Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

– Васенька, друг ты наш, ещё как понятно – рассыпалась радостными колокольчиками Гришина. – Вот только никак в голову не возьму, зачем вам-то нужен этот Охрипенко?

– А зачем тебе понимать? Когда выборы на носу, у моего начальства свои резоны. Скажем, захотелось явить электорату, что есть ещё в Зауралье защитники справедливости…

Не чуя подвоха, Триш готовился к трудовому отдыху. Пока он счастливо носился по инстанциям, оформляя выездные документы, его подчинённые не сидели сложа руки. Гришина утрясала с Лизеттой выделение площадей под серию платных публикаций и собирала по городу подноготные секреты. Друзь писала в следствие вороха запросов и протестов, засылала в разные концы помощников для уточнения своих предположений. А Лебедева, не поднимая головы, сидела над заявленным материалом. С разных концов плелась сеть, которой предстояло выудить из темницы Григория Охрипенко.

Лариса в который раз перелистывала папку, полученную от адвокатессы. Начать действительно правильнее всего с тех обстоятельств, которые и без подсказки юристов могут прийти на ум любому жителю города.

Чтобы соблюсти непредвзятость, а не выглядеть проплаченными защитниками арестованного заместителя, начнём со Златковского. Зададимся вопросами. Как и для чего этот большой начальник оказался у реки? Почему не сработала охрана? И если оба бравых телохранителя смирно хоронились в кустиках, бросив без присмотра и хозяина, и его машину, то почему они, не узревшие даже тени стрелка, вдруг так подробно описали его наружность?

Ну а потом уж про показания Крота. Что это за мифический вояж к казахстанской границе, совершённый обозначенным им заказчиком преступления? Вероника разузнала, что водители Григория Николаевича в апреле находились при нём что называется денно-ношно, но возили его только по городу, да на несколько часов доставляли домой кое-как отдохнуть. Соответствующие отметки в документах заводского гаража имеются. Большинство жителей коттеджного посёлка видели его натруженную служебную машину. Но чтобы Охрипенко выезжал из своих владений на личном «бумере», никто не припоминал, хотя его автомобиль знали многие. И под силу ли валящемуся от усталости немолодому человеку за несколько ночных часов прогарцевать по кривым колеям туда-сюда, чтобы потом в начале восьмого утра свеженьким отправляться на производство?

Не забыть сказать о настроениях в холдинге. В тамошнем коллективе никто ни минуты не сомневается, что Охрипенко к убийству шефа причастен быть не может. На этот счёт даже направили в прокуратуру отношение со многими подписями. В нём трудовой народ заверил, что заместитель, как и покойный Герман Иванович, был и остаётся ярым патриотом завода и человеком честным, хотя, как любой бизнесмен, сильно кручёным.

Для короткого ехидного материала фактуры более чем достаточно.

Дальше шла разработка подробного плана публикации. Отчего-то многие уверены, что журналисты пишут свои статьи экспромтом, на едином дыхании. Возможно, кто-то так и поступает, держа в уме все цифры и даты, имена-фамилии, названия объектов и тому подобное. Лебедева ещё на первых шагах в профессии подходила к работе прагматично. Первым делом она выписывала в столбик все собранные данные, потом вычёркивала маловажные, сомнительные и труднодоказуемые. Оставшиеся распределяла в хронологической или логической последовательности. Затем составляла сам план. Укладывала в письменную программу отобранную фактуру. Примерно так, как учили писать сочинения в школе. Только в её плане ещё помечалось, каким документом или высказыванием подкрепляется каждый пункт. Это позволяло не повторяться и не громоздить сведения кучей. Не забывала она и наставление Сокольского относительно привычки иметь главные козыри прозапас. Поэтому обязательно оставляла в блокноте пару-тройку убойных фактов – на случай, если, например, впоследствии придётся отстаивать свою правоту в тех или иных инстанциях. Уж больно заразительной стала нынче мода на разборки с прессой.

Если залениться и плана не составить, то, увлекшись текстом, легко выпустить из виду важные моменты и детали. А так – пожалуйста, поминалка под рукой. В нужное время подскажет, как в горячечном сумбуре летящих вскачь мыслей не сбиться с главного посыла. Творческое вдохновение – штука неуправляемая, может завести в дебри, не имеющие отношения к основной цели изложения. А сухой планчик, он как уздечка, – крепко держит строй повествования и обязательно приводит куда следует.

