(Не)реальный

– Не надо, – торопливо возразила Аленка. Любое принуждение сейчас убило бы её усилия по смягчению Лизы на корню. И потом, нет никого честнее детей. Если Лиза захочет ей за что-нибудь сказать «спасибо» – скажет сама.

– Дурочка, – фыркнул Макс, – моя солнечная, волшебная дурочка. Я в тебя и так верил, но ты ж все равно умудрилась меня удивить. Теперь можешь загадывать свое желание, я просто обязан его исполнить…

– Любое желание? – Аленка хихикнула и запрокинула голову, роняя затылок Максу на грудь. Рядом с этим чудовищем было совершенно невозможно печалиться. О чем вообще можно было печалиться рядом с Максом?

– Ага, – Макс кивнул. – Любое-любое. Выставку я пробил, там нормально все, можно и сходить. Только скажи мне, Сан, мы тебе платье для выхода покупать пойдем или не надо?

Лишь позже Аленка вспомнила этот разговор. Лишь позже смогла задать себе нужные вопросы. А сейчас – сейчас она, прикрыв глаза, кайфовала в объятиях Макса и, в третий раз пропустив его фразу через мозг, пыталась понять её окончание. Нет, влюбленность нужно было запретить как факт… Мозги сие явление разжижало очень качественно.

24. Третья сторона

Больше всего в своей жизни Валентина Калугина не любила выскочек. Этих везучих клуш, которые умудрялись выскочить в самый неожиданный момент и увести вожделенный приз из-под самого носа Валентины. Подобные ушлые бабенки Валентину бесили до зубовного скрежета. Потому что они сводили на нет все то время, что Валентина потратила на путь к своей цели.

Годы чертовой работы! Четыре года в МГПУ, красный диплом бакалавриата, специалитет по работе с детьми дошкольного возраста. Нет, Валентина не собиралась тратить свою жизнь на работу в детском садике, отнюдь. Не для этого она проходила целую кучу дополнительных курсов, набив папочку резюме всякими сертификатами до отказа. На целую ораву не поддающихся контролю чужих детей усилия тратить смысла не было. Ну, даже если допустить, что Валя попадет в какой-нибудь частный детский сад, там все равно было слишком много работы, а «слишком много работы» – было не очень заманчиво для амбициозной девушки.

Нет уж. Цель – стать няней. В какой-нибудь состоятельной семье, с симпатичным папашей, отшибленной на материнский инстинкт мамашей и недолюбленным ребенком – одним. Нет, не двумя, не тремя, ни в коем случае – это опять-таки «слишком много работы». И тут, помелькать перед отцом семейства, побыть милой и уютной, сыграть на резком контрасте с дурной и отдаленной от семьи женой – ну и забраться к нему в постель. Получить минимум – покровителя, максимум – мужа. Валя самонадеянно предполагала, что её внешних данных и хорошего отношения с ребенком «жертвы» окажется достаточно, чтобы убедить мужика на ней жениться. Ну и все, план-максимум на жизнь считался бы выполненным, Валя с чистой совестью могла заняться собой.

Дети? Зачем? Валя даже в теории представляла, насколько непросто будет изображать привязанность к чужому спиногрызу. А свои… Ну нафиг, это же столько проблем: бессонные ночи, фигура опять-таки будет испорчена к черту, а она и так дается потом и кровью – одним бесконечным фитнесом и жесткой диетой. Нет, это не было легко, но зато у Вали была возможность с чистой совестью задирать нос перед располневшими одноклассницами.

«Жрете вы слишком много просто».

Ну, не столько много, сколько неправильно – но об этом Валя никому не говорила. Не считала нужным подсказывать. Ей-то пришлось к этому самой приходить! Хотя, разумеется, она-то себя так не запускала, нет, она спохватилась рано, ей не пришлось беспокоиться за всякую там дряблую кожу.

