Адская училка

Тоннель.

Дверь.

Вход.

Михаил Сомов наблюдает баталию между чужой реальностью и останками чужого бога. Создание заменяет Создателя и совершает акт творения. Обитатели полуплотного мира разгоняют космо-червей до субсветовых скоростей, торпедируют кристаллические бастионы, рвут мембраны, спутывают грани и вершины тессерактов. Стражи Абзудипа пытаются отсрочить Уплотнение, не допустить генезис после генезиса. Магробиус рассекает вещество звёзд, фрагментирует ближайшие области космоса. Дарбо зашивает дыры. Фудис-Фудис Фудифол опрокидывает Чашу, создаёт жизнь, ведёт в бой легионы Контрплоти. Супергнездо растягивает пространство и сжимает время. Но силы неравны, исход битвы между сверхсуществами и воющим мясом предрешён. Инерция продавливает бесконечные тела сквозь бреши в морбо-структуре. Кости цементируют мост через пустоту. Багровая слизь смывает с рельс осколки реальности. Великая стройка близится к завершению. Скоро откроется новая линия скоростного метрополитена. Билеты проданы. Багаж упакован.

Сквозь пелену морока, Миха разбирает название маршрута: Шаддат – Кривоград.

Он растворяется в сумеречных образах. Вещий сон полон откровений. В эпоху вавилонских царей сквозь тоннель между мирами проникал лишь свет. Во времена Калигулы римляне приняли первые дары Шаддата. Теофилакты сожгли Адама, первого нерождённого человека, сотканного из кусков воющего мяса. Пражские каббалисты пожирали пожирателей, желая призвать Дьявола и овладеть тайнами алхимии. Белокурые немки из Лебенсборна совокуплялись с Полужидкими Посланниками, дабы создать новое арийское племя.

Ужасы из прошлого – ничто, по сравнению с ужасами из будущего. Скоро кровоточащая межпространственная кишка раздуется от нескончаемого потока живой и мёртвой плоти.

Скоро Шаддат изольётся в мир людей.

***

Миха просыпается от собственного крика. И встречается с новым кошмаром, новым испытанием – его окружает непроглядная тьма. Вокруг лишь мрак, тряска и ровный гул. Школяр пытается встать – и бьется лбом в пластик. Шарит руками. Словно слепец, ощупывает окружающее пространство. Кругом гладкие холодные стены.

Он заключён в каком-то пенале!

Он заперт в пластмассовом гробу!

Не помня себя от ужаса, выпускник начинает колотить ногами в пластик, и выть так сильно, что закладывает уши.

– Выпустите меня! Суки!!! Су-у-укии-и-и-и-и-и-ииии!!! Выпустите, суу-ки-и-и-и-и!!!

Откуда-то сверху бьёт яркий свет. Крыша пластикового ящика с грохотом открывается. Над Михаилом Сомовым – знакомые рожи. Знакомые кислородные баллоны, зеркальные стёкла и жёлтая резина. Недоброй памяти друзья попа и майора.

Миха инстинктивно прижимается ко дну ящика – но его бесцеремонно вытряхивают на свет божий. Сом замечает в кулаке громилы огромный инъектор самого зловещего вида. Над стальной иглой – склянка с ядовито-зелёной жижей. Миха понимает, кому предназначен этот сюрприз. И снова начинает вопить, не помня себя от страха.

– Нет!!! Не надо!!! Не-е-е-е-ет!!!

– Прекратить истерику! Хватит кричать, это успокоительное! Стабилизируйте его!

– Нет!!! Н-м-м-м-фм!!! Мфммф!!!

Рука в толстой перчатке зажимает рот, ещё одна рука хватает за шиворот. Запакованные в резину садисты сгибают пленника в кочеру. К ягодице школяра прижимается ледяной металл. Раздаётся щелчок. Миха сопит, мычит, рыдает – и получает инъекцию какой-то дряни.

***

Через пять минут после пробуждения Михаил Сомов сидит на перевёрнутом пластиковом ящике. Потирает задницу и хмуро разглядывает похитителей. Странное дело – он всё еще жив. Укол помог прийти в себя. Сердце не пытается выскочить из груди. Воспоминания о кровавой бане теряют цвет. Сумеречные образы из снов погружаются в чёрные глубины памяти – и затаиваются, дожидаясь своего часа.

Сом наконец-то восстанавливает связь с реальностью. И оценивает обстановку. Его похитили. Он всё ещё в фургоне. Фургон двигается. Его куда-то везут.