На этот раз, кроме скелета текущей публикации, Лариса набросала ещё и схему остальных статей, интересных «Пластику». Не беда, что количество их пока неизвестно. Главное – разнести во времени основные темы, связанные с этим убийством, протянуть от выпуска к выпуску логическую нить начатой непростой работы.

В это время позвонила Вероника с неожиданным вопросом: известно ли вездесущей газетчице, на автомобиле какой марки передвигается тот самый серый кардинал – Алик, кажется? – о котором та упоминала. Вдруг именно его транспортное средство примелькалось в Овсеевке?

Лариса, в глаза не видавшая и тени Алика, не то что его автомобиля, помочь адвокатессе не могла. Хотя…

– Кажется, я знаю, у кого спросить… – она уже набирала номер Александра Павловича.

– Лорик, дорогая, лучше бы ты вообще не вспоминала этого имени, – занудил, как водится, мил-друг после изъявления радости от звонка. – И не вздумай вставлять его в свою писанину. Опаснее этого трудно что-то придумать!

– Скажи на милость! Какой такой кошмар может угрожать мне, если вдруг – не от тебя, ни-ни! – я узнаю марку его машины?

Депов высказал ещё пару страшных предостережений, пока, наконец, не открыл Ларисе сию тайну. Теперь жителям богом забытой деревни можно показывать изображение двух легковушек.

Если, конечно, наведывался к Кроту сам главный решала Зауралья, а не его присные. Впрочем, вариант с вовлечением в организацию преступления посторонних людей маловероятен. Депов – Лариса в этом не сомневалась – точно знал, кто давал убийственное поручение Валерию Кротову. Но расспрашивать об этом, тем более по телефону, она не решилась. Всё равно ведь не скажет.

Глава 35

С началом рабочего дня рекламный отдел превращается в гудящий улей. Оседлав все имеющиеся средства связи, сотрудницы принимаются за нелёгкое дело реализации газетных площадей.

…– Алло, это фирма «Зелёные берега»? Мы хотели бы сделать вам очень интересное предложение…

…– Здравствуйте, Анжелочка! Скидочку? Процентиков на пять, пожалуй, можем подвинуться…

…– Что вы, Олег Олегович, какой же это фиолетовый? У вас, наверное, слабое освещение, поэтому заяц таким и кажется. А у нас на свету всё сине-голубое, как вы и просили…

…– Даша, когда перешлёте модуль? А то нам сегодня нужно заверстать его на полосу…

Рекламная богиня тут же с народом; из открытой двери цветочного закутка она зорко следит за процессом:

– Леночка, предлагайся понастойчивее. А так ничего не продашь!

– Твоему клиенту, Валерия, не жалко и пятнадцать процентов скинуть, лишь бы не соскочил. Чего жмёшься?

Параллельно начальница и сама ведёт переговоры:

– Фёдор, голубчик, где же обещанное перечисление? Что? Бартером? Да у нас же не строительная база, как мы станем этот пиломатериал продавать?..

– Добрый день, уважаемая Рита Станиславовна! Вашу просьбу я помню. Обязательно упомянем «Снабсбыт» в следующей подборке. Но и вы не забудьте – даром это вам не пройдёт…

И только на рабочем месте Ларисы никакой суматохи. Вчера вышла её «Кому и почему…?», и сейчас она внимательно разглядывает полосу с заметкой. Пожалуй, правильно они сделали, приписав в конце «продолжение следует». Служба доставки говорит, что и этот-то номер расхватали, как горячие пирожки. А уж следующий и вовсе с утра будут караулить, можно увеличивать тираж.

В это время в дверь просовывается идеально прибранная голова секретарши Ниночки:

– Лебедева, хватит мечтать! Тебя сам Виталий Семёнович разыскивает! Мухой лети в приёмную, соединю.

Ларисино благостное настроение как грязной тряпкой смывает. Она вздыхает и плетётся на третий этаж, прихватив диктофон. Предварительно заглядывает к Ольге Ивановне:

– У вас случайно лишней подушки не завалялось – к заднице привязать? Иду получать пинки. Витас желает побеседовать…

Общение с Куриловым меньше всего напоминало беседу. Из трубки без предисловий понеслись отборные ругательства, слышать подобное в свой адрес Лебедевой ещё не приходилось. Куда делась выдержка, подобающая его сану! Главный по СМИ больше не помышлял о церемониях. Отвечать на этакие фиоритуры нормальным слогом было невозможно. Да ответа и не требовалось. Чтобы донести начальственную волю, вполне хватало – соответственно тогдашним правилам руководства – как можно грубее построить подчинённого. Ярость зажгла чёрным янтарём глаза Ларисы, но она сдержалась и в перепалку не вступила. Вместо этого обнажила своё, журналистское, оружие: отставила трубку подальше от уха, чтобы хоть немного притушить децибелы дурного этого ора, и незаметно для копошащейся в бумагах Ниночки подключила к аппарату своего верного «шпиона». Потом эту диктофонную запись не вырубить даже начальственным топором.