И так, цель – состоятельный, симпатичный мужик с ребенком. Такой, чтобы не считал проблемой содержать свою женщину и не хотел большую многодетную семью. Этой целью Валя озаботилась практически со школы и была уверена, что её целеустремленность – это достоинство. Ну серьезно, пока подружки не знали, куда себя деть, тащились зачем-то со своими аттестатами в театральные, откуда им, при исходных-то данных не светил не то что Голливуд, но и что-то кроме «Кушать подано» в мелком театре. Какое «звезда сцены», девочки, вы что, пересмотрели первого канала? Это только там можно куда-то пробиться, если пахать или раздвигать ноги перед продюсерами. Пахать – было неинтересно, спать с кем попало же – Валя считала ниже своего достоинства. Короче говоря, становиться известной актрисой – и шлюхой, по совместительству, – Калугина не рвалась. Ровно как не рвалась ни в экономисты (унылая работенка), ни в менеджеры (чем там вообще занимаются?), да и вообще никуда, где предлагали «карьерный рост» – читай «воз и маленькую тележку работы». Больше всего на свете хотелось жить для себя – и не париться зарабатыванием денег.

В поисках подходящего мужчины Валя сменила семь семей. Все было не то. То мужик был конкретный ходок и смотрел не только на ноги бегающей по его дому няни, но и в принципе на любые мало-мальски стройные ноги, то семья была до тошноты сплоченная и крепкая, то детей оказывалось слишком много, то отец семейства эстетическому чувству Вали никак не удовлетворял… В общем, найти мужчину своей мечты оказалось непросто. Из каждой семьи Валя уносила отличные рекомендации, прощальное «Ну, как же мы без вас» и раздражение из-за очередных потраченных зря нескольких месяцев жизни.

А потом судьба решила Вале улыбнуться и выбила на рулетке её жизни заветное «зеро».

Валя попала в семью Ольховских.

Максим Леонидович мог именоваться только словом «джек-пот», и никак иначе. Красивый, уже в разводе – и при деньгах. При очень хороших деньгах, которые он почему-то не афишировал. Не нужно напрягаться и отбивать, не нужно идти себе на уступки и быть только «любовницей на содержании». Нужно только лишь очаровать его самого – понравиться его дочке, и все, дело сделано. Такой легкой казалась задача в самый первый день работы у Ольховских.

На практике же оказалось, что все совсем не так просто, как Вале казалось.

Нет, очаровать Лизу удалось без проблем. На самом деле, ну зря, что ли, столько времени было убито на изучение детской психологии? Нет, Валя Лизу быстро укротила и, можно сказать, «кормила её с руки», а вот задача «обратить на себя внимание отца семейства» оказалась неожиданно трудной…

Ольховский оказался слишком закрытым. За два года работы с ним Валя так и не поняла – кем он работает и где. Где он проводил целые дни, когда оставлял Лизу в детском саду? Элитном детском саду, нужно заметить. Он мог уехать на пару дней, бывало брал с собой и дочь, временами оставлял с ней Валю, но ежедневно звонил по видеосвязи – из каких-то хороших гостиниц. Деньги у него были, это был не секрет, но чем он занимался?.. Ну, так-то пофиг, лишь бы от налогов не скрывался, а то там, говорят, в норме конфискации…

Блин, ну Максим же явно любил женщин… Это было видно по манерам, по зашкаливающей уверенности в себе, по тому, насколько часто Ольховский вызывал Валю просто провести ночь в квартире с Лизой – а сам уезжал «расслабиться». Были у него потребности, как у обычного мужика, были. Ну, так и какого хрена тогда? Ведь ни единого поползновения за два года. Не помогли ни обтягивающие джинсы, ни короткие разноцветные платьица, ни даже чертовы духи с афродизиаком – которые по срезу оказались самой глупой покупкой в Валиной жизни. Ольховский смотрел «сквозь». Упорно.