На скамьях вдоль стен – шесть человек. Что-то странное в их обмундировании. Странное и даже дурацкое. Бронированные стаканы ботинок. Щитки на голенях из чёрного кевлара. На поясах, рядом с кобурами и фильтрами противогазов – тесаки в массивных ножнах. Из-под желтой резины выглядывают кольчужные юбки. У одного из похитителей на бедре покачивается топор, похожий на индейский томагавк. Из-за спины торчит ствол пушки особо крупного калибра, с огромным квадратным пламегасителем. У другого – тяжелая испанская кираса одета поверх костюма химзащиты! Грубые сварные швы. Полосы с длинными стальными шипами. Кевларовые наручи и кованые рондели.

Миха моргает, думая, что снова отправился в край галлюцинаций и сновидений. С каких пор легавые рядятся как выжившие из ума реконструкторы? Какого чёрта он делает на этом фестивале косплея?

Словно отвечая на незаданный вопрос, один из громил подносит к носу школяра планшет. Миха успевает заметить символ на заставке. Молот и солнце.

Экран мигает. Перед Михаилом Сомовым предстаёт его новый лучший друг. Рожа под ментовской фуражкой улыбается во все тридцать два зуба. Майор чем-то чертовски доволен. Он даже не пытается хмурить брови и строить грозную физиономию.

– Как выспался, Миша?

***

Допрос обходится без воспоминаний об уликах и тёмных пятнах на биографии Михаила Сомова. И даже без обвинений в попытках «хуйнуть по Кремлю». Майора мало интересуют детали кровавого двойного убийства, совершенного в стенах десятой общеобразовательной школы. Он желает знать лишь подробности рандеву с преподавательницей экономики.

В этот раз никто не кричит. Никто не угрожает тюрьмой. Мент пытается выглядеть дружелюбно. И даже шутит в меру своих способностей.

– Ну что, Сомов? Задал перцу? Наладил личную жизнь?

– Ну… ну да… вы же знаете, что случилось? Ну, с нашим директором и Валерием Павловичем?

– Конечно, знаю. Не беспокойся, это несущественно. Ты молодец, Миша. Большой молодец! Я как тебя увидел, так сразу понял – это наш парень! Этот парень не подведёт! Этот парень – самый настоящий боец, прямо-таки ждёт своего часа, чтобы встать на защиту Россиюшки! Я тобой горжусь, Михаил! Теперь о главном. Ты попал ей в голову?

– Что значит «несущественно»?! Там же… там же…

– Давай об этом позже поговорим. Хорошо, Миша? Если тебе нужна психологическая помощь – ты только скажи. А сейчас сосредоточься на моём вопросе. Ты попал или нет?

– Ну да… конечно попал… прямо в лоб.

– Ты же не сочиняешь? Ну-ка, друг мой дорогой, посмотри мне в глаза? Попал или нет? Ничего страшного, если не попал. Давай, ещё раз, только честно – попал в голову? Ты точно видел, как дротик воткнулся?

– Честно попал, товарищ Майор. Честное слово. Прямо вот сюда, между бровей.

Интуиция не подводит Михаила Сомова. Он говорит то, что майор желает услышать. Химия работает, укол в задницу играет против похитителей – Миха не чувствует страха или нервозности. Он не запинается, не прячет глаза. Его враньё выглядит весьма натурально.

Майор расспрашивает о побеге через окно. Затем снова начинает выяснять, соврал ли школяр о дротике в учительской голове. После переключается на Шаддат, осведомляется о дверях, вратах, туннелях, и прочей малопонятной белиберде. Его вопросы пробуждают образы из недавних кошмаров. Миха молчит о видениях. Не потому, что ему есть, что скрывать. Но потому, что не желает казаться двинутым.

Допрос завершается патетической и даже возвышенной речью о Россиюшке, о Подвиге, о Долге, и о невероятных благах, которые Родина вот-вот обрушит на голову похищенного юнца. Сомов не позволяет лапше повиснуть на ушах. Однако же, наивный школяр думает, что фургон рано или поздно остановится – и он отправится по своим делам. Майор развеивает его фантазии.

– Сынок, ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально. Вроде всё окей. А как быть… разрешите вопрос, товарищ майор, ну… с делами в школе? Это же… извиняюсь за выражение, криминал самый настоящий…

– Это дело десятое. Не зацикливайся, мы всё уладим. Голова не кружится?

– Нет, не кружится…

– Молодец! Так держать, Михаил! Ты у нас настоящий боец! А теперь – последняя миссия, так сказать, перед путёвкой в новую жизнь!

