(Не)реальный

Вот, собственно, про эту девушку Макс и заметил, что «красиво».

И оно действительно было красиво – не оторвешься.

На очередной фотографии, над которой Аленка эстетически зависла, была девушка, стоящая на коленях на льняной мятой простыне, и по её спине вниз сбегала переплетенная французской косичкой джутовая веревка. В районе лопаток «косичка» заканчивалась, и в разные стороны под идеальными прямыми углами расходились «ветви» обвязки.

– Вообще, это, конечно, художественная обвязка, – негромко заметил Макс, – потому что горло и шею задействовать нельзя. Даже мастера этого не делают. Это вот – только для красоты. Но непрактичность красоты не умаляет.

– Хэй, – Аленка глянула на Макса, с внезапным интересом, – а ты откуда вообще знаешь «как можно»?

Подловила…

По лицу Макса пробежала характерная гримаса «блин, так спалился», и он улыбнулся, явно выкрутив тумблер обезоруживающего обаяния на максимум.

– Ну, был на паре мастер-классов…

– На паре? – Аленка иронично сощурилась. – А пара это сколько? Как в кошерной математике, где пара это два?

– Ну, может, больше чем на паре… десятков, – Максу явно было неловко – он даже нос сморщил от смущения, – ну красиво же, Сан…

Красиво. Даже непрактичные обвязки, даже без сложных узлов – просто тонкие девичьи запястья, обвитые веревкой, смотрелись зачаровывающе.

– Ну, ты знал, что здесь будет, да?

– Да-а, – протянул Макс шепотом, опуская губы на Аленкино плечо, – смотри – минимальная бондажная обвязка, интересно, они реально с ней ходить под одеждой могли?

На очередной фотографии растягивала в разные стороны расстегнутую блузку девочка модель, с простой, безузловой перевернутой буквой А, нарисованной тонким джутовым шнуром, обвивающим шею и обе груди. Интересно, оно могло натирать, и как долго такое можно было носить на теле? Вообще, даже если представить вот такую легкую обвязку на теле и под обычной одеждой – кожу начинало слегка покалывать от возбуждения. Носить на теле веревку… Как свидетельство собственной принадлежности одному конкретному человеку… И да, никто не видел, но веревка бы непременно касалась кожи, непременно напоминала тебе о том, что у тебя есть тот, кому ты настолько доверяешь, что можешь позволить себя связать. Что с кем-то ты можешь так расслабиться и позволить себе не гнаться за решением проблем… Даже от этих странных мыслей у Аленки перехватило дыхание, и кожа щек казалась раскаленной. Блин, она извращенка, что ли, о такой дуристике думать? И… Это на лбу, что ли, как-то было написано? Потому что сейчас Аленка вдруг вспомнила загадочные слова соседа: «Если я прав, то вы сами поймете…». То есть он как-то мог опознать, что вот ей это было нужно? Интересно, по каким косвенным признакам?

– А ты не пробовал такое ни с кем? – тихо спросила Аленка, пытаясь оторвать взгляд от веревочной галочки в ложбинке между грудями модели и опять-таки – пытаясь выкинуть из головы все эти странные мысли. Но нет. Не получалось. Аленка по умолчанию представила себе положительный ответ Ольховского – что да, он такое уже пробовал, и чуть задохнулась от жгучей ревности, грубой рукой сжавшей сердце.

– Нет, – Макс фыркнул Аленке в плечо, и от этого мурашек по её телу побежало еще больше. Стало легче дышать и смертельно захотелось больше Ольховского. Аленка даже сделала маленький шажок назад, касаясь лопатками груди Макса. Да, вот этого ей сейчас не хватало сильнее всего – его тепла. И гхм… твердости, да. В том самом месте. Нет, все-таки Макс был неисправим, неизлечим, и… как же это было круто… Не приходилось считать себя озабоченной дурочкой.

Макс же даже не обратил внимания, что нещадно палился.

