
Полная версия
Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти
Валера, хотя и пребывал до перепредъявления обвинения на подписке о невыезде, намыливался уйти в Казахстан, и выжидал в приграничной Овсеевке удобной оказии. Люди, что помогли так удачно свернуть дела судебные, пообещали перевести и через кордон, да всё что-то тянули. Но с появлением убойного заказа побег, ясное дело, временно отложился. Какой дурак станет манкировать такими деньгами, что кинули ему с барского плеча? При его-то, Корота, планиде одним жмуром меньше, одним больше – разницы уже никакой, а в заграничной жизни любая копейка лишней не будет. Сделает дело, а там уж навсегда адью осточертевшее Зауралье!
Кротова распирала гордость. Шутка ли – самые влиятельные люди Зауралья признали в нём крутого мэна! Получив столь необычный и чрезвычайно льстивший ему заказ, он быстренько смотался в город – подготовить транспорт и оружие в ожидании отмашки на операцию. Потом, как было договорено, в назначенный по телефону час под носом у охраны пальнул по Златковскому из окон своего загаженного ландкрузера. Мелькал и шумел на берегу так, будто нарочно старался, чтобы всё живое его заметило и хорошенько разглядело. Секьюрити и заметили, и разглядели, хотя из кустов не высовывались. И даже дали подробное описание личности, будто с портрета срисованное.
Вероника прицепилась к любопытной детали. Специалист в лице Кротова, которого якобы привлёк к решению своих проблем такой умнейший, осмотрительный и дальновидный человек, как Охрипенко, почему-то не сбросил оружие на месте преступления, как делают обычно профессиональные стрелки. Прежде, чем снова убыть в Овсеевку, он припёр стреляный карабин домой и поставил в тот самый передний угол, где хранил его всегда пред глазами дочерей. В ружье даже остались неиспользованные патроны – точь в точь такие же, гильзы от которых были найдены на берегу.
Факт присутствия орудия преступления нашёл тщательное отражение в протоколах. Но никто из экспертов пока официально не подтвердил, что именно из этого личного карабина в означенный час были произведены выстрелы, прервавшие жизнь Германа Ивановича. Впрочем, следователь Дима и без экспертиз стоял на том, что уж если киллер сам во всём признался, остальные детали не очень и существенны.
Такими подробностями разжилась адвокатесса, приглашая на встречу Лебедеву.
***– На своём веку мне пришлось повидать много разной следственной несусветицы. Но от этакой откровенной лажи даже у меня едва челюсть не выпала! – возмущённо жестикулировала эмоциональная Вероника, пока Лариса пыталась сообразить, зачем той срочно понадобилось присутствие журналиста: по городу ещё широкими кругами расходились отголоски позавчерашнего обозовского интервью.
Видя вопрос в Ларисиных глазах, Друзь, наконец, объяснилась:
– Нам с тобой, Лариса Петровна, предстоит большая работа. Придётся изрядно попотеть, но мы должны публично доказать невиновность Охрипенко! Да-да! Засадили человека в СИЗО – не значит, что уже и обвинили. С начальством холдинга вопрос публикаций решён, тут мне дан полный карт-бланш. Не боись, ваши сегодня получат письмо о подготовке следующих статей. Так что засучиваем рукава. Садись поудобнее, слушай, пиши – Чапай говорить будет!
Лариса очистила уголок заваленного бумагами стола, нацелила диктофон и раскрыла блокнот.
– Начнем мы с вопроса «Когда?» Ты, Лора, можешь объяснить, когда это успел Григорий Николаевич незаметно от всех отмахать туда-обратно почти полтыщи вёрст? Лично я – нет, – вдруг закипятилась Вероника. – В выходные? Так он – свидетелями весь завод – и по субботам с воскресеньями торчал на производстве. К Дню Победы на присоединённых площадях гнали запуск новых линий. Без Охрипенко там обойтись не могли и минуты.
