Королева с опытом работы

– Подъем, урод! – на покрывало со свистом обрушился удар плети.

Я молниеносно скатилась с кровати, и хлопнула в ладоши. Спальня озарилась светом магического шара. Обер-камергер слезами обливался, выдавая мне драгоценный светильник, но в целом отнесся к желанию украсить покои жениха с пониманием. Попробовал бы не понять! Очень мало магических шаров было в сокровищнице, и дорогие они, но со свечами некогда было возиться. Выпрыгнувшие из-за портьер стражники повалили и прижали в полу двух мужчин в масках, один держал за локти стройную лиру, которая отчаянно отбрыкивалась, еще двое надевали антимагические браслеты на третьего. Все гости апартаментов были в масках, но двоих я узнала без труда, и разочарованно выдохнула. Третий оказался дежурным дворецким. Вот откуда у них все ключи – на смене именно он их хранит, выдает горничным для еженощной уборки. Меня заинтересовала личность женщины, и я приподняла ее маску.

– Ах, как я вас давно не видела, баронесса!

Баронесса Штернблум оскалилась. На полу, у ее ног лежала тонкая плеть, выпавшая из руки женщины.

– Отлично выглядите, воздух дальнего поместья пошел вам на пользу. Однако вы выбрали неудачный способ поздравить моего жениха со свадьбой.

Я кивнула Ринальдо. Стражники вывели схваченных в парк, и через десять минут мы все оказались у дверей Павильона.

– Павильон нельзя открыть, – высокомерно процедил пленник в антимагических браслетах, на которого я предпочитала даже не смотреть. Не люблю ошибаться в людях. Видимо, за пять лет человек меняется разительно, не надо было иллюзий строить. Не приписывать благородство и высокие устремления тому, кто не способен на это.

Я приказала всех завести в павильон за наружные стены. Раздеть. Маски можно не снимать, если гости стесняются. Баронесса Штернблум раздеваться не захотела, по моему приказу стражники разрезали на ней одежду, с особенным старанием и усердием сдирая каждый лоскуток ткани. Обнаженный рослый пленник-маг в луче лунного света, в черной маске смотрелся очень пикантно. Просто красавчик, с идеальной фигурой! Так и просится на обложку любовного романа! Я улыбнулась и провела рукой по его груди, животу, погладила ниже. Пленник презрительно фыркнул. Его тело приняло мою ласку с одобрением, а пленник закусил губу, чтоб не застонать.

– Не сдерживайся, милый, – я стала активно действовать двумя руками.

Мои усилия быстро принесли требуемый результат: тонкая струйка опалесцирующей жидкости ударила в стену. Я тут же приложила ладонь к кирпичам. Скрытые двери проявились и распахнулись. Слегка подтолкнула пленника внутрь Павильона, где тотчас загорелись магические лампы. Стражники завели остальных, с интересом осматриваясь.

– Так вот она как открывается! – мой подопытный скованными руками вытер пот со лба. – Неплохое гнездышко! Вероника, если ты хотела развлечься, просто позвала бы, я б не отказался!

Не обратив на него внимания, прошла к дальнему шкафчику. Там стоял флакон с розовым зельем. Аккуратно разлила зелье в четыре крохотные рюмочки и приказала напоить пленников. Их можно уже было развязать и расковать, внутри павильона магия тоже не действовала, лэрд Венделин в свое время ставил отличную защиту от боевой магии, от проникновения, от прослушки, от подглядывания, даже не знаю, от чего еще. От насекомых? А почему нет, укус комара в неподходящий момент очень даже мешает процессу!

– Итак, лэрды, вы хотели развлекаться? Прошу, все здешнее убранство к вашим услугам, – я широко развела руками.

Зелье уже начало действовать – глаза пленных заблестели, мужская плоть готовно приподнялась. Мужчины окружили обнаженную баронессу, прожигая ее похотливыми взглядами и пока легкими прикосновениями. Баронесса облизнулась и протянула руки к ближайшему из мужчин.

– Лира участвовать в вечеринке не будет! – осадила я их пыл.

Специально просила Ринальдо подобрать самых стойких стражников, брезгливых, с низким либидо, и принципиально верных супругов. На весь дворец набралось восемь рыл. Других брать сюда было бесполезно, не удержались бы. Под общий разочарованный вздох я распорядилась привязать баронессу к креслу с низко опущенной спинкой. Она будет смотреть шоу полулежа, с разведенными ногами. Без возможности ласкать себя или принимать чужие ласки.