Смысл выволочки был известен: как смела какая-то наглая козявка игнорировать распоряжение сверху (Курилов так и выразился: распоряжение!), и до суда высунуться с темой Златковского-Охрипенко?! Виталий Семёнович верещал, что дура Лебедева не представляет, в какие колёса суёт палки. Что вздумала она путаться под ногами самого высокого городского начальства. Что мэр, не говоря уже о прокуроре Зауралья, со дня на день ждут, когда можно будет начать процесс над организаторами убийства директора «Пластика», все материалы, считай, готовы, а тут какая-то писулька вдруг будоражит общественность сомнениями и предположениями! Хуже того – прямо наводит тень на репутацию высшего эшелона.

– Ты что, Лебедева, твою мать, самая умная? Не боишься против ветра ссать? – капали на плёнку писклявые звуки. – Так я обещаю познакомить тебя с этим ветром поближе. Не угомонишься – узнаешь, какова изнанка у тех, кто держит жизнь под уздцы. Мигом стопчут тебя, и не поморщатся. Достукаешься, так и вместе с семейством. Плевать, что ты – наше лучшее газетное перо! И не таких контрапупили. Не зли больших дяденек, а то как бы не пришлось грызть сухари на нарах. Дай Бог, чтобы не на одних с Охрипенко!

Линия дала отбой, Лариса поспешно выдернула проводки и спрятала диктофон в карман.

– Обтекаешь? – только и спросила Ольга Ивановна, взглянув на перевёрнутый вид подчинённой. Старая аппаратчица хорошо знала, чем пахнут наезды сверху.

Курилов отоспался и на Лизетте с Сеней. Кузовкин учтиво, но холодно поинтересовался у приглашённой для консультации Гришиной, возможно ли отказаться от работы на «Пластик»? Или, по крайней мере, не так явно касаться темы посадки Охрипенко? Получив отрицательный ответ, новый зам загрустил, почесал плешку на затылке, и сказал удручённо:

– Тогда придётся править…

– Это вряд ли, заказчик у нас больно щепетильный. Лебедева ведёт согласования с тамошним адвокатом.

Семён Маркович поник головой и вздохнул в стол:

– Тогда придётся покупать ведёрко для пиздюлей…

Видимо, он не раз бывал в Ларисином положении.

Вешкина встала было в позу: больше никаких порицаемых начальством публикаций! Девочка она, что ли, – получать нагоняи от всяких писунов из мэрии! Но услышав, какие деньги платятся за эту работу, и как заинтересованы в жареных статейках учредители их собственного издания, тоже тихо заткнулась и пошла восвояси – наверное, готовить те же вёдра, что и Кузовкин. Лизетта прожила бурную жизнь…

День был испорчен, и для подъема настроения Лариса напросилась в гости к Сокольскому. Они не виделись больше месяца, поговорить было о чём.

Не успел поздоровевший Андрей распахнуть навстречу подруге свои широченные объятия, как Лариса расплакалась прямо у него на плече.

– Неужто опять Курилов обидел? – пошутил он, вытирая её смуглые щёки своим необъятным платком, не подозревая, что попал в самую болевую точку. Хлюпая и повторяя «Ну почему опять мне такое?» она рассказала о недавнем звонке Витаса.

– Да… Видать, крепко ты сыпанула соли им на хвост, если даже Курилов забыл про всякий политес. А он – хорёк осторожный. Коли себя не помня вопит, значит, его сначала в полный рост поимело собственный шеф. Так с чего у вас сыр-бор разгорелся?