Лариса подумала, что на импортных быстроходных кроссоверах пятьсот вёрст никакой бешеной собаке не крюк, за вечер можно обернуться. Если, конечно, дороги под стать технике. Но всему Зауралью известно, что за приграничным райцентром добрая колея заканчивается, дальше в разные стороны разбегаются одни тонущие в глине грунтовки, больше похожие на овечьи тропы. Пилить по ним ни дня, ни ночи не хватит… Ночи?..
– Допустим, что отлучка была. Тогда чем занимался отставленный на это время его личный водитель? Или водители. Нужно поинтересоваться у шофёров, а заодно и у начальника гаража, графиками работы в апреле – продолжала размышлять адвокатесса.
– А если не было? Если Григорий ехал в ночь?
Друзь удивленно вскинулась: а соображает девка!
– Тогда придётся нам прокатиться до Овсеевки¸ попытать местных старух, не будил ли их сон один заметный чёрный БМВ. В этой деревеньке, чую, можно выведать кое-что интересное… Нужна только фотка машины.
Поглощённая своими рассуждениями Вероника машинально вытянула из лежавшей на столе пачки тоненькую тёмно-коричневую сигаретку – новость для их захолустья. Такое дамское баловство привозили пока только из столиц. Прикурила, пустив дым почти в лицо гостье. Увидев отчаянную гримаску, собралась было затушить, но Лариса сделала знак продолжать: по кабинету плыл приятный древесный запах.
– Вишня… – уточнила Вероника, открыв форточку. – Идём дальше. Споткнулась я и на другом. Какими это судьбами обычно занятой по горло директор вдруг средь рабочего дня отправился прохладиться на столь далёком от его кабинета пляже? Чтобы выкурить Злата из его старообрядческих кресел, понадобилось бы приглашение весьма крутого свойства. Точно уж от лица, равного ему по статусу. Кто в нашем забытом богом углу имеет такой? Мэр или его первый заместитель.
– Или секретарь мэра…– вставила Лебедева.
– Едва ли приглашение на пляж поручают секретарям. Значит, был ещё кто-то, очень важный для убитого директора, о ком мы пока не знаем…
Память Ларисы услужливо подсунула недавний разговор с Деповым:
– Почти все нынешние мэры завели себе вне штата всесильных расторопных помощников. Так называемых серых кардиналов – на манер президентского Бориса Абрамовича. У нашего тоже есть, некий Алик, кажется. От такого даже Златковский не отмахнулся бы. Может, он?
– Алик, говоришь? Может, может… Да только его звонок нам определить сложно. Этот Алик, скорее всего, звякает только из машины по радиотелефону. Хотя я по своим каналам поспрошаю… Интересно, какого рожна надо было этому серому от завтрашнего депутата Госдумы?
– Поговаривают, что здесь совсем не политика. Иначе зачем убирать со сцены ещё и Охрипенко? – неуверенно протранслировала Лебедева недавние слова Ольги Ивановны.
– Рейдеры?
– Это что за звери?
– Ну, те, кто отбирает у владельцев богатое имущество.
– А… Вот-вот! Разве Охрипенко не рассказывал тебе о настырной немецкой фирме, домогающейся акций «Пластика»? Григорий Николаевич в курсе этих происков.
– А ты, я вижу, много успела нарыть! – Вероника одобрительно и вместе с тем озадаченно покрутила своей пышной, как она сама, причёской. Свидание с Гришей было таким коротким, что он едва успел пересказать ей суть признаний Крота. Ни о каких немцах речи не шло. Ну да ничего, «Пластик» наверняка хранит у себя отражение важных встреч, особенно с иностранцами.
– Ещё одна работёнка для нас – раскопать на холдинге всё по этой фирме. Что-то до сих пор на её счёт там было тихо.