Однажды, когда Валя отчаялась – и встретила его посреди ночи в одной лишь кружевной комбинации, – ей показалось, что в темных карих глазах Ольховского и мелькнул какой-то интерес, но…

– Валя, поймите меня правильно, пожалуйста, – ровно произнес тогда Максим Леонидович, – я не мешаю свою личную жизнь и семью. Вы нравитесь моей дочери – и я очень этому рад, но для меня вы – няня моего ребенка. Еще раз вытворите что-нибудь подобное – и мы с вами расстанемся. Вам ясно?

– Да, – тогда пискнула Валентина, и на этом конфликт был исчерпан. Ольховский ни разу ей за него не выговаривал. Вале пришлось же со своими амбициями затаиться. Нет, не отказаться – ни в коем случае. Другого такого мужчины ей могло и не попасться. Если Ольховский не велся на предложение секса, значит – нужно было действительно стать членом семьи. Человеком, которому доверяли. А там… Год-два поломается, а потом – не удержится же. Зачем искать счастье на стороне, когда под рукой есть и красивая, и умная, и с ребенком в ладах? Всегда идеальная, красивая, ухоженная – в каком-нибудь элегантном платье и с френчем на коротких ногтях. Что еще надо?

И все было ничего. Ольховский по-прежнему пользовался любовницами вне семьи, Валя не переставала пользоваться такими инструментами привлечения внимания, как короткие платьица, Лиза привязывалась к Вале все сильнее – с какого-то момента она своей привязанностью начала раздражать, но Валя мужественно терпела. Ради цели – потерпеть было можно.

Все переменилось как-то резко. Ольховский за полгода как-то вдруг резко поменялся. В чем конкретно – Валя не поняла, но ощутила. Как-то по неожиданно зажегшемуся в глазах огоньку, по тому, с какой охотой он начал оставаться дома с дочкой, все чаще предпочитая вечер в её и Валиной компании очередному ночному «выходу в свет». Количество тех выходов, к слову, сильно снизилось.

Причин… Внешних не было. И Валя решила, что сработало. Максим Леонидович начал в неё влюбляться. Потому и не ездит по бабам, потому на его лице стала частенько мелькать мечтательная улыбка – влюбился же, как пить дать, влюбился. И Валя ликовала. Ждала более активных действий, ждала пока он дозреет, но…

Потом они переехали. Новая квартира тоже была хороша – и просторная, и в неплохом районе, и с неплохим ремонтом, но в сравнении с той, в которой Ольховский и его дочь жили раньше – сарай.

Неплохо – вместо шикарно. Что-то случилось? У Ольховского финансовые проблемы? Но на зарплате Вали это вообще никак не отразилось. Тогда в чем дело? Спрашивать у самого Ольховского – лезть не в свое дело. Ей-то какая разница – она же всего лишь няня… Пока что.

Лизе было пофиг, её ритм жизни почти не поменялся. Но она случайно оговорилась, что папа затеял какую-то «игру». Мол, не хочет, чтобы кто-то там в нем видел только деньги. И это Валю резануло практически до крови.

Она ошиблась. Заветная золотая рыбка и не думала попадаться в её сети. Ольховский нашел себе женщину. И судя по всему – намерения у него были серьезные, раз он даже Лизу подговорил его поддержать.

Наверное, можно было сдаться. Но Валя не хотела. Почти два года её жизни были потрачены на эту семью. И она не желала выпускать из своих рук свою мечту. Если Ольховский намерен познакомить свою бабу с дочерью – значит, Вале нужно сделать все, чтобы Лиза отчаянно боялась всякой чужой тетки, приближающейся к ней. Нужна была поддержка дочери Максима, нужно было её маленькими ручками отбить сопернице всякое желание лезть в эту семью – а потом, когда она бросит Ольховского, когда он вновь разочаруется в женщинах, – просто оказаться рядом. Просто показать, что вот она-то, Валентина – самый надежный человек на свете. И дочери Максима Леонидовича она очень нравится.