– Вы, лэрды, будете ублажать друг друга. Втроем можно придумать столько всего интересного!

Возмущение, гнев, ненависть на лицах лэрдов заставили меня еще раз мило улыбнуться. Впрочем, дворецкий задумчиво погладил плечо моего секретаря.

– Ты с ума сошла! – тихо сказал мой пленник.

– Тебе же нравилось издеваться над беззащитным Ромео? Вперед! Вот твой приятель Кай, вот мой секретарь Фернан, оба доставят тебе удовольствие, один спереди, другой сзади! А ты – им. Фернан, ты как предпочитаешь?

– Сзади, – хрипло сказал Фернан, оглаживая свой напряженный ствол, не в силах остановиться.

– Фернан, почему ты так поступил? Чего тебе не хватало? Высокая должность, доверие королевы – у тебя же все было!

– Я хотел… вас…

– А ты? – я повернулась к красавчику-магу. – Тоже хотел?

Он кивнул.

– Всего-то, – скривилась я. Ладно бы, высокие устремления, типа спасти Элизию от недостойного короля, но банальная зависть и вожделение… Мелкие люди и мелкие цели. Не любви ведь добивался! А потешить самолюбие захотел, отомстить, за то, что предпочли не его.

– Ты ничем не лучше нас, если хочешь сейчас растоптать нашу честь и унизить достоинство, – сказал мой красавчик, пытаясь прикрыть восставшую плоть, которая, разумеется, не собиралась сдаваться. От зелья-то!

– О какой чести ты говоришь? В отличие от вас, мне это не доставит ни малейшего удовольствия, – я слегка дернула его за светлую косу. – Смени прическу, Жером! Или не надевай маску, это же бессмысленно!

Я подошла к начальнику стражи.

– Вы считаете, это необходимо? – поинтересовался он, едва заметно морщась.

– Это справедливо, Ринальдо, – грустно выдохнула я. – Пусть эти трое наслаждаются друг другом, зелье будет действовать несколько часов. Присмотри, чтоб не отлынивали и подолгу не отдыхали. И чтоб никто пальцем не прикоснулся к баронессе! Охраняйте ее.

– Кажется, ей плохо, – неуверенно сказал Ринальдо, покосившись в угол, где яростно извивалась и сыпала проклятиями привязанная к креслу баронесса.

– Да, ей плохо, – согласилась я.

А мне разве хорошо? Отвратительно! Снова переживать разочарование в мужчине, к котрому питала нежные чувства. Еще радовалась, что Жером не похож на своего отца. Пословицы народные не врут, яблочки от яблоньки далеко не катятся. Я поспешно отвернулась, краем глаза заметив, что Фернан опустился на колени перед Жеромом и заглотил его плоть.

– К утру, как угомонятся, всех отпустить, – распорядилась я. – Застесняются выходить – голыми выкинуть наружу.

– Как прикажет Ваше величество, – ответил хмурый Ринальдо.

Я осмотрела павильон. А, вот на столике сундучок лэрда Венделина с образцами. Для злобно-магического ритуала. Граф Штернблум тогда очень досадовал, что не успел войти в павильон за этой штукой. Двери магически запечатываются, если никого не остается внутри. Раз сундучок такой ценный, прихвачу с собой, решила я. Все равно больше тут нет ничего особенного, накопители я стащила еще в прошлый раз. Хоть и совершенно не знаю, что с ними делать. Если теперь и ввалится сюда куча постороннего народа – а теперь пол-дворца будет знать, как открыть павильон, то ничего стоящего внимания уже не обнаружат.

А захотят опробовать все приспособления – так на здоровье, это не возбраняется, пусть будет королевским подарком для всех озабоченных извращенцев столицы! Аристократы будут в восторге. Еще записываться начнут на посещение. Я представила очередь разодетых аристократов, стоящих в длинной извивающейся колонне и гневные вопли: «Я занимал» и «Вас тут не стояло!». Хихикнула. Я войду в историю под прозвищем Вероника-Распутница. Или Вероника Похотливая? Нет, так мне тоже не нравится. Благодетельница? Искусительница? В свете разгорающегоя утра, размышляя над фразеологией, я дошла до своих покоев.

В моей постели спал Ромео, умилительно свернувшись калачиком и положив ладошки под щеку.

Ага, целитель убрал все отметины на коже. Варвары, портить такую красоту, как рука поднялась вообще?

– Какой ты красивый, – я вздохнула, легонько провела пальцем по его щеке, пристраиваясь рядом. Так накатили переживания, что я беззвучно заплакала, не в силах держать в себе напряжение.