Выкурив очередную душистую сигаретку, адвокатесса, наконец, подступилась к тому, зачем звала Лебедеву:
– Так когда теперь планируем выйти? На поездку в деревню и на другие розыски нам, думаю, хватит дней пять. Следом свидание с Охрипенко – и можно выступать со статейкой.
– А нам твоя Овсеевка не нужна. Пока. Чтобы выйти в следующем номере, фактуры и так достаточно. Например, делаем заметку-размышление типа «Кому и почему не видно очевидное?» А в следующий раз и до твоих приграничных розысков дело дойдёт. С точки зрения маркетинга это будет самый правильный ход.
– Что ты сочиняешь? – возмутилась Вероника. – Нам-то зачем маркетинг?
– Сегодня без маркетинга никому и никуда. Теория гласит, что потребитель продвигаемого продукта – в нашем случае информации о невиновности гражданина Охрипенко – усваивает посыл, если его повторить не менее трёх раз подряд. Один раз мы уже это сделали – в интервью. Мне кажется, результативно. Теперь готовим «Кому и почему». А следующий вброс уже можно писать по твоим грядущим данным. Давай не будем гнать лошадей, копай тщательно, а я тем временем подготовлю публикацию. Идёт?
Вероника кивнула.
– Тогда делай мне ксерокопии всех твоих секретов.
Глава 34
Заварка… пряники… сало… рыба… Немножко конфет с печеньем… Кубики бульонные не забыть бы… Пирог получился пышный, да что толку, всё равно покромсают на куски. Как и хлеб с колбасой. Яйца… Интересно, почему они яйца не раздербанивают?.. Летом легче, картошка с огурцами-помидорами свои. А сейчас, по весне, овощей не накупишься. И молоко нельзя. Жалко. Пили бы молоко или кефир – меньше бы туберкулёза было. Со жратвой всё, осталось бельишко да мыло положить. И курево, это первым долгом.
Вот сумка и набралась. Всего ничего, а почти ползарплаты опять на неё ушло. Где её, эту половину-то, брать… Но теперь всё же полегче. А то ведь надо было самой и матрацем обеспечить, и постелью, и кружкой с ложкой. А старое не принимали, только ненадёванное. И матрац новый или со справкой из дезостанции. За этими справками бегать – опять с работы отпрашиваться. Тут бы на передачи да со свидания время выкроить…
Всё. Ушла передачка. Можно идти с Богом к пустому холодильнику. Одно хорошо: до следующей недели детям не придётся облизываться на эти припасы. Старший, тот хоть что-то понимает, а до младшего ещё не доходит, почему нужно есть пустую вермишель, а лежащие на полке вкусные вещи трогать нельзя. Нам самим покамест не до таких деликатесов. Всё туда, всё ему снаряжаем…
Смешно сказать, но того, что теперь носим в СИЗО, он дома-то давненько не едал. Считай, с советских времён. Иногда хочется плюнуть на всё и хоть разок не идти, детей из пакетов этих досыта накормить. Да как не пойдёшь, как не понесёшь… Всем принесут, а мой останется на одном тамошнем довольствии? Ему и без того тошно, в камере в три смены спят, народу обретается чуть ли не в три раза больше, чем положено по их санитарным нормам.
Но с передачами всё равно проще. А вот свидания… Пока за следователем бегаешь, да ждёшь – даст? не даст? – до последней жилки издёргаешься. А как свидание разрешат, становится совсем не до сна. Чтобы туда попасть, нужно приехать ещё накануне после обеда, когда у них заканчивается предыдущий рабочий день. Тогда уже занимают места в общей очереди. В том же предбаннике, где принимают передачи, родственники сами наблюдают её порядок. Это в колониях назначается чёткий день и час, а в СИЗО, как, бывало, в гастрономе за водкой, идут по живому друг за другом. В день пропускают человек 60, и никогда не знаешь, пройдёшь ты, или нет. Чтобы дождаться отпущенного на разговор коротенького часа – через решётку по телефону, нужно с вечера садиться в том предбаннике и всю ночь караулить свой номер.
