит, сегодня никаких отмазок. Сегодня будет так, как хочу я. А там – поговорим про наши отношения и все остальное.

– С чего ты взял, что я вообще буду говорить с тобой про отношения? – голос у меня сиплый. Вроде и не кричала, а говорить все равно сложно.

– Не поговорим сегодня – поговорим потом, – Костя пожимает плечами. – Только тебе ведь выгоднее решить все вопросы со мной сейчас. Полин, ты еще не поняла, что я все равно добьюсь своего? И тебя тоже добьюсь. Потому что хочу. И никуда ты не денешься.

На самом деле это звучит как угроза. Даже не “как”. Это угроза. Сказанная сухо, без тени сомнения. Он не остановится.

Самое парадоксальное – то, что я сейчас слышу только “Хочу”. Нет, не “люблю”, никакого разговора о чувствах. Если так вдуматься – за эти два года этих разговоров у нас и не было. Меня хотят, как капризные девочки хотят новую модную куклу. Я для Анисимова что-то вроде престижного трофея. Этакая симпатичная игрушка, с деньгами и популярностью. Не Дженнифер Лопес, но сойдет, так ведь?

– Полина, – Костя шагает ко мне, тянет ко мне пальцы, проводит по моей скуле, отводя с лица длинную прядь, – я же это делаю ради тебя. Понимаешь? Все это.

Ради меня. Дивно. Ради того, чтобы поставить наградку с надписью “Полина Бодлер” на полочку личных достижений. Ну, туда, где еще несколько наградок с именами его любовниц стоят. Иногда даже тошно быть мной, той, у которой эти чертовы три тысячи запросов имени за месяц в одном только Яндексе. Была бы скромной бухгалтершей – и кому бы я была нужна вообще?

– Значит, все это – все-таки твоих рук дело? Вся эта история? – отрешенно уточняю я. – И файл из почты Наташи тоже ты удалил? Копию книги оттуда взял?

Это был самый простой способ…

Костя самодовольно улыбается, будто поощряя за верную мысль глупую девочку.

– Значит, ты мои ключи копировать успел?

– Ну, вот никакого креатива, Полин, – Костя чуть ухмыляется. – Нет. Мне было некогда копировать. Если помнишь, был День Рождения, и я отмечал. Доставать пришлось через бывшую любовницу твоего бывшего. Она ужасно хотела тебе отомстить за разлуку с этим вашим неандертальцем.

– Оставь Диму в покое, – угрожающе шиплю я.

– Ты не в том тоне со мной разговариваешь, детка. Забыла, что у меня твое будущее в заложниках?

Самое раздражающее в Анисимове сейчас – это его липкий взгляд. Он уверен, что уже меня победил. Самое паршивое, что я реально пока еще не придумала, как из этого дерьма выкарабкаться.

– Не боишься признаваться? – я пытаюсь звучать твердо. – Я же могу все это Паше изложить. И пойти в полицию.

Может, он проникнется и пойдет на попятную.

– Ну а что ты в полиции предъявишь? Свои слова как доказательство? Законы так не работают, детка, – Костя насмешливо ухмыляется, – у нас сейчас нет свидетелей, Полина. Здесь нет камер, очень кстати. Будет твое слово против моего слова. Максимум, что нароет полиция – это кражу ключей из твоей сумки госпожой Верой Щербаковой. Она стирала твои данные и топила твой ноутбук. Впрочем, если она все сделала, как я ей сказал – предъявить и ей смогут очень немного.

Щербакова. Вытащила ключи во время кастинга? Как неосторожно я оставила сумку в одном кабинете с ней. И Алина тогда вышла… Черт.

– Кстати, если ты думаешь, что если что та дура подтвердит мой с ней сговор – увы тебе, Полин, – насмешливо замечает Костя. – Я ей писал с левого аккаунта, который удалил сразу же, как только она отписалась что закончила. И это Вера стирала твои данные. Меня и рядом не было. Я ответственный сотрудник, я работал вчера допоздна.

Урод. Кажется, он реально может выйти сухим из воды. И у меня дивный выбор – согласиться на его условие, почувствовать себя шлюхой, но получить свою книгу – или не согласиться. Остаться без книги. Сорвать презентацию и печать. Рассориться с Пашей. Возможно – доказать факт взлома, возможно – частично отмыться. Возможно – через годик помириться с Пашей обратно. Но боже, до чего же мерзко из двух кучек грязи выбирать ту, которая менее дурно пахнет.

– Стоп, снято, – доносится с лестницы сверху голос Варламова.

У меня глюки, что ли?

Кажется – да. Коллективные с Анисимовым, который вздрагивает и с паникой на лице оборачивается.

Варламов спускается первым. Пижон, блин. Боже, что у Варламова за лицо… И каким голодным до крови взглядом он смотрит на Анисимова. Честно говоря… Я понимаю, почему Костик сейчас резко становится серо-зеленьким. Я сейчас своему бывшему женишку не завидую. Я Диму знаю. Сейчас кого-то будут убивать.

А за Димой, к моему удивлению, идет Элька, бледная, осунувшаяся, неловко втягивающая голову в плечи и сжимающая в руках телефон. Я вижу её впервые после Дня Рождения Кости, и сердце начинает ныть сильнее.

Вот теперь вопрос, зачем они оба тут? Паша говорил – Элька за городом. Она вертолетом добиралась или телепортировалась? Вот просто ради чего? Ради меня, что ли? Нет, отдельно Эльку я в издательстве еще худо-бедно представляла, в конце концов, если она не работает на меня – значит, работает на кого-то еще. Но вдвоем с Варламовым…

Костя шагает было к двери, явно надеясь укрыться в редакции, вот только Дима совершает действительно огромный прыжок, преодолевая оставшийся кусок лестницы и оказываясь как раз перед дверью. Обойти его Костя не может.