Ромео завозился и открыл глаза. Нереально голубые и прозрачные. Испуганно моргнул. И тут же меня крепко обнял. Он был такой теплый, мягкий, что я разревелась еще пуще, уже в голос. Я была очень благодарна Ромео, что он ничего не говорил, просто дал платок и тихо баюкал в кольце рук, пока я не успокоилась.

– Я наказала… их, ик! – всхлипнула я напоследок.

– Вероника, ты знаешь, что ты невероятная? – Ромео аккуратно поцеловал меня. – Отважная, смелая, отчаянная. Живая, настоящая. Безрассудная, – на каждое слово следовал поцелуй. – Красивая, – выдохнул он, наконец.

Я застенчиво уткнулась в него носом. Как он пахнет, с ума сойти! Чем-то сладко-цветочным, так и хочется прокусить кожу, чтоб аромат стал ярче. Ромео положил подбородок на мою макушку и стал бережно гладить мои волосы.

Фрейлина, утром зашедшая в спальню, взвизгнула и метнулась назад, наступив на юбки себе и шедшей следом горничной, обе с криками упали, повалив круглый столик на одной ножке, с которого слетел серебряный кувшин и набор стаканчиков. От звона, криков и грохота я проснулась. Моя голова лежала на голой груди Ромео, руками я обнимала его за талию, а ногу закинула на бедро. Ну, почти на бедро. Откуда столько криков? А, я забыла ночную сорочку надеть? Так она вся в слезах и соплях вымокла, я ее сняла и на пол бросила. Подумаешь!

Живот Ромео мелко затрясся, наконец, он не выдержал и расхохотался. Я тут же стукнула его кулаком по груди, не желая, чтоб моя подушка дергалась и ускользала. Тут же я оказалась на спине, прижатая горячим телом. К моим губам прикоснулись упругие губы Ромео, язык шаловливо пробежал по кромке зубов. От изумления я широко открыла глаза, встретившись с веселым взглядом.

– Да? – удивилась я, чувствуя, как руки зарываются мне в волосы, гладят шею и ключицы.

– Да! – уверенно ответил Ромео, прикусывая мочку уха.

Я немедленно обняла его, прижимаясь к изумительному твердому телу. Он-то мне всегда нравился! В жизни не встречала мужчины красивее! Вранье, что для мужчины красота не важна. Еще как важна! Женщины так падки к гармонии черт, к совершенству тела, что легко закрывают глаза на отдельные несовершенства характера, и предпочитают обманываться, ожидая в прекрасной оболочке увидеть такую же душу. Про ум, талант, харизму и прочую начинку придумали некрасивые мужчины. Что им бедным, еще оставалось?

Ромео меня удивил. Вот честно! Он, конечно, тоже не железный, мягкое и теплое сонное тело под боком безумно притягательно, но он же… я ожидала спокойного секса «по-дружески», надеясь лишь, что совесть и опыт не позволят Ромео оставить меня неудовлетворенной. Но он творил такое… такое! Я еле отдышаться смогла и, кажется, горло сорвала.

– Что это было? – хрипло спросила я, не в силах пошевелиться.

– Я тебя люблю, Вероника, – тихо сказал Ромео и уткнулся носом мне в живот.

Мне послышалось? Нет, я, наверное, еще сплю, и мне снится удивительно живой эротический… да какое там, откровенно порнографический сон! В котором я, после акробатического постельного безумства, выхожу замуж за невероятно чуткого, страстного и любящего меня красавца. Даже просыпаться не хочется!

Глава 24

На следующий день в парке нашли повесившегося сменного дворецкого. На фоне последних приготовлений к свадьбе этого происшествия даже не заметили, как и назначения нового секретаря, и поспешного отъезда баронессы Штернблум. Если она и поведала брату о причине отъезда, мне об этом ничего известно не было.

Дворец посетил Примас Элизии, Его святость Конрад делла Фулкс. В сопровождении настоятеля монастыря Одиллон пастыря Люсиана. «Денег не дам», – сразу решила я, собираясь на встречу. И без того я, сцепив зубы, посещала утренние и вечерние богослужения, предварительно выкинув из списка служб большую половину непонятных мне, и соответственно, ненужных телодвижений и песнопений. Капеллан был в ужасе, но я настояла на своем. Поэтому вместо трех часов утренняя служба занимала двадцать минут, а вечерняя полчаса. На утренней службе я всегда думала о планах на день, а вечером мысленно подводила итоги дня под величественную музыку. В общем-то, полезное времяпровождение, сродни медитации. Надеюсь, я выглядела в часовне достаточно серьезной и сосредоточенной, чтоб не оскорблять своим видом истинно верующих. С властью церкви над умами подданных мне пока было некогда бороться. А у них, видно, время нашлось. Не ожидая ничего приятного для себя, я прошла в Изумрудную гостиную.