После того какой из меня работник? Того гляди с должности погонят…
Летом ещё ничего, тепло. А зимой намёрзнешься и простынешь. Особенно, если идёшь с детьми. Полегче только тем, кто на машинах, есть где погреться. А куда деваться, все так маются, все одним миром мазаны. Хотя есть и такие, кому труднее моего. Видела: приезжают сюда старички из деревни, которым, видно, совсем невмоготу. Что они своему везут – не знаю, и на какие деньги передачи собирают – ума не приложу. Похоже, совсем на последние. После того, как заплатят за свидание, денег остаётся только-только до автовокзала добраться.
Говорят, плату за свидания собирают, чтобы установить какую-то машинку, просматривающую передачи. Чтобы наши авоськи не перетряхивали, не резали жалкие куски. В общем, чтобы не шмонали. А по мне, так лучше бы поскорей ввели закон об укорочении сроков следствия. А то сидят люди в изоляторе годами, ожидая своего решения, и семьям их жизнь не в жизнь…
Ну да судьбу не выбирают. Сегодня в России от сумы, а теми более от тюрьмы никто не открещен. Вот она какая получилась тяжёлая, сума-то. Будто не десяток килограммов, а пара пудов. Что ж, поволочёмся с ней очередь занимать…
***– Ты, Сашок, чего такое говённое курево припёр? Сам балуйся этими цидульками! А мне чтоб сигары были. Настоящие, от Гоги из «Чинара». И прямо сегодня. Да ножнички-щипчики к ним не забудь, или какие там прилады к ним полагаются. Ничего, ещё раз сюда мотнёшься, дорога известная. Небось, можно и порадеть за те денежки, что тебе плачены? А?
Валерий Андреевич привычно глумился над заневоленным им адвокатом. С момента, когда Кротова водворили в СИЗО, Депову приходилось без конца, иногда не по разу в день, ездить сюда не столько по юридическим надобностям, сколько ради исполнения прихотей и капризов наглого доверителя. Таскал курево, а порой и травку, которую Валера начал пользовать в последнее время. Подавляя брезгливость, чуть ли не ежедневно менял этому природному неряхе пропахшие миазмами тюрьмы трусы-майки и постель, бегал по ресторанам, выискивая заказанные деликатесы. В тёмной вонючей одиночке Крот изображал из себя сибарита.
Чёртова работа! Закончит он, Александр Депов, это дело, успокоит, наконец, мерзкого упыря – и баста! Ларису в охапку, и ходу, ходу из Зауралья к привольной жизни столичного нотариуса. Уж потерпи, брат, несколько недель…
Блажил Валерий Андреевич неспроста. Не обладая глубоким умом, он всё же отличался изощрённой хитростью и животным чутьем момента – багажом, вынесенным из неприкаянного детства. Сейчас эти качества обострились как никогда. Тревога терзала его. Ни шёлковые простыни, ни костяной фарфор, ни копчёная оленина и тонкие соусы не глушили мысли: а суждено ли сбыться недавним посулам?
Тревога произрастала из одной малости. После того, как он исполнил приказание, реакции на содеянное не последовало. Правильно ли решил задачу? Остаётся ли в силе уговор? Но никто не звонил домой, ничего не передавал через двухвостку Депова сюда, в изолятор. Те, кто вчера выказывали к нему горячий интерес и рассыпались в железных заверениях, теперь будто сквозь землю провалились. Если не считать суетливого адвоката, он остался один на один с незнакомым остолопом следователем, который не сделал ни единого намёка на интересующие Крота обстоятельства.
Кинули?
Хренушки вам! Не так-то просто сделать из Валерика лоха! Если он поймёт – а Крот поймет, его не проведёшь! – что никто не собирается переправлять его с зоны за кордон, то на суде сделает большой пу-ук. Сюрприз то есть. И всю обедню им испортит. Возьмёт и расскажет, кто на самом деле подрядил его на Златковского.