Оставалось лишь сделать так, чтобы Лиза восприняла новую женщину отца с неприязнью. А для этого у Вали козыри были… И еще какие козыри. Правда, Ольховский, наверное, убил бы Валю, если бы узнал, какой секрет она открыла Лизе, но он не знал. Валя постаралась напугать девочку так, чтобы она ни за что в жизни не спешила бросаться с этой правдой к папе.

Времени у Вали оказалось предостаточно. Два месяца. Два месяца прошло от переезда в новую квартиру до столкновения с ней…

Глядя на эту Алену, Вале хотелось сплюнуть. Вкус Ольховского её разочаровал. Как может такой роскошный мужик, которому впору сниматься для журналов, – и клюнуть на такую серую мышь. Ну вот что он мог в ней найти? Обычная, скучная, русоволосая. Без каких-то там ярких глаз или красивых губ. Даже с салонной укладкой она не была заметной. Дешевые джинсы, дешевенькая футболка, какие-то откровенно бижутерные серьги… Для того, чтобы такая «не повелась на деньги», – нужно было снимать хрущёвку. Вот это был её уровень.

Нет, такой сопернице проигрывать было совершенно позорно. Но блин, чем она взяла Ольховского? Где они вообще с ним познакомились? Ясно же, что ни в каком ночном клубе: соплячка – явно не тусовщица, и не из богемы, от неё за версту несло провинцией. Но, черт побери, как, как она зацепила Ольховского? Он так на неё смотрел, что Валя едва не задохнулась от лютой ревности и беспричинной злости.

Ладно. Ставка на Лизу была твердой. Валя верила – девочка себя оправдает. Она очень боялась потенциальной спутницы жизни отца, она не хотела лишиться дружбы со своей доброй няней. У неё был стимул ненавидеть эту Алену. Очень мощный стимул. Оставалось только надеяться, что она справится – и эта девица уедет в свой колхоз, напугавшись проблем с чужим ребенком.

Вот только начало операции «Выжить соперницу» готовило для Валентины первое разочарование.

Первый день окончился неудачно… Соперницу явно оставили с Лизой, но… То ли она справилась, то ли Лиза по началу не отчебучила ничего страшного, но встречавший Валентину в прихожей Максим Леонидович выглядел на редкость довольным. Что-то даже мурлыкал себе под нос, завязывая галстук. Он был при параде – и только по этому костюмчику, без пиджака, но с жилетом, и при галстуке Валя поняла – колхозница развела Ольховского на свидание. Не просто на секс, а на свидание. И это было плохо, потому что – он-то согласился. Блин, ну как же так, ну холостяки в его возрасте же не должны так легко пускать в свою жизнь женщин?

А он пустил… Пустил и вообще вел себя не как взрослый, нажравшийся отношениями мужик, а как влюбленный студентик, и от этого было тошно. Это не по этой мыши он должен был вздыхать, не к ней бегать на свиданки, не ей дарить цветы – букет из розовых тюльпанов и сиреневых гвоздик, оставленный в спальне, Максим Леонидович вряд ли себе покупал.

Ладно… Может, колхозница справилась один раз… Но второй раз – точно не справится… Уж Валя постарается. И Лиза – тоже постарается. Нужно только напомнить ей правду.

25. Самый тяжелый шаг – последний

– Блин, Сан, может, забьем на выставку, а?

Макс смотрел на Аленку так, что она удивлялась, как на спине не разъезжалась сама по себе молния. Аленка чудом удержалась от того, чтобы излишне радостно заулыбаться. Она и так нещадно палилась, рисковала переборщить. Ведь знала же, знала собственную влюбчивость, знала же, как легко она проваливалась в мужчину, и как быстро они от неё уставали. Но нет, вела себя как неученая, как восемнадцатилетняя влюбленная дурочка.