– Тут на самом деле все очень непросто, солнечная, – негромко произнес он, – кому попало такое не предложишь, ну, серьезно, вот вообще не хотелось связать никакую случайную девицу.

– А меня? – неосторожно сорвалось с языка Аленки, и она аж прикусила этот чертов болтливый кусок плоти. С чего вообще она решила, что может претендовать на что-то большее, чем какая-то случайная девица?

– А тебя – каждый день хочу, – усмехнулся Макс, касаясь губами мочки уха девушки.

От его прикосновений – таких легких, почти случайных, будто мимолетные касания крыльев бабочки, – по коже растекался просто адский жар, и все тело замирало в предвкушении следующего контакта.

– Правда? – недоверчиво пискнула Аленка.

– Да, – без обиняков откликнулся Макс, – а иначе, зачем бы я сейчас так нещадно палился?

– Чтобы повыпендриваться? – Аленка хихикнула, переводя взгляд на следующую фотографию. Блин, вот просто связанные руки, и цветы то ли сакуры, то ли яблони. Резкий контраст грубой веревки и нежных лепестков, а сердце восторженно замирает, как тушканчик.

А Макс, пользуясь тем, что в зале почти никого не было, легонько куснул Аленку за ухо. В животе сжималось все что можно – в маленькую пульсирующую сладкой истомой точку.

– Зараза ты, солнечная, – проворчал он, – я и так уже плавлюсь, а ты меня еще и подначиваешь. Будто требуешь, чтобы тебя укрощали прямо сейчас.

– Давно это у тебя? – Аленка задумчиво скользнула взглядом по очередной заковыристой веревочной петле, на сей раз – стягивающей запястья модели.

– Ну, относительно, – Макс пожал плечами, – в принципе я и раньше на шибари посматривал, но учиться пошел после того… Ну, как мать Лизы ушла.

Это был легкий привет из реальности, той самой, за гранью сексуальной озабоченности.

– Почему она ушла? – Аленка нашарила пальцы Макса, прихватывая их, но ему не особенно нужна была поддержка. Воспоминания о бывшей его из колеи не выбили совершенно.

– Ей стало сложно, – спокойно откликнулся Ольховский, – Лизке было года три, Соня поехала «отдохнуть», но с курорта не вернулась.

– Может, с ней что-то случилось?

– Да нет, – Макс недовольно поморщился. – Она сама мне написала, что не вернется. Через соцсеть. Ну и… Я по тому же инстаграмму, знаю, что с ней все в порядке, все красиво – яхты, море, много курортных мальчиков… Сан, давай завяжем эту тему, она не очень приятная. Честное слово.

– Кажется, я соскучилась по кляпу, – Аленка виновато улыбнулась.

– Да, не исключено, – Макс был просто мастер по многозначительным смешкам.

Фотографий было семь залов. Аленка мужественно вытерпела четыре.

– А ты хочешь, чтобы я тебя связал? – мягко поинтересовался Макс уже на подходе к пятому залу – и на подходе к границе терпения Аленки тоже. Мочи не было – хотелось в гостиницу. Или к Максу. Да хоть куда, хоть даже в шалаш. Аленка категорически измучилась только смотреть и представлять. Тело пылало, как будто её пропитали керосином и подожгли. А тут еще этот вопрос… И кажется, смущение, которое одолевало поначалу при блуждании по выставке, уже схлынуло, фантазия разыгрывалась все сильнее, заходила в своих странствиях все дальше, а тут Макс с его вопросом… И Аленка вспыхнула, как институтка из девятнадцатого века, даже не знавшая, что после свадьбы между мужчиной и женщиной обычно происходит секс.

– Очень хочу, – едва дыша, ответила девушка, опуская ресницы.