Отца Люсиана я отлично знала, поэтому все внимание уделила Примасу. Ну что ж, еще не стар, явно умен, опытен и силен в интригах, другому человеку и не стать Примасом. Приятные мягкие черты лица, сдобная пухлая фигура человека, не склонного к аскетизму. Очень дорогая шелковая зеленая ряса и массивные золотые браслеты со знаками Обители. Но холодный цепкий взгляд и сурово поджатые губы развеивали первоначальное впечатление добродушия и покладистости. Примасу палец в рот не клади, откусит руку по плечо. «Следи за руками и, особенно, за словами», – напомнила я себе.

После пары назначительных фраз о путешествии и здоровье всех пристутствующих, Примас принялся за главное.

– Ваше величество намерны вступить в брак в ближайшем времени?

– Через два дня, – подтвердила я. – Разве это для вас новость?

– Именно это событие побудило меня предпринять долгое и утомительное путешествие, – попрекнул меня Примас.

Я-то при чем? Сидел бы в своей Обители на другом конце страны, никто бы не заплакал. Не зря ведь короли в свое время разделили по разным углам Цитадель и Обитель, а столицу заложили точно между ними.

– По долгу службы ваш брак обязан скрепить я, – веско сказал Примас, сверля меня водянистыми голубыми глазами. – Браки членов королевской семьи всегда заключает верховный иерарх.

Я слегка приподняла бровь. Как же так? В главном храме не было тогда Примаса… а, наверное, поэтому брак с Деровером так легко сочли незаконным, несмотря на целую свору жрецов? Протокол-де не соблюден? В Шардан вообще отправили с договором о намерениях, в аренду сдали, как вещь. А Адемар?

– Мой брак с герцогом Денвером скреплял рядовой жрец Главного храма, – задумчиво сказала я. – И его сочли свершенным и законным.

– Потому что вы были на тот момент в трауре, а герцог – в помешательстве! – Примас обдал меня сердитым взглядом.

– Даже к мертвому королю следует проявить больше уважения, – притворно вздохнула я. – Но все же, какое дело привело вас?

– Дело очень простое – я не буду скреплять этот брак, ибо это противоречит божеским установлениям. Третий раз замуж особа королевской крови выйти не может, ее удел – монастырь. Если мужья уходят с такой гм-гм… поспешностью, то богам ваш брак не угоден. К тому же ни один брак не стал плодотворным.

– Что значит «уходят»? – я подняла брови. – Деровер жив и король Эрберт вполне здравствует. Я провела с ними слишком мало времени, чтоб подозревать меня в бесплодии. А король Адемар детей не имел. Ни от кого, хотя вел жизнь весьма… далекую от целомудренной.

А про камеристку, родившую дочь от покойного короля, никому из присутствующих знать не обязательно. Как интересно! Примас, значит, прибыл не покрасоваться при бракосочетании и откушать яств на свадебном пиршестве. Он решил показать, кто тут главный. Еще один командир нашелся, мало мне графа Штернблума. При магах Цитадели сидел и не высовывался из Обители.

– В Элизии нет наследника престола, – пришлось напомнить церковнику очевидные факты. – Новый брак необходим, и не важно, какой он по счету. В этом аспекте ваше нежелание скрепить новый брачный союз выглядит изменой короне. Но, если верить вашим же словам, законный брак у меня был всего один, и сейчас я выйду замуж лишь второй раз, остальные ведь не в счет?

– Лишь второй! – сокрушенно Примас завел глаза к небу. – Королева, пережившая своего супруга, разве не должна похоронить себя для мира и молиться о ниспослании Элизии небесных благ?

– Предпочитаю реальную работу на благо страны, – хмуро ответила я. – Это намного труднее, чем молиться.

– Вы ослеплены жаждой власти! Зачем вам трон? Чтобы наслаждаться вседозволенностью? Заставлять подданных исполнять ваши прихоти и капризы? Принуждать к мерзостям? Погрязнуть в роскоши? Преступать законы морали и нравственности?