– Какое ещё задание?!! Какая миссия?!! Товарищ майор, был же уговор!!! Уговор же!!!

– Миша, успокойся, здесь только твои друзья. Ничего серьёзного, простая формальность. Чисто медицинский вопрос. Ты должен прогуляться по городу. Просто прогуляться, понимаешь? А мы последим – что у тебя с пульсом, что с сердцем. В норме ли ты после пережитого стресса. Потом снимем браслет – и всё, конец истории, друг мой дорогой. Снимем датчик – и получишь свой счастливый билет. Эх, молодость, молодость, прекрасная пора! Как я тебе, Миша, завидую!

– Какой ещё датчик?!!

Вместо ответа, на экране появляется палец майора. И указывает вниз.

Сом опускает взгляд. Обнаруживает, что на нём футболка с двуглавым российским орлом. И чужие джинсы. Штанина закатана – а его лодыжка стиснута массивным браслетом. На литом пластике мигает красная лампочка. Это не медицинский прибор! Это устройство слежения! Точно такое, как в сериалах про копов!

Он наконец-то вспоминает, что несколько часов назад был насквозь пропитан кровью педагогов. Пропитан с ног до головы! Прежде чем затолкать в ящик – черти в резине его раздели! Оттёрли! Облачили в чистые шмотки! Они видели его жопу! И… и… и трогали! Ёбаный стыд! Стыд и срам!

Пока Миха тоскует из-за вторжения в личное пространство, майор начинает инструктаж.

– Дайте ему карту. Сейчас восемь утра. В полдевятого будет автобус. Едешь в центр. Гуляешь по городу до восьми вечера. Центральная площадь, Красный Пищевик, улица Малиновского, площадь у театра Пичугина, улица Завойского, краеведческий музей, и через два квартала – дом-музей Грижбовского. Смотри, здесь, здесь и здесь, в границах красного маркера. Ровно к десяти часам возвращается обратно, к дачному кооперативу. Встречаемся здесь, квадрат четыре-десять на карте, место отмечено красным флажком. Всё запомнил?

– Какой автобус? Какой дачный?

***

Майор терпеливо объясняет. Раз за разом разжевывает инструкции. Его указания напоминают программу туристической экскурсии. Ничего сложного. Ничего опасного, тревожного, или криминального. Дождаться автобуса на остановке возле дачного посёлка. Отправится в центр. Провести весь день в городе. Поглазеть на достопримечательности. Заглянуть в музей. Покушать в торговом центре. Отметиться возле памятника Ленину. К вечеру явиться в начальную точку маршрута – и получить сраную медаль.

Сом ощущает иррациональность происходящего. Но просто кивает головой. Он думает лишь о том, чтобы выйти из фургона. И не угодить в пластиковый ящик. Кажется, его не закопают на краю болота. И не засунут в кутузку. Разумеется, майор врёт. Ряженым парням с тесаками и кислородными баллонами плевать на медицинские нюансы. Всё это – часть какого-то дурацкого плана. Осталось понять, какова его роль этой затее.

Машина останавливается. Двери фургона распахиваются, впуская свежий весенний воздух. Один из громил протягивает карту Кривограда, разрисованную маркером. Затем мобильник, старые советские механические часы, и несколько купюр. Увидев деньги, Миха чувствует, как камень падает с сердца. Эти мудаки всё же его отпускают?!

Из динамиков планшета несётся заботливый отеческий голос.

– Главное, Миша, не нервничай. Медицинская формальность. Нас всех трясут, всех проверяют – не причинён ли вред здоровью гражданских? Главное дело уже сделано. Ты обезвредил террористку. Ты уже выполнил долг перед отечеством. Только знаешь, как бывает в нашей нелёгкой работе? В серьёзной заварушке – без сучка, без задоринки. А вот на ерунде много хороших парней погорело. Смотри, не опоздай вернуться. Не разочаруй меня напоследок.

– Конечно, я всё понимаю, товарищ майор…

– Выше нос, Сомов, будущий ты мой депутат! Я ещё спляшу на твоей свадьбе! Так, пора выдвигаться. Вопросы есть?

Школяр всерьёз задумывается. Проходит минута. Затем ещё одна. Громила в костюме химзащиты терпеливо держит плашнет. Майор улыбается и ласково смотрит с экрана. То-ли по причине инъекции с успокоительным, то-ли благодаря свойствам собственного ума, Миха наконец-то формулирует действительно важный вопрос.