Макс развернул её к себе, опустил ладонь на талию. Слава богу, ханжей с их «молодые люди, вы ведете себя неприлично» на этой выставке не водилось. И это было и понятно, и замечательно. Аленка же замерла, встретившись с Максом взглядом. И блин, что это был за взгляд… В нем было видно, что Ольховский тоже уже мысленно три раза сгонял до гостиницы и не вернулся оттуда.

– А почему ты хочешь, чтоб тебя связал я? – вкрадчиво поинтересовался Макс. От его взгляда одновременно и хотелось, и не хотелось укрыться, до того он был… пробирающий. Судя по всему, это был очень важный вопрос. И ответ на него… Тот, который выплыл сразу… Был слишком! Просто «слишком» и все на этом. Но что делать? Врать? Придумывать какую-то хрень? А вот это было противно…

– Потому что я тебя люблю, – Аленка сама обмирала от собственной бесхитростности, – потому что никому больше я это не хочу позволять, а тебе – хочу.

Макс накрыл губы Аленки своим ртом. Горячо, властно – так, что у Аленки от этого аж ноги подкосились. Он, кажется, очень хотел, чтоб им все-таки сделали замечание. Но… Большинство народу по-прежнему крутилось с фотографом, который уже опережал Аленку с Максом на два зала. А тем двум ценителям, что сейчас были рядом – были куда интереснее модели, чем какая-то целующаяся парочка. И это было хорошо. Волшебно. Восхитительно.

У Аленки в груди будто взрывались фейерверки и изнутри кололи грудь мелкими огоньками. Сейчас – уже десять раз взбудораженная, она задыхалась от того, насколько остро в ней сейчас поднимаются чувства к Максу. И все было – и безумная, переполняющая тело легкость, и вздрагивающая от сладкой остроты всякого соприкосновения с губами Макса душа.

– Поехали к тебе, – это не был вопрос. Это был практически приказ, сказанный хриплым голосом явно дошедшего до ручки мужчины.

– Ага, – и ответ тут был не нужен, но Аленка все равно согласно кивнула головой. Почему-то казалось правильным дать ему знать, что её устраивает – и его предложение, и даже тон, которым оно было высказано.

Пока Макс вызывал такси, Аленка метнулась в дамскую комнату. Так, губы подкрасить, поглядеть в зеркало на себя – такую ошеломленную, с блестящими глазами, со слегка растрепанными волосами. Ох, Яковлева, какая же ты балбеска… Вот так взяла и раскололась, в конце первой же недели, а кто собирался шифроваться целых две и только под конец соблазнить Макса наспех? Нет, у неё не было шансов. Только если Макс бы не захотел, но он хотел… И чертовы эмоции рвались из-под контроля… Никому нафиг не нужные. Ведь Макс же не сказал ничего в ответ. Его так не крыло. Это было горьковато, но хотя бы понятно. Это Аленке сносило крышу так, что от дома оставался один только фундамент. Нормальные люди так быстро и так глубоко не влюблялись. Но как это вообще возможно исправить? Это же не программный код, не какой-нибудь повествовательный косяк текста, это ж чертовы чувства, и их особо-то и не скорректируешь…

Так, Яковлева, тебя там вообще-то Макс ждет, а ты тут стоишь и ловишь ворон, и думаешь о фигне. Давай, руки в ноги и…

Аленка схватила с раковины клатч и торопливо зашагала к выходу, старательно вычищая из головы всю эту эмоциональную муть. Она просто проведет с Максом еще один вечер. И он с ней что-нибудь сделает… И это будет еще один охренительный раз…

Если бы можно было охарактеризовать звук, с которым человек врезается в человека, – то тут был бы уместен именно он. Аленка впилилась в кого-то, выронила клатч, в который запихивала помаду, и естественно все содержимое сумочки тут же разлетелось по полу.

– Простите, – машинально произнесла Аленка и присела на корточки, про себя выругавшись на узкую юбку.