– Подождите, вы меня в чем-то конкретном обвиняете? – попыталась я угомонить увлекшегося обличениями Примаса. Он меня, что, с сельской прихожанкой спутал, у которой из грехов – болтливость и зависть? У меня и грехи помасштабнее должны быть! Больше возможностей – больше грехов! По-моему, так! А в роскоши и сам Примас погрязнуть большой мастер, как я вижу, судя по облачению и украшениям.

– Вы желаете вновь развязять гражданскую войну и смуту, в столь оберегаемой вами Элизии? Драку за престол, в которой погибнут невинные люди? Но я – королева! Герцог Варрон управлять страной не способен, за ним никто не пойдет. За бастардом – тем более. Мой отец, король Дориан, признал меня наследницей короны, как прямого потомка. Других кандидатов для законной передачи власти нет.

– Есть, – мрачно ухмыльнулся Примас. – У вас ведь есть старшая сестра.

Что за глупости, какая сестра? Ах, да! Была вроде. Когда я тут появилась, мне что-то говорили. Я едва не хлопнула себя по лбу.

– Но она же в монастыре! – разве оттуда выходят? Удивительно!

– Она в монастыре, но не умерла. Ее кровь ничем не хуже вашей. И по праву первородства она имеет преимущестенное право на престол, – ехидно улыбнулся Примас. – Ее высочество не приняла еще полных обетов и может вернуться к миру, если того потребуют государственные интересы.

– А они требуют? – я подняла бровь. – Сестра ведь не коронована.

– После бракосочетания ее и мужа коронуют, – отмахнулся Примас.

– А родить она сможет? – грубовато, но интересно же! Сколько ей лет сейчас? – Считаете, граф делла Хара согласится на замену невесты?

– Ей всего двадцать девять, – удовлетворил моё любопытсво Примас. – Если вашему жениху нужен трон – он, без сомнений, согласится. Если же нет, у нас есть лэрд Деровер, он охотно станет женихом принцессы Лилиан, и уже дал предварительное согласие. Смены династии не произойдет, и родовые регалии примут новую королеву.

– А граф Штернблум тоже дал согласие? – мрачно спросила я. – Он не высказывал возражений против моего брака, наоборот, настаивал на его скорейшем заключении. Гости прибыли, столица украшена, все готово к свадьбе!

– Верно, и в случае ее отмены Элизия никогда этого не забудет, – Примас низко наклонился ко мне, блестя глазами. – А кто и с кем пойдет под венец, мы еще не обсудили.

– Что же вам нужно? – прямо спросила я, прокрутив в голове скандал, в эпицентре которого окажусь. Да от такого вовек не отмыться! Побег с Деровером из храма покажется милой детской шуткой на фоне такого скандала. Весь тщательно выстраиваемый не один год пиар пропадет.

Отец Люсиан нервно облизнул губы и хрустнул пальцами. Примас смерил его строгим взглядом. Их переглядывания прервал легкий стук двери.

– Простите за опоздание, Ваше величество! – граф и виконт Штернблумы поочередно подошли к милостиво протянутой ручке, поклонились сразу поскучневшим церковникам. – Полагаю, их святости прибыли на свадьбу?

– Не совсем, ваше сиятельство, – я тут же наябедничала на Примаса, изложив суть претензий представителей церкви к моей особе.

– Так-так, – граф потер подбородок. – Невесту менять не будем, – решительно сказал он. – Какими бы не были ее… ошибки и прегрешения, королева съездит в монастырь, побудет там несколько дней, помолится, думаю, будет достаточно для очищения ее совести. Это можно сделать и попозже, после свадьбы.

Примас с негодующим выражением было открыл рот, чтоб возразить, но граф продолжил:

– Его величество король Эрберт только что прибыл и тоже желает завидетельствовать свое почтение Ее величеству. И пока вы еще свободны, предложить вам другой брак, более почетный и достойный. Дату можно и не переносить, король согласен жениться через два дня.

– Благодарю, но брак, в результате которого моя страна станет колонией Шардана, я одобрить не могу, – процедила я.

– Королевский брак не может заключаться с собственным подданным, это дает преимущества одной семье против всех прочих! – влез отец Люсиан.

– Какие преимущества, род делла Хара в опале, их имуществом управляет коронный управляющий, если вы забыли, – возразила я.

– Соглашайтесь, – мрачно сказал Жером, до сих пор не произнесший ни одного слова. – Кстати, корабль с супругами деи Брассель затонул у берега Тица.

– Что? Затонул? Совсем? – ахнула я. – А люди… погибли?

– Да, – с философским спокойствием сказал Жером. Так бы и убила его!