Пока Романыч заваривал неизменный чай с коньячком, Лариса подробно посвятила его в неоконченную эпопею с «Пластиком». Сокольский выслушал хмуро, потом опрокинул, не разбавляя, увесистую рюмку «пятизвёздночного»:

– Попали вы с этим заказом, так попали. Это надо же – напороться на войну аж с самыми верхами! И не соскочишь, пока не иссякнет повод для публикаций. Самое паршивое, что плетью обуха не перешибёшь, а ты у нас нынче та самая плеть и есть. Да, Лора, получается у тебя замешивать скандалы!

Чай, больше похожий на чифирь, поспел. Сокольский втиснул Ларису в обшарпанное гостевое креслице, немного пометался по своему микроскопическому кабинетику, потом пристроился на подоконнике с дымящейся кружкой в руках:

– Не хотел раньше времени говорить, да теперь скажу… Помнишь, я просил скопировать запись твоего предыдущего разговора с Витасом? (Ты, кстати, перекинь мне и нынешний образчик вашего делового общения!). Так вот, я послал кассетку в Москву, в правление Российского Союза – как иллюстрацию к докладу про обстановочку, что создали для нашего брата журналиста местные чиновники. Написал, конечно же, и про Лёню, попросил какого-нибудь прикрытия хотя бы для тебя – ведь дело идёт к тому, что съедят они настырную дурёху.

Андрей в своей манере неторопливо и шумно прихлебнул из кружки. Ну что он тянет кота за хвост, этот Сокольский! Лариса напряглась закрученной струной и, забыв о чае, всем корпусом подалась навстречу новостям.

– Союз, конечно, не прокуратура и не кадровое агентство, но кое-что и он может – продолжал мытарить Романыч. – Вскоре по факсу мне пришёл ответ за важными подписями, что Союз ищет, куда бы тебя от наших шакалов спрятать. Было обещано со дня на день прислать свои варианты. Как тебе перспективка?

Лариса сидела, не отвечая, по щекам её опять струились слёзы. Такой друг, как Андрей, один стоит сотни прочих!

***

Вероника смачно пыхает вишнёвым дымком и мерно расхаживает по офису в бывшей гостинице. Так ей удобнее всесторонне препарировать измышления следствия. Адвокатесса, что с неё взять! Привыкла всегда чувствовать себя в образе…

Перед знакомством с Дмитрием Кирьяновым Друзь побывала у баллистиков. Эксперты установили любопытные вещи. Убойно стреляли совсем не из расхристанного карабина, гильзы от которого были найдены на месте преступления, и совсем не с того бережка, где полоскался Златковский и егозил Кротов. Выстрелы были сделаны из винтовки с оптикой прямо с воды – скорее всего, из какой-нибудь лодки. На чистом течении, в черте города уже освобождённом от льдов, болталось немало рыбацких судёнышек. Киллер и сработал под любителя ловли весенней рыбки, жадно глотающей с поверхности реки кислород.

Оказалось также, что это любопытное заключение давно валяется в баллистической лаборатории, никем не востребованное. По старой дружбе адвокатессе удалось заполучить копию документа.

– Уж если Диме-попугаю даже баллистика не нужна, то разыскивать какую-то лодку он и вовсе не станет. Гильзы утонули, винтовочку давно затащило течением в омут или под какую-нибудь дальнюю корягу… Ни тебе главных улик, ни истинного орудия преступления. Вот уж точно: концы в воду! А на голой баллистике далеко не уедешь. И он, шельмец, это знает.

– Коли припрёт, то быстренько будет измыслен какой-нибудь другой документик, где всё сойдется – и гильзы с оружием, и траектории пуль, – удручённо констатирует Друзь, сердито попыхивая негритоской. Но тут же решительно подхватывается:

– Но мы с тобой всё равно обязаны состряпать из этой экспертизы преогромное лыко в их строку, да, Лора?

Лариса предпочитает смолчать в ожидании, покуда Друзь вытряхнет из своих закромов все погремушки. Та не заставляет себя ждать:

– А почему не спрашиваешь, что там в Овсеевке?

– Спрашиваю: в Овсеевке что-нибудь выездили? – в голосе Ларисы отчего-то звучит надежда. Сочувствует она этому незнакомому ей Охрипенко, что ли? Журналистскую этику нарушаете, мадам! Где ваша отстранённость и неподкупность? Где принцип холодного объективного зеркала?