Черт. Оказывается, в маленькой сумочке было дофига вещей. Ключи, паспорт, две пластиковых карточки, магнитный ключ от номера в гостинице, связка ключей от квартиры Макса, телефон, помада… Аленка собирала все это суетящимися движениями, потому что вообще-то – Макс её по-прежнему ждал.

Охранник, в которого она врезалась, стоял неподвижно тут же и бесил. Чего он хотел? Еще извинений? Нет, хоть бы помог – нетушки, стоит себе столбом. Ладно, все.

Аленка сунула в сумочку отлетевшее в сторону зеркальце и, застегивая клатч, торопливо вскочила на ноги.

– Яковлева, это ты? – недоверчиво уточнил охранник голосом, которого Аленка век бы не слышала. И это было неприятно, но сейчас, кажется, мимо пройти уже не удастся. Судьба, а ты не могла бы не вдохновляться мелодраматическими сериалами и не организовывать этих «удивительных столкновений».

Девушка, наконец, подняла взгляд и уставилась прямо в глаза своего бывшего. Того самого, за которого два года назад довольно твердо собиралась замуж…

27. Привет из прошлого

– Кто это был, а?

Пальцы Макса зарывались в волосы Аленки, и хватка у них была слегка бесцеремонная. Больно было совсем чуть-чуть, и от этого ощущения кожу покалывало легким адреналином. Будто от безумного, бесцеремонного, дикого секса Аленку и Макса отделяла лишь тоненькая бумажная занавесочка – только ткни пальцем, и шибанет в виски горящим пожаром, оглушая и отключая от всего происходящего. И все, что Аленке оставалось, – это ерзать от нетерпения на коленях у Макса.

Где-то там на переднем сидении старался не коситься назад таксист, который явно охреневал от того непотребства, что творили его пассажиры. Вообще Аленке было так же пофиг на таксиста, как на прочие предметы, её окружавшие. Ну как бы, не в Лувре же они сидели, а в Опеле, даже не особо чистом. А этот «блюститель нравов» мало того что драл за проезд, как будто был хозяином Мазерати, так еще и пыхтел недовольно. Хотя это он был на редкость инфантилен, ну подумаешь, женщина сидела у мужчины на коленях, а он забрался левой своей ладонью под платье и тихонько при этом поглаживал кожу на бедре, совсем рядышком с резинкой чулка. И все. Больше ничего крамольного не было, даже поцелуев не происходило – увы. Макс злился и нарочно уклонялся от губ девушки.

– Неважно, – Аленка поморщилась. Воспоминания о встрече с Вадимом она бы с удовольствием из памяти вытерла.

– Этот «неважно» ни с чего разбил твой телефон, – раздраженно произнес Макс, глядя Аленке в лицо.

Ага. Разбил. Выхватил у Аленки из рук клатч, вытащил из него телефон, пользуясь общим фоновым охренением девушки, и впечатал его в кафельный пол галереи. Да еще и сверху потоптался для верности. Словил по морде от офигевшего Макса, шатнулся было ударить в ответ, но вовремя опомнился и даже с несколько минут глядел на Макса, будто решая – драться ему или нет. Макс предлагал вызвать полицию, в конце концов, «телефон тоже денег стоил», но Аленка не была уверена, что хочет растягивать этот вечер и тратить его вот на это вот дерьмо.

Вот только Аленке сейчас все произошедшее обсуждать не хотелось. Ну… Да, она тоже была в ярости от этой херни с телефоном. Прямо-таки в осадке была, пока поднимала с пола смартфон с раздавленным экраном. Макс предлагал вызвать полицию уже тогда, а Аленке смертельно хотелось только поскорее прыгнуть в машину, провалиться в теплый плен объятий Ольховского и вычеркнуть Вадика из этого вечера, потому что было слишком хорошо, чтобы позволять каким-то левым изъянам все портить.

Но к черту Вадика. К самому злому черту с самой большой и раскаленной сковородкой. Кислицын и так слишком часто возникал в мыслях Аленки, хотя ему там уже давно было делать нечего.