Хотя, пожалуй, нет; потом в хате он света белого не взвидит.
Тогда наврёт, что ни с кем лично не базарил, а получил заказ письмом, распечатанным на компе. Там же было указание, как взять гонорар. А на Охрипенко напраслину возвёл, потому что на него давил следователь. Угрожал, щипал, и даже стучал по почкам. Понятно, что от тюрьмы ему и по прошлым грехам не отвертеться, так пускай хоть этот мужик с «Пластика» чистым уйдет. Сильно нужный, видать, мужик, если на него расставляют такие медвежьи капканы…
Дни шли, ничего не менялось, и Кротов уже составлял в уме гордый спич о том, как отказывается от своих прежних показаний. Когда его в очередной раз привели к следователю чего-то там уточнить, Валерий Андреевич неожиданно стал мяться. Дело, мол, было на ночь глядя, заказчик прятался в тени, и был ли это Охрипенко, или кто-то иной, он уже точно не скажет. Голос? Так с Григорием он не знаком, и как тот чирикает, не знает. Просто тогда, в Овсеевке, подумалось, что уж коли гость поминал дорогу наверх, то нужна она была заму Германову, кому же ещё? А теперь, когда прошло столько времени, он прямо уже и не знает, точно ли имел дело с человеком из холдинга. Почему засомневался? Тюрьма способствует развитию сомнений…
Как тут всполошился тупоголовый Кирьянов, хоть и старался виду не подать! Ни с того, ни с сего он стал поминать Кротовское семейство – мол, хорошо хотя бы о нём не забывать. Ведь в отсутствие главы с малютками всякое может случиться.
Валера взбеленился: этот попка – и стращать? И не от таких наш колобок без стаха уходил. Но вдруг со злорадством понял, что нашёл ту правильную кнопочку, на которую следует жать. Посадка Охрипенко – вот главный финт в затеянном хороводе! Он цинично отмахнулся от Димы: чёрт с ним, с семейством, всё равно все его бросили, так пусть пропадают теперь, как знают. В его положении непутёвые девки всё равно не помощники.
Дима отпустил его с Богом и пошёл, видать, думать, как освежить мозги подозреваемого.
Пару дней спустя и адвокат Сашка вдруг как бы между прочим вякнул непотребное. Мол, люди, что наняли одного килера, всегда могут найти и другого. Стоит ли с ними шутки шутить? Может, следует делать то, что те ждут от арестанта?
Лучше бы это не произносилось! Александр Павлович и предполагать не мог, что гнусная Кротовская натура с малых лет не переносила ни потыканий, ни тем более угроз. От них этот трусоватый подонок приходил в безудержную ярость, способную наделать много бед. Если бы мальчишки-предприниматели тогда, при разборках на стройке, не взялись пугать Валеру расправой, может, всё и закончилось бы совсем иначе. Но слово вылетело, и ярость заслонила весь мир, подтолкнула злобного беса нажать на курок пистолета.
Крот всем существом восстал против попытки достать его угрозами. Он бросился на адвоката с кулаками. Присмирел только, когда с виду хлипкий Саша железным хватом усмирил его дряблые руки:
– Спокойно, Андреич, нам с тобой делить нечего. Это лишь мои предположения. Но кто знает, не приходят ли те же мысли и в другие головы? Всегда нужно просчитывать, что может думать противник и даже приятель…
Притихший Кротов уже сожалел о минутной вспышке. В каталажке нервы стали совсем ни к чёрту, надо бы попросить привезти для успокоения каких-нибудь колёс. Отводя глаза, он заворчал:
– Какие ещё киллеры! Меня уберёте, кто ж вам покажет, что заказ был от этого мужика с «Пластика»? Ведь вам не я нужен, а тот Гришка долбаный? Если меня – того, то весь ваш карточный домик мигом развалился, опять ищи-свищи годных подозреваемых! Не настоящего же заказчика притягивать!