–Там та же история: и да, и нет. Городской навороченной машины или машин никто из местных не видел. Хотя, как ты умно заметила, всё могло происходить ночью, а ночью деревенская публика устало или мертвецки пьяно спит. Правда, на почте припомнили, что в апреле был им звонок из города. Какая-то девчонка (неужто и до семьи Крота добрались?!) слёзно причитала, чтобы пригласили дяденьку городского постояльца. За ним сбегали, и он поговорил по телефону, минуты три. Не похоже, что с ребёнком. Просто молчал и испуганно слушал. Под конец гаркнул: «Так точно!», и бегом кинулся к себе. А минут через пятнадцать уехал.

Как божилась квартирная хозяйка, вернулся «дяденька постоялец» недели через две, тихий и в матину пьяный. Ну а вскоре и опера пожаловали – вязать сердешного. Приехали не абы куда, а конкретно в Овсеевку – точно знали, где зверь залёг.

Посланные в деревеньку Вероникины помощники попытались отыскать хоть какие-нибудь следы, говорящие о присутствии чужеродных внедорожников. Но ничего не обнаружили – кроме отпечатков шин милицейского «газика» да бездонной тракторной колеи по просёлкам, набухшим весенней влагой. Не было там никакого Охрипенко. Как и Алика, или кого-то из его свиты.

Острый ум адвокатессы зацепился и за другой важный с точки зрения защиты вопрос, который следствие не спешило прояснить. К примеру, в деле отсутствовал даже самый приблизительный милицейский документ, фиксирующий многодневное отсутствие Кротова в городе. Получалось, что хотя на время доследования по делу о бочках он и находился у ментов под колпаком, никто эту священную для города корову особо не пас. Забывчивые милиционеры с умиляющей беспечностью выпустили из виду гражданина, проходящего обвиняемым по самому страшному криминальному случаю в истории Зауралья. За что, между прочим, не понесли даже мало-мальского наказания.

– Как думаешь, Лора, хватит наших последних наработок для следующего выпада против обвинения?

Лора не сомневается, что из такой фактуры выйдет очень даже занятное чтиво. Вдруг неожиданной колючкой её царапает образ пришибленной Елены Николаевны и заносчивых маленьких глупышек.

– А с дочками Валерия никто не говорил? Или с супругой?

Хотя тут и спрашивать нечего. И так понятно, что Вероника, как и следствие, вряд ли станет заниматься семьей этого отвратительного фигуранта. Он уже сыграл свою роль в судьбе Григория Николаевича, стоит ли опрокидывать на головы несчастной родни очередной ушат позора …

Лариса уже стоит на пороге адвокатского офиса, когда вспоминает: Вероника собиралась поискать на «Пластике» недавние контакты с иностранцами. Ольга Ивановна всё уши прожужжала, доказывая, что за убийством Златковского стоит экономика. Если так, то должно существовать тому подтверждение. Однако Друзь обсуждает эту тему без энтузиазма:

– Да помню я! Но откровенных рейдерских поползновений в документах холдинга моими ребятами не замечено. Может, и просмотрели. Зарубежных контактов там много, но все они касаются разных поставок, платежей, уведомлений и прочей коммерческой лабуды. У «Пластика» ведь широченное поле связей с иностранцами, на нём и чёрт ногу сломит. Без Охрипенко мы ничего здесь не выудим. Впрочем… Нашли одно недавнее письмо в адрес некой фирмы. Названьице у этой фирмы – втроём не учитаешь. В числе покупателей-потребителей продукции она не значится. И речь в этом письме идёт совсем не о химтоварах. Златковский коротко и вежливо уведомляет, что холдинг находится в стадии большой реорганизации. А посему в настоящее время предложение о сотрудничестве нецелесообразно. А вот самого этого предложения парни не нашли. Давай подождем моего завтрашнего свидания с Охрипенко, пусть он сам разгоняет эту муть. Или, дорогуша, без странных немцев у тебя не вытанцовывается светлый образ заказчика?

Лариса хмыкает и вместо ответа машет рукой: что-то в духе «Размышлений над заданным вопросом» уже закручивается в её голове.

***

– Вероника, у меня тут кое-какие непонятки…

– Что там ещё? Я тебе всё, вроде, вывернула!

– Это личное…

Обсуждать в офисе тревожную свою проблему она не решилась. Не иначе, как чтение детективов сказалось… Найдя через квартал от гостиницы облупленную синенькую будочку, Лариса набрала номер Друзь из телефона-автомата. Из-за этого звонка она противна себе: приходится обнажать перед посторонними свои слабости. Этого она очень любит. Но куда деваться-то?..