– Заманчивое предложение, – протянула Аленка, – но я хочу на выставку…

Макс шагнул к Аленке, прижимая её к себе, скользнув широкой ладонью по талии, практически мгновенно пересекая фарватер «приличной зоны». Насмешливая улыбка куда-то исчезла, выражение лица у него сейчас было такое, будто он без Аленки жить не мог и удивлялся – как это у него раньше получалось. Ох, нет, ну не может быть такое, ну не может… Ну, не так же быстро… Так быстро не бывает! И потом – он давно знает Аленку, причем знает довольно неплохо, и кому как не ему знать, что на самом-то деле она не самый интересный человек в мире. Ну, допустим, ей об этом не говорил, но Аленка была уверена – у него точно есть более интересные друзья и знакомые девушки.

– Ты такая красивая, что я буду вызывать на дуэль всякого, кто на тебя посмотрит, – шепнул Макс, улыбаясь краешком губ.

– Это всего лишь платье… – пробормотала Аленка.

– Нет. Это всего лишь ты…

Щеки запылали от смущения – слишком уж проникновенно, пронзительно это было сказано.

Платье на самом деле было классное. Аленка некогда не удержалась и купила именно красное, именно вот такое, поминая пресловутую «женщину в красном». И обычно Аленка не очень одобрительно посматривала на красное, тем более с открытыми плечами, тем более, атласное, но тут… Конкретно это платье-футляр: простое, без всяких лишних финтифлюшек, без разрезов в самых неподходящих местах, с вырезом лодочкой – на Аленке смотрелось неожиданно потрясающе. И неожиданно оно делало её яркой, но не вульгарной, хотя, казалось бы, цвет платья был довольно спорным. Алым. Ярко-алым. Не очень-то элегантным. Но нет, сейчас Макс смотрел на Аленку и будто пытался выглядеть глаза. Значит – не зря Аленка тащила это платье в Москву, не зря ездила за ним в гостиницу, не зря час разглаживала каждую складочку, добиваясь идеально отутюженной ткани. Да и вообще вот сейчас, в черных лаковых туфлях и тонких темных чулочках, Аленка вообще сама себя чувствовала супер-красивой, даже почти верила, что может Максу нравиться всерьез.

А он меж тем стоял, сжимал Аленку в своих объятиях и смотрел на неё так, что идея никуда не идти с каждой секундой становилась все заманчивее. Хотелось вызвать снова такси и снова рвануть в гостиницу и там снова доводить до белого каления соседей. Но Макс не стал настаивать на своем, решил все-таки вспомнить, что в мире существуют удовольствия и помимо секса. Хотя, конечно, соперничать они могли даже не пытаться, секс все равно бы выиграл, но – его можно было отложить, хотя бы сегодня.

– Может, пойдем уже? – прищурившись, спросила Аленка. – А то странно будет доехать до галереи и так и простоять перед ней, не заходя внутрь.

На самом деле она с радостью бы постояла. Сейчас в компании Макса ей было настолько невыносимо хорошо, что было за себя аж стыдно. Ей-богу, как влюбленная дошкольница, впору было тащиться от того, как держишься за мизинчики. Ну а если серьезно – между ними ужасно искрило. Даже сейчас, после того как Макс слегка отстранился, напоследок скользнув ладонями по плечам Аленки – к кистям рук. Мало того, что от его рук по голой коже растекался жар и бежали мурашки, так еще и когда его пальцы задели пальцы Аленки и задержались на них – девушку коротнуло так, что аж дыхание перехватило. Блин. Блинский блин. Товарищ Яковлева, вы ушли в слишком глубокий космос, возвращение на Землю будет возможно путем очень больших усилий… Вспомните, что вы тут «хороший друг». И нет причин считать иначе… Ну… Может, и есть, слегка, но это же все не точно. И потом – это вас, товарищ Яковлева, этот мужчина отправляет практически в нокаут. Он-то так голову не терял, увы… Ну, хоть кто-то в их обкуренной парочке местами демонстрировал признаки интеллекта.