– А где батюшка?

Майор меняется в лице, но сдерживается, пропускает эту глупость мимо ушей.

– Ладно, за дело. Часы одень. И следи за временем.

***

Миха выбирается из фургона. Ему кажется, что рука в резиновой перчатке снова схватит за шиворот – и вернёт в темноту. Что он снова окажется в пластиковом ящике. К счастью, ничего не происходит. Он делает шаг. Затем еще один. Отходит от машины на полсотни метров и оборачивается.

Возле грузовика суетятся его похитители. Вытаскивают ящики, разматывают маскировочные сети, проверяют оружие, клацают магазинами и затворами пушек, набрасывают поверх доспехов камуфляжные плащи-палатки. Они похожи на великовозрастных пионеров, не наигравшихся в зарницу. Однако, у этих засранцев не самые дешевые игрушки. На траве появляются длинные кассеты с ровными рядами ячеек. Крышки щелкают, из пластиковых сот бесшумно поднимаются стайки микромашин. Дроны растворяется в весеннем небе.

В кармане звонит мобильник.

– Проверка связи. Миша, шевелись, сынок! Вперёд и с песней!

– Да, да, уже иду…

Миха ускоряет шаг.

Пятна камуфляжа скрываются за деревьями. Колея ведёт через разрыв в лесополосе. На горизонте виднеются трубы заводов на берегу Курнявки. Школяр выходит на просёлочную дорогу.

Слева – торфяное болото. Заросли кустов и чахлые берёзы, веники осоки, шапки багульника, струпья лишайников на кривых стволах. Вот и всё, что смогло вырасти на месте сгоревшего и затопленного леса. Бескрайние топи и трясины опоясывают северную окраину города.

Справа – ржавый щит с гордой надписью «Элитный дачный посёлок Жабий Зов».

За щитом – покосившиеся домики. Упавшие изгороди. Лужи с ряской в подвальных ямах недостроенных коттеджей. Огороды заросли камышом. Дощатые сортиры погрузились в землю. Грунтовая вода подступила к дороге. Здесь давно никто не живёт. Советские мелиораторы отвоевали у болот гектары плодородной земли. А теперь болото возвращает аннексированные территории. Сырость, гниль, стрекозы, пустые оконные рамы. Плохое место. Одно из десятков плохих мест на карте Кривограда.

Сом выходит к остановке. Кирпичная кладка съедена ядовито-зелёной плесенью. Расписание маршрутов проржавело так сильно, что цифры невозможно разобрать. Через десяток минут – над колеей появляться автобус, воняющий бензином Пазик, такой же обшарпанный, как и вся округа.

Почти все места свободны. Из пассажиров – тётка с грибным лукошком и старик бомжеватого вида. Миха садится у окна. За стеклом медленно ползут кучи и прогалины. Ему не даёт покоя дерьмовая мысль. Друзья майора устроили делянку на болотах, точно джентльмены из рассказов Пришвина. Они наблюдают, собирают информацию, или что-то расследуют? Или охотятся? Если второе верно – он играет роль наживки, подсадной утки. Кто же тогда трофей? И какого хрена этот трофей делает в центре города? И каким чёртом он должен оказаться на болотах?

Михаил Сомов выплёвывает матерное слово. Закрывает глаза. Его ум тут же атакует пленительный образ Ноны Викторовны.

Глава 13

Забыв о тревогах, Михаил Сомов путешествует в краю сладостных воспоминаний и эротических фантазий. Перед его мысленным взором проносятся чувственные, прекрасные, пленительные образы. Бюст, огромный и упругий. Задница, упругая и огромная. Томное сопение, жадное причмокивание, брызги спермы на щеках училки, мозги из раздавленной головы… ах ты, чёрт возьми! А вот это совсем некстати!

Экскурсия на склад воспоминаний безвозвратно испоганена.

Сом вздрагивает, разлепляет глаза, трёт виски. И возвращается к реальности.

За стеклом мелькают просмолённые столбы. Двухэтажные бараки. Покосившиеся водонапорные башни. Обросшие мхом развалины, кучи камней и полусгнивших досок. Копоть, сажа, ржавая колючая проволока поверх кирпичных стен. Грязь сменяется пылью. Бензиновая вонь выдавливает ароматы болот.

Автобус ползёт сквозь пласты русской истории. С каждым километром памятников довоенной эпохи становится меньше и меньше. За окном вырастают ряды пятиэтажек. Хрущёвки, трубы котельных, ряды одинаковых гаражей. Серые стены. Тёмно-серые провалы окон. Светло-серые швы между панелями.