Выслушав стенания о Лебедевских бедах, Вероника ненадолго затихла. Потом решительным, даже яростным каким-то тоном, сказала:

– Вот что значить цеплять небожителей! Себе дороже выходит это говнецо ворошить. Но в нашем случае земля горит сверху. Если действительно очень страшно, ты всегда вольна отказаться. За «Пластик» не переживай, мы найдём кого-нибудь менее уязвимого. А если всё же думаешь продолжать… Давай фамилию-имя твоего чинуши!

Лариса обозначила Курилова.

– Лара, гром ещё не грянул! И неизвестно, грянет ли. Может, этот твой обидчик надувает щёки от себя лично. Ты нынешний материал пока не бросай, готовь статейку-то. Время есть. А мне тем временем, глядишь, и удастся порешать твой вопросик. Угрожают они, видите ли! Одинокую детную бабу на понт берут! Мы ещё будем посмотреть, кто кого напугает! Не ссы, девонька, прорвёмся!

– Вероника, а сама ты не боишься? – выскочило у Лебедевой.

– Ну, меня мэр с прокурором ещё не окучивали…

Колька своим тёплым упругим телом исправно мял её простыни, но Лариса чувствовала: они уже врозь. Секса в их отношениях поубавилось, зато, как у молодожёнов, больше стало нежных минут. Несмотря на затяжные холода, сирень в эту весну обещала затопить город белыми и лиловыми гроздьями. Они с Колькой частенько бродили по набиравшим цветение улочкам, воскрешая солнечные впечатления детства. А то заваливались в какую-нибудь чудом живую киношку и, как шальные подростки, до одури целовались на последнем ряду пыльного, гулко пустого зала. Или в четыре руки разучивали на кухне новый кулинарный рецепт.

В один из вечеров Лариса попросила Кольку спеть песню, которая так тронула её мартовской непогодью в театральном кабачке. Но тот, усадив свою Лоло на колено, покачал головой: нет, эту песню он петь не станет. В пору расставания она нестерпимо рвёт душу. Будто много-много лет назад, ещё в предвоенной безмятежности, Лолита Торрес, страдая своим низким грудным голосом, имела в виду их размыкающую руки пару…

Сашка по-прежнему их не тревожил: шли годовые контрольные, ему было не до посиделок с матерью, на глаза Ларисе он не показывался. До последнего срока оставалась ещё неделя, и она старалась сделать её для милого друга радостной и уютной, какие бы кошки ни скребли на душе.

Осыпая ненаглядную Лоло последними ласками, Колька уже всем существом витал в будущем. Поэтому просить у него совета относительно запугиваний Курилова она не стала. Стоят ли её бесконечные производственные ямы того, чтобы омрачать парню его прекрасное вчера?!

Держать тревогу в себе становилось мучительно. Лариса завела разговор с Нагорновым. Но тот, сидя за богатым Аллочкиным ужином, больше думал о качестве жаркого из индейки, чем о дамских страхах. Поэтому, не вдаваясь в долгую аналитику, посоветовал привычное: бросать к чёртовой матери эту никчёмную редакцию. На кой ляд цепляться за работу, не способную обеспечить человеку ни материального достатка, ни элементарной защиты?

– Вот возьмут в оборот вас с Сашкой – а ты допрыгаешься, что возьмут! – думаешь, на твоём рабочем месте памятник соорудят? Как бы не так! Через неделю найдут более покладистую замену, а через две – и вовсе забудут, что когда-то в «Обозе» мутила воду некая Лорка Лебедева с золотым пером в заднице! Или не так? – зло рубил правду-матку полуголодный профессор, вынужденный прервать трапезу из-за Ларисиных проблем.

Лариса понимала, что Стас и поддакивающая ему подруга кругом правы, но в силу природной ершистости всё же возражала:

– Но ведь если все заткнутся и станут жить под диктовку, кто поставит на место всяких Витасов, кто будет возражать им? И как, наконец, быть с правами свободной прессы?

– О Господи! – воздевала очи к небу Аллочка, пока её бойфренд дожёвывал ароматное мясо. – Да что ж ты в голову не возьмёшь: сейчас надо думать не о мировой революции, а о собственной шкурке! Не кому-нибудь, а тебе лично брошена чёрная метка! Вы гляньте на эту чумовую! Дамочка не только себя, но и семью спасать обязана, а она опять о принципах, да о какой-то эвфемерной чести мундира. Нет у тебя никакого мундира! Когда уж ты повзрослеешь, Лорик!