– Сан, не скажешь – и сегодня я тебе ни одного раза кончить не дам, – Макс шепнул это едва слышно, но у Аленки все равно запылали уши, – и завтра ты будешь весь день дымиться и думать о моем члене. Ясно?

Ох, ясно. Прям все очень ясно, и никаких сомнений в том, что Макс это может. И хотелось от этого знания этого бессовестного мужчину все сильнее и сильнее. Но неужели его не стоило поддразнить при этом?

– А кто сказал, что я буду думать о твоем члене, а? – насмешливо фыркнула Аленка, и Макс потянул её за волосы сильнее, заставляя запрокинуть голову и зашипеть от боли.

– Ты лишь ухудшаешь свое положение, солнечная, – усмехнулся он.

Вообще… Сейчас у него даже выражение лица было слегка иным. Расслабленным, даже слегка более открытым, что ли. Будто до этого он хоть и был честен, но все равно держал на лице маску легкой отстраненности. Эх… Ну, вот будет он себя ощущать хозяином положения, а что дальше? Сейчас наиграется, насытится, устанет… Так, не думай об этом, Яковлева, лучше ответь на вопрос – Макс на тебя смотрит уже сердито. Хоть голову не рефлексией займешь.

– Да мой бывший женишок это был, – с неудовольствием ответила Аленка, глядя в окно.

Макс чуть прищурился, но это для него вряд ли было откровение. В конце концов, о ком, как не о бывших, тяжелей всего говорить?

– А с телефоном что?

Аленка замялась. Вообще-то, она примерно поняла, почему Вадику перекрыло крышу, что он это вывернул. Только это его не оправдывало вот ни капли. Мог бы тупо извиниться, нет ведь, прокинул на деньги. Снова.

– Сан! – Макс почти рыкнул это, явно раздраженный её молчанием. И за бедро прищипнул, привлекая к себе внимание девушки.

– Он не хотел, чтобы я звонила в полицию, – Аленка вздохнула и уставилась Максу в лицо, – в наших дремучих лесах он вообще-то в розыске.

– В смысле? – у Макса аж брови на лоб полезли.

– Если вкратце – он вычистил наш с ним счет, с деньгами на свадьбу, спер фамильные прабабушкины сережки, уговорил человек восемь взять и поручиться ему под кредитами, а потом свалил в Москву, где его, разумеется, было уже хрен найдешь.

В машине некоторое время воцарилась такая тишина, что было слышно, как шмыгает носом водила, недовольный то ли пробкой, в которую встрял, то ли тем, что эфир радио «Санта-Барбара» с заднего сиденья взял рекламную паузу.

– Ты не говорила… – медленно произнес Макс.

– Да ну… – Аленка прикрыла глаза, пытаясь отстраниться от этого. Вадик портил ей вечер. Вот и сейчас неприязнь от воспоминаний о бывшем отравляла настроение. А так хотелось насладиться этим вечером полностью…

О чем было говорить? О глупом романе с парнем, который Аленке даже с первого раза и не понравился, но был настойчив, очень настойчив, а она тогда так переживала, что с Артемом у неё ничего не вышло, что подумала «почему бы и нет»? Нет, Вадик умел быть обходительным, особенно по началу. Это вот потом вылезла всякая токсичная хрень, а на первых порах её предсказать было невозможно.

Вот угораздило же Кислицына подвернуться Аленке прямо сейчас, когда все было так волшебно. Хотя был у него такой неприятный талант – портить самые светлые, самые теплые и самые счастливые моменты. Написала историю объемом на десять авторских листов? Фигня, нормальные книги – от двадцати. Получила премию от начальства за досрочно законченный проект? Фигня, нормальные программисты на фрилансе больше зарабатывают. Похудела на целый размер и влезла в новые джинсы? А складки на пузе убирать не думаешь, а, Яковлева? И вот так во всем. Немудрено, что он влез со своими токсичными грязными лапами сейчас сюда. Кажется, у него было кредо – испортить жизнь по максимуму.