Арестант сел на кровать, сбросив на пол поднос с остатками привезённого накануне «цивильного» ужина. Жалобно звякнул расколотый бокал.
– Ты бы, адвокат, чем меня уму-разуму учить, лучше бы поспрошал ТОГО чела, сделает он после суда, что обещал, или как?
Заметив смущённый взгляд Депова, сбавил обороты:
– Что, тебе до его шестка не допрыгнуть … сверчок? Тогда хоть следаку намекни, что Крот желает ясности. А иначе будет играть в свою игру. Давай шагай, да привези к завтрему каких-нибудь лекарств для поправления нервов. Ну и жратвы из «Волны», само собой. Соляночки душа просит, и расстегайчиков со стерлядью…
***Ольга Ивановна была до крайности возбуждена. На столе у рекламной богини лежали сразу три бумаги: письмо из холдинга, официоз из прокуратуры и телефонограмма из мэрии. «Пластик» требовал неукоснительного исполнения графика публикаций. Ваня Горланов в своём косноязычным пресс-релизе сообщал крупицы обстоятельств дела Охрипенко и по обыкновению именем прокурора города призывал к аккуратности в его освещении. Курилов напоминал о социальном резонансе темы Златковского, требуя не возбуждать у населения излишней нервозности и до суда над убийцами не высказывать преждевременных суждений. Другими словами – молчать в тряпочку.
– Обложили!.. Ну да Ваню с Витасом мы как-нибудь объедем, не впервой. Работа у них такая – прессу шпынять. А дело нашего каравана – идти вперёд – невесело пошутила Лебедева.
– Если бы печаль была только в этих клоунах… Мне тут на ушко шепнули, что в Охрипенко вцепилось всё высшее зауральское начальство! В посадке Гриши усердствуют главные городские заправилы. Убийство Злата наделало столько шума, что слухи о нём дошли и до столицы, и там жалами заводили. Все хотят поживиться на этом горе. Наш прокурор с присными теперь спит и видит, как бы поскорее отрапортовать наверх об успехе дела. Его понуканиями со дня на день должно быть полностью раскрыто заказное преступление, да ещё и социально значимого лица. Первая в стране полная заказуха, когда изобличены и заказчик, и исполнитель, Так сказать, классическое убийство! Ты понимаешь, чем это нам светит?
После разговора с Вероникой Лариса ох как понимала. Опять надвигается небо с овчинку. Вот почему так цинично небрежен важняк Кирьянов! Зачем этому попугаю чёткие соответствия фактов, выверенные детали, зачем какие-то не укладывающиеся в требуемое русло экспертизы? Задача поставлена отправить Григория Николаевича на нары, и он эту задачу выполнит, даже если придётся поступиться профессионализмом и честностью. Будет долбать свою жертву, пока не прикончит. Клюв-то у попугаев такой, что легко справляется даже с крупной добычей. Может и по назойливым газетчикам пройтись…
– С прокурорскими понятно. А остальным какой в том интерес?
– Ты, Лебедева, опять дурочку включаешь, или меня испытываешь? – золочёные очёчки сверкнули злобно.
– Никого я не испытываю! У мэра и его свиты погон ведь нет? Они-то что поимеют с посадки Гриши?
– Господи, как тяжело продираться через твою тупость! Да в доле вся эта шайка, как ты не уразумеешь! Я разве не говорила, что на «Пластик» нацелилась иностранная фирма? Как приберёт наш холдинг немецкая братва во главе с Генькой Блюмом, так тем, кто способствует угроблению детища Златковского, обломятся солидные куши. Мэр ещё и вздохнёт спокойно – некому станет постоянно нависать над его головой своим авторитетом. А на то, что будет похерено единственное в регионе прибыльное и перспективное предприятие, дающее хлеб тысячам людей, правящей городом публике наплевать. Им не до будущности, и тем более не до работяг, им своя близкая выгода глаза застит. Эта хорошо знакомая мне свора всеми силами станет толкать «Пластик» в спину, да ещё улюлюкать вслед падающему колоссу.