– Ты вообще в курсе, что это за выставка? – Макс говорил с таким любопытством, что Аленка сразу поняла, тут дело нечисто. Хотя ладно, она изначально это подозревала.

– Неа. А ты гуглил?

– Да, – Макс загадочно улыбнулся, – после того как прогуглил, еще сильнее стал болеть за то, чтобы у меня не нашлось причин не идти.

– И что там? – заинтригованно поинтересовалась Аленка.

– А вот не скажу, – фыркнул Макс. – Вот возьму и не скажу, и что ты мне сделаешь?

Аленка бросила на него мрачный взгляд – ну и садист же он был, поддразнивал любопытство и не удовлетворял его.

– Я тебе что-нибудь откушу, – грозно пообещала она, – что-нибудь принципиально важное. Чтоб ты точно страдал.

– Кто из нас еще больше страдать будет, – самодовольно ухмыльнулся Макс, – ты же после – тоже останешься неудовлетворенной. И что ты будешь с этим делать, а?

– Помогать себе сама? – Аленка хихикнула. – Или найду себе человека для решения проблемы.

– Я тебе найду… – Макс проговорил это вроде и спокойным – но таким опасным тоном, что у Аленки на затылке аж волосы слегка зашевелились, – я тебе так найду, Яковлева… Ты голос сорвешь, оравши…

Аленка ткнулась лбом в его плечо.

– Макс, – тихонько простонала она, пытаясь растолкать собственную замершую от этого его тона душонку, – ну не надо так… Как мне потом уезжать?

– Никак, – Макс сжал ладонь Аленки сильнее, – никак не уезжай, солнечная, оставайся. Со мной.

У Аленки аж сердце в груди замерло.

– Макс… – слабо произнесла она, – ты же понимаешь, что это нереально?

У него была Лиза. Лиза, которой Аленка не очень нравилась, которая наверняка будет ревновать, которая навыдумывает себе лишнего. Это только в мелодрамах дети оттаивали к новым супругам своих родителей, в жизни получалось не так. Нюта так и не привыкла к отчиму, хотя Борис Леонидович был мировым мужиком. Аленка-то адаптировалась, даже называла его папой, что отчиму бесконечно доставляло, но Аленка была гораздо старше. Нюта же… Нюта и сейчас ходила к психотерапевту и лечилась от депрессии. Аленка ужасно не хотела отпечататься в сознании Лизы вот таким вот образом.

Ольховский уставился на Аленку, и это был тяжелый взгляд. Очень-очень тяжелый.

– Мы вернемся к этому вопросу после выставки, – произнес он, – я хочу, чтобы ты его хоть малость обдумала. Я очень этого хочу, понимаешь, Сан?

Аленка понимала. Понимала даже сильнее, чем могло показаться. И в груди сейчас ворочался неприятный комок. Было рано думать об этом. Сейчас – в принципе рано. Нужно было дать время и себе, и Лизе. Вдруг… Вдруг случится чудо, и Лиза смягчится?

Улыбнулась Аленка через силу. А потом сжала пальцами локоть Макса.

В душе она на себя практически ругалась матом. Господи, да она же смертельно хотела от Макса услышать эти слова. Больше всего на свете. Почему сейчас так резко включила попятную? И вот оно, её наказание – мрачное молчание.

– Ты обиделся? – наконец осмелилась пискнуть Аленка, когда они уже поднялись на ступеньке к дверям галереи.

Макс вздохнул и потер лоб свободной ладонью. Он выглядел слегка уставшим.

– Да нет, – откликнулся он, – не обиделся. Я же понимаю, что… Ну, я – проблемный вариант. Просто я не знаю, как мне позволять тебе уехать. И заставить не могу, как тебя подписывать на все мои проблемы?

– Макс, – Аленка чуть не взвыла, – дело не в тебе.