В царстве серых прямоугольников лишь два цветных пятна – зелень тополей и граффити на бетонных заборах.

Какой-то засранец решил одарить горожан плодами искусства. И не пожалел денег на баллончики с краской. Талант художника с блеском пошел на говно. Полуразрушенную стену украшает голый человек с громадным эрегированным членом. Его рот открыт – оттуда, вместе с кровавой блевотиной, вылетают уши, глаза, и отрезанные пальцы. В одной руке – вилка. В другой – ложка.

Вязь багровых знаков складывается в меланхолическое послание: «Я ебал Кривоград».

Миха с трудом распутывает очередной узор из букв: «Я ебусь, когда ем».

Он отводит взгляд. В стенах родной школы случилось что-то похожее. Слишком свежие, слишком травматичные воспоминания.

***

Через десять минут картинка за окном меняется. Серые фасады и грязные лужи исчезают. Пазик вторгается в край прекрасного, богатого и славного. Исторический центр города – смесь лихого купеческого шика и сталинского ампира. Память о людях, что умели производить впечатление. Здесь есть, на что посмотреть.

Обнаженные нимфы на фасаде городского театра. Величественные колонны Дворца Работников Пищевой Промышленности. Позеленевшие от времени жабы и караси над чугунными фонтанами.

Барельефы на стенах Дома Профсоюзов – винтовки, микроскопы, реторы, рычаги, знамёна. Мужественные подбородки красноармейцев. Стальные бицепсы рабочих. Высокие лбы учёных. Гранитные груди целеустремлённых советских женщин.

Итальянец Жакомо Фагоцци вылепил ангелов над балконами одного из доходных домов Пичугина. Весь второй этаж занимал бордель с калмычками, алтайками, и дочерями ссыльных. Именно с этих балконов Елисей Пичугин метал в прохожих бутылки от шампанского.

Шик царской эпохи соседствует с шиком из новейшей истории. Золотые звёзды на витражах нового райсовета, громадные хрустальные люстры, позолоченные гербы и колосья. Тяжелый, избыточный, помпезный декор. Старое здание сгорело в пожаре семидесятых. Желая утереть нос столичным гостям, местные партийные власти построили на том же месте целый дворец, обмазанный сусальным золотом.

На центральной площади горожан приветствует вождь мирового пролетариата.

Кривоградский Ильич не похож на Ильича из любого другого советского города. Он не воздевает длань к небу. Он не указывает на горизонт.

Десятиметровый Ленин держит открытую книгу, том без названия. Возможно, это «Капитал» Маркса. Возможно, «Есть, чтобы жить» Абобы Мпонго. Или «Общая Теория Потустороннего» Ремидия Варагинского. Скорее всего, это «Введение в Морбо-Космологию», главный труд Бориса Грижбовского, выдающегося советского физика.

Умный, пронзительный, оценивающий взгляд Владимира Ильича устремлён в другой конец площади. Там возвышается второй главный городской монумент. Не такая высокая, но почти такая же внушительная скульптурная группа под гордым названием «Красный Пищевик».

Обнаженный чугунный атлет держит над головой огромный котёл. Под его ногами машины, насосы, манометры и шланги. В основании постамента высечен жизнеутверждающий девиз – «Слава советским учёным и работникам пищевой промышленности!». Эти парни приехали в Кривоград сразу после войны. Возвели дома, заводы, корпуса лабораторий. И заслужили память о своём подвиге.

За спиной Красного Пищевика, на другом берегу Курнявки, над цехами и трубами химических производств – чернеет бронированный монолит Второго Пищевого Реактора.

Первый Пищевой Реактор взорвался в пятьдесят восьмом, засыпав город слоем искусственного белкового мяса. Но уже в шестидесятом году – состоялся прорыв. На стыке органической химии, молекулярной биологии, и физики высоких энергий – появилась новое знание. В те далекие дни весь мир обсуждал блистательный триумф советской науки. Вместе с передовой технологией родились новые и смелые амбиции высшего партийного руководства. Через несколько лет в Кривограде состоялся не менее блистательный триумф советской социальной инженерии, о котором известно лишь избранным. Да и те желают забыть о былых свершениях, избавиться от ночных кошмаров. К несчастью, фарш невозможно провернуть назад.

Михаил Сомов бредёт мимо ботинок Ильича, уткнувшись в выданный майором телефон. Выпускник знает о родном крае ровно столько, сколько и любой горожанин без допуска к государственной тайне.