Лариса слушала её с полуулыбкой. Интересно, как повела бы себя наша праведница, будь она сейчас в рядах этой смой своры?
Будто прочитав её мысли, Гришина сказала уже с меньшим запалом:
– Мы, прошлое руководство, тоже не святые. И подличали, и приворовывали. Я лично, бывало, подмахивала вредоносные бумаги. Чинуши есть чинуши. Но чтобы до тла разорять городское добро – такого не случалось. Поверишь ли, трудно принять весь этот беспредел, когда и мои старания есть в раскручивании Германова химпроизводства…
Она раскрыла сумочку и извлекла из неё такую же, как у Вероники, пачку тонких сигарет-негритосок. Протянула Лебедевой: будешь? Прежде Лариса не замечала у дамы тяги к табаку. Да и когда ей было замечать – работают вместе всего ничего. Хотя кажется, что тянут обозовскую упряжку целую вечность…
– Не знала, что вы курите.
– Да я и не курю. Так, хватаюсь за сигарету, когда нервы шалят.
В отличие от разошедшейся начальницы, Лариса успела собраться и продумать распоряжение адвокатессы. Сработала та её счастливая особенность, когда эмоции, не перехлёстывая, бушевали в параллель с трезвым спокойствием. Только что услышанные новости хотя и будоражили, но аккуратно раскладывались по кармашкам сознания.
Пришла в себя и Ольга Ивановна. Засунула обратно так и не початую пачку, спрятала в стол бумаги:
– Так какого продолжения банкета ждут от нас на «Пластике»?
– Вероника откопала в бумагах следствия кучу всяких крючков. Получается, что у прокуроров на Охрипенко почти ничего путнего и нет. Даже признание человека, выдающего себя за убийцу, не выдерживает никакой критики. В общем, к следующему номеру хватит для небольшой колючки на тему «Кому и почему не видно очевидное?». Можете забивать у Лизетты четверть страницы. Хотя если с иллюстрацией, то всю треть. А там дотошная адвокатесса ещё что-нибудь в клювике принесёт…
Гришина план раскручивания темы Охрипенко выслушала сумрачно. Лариса права, из номера в номер должны идти повторы публикаций об оговорённом страдальце, дабы укрепить в читателях веру в невиновность замдиректора. Аккуратно, по капле, но постоянно. Однако начальница быстро сообразила, какими нервами теперь обойдётся «добро» Триша, не говоря уже о разных Витасах. Не иначе опять нужно будет выкатывать на позиции друга Васю.
***– Получили писульки из города? Теперь, небось, голову ломаете, как перешагнуть главного? – игриво осведомился Василий Лукич. Куда подевалось ворчливое недовольство их недавним общением! Куратор сам набрал Гришину как раз в тот момент, когда она, собравшись с духом, тянула цыплячью лапку к аппарату – звонить ему за подмогой. – Знаем-знаем! Всё про вас знаем!
Егоров ещё немного похрюкал в трубку, изображая веселье, потом сказал другим, обычным своим сухим и деловым тоном:
– Ты, Ольга Ивановна, угомонись и волну не гони. С Борей уже решено. Курилов на две недели спроваживает из города самых вредных главредов. (Во я сказал!) Надо понимать, чтобы пресса не портила прокурорским обедни. Нет начальства – нет и сомнительных публикаций. Со следующего понедельника несколько медийщиков, в том числе и Триш, убывают в командировку. Поедут набираться газетного опыта у болгарских коллег. Помнится, в марте Ниткин с Лебедевой поломали Нашему Ильичу заграничный вояж. Теперь самое время старика уважить. А вы без него воюйте себе за платную справедливость, да денежки зарабатывайте. Всё понятно?