– Сан… – горячие губы Макса ткнулись в шею, рядом с ухом девушки, – почему не рассказывала, а? Разве друзьям о таких вещах не говорят?

– Макс, ты мне уже давно не просто друг, – произнесла Аленка, не раскрывая глаз, – и я не хотела говорить с тобой о моем бывшем, да и знаешь, рассказывать, что я в реальной жизни настолько глубоко лохушка – не особо приятно, знаешь ли.

– Ты не лохушка, слышишь? – Макс говорил таким тоном, что с ним даже спорить не хотелось. – Ты потрясающая, очаровательная, талантливая, волшебная, но не лохушка, ни в коем случае.

– Какие твои доказательства? – скептически фыркнула Аленка.

– Я – твое доказательство, – Макс усмехнулся, прижимая Аленку к себе.

Аленка не стала прислушиваться к насмешливому «пф-ф-ф» со стороны разума. Она помнила те доводы. О Максе она вообще-то знала еще меньше, чем о Вадиме, когда они только начинали встречаться. По идее, пожелай Макс, и исчезнуть из жизни Аленки у него получится гораздо проще, чем у того Вадима. Но это все… Разумное. Разум помнил – Аленка тут вообще-то не так и долго пробудет. И сейчас-то с неё уже ничего не поимеешь, так что, какая разница? Слов не хватало описать, как она устала осторожничать. С Максом – категорически хотелось перестать думать. Лишь только зарыться в него – как в нору, а весь остальной мир – он мог подождать. Легко. В конце концов, ну не вечно же избегать мужчин, тем более вот таких, как Макс, таких нереальных, которые, казалось, уже только в книжках и водились.

И все же Вадик все испортил. Он был никому не нужен, уже и из памяти-то почти истерся, но все равно вперся в жизнь Аленки и все испортил. И бумажная занавеска стала стеночкой из плотного картона. Аленке же от этого хотелось разочарованно хныкать, потому что вместо того, чтобы думать о ней – Макс явно загрузился историей про Вадика. Ну, по крайней мере, так казалось по серьезно сведенным над переносицей бровям.

– Эй, если ты думаешь, как меня ограбить, учти – лучше отправь меня в турецкий бордель, потому что сейчас с меня взять вообще нечего, – Аленка хихикнула и слегка двинулась бедрами взад-вперед, заставляя Макса вспомнить о происходящем. Он вспомнил. Аленка это пятой точкой чуяла. В прямом смысле этого слова. Макс снова сфокусировал свой взгляд на девушке, и в улыбке начало сквозить что-то хищное.

– Давай так, – медленно протянул он, скользнув пальцами – теми самыми, что прятались у Аленки под платьем, – выше по бедру, так близко к самой чувствительной зоне, – будем считать, что ты мне будешь отрабатывать все то, что я бы выручил за продажу тебя в бордель. Как тебе такие условия?

– Я в отпуске девочка, а не программистка, а ты тут с такими сложными схемами, – Аленка хихикнула, – и чувствую, что счет ты мне выставишь немаленький.

– О да. Счет будет нескромный. Всю жизнь расплачиваться будешь, – грозно пообещал Макс.

«Всю жизнь…»

Ох, как это красиво звучало. Пусть это сказано на эмоции, не всерьез, разве такие вещи в двадцать первом веке говорят всерьез? Но разве это умаляло красоту этих слов? И своей эмоциональной части Аленка дала насладиться этими словами сполна. Прагматично же… Да господи, кого волнует ворчание внутренней прагматичности? Сейчас, здесь – было тепло, было замечательно. И каждую секунду хотелось распробовать целиком, растянуть подольше это удовольствие. Вот так, как сейчас, жадными пальцами цепляясь в гладкий галстук Макса – синий галстук, в тонкую косую полоску, – впиваясь в его губы с настолько голодной алчностью, чтобы он точно не сомневался – если бы Аленка могла, она бы съела Макса целиком.