– Причем тут какой-то корабль? – возмутился Примас. – Мы обсуждаем важнейшие вопросы для страны, у которой нет наследника престола!

– Да, скорее всего, уже нет, – граф впился в мое лицо глазами, а я только могла беспомощно открывать и закрывать рот, как выловленная рыба. – Но он существовал, и его везли именно на этом корабле.

У Примаса глаза полезли на лоб, а Жером гадко ухмыльнулся.

– Ее величеству дурно! – воскликнул отец Люсиан, вскакивая.

Если я сейчас же не возьму себя в руки, эти шакалы разорвут меня.

– Простите, корсет затянут слишком сильно, – я выпрямилась. – Продолжим чуть позднее.

У меня даже хватило сил, чтоб добраться до своих покоев, где я упала в кресло. Меня трясло, перед глазами плясаи черные мушки, а звуки доносились, как свкозь вату. Одна из фрейлин подала мне стакан воды.

– Примас вас расстроил? – вежливо спросила другая, обмахивая меня веером.

– Он отказывается скреплять союз, – выдавила я.

Фрейлины заохали, запричитали, заметались по комнате, как стайка перепуганных разноцветных птиц. От их мельтешения у меня поплыли цветные пятна перед глазами, я откинулась головой на спинку кресла, пережидая назойливый звон в ушах.

Город Тиц, возле которого располагалось поместье барона деи Брассель, стоял в месте слияния трех рек, Эрикса, Салоты и Аноры, течение которых было весьма бурным и своенравным. Узкое каменное дно и стремительное течение порождали обширные водовороты, где часто гибли суда. Предусмотрительный бургомистр, зная о такой особенности коварной реки, всегда держал дозорного на специальной вышке, и на берегу с десяток лодок, оснащенных сетями с поплавками. В случае сигнала лодки выходили на воду, перекрывая русло сетями и вылавливая тонущее имущество. Если хозяев не находилось, все добро считалось законной добычей города. Тонули сразу только люди и тяжелые, окованные железом сундуки, каждый капитан знал об этом, и грузы по Эриксу и Аноре предпочитали провозить в бочках или плетеных коробах, обшитых промасленной тканью. Пеший путь занимал неделю, а река доносила грузы за сутки, и риск был вполне оправдан.

Все это мне почтительно доложила новый секретарь, которую я немедленно вызвала, как только немного пришла в себя. Между прочим, взяла девушку на это место, что тоже вызвало бездну слухов.

– А люди? – резко спросила я, отставляя чашку с успокоительным настоем.

– Жертвы бывают, но благодаря сетям с поплавками, весьма редко, – уклончиво ответила секретарь. – Не умеющие плавать могут зацепиться и дождаться помощи.

– Списки погибших немедленно ко мне в кабинет, как только будут изестны имена.

Не хочу, не хочу я жить в этом неправильном фэнтези! Хочу в нормальное фэнтези, с милашками-эльфами, властными драконами, дерзкими оборотнями, хочу, чтоб все было красиво и приятно для меня! Что эти попаданки вечно жалуются, сюда бы их. А то мучаются, бедные, между несколькими героями и страдают оттого, что все их страстно хотят. И тут хорошо и весело все начиналось: поклоны и реверансы, отбор женихов. Когда это все в страшную сказочку превратилось?

Секретарь с поклоном удалилась, а я стала усиленно размышлять. В тот день из дворца уехали пять семей, увозящих новых воспитанников. За день до этого – еще три. Благотворительный комитет работал весьма эффективно. Почему Штернблум прицепился к деи Брасселям? Там было еще несколько мальчиков подходящего возраста. А на своем хуторе Грудисы еще три месяца назад соорудили могилку на маленьком семейном кладбище. Дети часто умирают. Таскали ребенка невесть где, простудили, вот и помер, бедняжка. Отпет и похоронен. Сельчане посочувствовали да разошлись. Ведьму изгнали из деревни.

Нет, я все предусмотрела, никаким образом Марка найти не могли! Жером видел мальчика лишь один раз, в темноте кареты, и опознать его не сможет. Кораблекрушение у Тица было случайным, а граф просто решил проверить мою реакцию, ведь он отлично знал исход моей беременности. Считал, что знает. Я замела все следы. Переживать за погибших – вполне естественно, ничего особенного я им не продемонстрировала, обычная нервная реакция чувствительной особы на неприятную новость. Да еще и туго затянутый корсет. На него вообще все, что угодно можно списать, от обморока до преждевременных родов.