Его знания следует структурировать – и записать на цветных картонках.

***

Восточнее Червегорска, западнее Сталинских Грязей, раскинулся бескрайний Чёрный Тухлец.

Мутные воды огибают редкие островки твёрдой земли. Кости желтеют над маревом вязкого тумана. Песнь выпи летит над упавшими соснами. Здесь, в сердце Чёрнотухлецкого Заповедника, среди торфяных болот, бобровых плотин и затопленных лесов, прячется исток полноводной реки Курнявки – единственной судоходной артерии, что связывает Уд-Слюнявскую Впадину с соседними областями.

В самом центре Впадины, лежит болотная жемчужина России – славный город Кривоград.

Город ссыльной знати и охотников за Жабьим Золотом.

Город артельщиков и торговцев торфом.

Город раскольников и клеймёных воров.

Город учёных и первопроходцев.

***

История людей, населявших Уд-Слюнявскую Впадину, начинается в ямах на месте кострищ и стоянок.

Заболоченная земля неохотно расстаётся с артефактами Курняво-Усермяцкой культуры. Масштабные археологические изыскания затруднены из-за особенностей ландшафта. Однако, в этих краях хватило материала для защиты сотен диссертаций, для десятков научных работ в области археологии и антропологии.

Ожерелья из человеческих пальцев, костяные статуэтки Червя-Прародителя, котлы для варки жаб, керамика для маринования жаб, глиняные жабьи свистульки, берестяные лари для жабьего порошка, бронзовые иглы, бронзовые фаллосы, такие же бронзовые диски с чеканными изображениями людей, звёзд, и, разумеется, жаб. Предметы быта, кости и украшения датированы первым тысячелетием до нашей эры. Артефакты из Курняво-Усермяцкого наследия экспонируются в столичных музеях. Менее ценные экспонаты выставлены в местном краеведческом музее.

Увы, многие бронзовые предметы стали добычей кладоискателей, чёрных копателей, и прочих околокриминальных элементов.

В две тысячи двадцатом году анонимный коллекционер приобрёл на Рижском аукционе «Усермяцкий Серп» – ритуальное оружие из бронзы, костяных фрагментов и шлифованных человеческих зубов. Несмотря на негодование в археологическом сообществе, артефакт бесследно исчез. По сей день неизвестно, является ли подделкой этот выдающийся образец древнего ремесла.

***

В семнадцатом веке в Уд-Слюнявской Впадине было основано новое поселение.

Беглые раскольники укрылись от Престола Московского среди болот и топей. Желая огородить свой мир от ереси Никона, они отыскали твёрдую землю, место для старой веры и нового дома. Но не смогли огородить собственные умы.

За несколько десятков лет христианские обряды изменились до неузнаваемости. Второе поколение изолированной общины молилось Червю и Жабе Христовой, практиковало каннибализм и близкородственные связи. Именно эти люди изобрели ритуал «Причастия тремя водицами – водицей сладкой, водицей святой, и водицей болотной».

Современные исследователи полагают, что причиной массовых нейро-дегенеративных изменений стал торфяной газ с высоким содержанием метана и фосфористого водорода.

Однако, скит рос и процветал. В областях за пределами Уд-Слюнявской Впадины начали исчезать крестьяне. Кто-то примыкал к Болотному Согласию. Кто-то воодушевлялся «Ересью Стратилата» – и нёс слово лесного старца по деревням и весям. Кто-то превращался в кучу обглоданных костей.

В правление Екатерины Второй на болота пришла гвардия. Солдаты построили форт, порт, казармы, склады на берегу Курнявки. Наладили корабельное сообщение с соседними губерниями. Долгие три года шла война. Долгие три года солдаты поднимали на штыки болотных жителей, многие из которых потеряли человеческий облик.

Наконец, гвардейцы отыскали и вздёрнули Агапия Стратилата, бессменного лидера Болотного Согласия. Вместе со смертью старца закончилась и Уд-Слюнявская вольница.

***

Вот и появился город. Вышел из мутной воды, словно пузырь. И принялся раздуваться от несчастий человеческих.

Вот и поплыли корабли с ссыльными и арестованными. Рваные ноздри. Рубцы от плетей. Кандалы и колодки. Уральские казаки и заводские крестьяне, астраханцы, нижегородцы, башкиры, калмыки и чуваши.

Вот и закончилось Пугачёвское Восстание – но не иссяк поток кораблей.