– Ты за смертью никого не посылал, а, унылый? – Дима с очень угрожающей неторопливостью расстегивает на запястье часы и опускает их в карман пиджака. – Отменяй заказ, я тебе сейчас все сам выдам. Досрочно.

Пять лет была замужем за этим человеком и даже не подозревала, что мой муж умеет быть настолько свирепым. На лице Димы улыбка истинного каннибала, которого морили голодом неделю, а потом сбросили к нему в яму какую-нибудь полнокровную красотку. И он смотрит на неё и думает – какие у нее, наверное, щечки мягонькие…

И я едва не хохочу от злой, переполняющей грудь радости. Боже, боже, как я рада, что Анисимов сейчас огребет.

– Я… Я тебя засужу, – нервно восклицает Костя. – Ты сядешь.

– Да ладно, зато одной паскудой в этом мире будет меньше, – Варламов шагает было вперед, – за такое посидеть не жалко.

– Что вы тут делаете вообще? – тихонько выдыхаю я, надеясь отвлечь Диму от немедленного убийства.

Слов в моей груди немного. Даже звуков почти нет. Это все с каждой секундой все сильнее напоминает какой-то черно-белый мультик. Кажется, вот сейчас Дима достанет из кармана гигантский молоток, треснет Анисимова по башке со всего размаха, а у Кости вокруг головы полетят птички. Господи, когда я успела так вляпаться, а?

– Мы тут подслушиваем, – ухмыляется Дима, угрожающе похрустывая костяшками пальцев, – и заодно записываем компромат. Кстати, ты молодец, унылый, хороший монолог у тебя вышел.

Компромат?

– Эля. Ты записала… То, что я говорил? – Анисимов поворачивается к Эльке, в его голосе впервые проклевывается серьезная паника. Кажется, даже перспектива получить по морде его не так пугала, как возможное наличие компромата.

А Элька, глядя куда-то мимо меня, пожимает плечами.

– У меня совершенно случайно включился диктофон, – хладнокровно цедит она.

Черт, хотела бы я быть настолько же спокойной, какова сейчас Элька. Ну, или хотя бы выглядеть такой. На деле меня почти трясет, и я стискиваю губы и молчу, только потому, что не хочу в такой близости от Анисимова стучать зубами. Вся эта нервозность идет изнутри. Господи, как я хочу домой, в одеялко… И если Вселенная принимает заявки – хочу, чтобы поверх одеяла я была завернута в объятия Варламова. Только в этом случае чувство спокойствия будет абсолютным.

Блин, вот почему так? Вот вроде нет у меня повода начинать ему доверять “как раньше”, но интуитивно почему-то только рядом с ним я чувствую себя цельно. Вот как сейчас. Он здесь – глядит на меня с легким беспокойством, и мне уже спокойнее, тошнота пропала, да и это странное чувство безысходности истаяло без следа.

– Эль, – тон Кости вдруг становится каким-то мягким, что ли. Флиртующим, даже. Черт, а я и не знала, что он так умеет.

Элька поднимает бровь и, выражая лицом заинтересованность, смотрит на Анисимова. Или мне кажется и она реально заинтересована?

– Ты же можешь стереть запись? Ты же не будешь так портить жизнь мне? – тон у Костика, прямо скажем, подобострастный. И выражение физиономии.

Честно говоря, изворотливость Анисимова меня поражает. Он соображает быстро и, кажется, уже все взвесил и тут же поспешил броситься на амбразуру ради уничтожения компромата. И… Кажется, ему есть на что давить. Неужели у Эльки к нему чувства? Хотя, вряд ли бы она допустила с ним секс, если бы чувств не было. Не такой она человек, чтобы с кем попало трахаться.

Дима дергается, оборачивается к Эльке, и она тут же отскакивает от него назад – на три ступеньки выше.

Элька смотрит на Анисимова задумчиво, будто взвешивая его на каких-то внутренних весах.

А я – я смотрю на неё. Честно, я уже очень устала от всего этого. Я уже почти примирилась с мыслью, что сейчас она действительно удалит запись, доказывать виновность Анисимова мне будет нечем. Ведь один раз Элька меня уже предала. Один раз она уже выбрала Анисимова, а не меня. С чего бы ей вообще сейчас менять сторону?

– Кольцова… – тихо рычит Дима.

– Эль, и вот этому животному ты помогаешь? – восклицает Костя, тыкая в Диму пальцем. – Удали запись. Сейчас!

Кольцова едва заметно пожимает плечами и касается пальцем дисплея телефона.

Ну, все, да?

И пять минут тишины. Тихой, беззвучной, горькой – для меня, такой сладкой для Анисимова. Вон и улыбается как победитель, паскуда.

А потом в его кармане начинает вибрировать телефон.

Костя вздрагивает непонимающе, смотрит на дисплей – я со своего ракурса вижу фото Паши на заставке.

– Ну что ты, Костик, бери, – свирепо улыбается Элька, и Костя отшвыривает от себя телефон, будто он вдруг стал раскаленным. Да-да, я тоже прониклась Элькиным тоном.

– Что ты сделала? – едва слышно шипит Костик.

– Понятия не имею. Я ж дура, – Элька корчит глуповатую физиономию. – Кажется, я кнопочки, опять-таки, совершенно случайно перепутала… И отправила твой дивный монолог твоему начальству. На сохранение. А что, он уже прослушал? Прям весь? Хотя зачем весь, там одного начала должно хватить…