И все же – от его губ по-прежнему кружилась голова. Как-то так вышло, что вот он – был здесь, но при этом заставлял Аленку забываться еще сильнее, чем раньше, когда у неё был лишь только теоретический образ, далекий от реальности. Действительно…

Она и не представляла, насколько быстро может вскипеть. Ей-богу, ей будто было шестнадцать, и ей вышибало все разумное лишь только от одного только присутствия Макса рядом. И вот сейчас – она чудом не впивалась в губы Макса зубами, потому что он все-таки залез пальцами под ткань трусиков. Господи, что это были за пальцы… И как возможно было не скулить, не содрогаться? Как было не умолять судьбу, чтобы она уже сжалилась и окончила эту мучительно бесконечную поездку.

– Приехали! – в голосе водилы слышалось облегчение.

– Наконец-то, – эти слова Аленка и Макс выдохнули хором, а водитель лишь закатил глаза.

28. Капля яда

Бывший…

Макс не верил в знаки судьбы. Но почему оно сейчас совпало именно так? Еще не хватало, чтобы по возвращении домой он застукал на пороге квартиры Соню с чемоданом её тряпья. Хотя это как раз была бредовая гипотеза. «Семейное гнездышко» Макс продал практически сразу после того, как получил бумаги на развод. Просто чтобы не бередить ни своих ран, ни Лизиных. А нынешнюю квартиру Соня вообще вряд ли бы нашла, и даже вряд ли бы всерьез поверила, что Ольховский может жить в такой, уж больно много в её голове было стереотипов. Хотя – при приложении денег и усилий, наверное, она наверняка найти и бывшего мужа, и свою дочь смогла бы, вот только Максу доложили бы о появлении Сони в Москве, едва сойди она с самолета.

Тональность вечера сменилась слишком резко. Вот только-только все было хорошо, очень хорошо, и Сан – девушка из сказки, девушка из мечты – смущенно краснела и говорила Максу слишком искренние слова. Которых он не ждал в принципе, потому что прекрасно знал, как тяжело заставить себя сказать что-то такое, когда тебе не шестнадцать и жизнь тебя, склонного влюбляться идиота, побьет об острые углы циничной реальности. Но она сказала. И сказала честно – то, что думала, это было видно. То ли Сан была слишком искренним человеком, то ли Макс и сам был слишком влюблен, чтобы в ней сомневаться.

И бывший… Да еще какой бывший – себя зарекомендовавший как мошенник.

Почему она отмалчивалась, а?

Что-то всколыхнулось?

Ревность дикая, яростная душила настолько сильно, что темнело в глазах. Он еле дотерпел, пока они поднимались в номер Аленки – и то не до конца. Воспользовавшись тем, что в такой поздний час по лестнице никто не шастал – он в какой-то момент зажал девушку в углу лестничного пролета, вжал её в стену и минут десять целовал её так, что можно было сказать, что он её языком в рот трахал. Лишь бы вышибить из мыслей образ так не кстати вывернувшегося бывшего.

Целовал, сжимал пальцами задницу так, что Аленка аж попискивала от боли и сама кусала его за губы. Ей-богу, ревность была такой отчаянно сильной, что хотелось совсем непотребного, выходящего за рамки. Заклеймить, присвоить её себе, объявить своей. Хотя бы для неё, но на самом-то деле – для всех, для всего мира. Это было какое-то безумие, но при одной только мысли, что на эту девушку может заинтересованно глянуть хоть кто-то, в Максе просыпался какой-то яростный варвар, который готов был тут же проломить соперником что-нибудь твердое и незыблемое. Например – какой-нибудь вековой дуб, и плевать на его древность и историю. Варварам – точно плевать.