– Вот ты даже не представляешь, как часто я слышал эту фразу, как только упоминал, что у меня есть дочь, которую я воспитываю один, – сухо откликнулся Макс.

– Дай мне время, пожалуйста, – устало попросила Аленка, – просто… Я не смогу остаться, если не понравлюсь Лизе. Я не буду ставить тебя перед выбором – я или дочь.

Это был очень странный разговор, и, кажется, они оба думали о своем, но после этой фразы Макс замолчал, глядя на Аленку пронзительно, будто сравнивая её с чем-то в своих мыслях.

– Прости, я жутко спешу, – произнес он медленно, кажется – тщательно взвешивая каждое слово, – прям непозволительно спешу. Но… Ты сама заговорила про отъезд… А я… Я не смог не сказать.

– Макс, ты – нереальный, – Аленка тихонько вздохнула, – и я… не понимаю нифига сейчас, ты мой личный сорт…

– Героина? – Макс чудом не смеялся с этой вот фразочки из мелодрамки про вампиров. Но он не угадал.

– Динамита, блин! – отрезала Аленка. – Ты, блин, тут столько всего на меня вывалил, так качественно оглушил и даже не даешь мне оправиться от охренения.

– Прости, – кратко произнес Макс, сжимая Аленкину ладонь, – просто… Я не хотел тебя обманывать, солнечная. Я хочу, чтобы ты со мной осталась, давно хочу. Но согласись, про Лизу… сказать было нужно…

– Нужно, – ворчливо буркнула девушка, – вот только сразу ты мне и не сказал. Самой на вас натыкаться пришлось.

Ворчала, а у самой сердце в груди плясало яблочко и подскакивало, высоко подбрасывая колени.

По лицу Макса пробежала странная улыбка, но он пожал плечами.

– Не сказал бы вчера – сказал бы сегодня, – уверенно произнес он и наконец потянул на себя дверь галереи, – пойдем уже соприкасаться с современным искусством. Но помни, я пытался тебя остановить!

И что это значит вообще?

26. Последняя откровенность

– О-о-о!

– Охренеть? – мягким смеющимся шепотом поинтересовался Макс. С учетом того, что он сейчас стоял за спиной Аленки и шептал практически ей на ухо, да еще и обращая внимание, на что девушка сейчас смотрела, – было ощущение уже вполне начавшейся прелюдии, потому что… Ну… Да, возбуждение тихонько шевелилось в животе, будто бы сладко потягиваясь.

– Красиво он её, а? – тихо шепнул Макс, легонько касаясь самыми кончиками пальцев голого предплечья девушки.

– Да… – тихонько выдохнула Аленка, ощущая, как начинают нагреваться щеки.

Фотограф был поклонником шибари. Вот, кстати, сейчас из соседнего зала раздавался одухотворенный голос творца, который очень старательно разъяснял, почему он не снимает мужчин-моделей, и вслед за ним ходило большинство посетителей выставки, потому что автор рассказывал чуть ли не про каждую отдельную фотографию – историю съемки, нюансы рисунка обвязки и прочую ерунду. Аленка же можно сказать – замерла еще на подступах. Ей нравилось бродить отдельно от основной толпы и почти в тишине, пытаться понять, что именно она чувствует, когда смотрит на ту или иную фотографию.

Фотографии, кстати, были очень разные. И модели были разные – обнаженные и одетые, вписанные в какой-то пейзаж, или вообще показывавшиеся на фотографией какой-то частью тела.

Между отдельными фотографиями Аленка ходила медленно. На иной фотографии зависала на витиеватые, сложные узлы и узоры веревочной паутины, на другой – обвязки было немного, но как нереально фотограф сумел зафиксировать модель над гладью спокойного пруда. Девушка будто парила. На третьей модель вообще оказалась неожиданно гибкой, и её фиксировали над парковой дорожкой будто бы в момент воздушного кульбита – голова у земли, подвес под бедрами и прогиб – такой потрясающе красивый прогиб.